25
Психометр продолжал работать, то ускоряя, то замедляя темп. Иногда он издавал звук, похожий на хрипение расстроенного механизма часов. Это был единственный звук в комнате, и Адамсу показалось, что он слышит биение сердца, либо дыхание спящего человека, либо пульсацию крови в сонной артерии.
Он с гримасой посмотрел на кучу бумаг, которую минуту назад рассерженно сбросил со стола движением руки, поскольку в них ничего не было. Абсолютно ничего. Личные дела его сотрудников, каждое из них безупречно, тщательно проверено. Свидетельство о рождении, свидетельство о прохождении обучения, рекомендации, проверка на лояльность, психологические тесты - все данные, которые должны быть. Ни одного изъяна.
В этом и была вся загвоздка… Ни в одном личном деле, ни у одного человека из персонала службы не оказалось ни одного недостатка. Ничего, за что можно было бы ухватиться, что могло бы вызвать подозрение. Все чисто и бело, как лилия.
И все же кто-то из них похитил Саттона. Кто-то из них сообщил Саттону о ловушке, которая устроена в отеле. Кто-то из них, знавший о ловушке, действовал так, чтобы спасти Саттона.
"Шпионы", - сказал себе Адамс и ударил кулаком по столу с такой силой, что ушиб костяшки пальцев.
Только их человек мог взять досье Саттона. Только их человек мог знать о решении уничтожить Саттона и о трех людях, которым было поручено выполнить это.
Адамс мрачно усмехнулся. Психометр как бы смеялся над ним.
"Крак, - безжалостно продолжал он, - клик, клик-клик".
Это звучало сердце Саттона, звенело его дыхание… Это была жизнь Саттона, где-то продолжающаяся. До тех пор, пока Саттон жив, независимо от того, где он был и что он делал, психометр будет издавать эти звуки: "Крак, крак, крак".
Он где-то в районе пояса астероидов, указывал психометр. Это очень неточное указание вывело на орбиты многие корабли, оснащенные психометрами, корабли, которые участвовали в операции с целью уточнения местонахождения Саттона. Рано или поздно… через часы, или дни, или недели, но Саттона найдут.
"Крак…"
- Война, - сказал человек в маске.
И спустя какие-то часы корабль, издавая свистящие звуки, прорезал небосклон над холмами, подобно светящейся комете, и упал в болото. Корабль, каких еще не было, внутри которого находилось оплавленное оружие, не похожее ни на что, известное человеку. Корабль, чей грохот разбудил спящих жителей в радиусе многих миль. Его раскаленный металл сверкал в небе подобно маяку.
Корабль и тело, и след, который оставил человек на протяжении трехсот ярдов в болоте. Следы одного человека и слабые следы других ног, тянущихся через топь. И тот, который тащил на себе другого полумертвого человека, был Ашер Саттон, поскольку его, Саттона, отпечатки пальцев обнаружили на одежде человека, лежащего у края болота.
"Саттон, - подумал Адамс, - всегда этот Саттон. Имя Саттона на обложке книги на Альдебаране XII, отпечатки пальцев Саттона на одежде мертвеца. Человек в маске сказал, что никакого инцидента на Альдебаране не произошло бы никогда, если бы не было Саттона. И Саттон убил Бентона пулей в руку".
Доктор Рэйвен сидел напротив него и рассказывал о том дне, когда Саттон пришел к нему в университет.
- Он нашел судьбу, - пояснил доктор Рэйвен, - и сказал это очень просто, как о чем-то обыкновенном, словно можно было ожидать, что это определенно произойдет. Нет, это не религия, - продолжал доктор Рэйвен, и послеполуденное солнце сверкало на его белых как снег волосах. - Нет, нет, - это не религия, это судьба, разве вы не понимаете?
- Судьба. Имя существительное. Судьба - как предопределенный ход событий, часто понимаемый как необоримая сила…
- Это правильное определение, - подтвердил доктор Рэйвен, как бы обращаясь к лекционному залу, - которое может быть несколько изменено, когда Ашер Саттон допишет свою книгу.
- Но как Саттон мог найти судьбу? Судьба - это идея, абстракция.
- Вы забываете, - мягко прервал его доктор, как будто говорил с ребенком, - ту часть определения, где говорится о необоримой силе. Это как раз то, что он нашел. Силу.
- Саттон рассказывал мне о тех существах, которых он обнаружил на 61 Лебедя, - сообщил Адамс. - Он не сумел описать их достаточно понятно. Он просто сказал, что больше всего подходит определение "симбиотические абстракции".
Доктор Рэйвен кивнул головой и весь обратился во внимание. Он подумал, что определение "симбиотические абстракции" совпадает с тем, что нужно, хотя и трудно решить, что же это такое и на что похоже.
