- Да замолчи ты! - накинулась на Алариха Юля. - Какого человека угробили!
- Мы еще не знаем какого, - резонно заметила Эсси.
- Это ничего не меняет, - бурчала Юля. - Эх, какой был мужик! Штучная работа!
"Скорая" подъехала к реанимационному корпусу больницы имени Семашко. Санитары выгрузили тело и резво повезли его через приемный покой. Мы рванули было следом, но нас остановил окрик:
- А вы куда?
- А мы, мы… родственники.
- Не положено. Ждите в приемной. Вам позже скажут как и что.
Мы расселись по пластиковым креслам кричаще-оранжевого цвета и стали вздыхать. Время тянулось до ужаса медленно.
- Я могу развлечь вас, - сказал Аларих. - Рассказать про мою кошку?
- А что не так с твоей кошкой? - вяло поинтересовалась Юля.
- Я ее инициировал. Теперь она выпивает всех собак в округе. А месяц назад она принесла котят. Так они тоже вампирчики.
- Аларих, почему я об этом впервые слышу? - возмутилась Эстрелья. - Разве ты не знаешь, что разведение или клонирование вампиров без разрешения Совета Нечестивых просто запрещено! Хорошо, если ты отделаешься штрафом или принудительными работами. А если тебя развоплотят?
- Не развоплотят, - самодовольно заявил Аларих. Вот чего-чего у него было в достатке, так это самодовольства. - За кошкой и ее приплодом следит моя домоправительница. Она тоже вампир, кстати.
- Кошку надо стерилизовать. Котятам отрубить головы и сжечь! - рыкнула Эсси. - Мне надоело прикрывать твои мелкие грешки, Аларих!
- Погодите, погодите, - примиренчески воздела руки я. - Никому отрубать головы и тем более сжигать не надо. Аларих, ты просто перевези эту кошку и котят к нам в Щедрый. Тут за ними будет надлежащий уход и наблюдение. У нас же есть экзотариум для редких животных.
- Котят отдам, - махнул рукой Аларих. - А вот кошку нет. Она мне очень дорога. Лучше я ее стерилизую. Хотя что она может сделать с ветеринаром…