- Давайте попросим объяснения у робота, - предложил он.
Информационный робот на его вопрос ответил техническим термином.
Адамс повторил задание.
- Симбиоз, - ответил он, - сэр, симбиоз - это очень просто. Это взаимовыгодное сотрудничество двух организмов различных видов, обоюдоблагоприятное, вы понимаете, сэр? Вот что очень важно - это фактор, касающийся взаимной выгоды. Когда это сотрудничество благоприятно не только для одного, но именно для обоих. Но сотрудничество - это нечто другое. В этом случае тоже присутствует взаимная выгода, сэр, но отношения внешние, а не внутренние. Это не паразитизм, если уж на то пошло, так как в этом случае только одна сторона получает выгоду. Хозяин не получает выгоды, ее получает только паразит. Это, может быть, звучит несколько запутанно, сэр, но…
- Расскажите мне, - попросил Адамс, - относительно симбиоза. Все остальное для меня не важно.
- В действительности, - продолжал робот, - это очень простая вещь. Взять, например, мох. Вы знаете, конечно, что он существует с некоторыми видами грибков.
- Нет, - ответил Адамс, - я не знал.
- Это действительно так, - подтвердил робот. - Грибок растет внутри мха: внутри корней, веточек и даже внутри семян. И если бы не было этих грибков, то мхи не могли бы произрастать на такой бедной почве, в которой они живут. Никакое растение не может расти на такой почве, потому что, вы понимаете, сэр, никакое другое растение не сосуществует с этим грибком. Мхи представляют грибкам место для жизни, а грибки дают им возможность произрастать на чрезвычайно скудной почве.
- Я бы не назвал это очень простым, - возразил ему Адамс.
- Ну, - ответил ему робот, - есть и другие примеры, конечно. Некоторые ползучие растения представляют собой сочетание организмов типа водорослей и грибковых. Другими словами, эти растения представляют собой два различных вида организмов.
- Удивительно, - сказал Адамс сердито, - как ты не растаешь от счастья, что так хорошо знаешь все это.
- Кроме того, существуют еще такие животные, имеющие зеленую окраску, - продолжал работ.
- Лягушки, - уточнил Адамс.
- Нет, не лягушки, некоторые простейшие животные. Это организмы, которые живут в воде, понимаете? Они вступают в симбиоз с некоторыми водорослями. Животные пользуются тем кислородом, который они получают от растений, а растения усваивают углекислый газ, выделяемый животными. А есть еще черви, внутри которых в симбиотическом состоянии живет водоросль, она помогает ему в процессе пищеварения. Этот симбиоз действует очень успешно, за исключением тех случаев, когда червь переваривает и саму водоросль. И даже это становится возможно лишь в результате присутствия этой водоросли, с помощью ее самой.
- Все это очень интересно, - ответил Адамс роботу. - А теперь скажи мне, что представляет собой симбиотический абстракционизм?
- Нет, - сказал робот, - этого я объяснить не могу.
И доктор Рэйвен, сидевший за столом в кабинете Адамса, подтвердил это.
- Довольно трудно представить себе, что такое симбиотическая абстракция, чем это может быть.
В ответ на все дальнейшие вопросы он еще раз повторил:
- Нет, это не новая религия, которую открыл Саттон. Бог мой, нет, не религия.
А доктор Рэйвен, как это усвоил Адамс, был тем человеком, который знает, что говорит. Он являлся одним из лучших и известных специалистов в области религии во всей Галактике.
- Эта идея должна быть совершенно новой, - еще раз повторил он, - да, совершенно и абсолютно новой идеей. - Рэйвен откашлялся.
"А идеи могут быть опасными, - подумал Адамс. - Ведь людей в Галактике не так уж много. Достаточно одного изреченного слова, одной случайной мысли для того, чтобы вызвать к жизни такие события, как восстания, войны и тому подобное, вызвать к жизни насилие, в результате чего человек снова будет отброшен в пределы Солнечной системы, к тому небольшому количеству планет, которые там сосредоточены, и окажется запертым, как в клетке, как это было когда-то".
Рисковать нельзя. Нельзя играть с чем-то, что невозможно понять. Уж лучше путь погибнет один человек, чем вся человеческая раса потеряет власть над Галактикой. Пусть лучше одна идея, какой бы великой она ни была, будет зачеркнута, чем все те огромные многообразные идеи, которыми владеет сейчас человечество, будут сметены и изгнаны из миллионов звездных систем.
Вероятность первая: Саттон не был человеком.
Вероятность вторая: он не рассказал всего того, что знал.
Вероятность третья: у него была рукопись, которую невозможно было разобрать.
Вероятность четвертая: он хотел писать книгу.
И пятая: у него была новая идея.
Вывод: Саттон должен быть убит.
"Крак, крак, крак, крак, тики, тики, тики".
"Война, - подумал Адамс, - война во времени. Она будет развиваться не повсюду, а только там, где человек расселился по Галактике. Это будет шахматная партия в трех измерениях с миллионами миллионов клеток и миллионами фигур. Причем правила будут меняться с каждым ходом.
Необходимо будет обращаться к прошлому, чтобы побеждать в битвах. Придется наносить удары в определенных пунктах и моментах в пространстве и времени, причем в таких местах и именно в то время, когда никто не будет знать, что идет война. Естественно, она может вернуться ко времени серебряных коней Афин, к скачкам на лошадях в колесницах Тутмоса XII и к открытиям Колумба. Она может затронуть все области человеческого бытия и мысли, может изменить мечты людей, которые не представляют себе время иначе, как только движущуюся тень на циферблате солнечных часов.
Для этого необходимо будет использовать агентов, пропагандистов и прочих специалистов, которые будут изучать все факты прошлого для того, чтобы они могли быть использованы в стратегической кампании. Пропагандистов, которые могут изменить материал прошлого таким образом, чтобы стратегия военных была более эффективной.
Это может привести к тому, что, например, персонал министерства юстиции в 7990 году будет насыщен шпионами, представителями "пятой колонны", саботажниками, и они могут проделать свое дело так хитро, что никто даже и не заметит, что они шпионы. Но так же, как и в обычной, честной войне, здесь сохраняют свое значение определенные стратегические пункты. Так же, как в шахматах, здесь одна из клеток имеет стратегическое значение".
Саттон был такой клеткой в игре. Он был такой клеткой, которую следовало занимать и во что бы то ни стало удерживать. Он был логикой, которая одна стояла на пути движения людей. И коней. Он был той пешкой, которую хотели завоевать обе стороны, враждующие стороны, и они использовали все для того, чтобы приложить еще большее усилие в этой борьбе и именно в этом единственном пункте…
И когда одна из сторон получит это преимущество, тогда-то и начнется разгром.
Адамс положил голову на скрещенные руки. Его плечи вздрагивали от рыданий, слова с трудом прорывались через плотно сжатые губы.
- Аш, дорогой, - говорил он, - Аш, я так рассчитывал на тебя, Аш…
Молчание. Затем он снова выпрямился в кресле. Сначала он не мог разобрать, определить, что случилось. Что-то было не так. Затем он понял. Психометр перестал издавать свои булькающие звуки.
Адамс наклонился вперед, над прибором, но не услышал никакого звука, звука работающего сердца, дыхания, тока крови, пульсирующей в сонной артерии. Та сила, которая пробуждала этот прибор к действию, прекратила существование.
Адамс медленно поднялся в кресле, взял свою шляпу, надел ее.
Впервые в жизни Кристофер Адамс возвращался домой, прежде чем закончился рабочий день.
26
Саттон напрягся, сидя в своем кресле, а затем расслабился.
"Это блеф, - сказал он себе. - Им необходима книга, а мертвые не пишут книг".
Кейс ответил ему на это, как будто Саттон высказал свои мысли вслух.
- Вы не должны рассматривать нас как честных людей, поскольку мы даже и не пытаемся выглядеть таковыми. Прингл, я полагаю, даже в большей степени, чем я.
- Да, совершено точно, - подтвердил Прингл. - Я даже не знаю, зачем нужна такая вещь, как благородство.
- Хотя это что-то может означать для нас, если бы мы могли привезти назад к Тревору и…
- Минуточку, кто такой Тревор? - спросил Саттон. - Он что, новый?
- О, Тревор, - усмехнулся Прингл. - Разве вы не знаете? Тревор является главой корпорации.
- Корпорации, - объяснил Кейс, - которая хочет получить вашу книгу.
- Тревор осыплет нас наградами, - продолжал Прингл, - и богатством, если мы добудем ему эту книгу. Но поскольку вы не хотите с нами сотрудничать, нам придется искать другие возможности заработать себе и то, и другое.
- Итак, - сказал Кейс, - мы переменим позицию. Мы застрелим вас. Морган тоже заплатит за вас много, но он хочет, чтобы вы были мертвы. Ваше тело будет стоить довольно дорого. Да, это непременно будет так.
- И вы продадите тело ему? - спросил Саттон.
- Определенно, - подтвердил Прингл. - Мы не упускаем своего шанса никогда.
Кейс мягко обратился к Саттону:
- Надеюсь, вы не возражаете?
Саттон покачал головой.
- То, что вы сделаете с моим трупом, - сказал он, - это уже не мое дело.
- Тогда… - сказал Кейс и поднял пистолет.
- Минуточку, - проговорил Саттон спокойно.
Кейс опустил пистолет.
- Что? - спросил он.
- Он хочет сигарету, - усмехнулся Прингл. - Люди перед казнью, всегда просят сигарету, или стакан вина, или жареного цыпленка, или что-то в этом роде.
- Я хочу задать вопрос, - ответил Саттон.
Кейс кивнул.
- Я полагаю, - сказал Саттон, - что в ваше время я уже написал книгу.
- Правильно, - согласился Кейс, - и, с вашего позволения, я должен сказать, что это очень откровенная книга.
- Она опубликована в вашем издательстве или в чьем-либо другом?
Кейс засмеялся.
- Конечно, в чьем-либо другом. Если бы ее издали мы, зачем бы мы вообще оказались здесь, в ваше время.
Саттон поднял брови.
- Я уже написал ее. Без чьей-либо помощи и чьего-либо совета… и без какого-либо редактирования. А теперь, если я напишу ее еще раз и напишу так, как вы хотите, то могут возникнуть какие-либо осложнения.
- Нет ничего невозможного, - возразил Кейс. - Нет ничего, что не сможет быть удовлетворено.
- А теперь, раз вы собираетесь убить меня, вообще не будет никакой книги. Как вы это объясните?
Кейс нахмурился.
- Это будет очень трудно и неблагодарно. Но мы как-нибудь с этим справимся.
Он снова поднял пистолет.
Саттон покачал головой.
"Они не будут стрелять, - сказал он себе. - Это блеф. Пол холодный…"
Кейс нажал спусковой крючок.
Могучая, как удар кулака, сила обрушилась на тело Саттона и отбросила его назад, так что покосилось кресло, в котором он сидел. Саттон поплыл куда-то, будто находился на корабле, попавшем в магнитную бурю. Огонь блеснул в его мозгу, и он ощутил дыхание смерти, охватившей его своими когтями, и эта боль потрясла его нерв, процарапала каждую его кость. Явилась одна мысль, ускользающая мысль, за которую он пытался ухватиться, но она вырывалась из его разума, как угорь из пальцев.
"Изменение, - сформулировалась мысль, - изменение, изменение".
Он чувствовал происходящее изменение, чувствовал, как оно начинается уже в то время, как он умирал.
И смерть стала такой мягкой, черной, прохладной, сладкой и в то же время вызывающей чувство благодарности к ней. Он погрузился в нее, как пловец погружается в прибрежный прибой, и волна накрывает его и удерживает тело. И Саттон почувствовал пульсацию и биение того, что, он знал, не имеет границ, и в то же время оно потрясло его своей уверенностью.
А на Земле психометр остановился, и Кристофер Адамс впервые в жизни отправился домой, прежде чем окончился рабочий день.
27
Херкимер лежал на кровати, пытаясь заснуть. Но сон не приходил. А он удивлялся тому, что ему приходится спать, есть, пить, как человеку. Но Херкимер не был человеком, хотя и был очень близок к нему и по уму, и по способностям. Так близок, как это только может быть. Его происхождение было химическим, а происхождение человека - биологическим. Он представлял собой лишь имитацию, а человек служил оригиналом.
"Дело в методе, - сказал он себе. - В методе и терминологии. Именно это отличает меня от человека, поскольку во всем остальном мы совершенно одинаковы.
Метод и термин, а также татуировка, которой я помечен между бровями. Я такой же, как человек, такой же хитрый и умный. И все же я только паяц. И я буду таким же ненадежным и подлым, как человек, если мне представится для этого возможность. Да, конечно, у меня есть татуировка, и мной кто-то владеет, и у меня нет души… хотя иногда я в этом сомневаюсь".
Херкимер спокойно лежал, глядя в потолок, и пытался припомнить некоторые вещи, но память не приходила к нему на помощь.
Сначала был инструмент, потом машина, которая по сути дела являлась более сложным инструментом, и она не представляла собой ничего иного, как эволюционное продолжение человеческой руки.
"Да, я человек, конечно".
Затем появился робот, а робот уже машина, похожая на человека. Машина, которая выглядела и разговаривала как человек, которая ходила как человек и выполняла все, что требовал от нее человек. Но это была карикатура на человека, как бы точно она ни была изготовлена, как бы хитро ни была сконструирована. Никогда не существовало возможности того, чтобы ее приняли за человека.
А что после роботов?
"Мы уже не роботы, - подумал Херкимер, - но мы еще не люди. Мы не машины, но в то же время мы не созданы из плоти и крови. Мы представляем собой набор химических элементов, принявших такую форму, которую избрали наши создатели, и нам была дана искусственная жизнь, настолько близкая к жизни настоящей, что настанет день, когда она с удивлением обнаружит, что между ними и нами нет никакой разницы. Мы созданы по образу и подобию людей, и сходство так велико, что нам приходится носить татуировку".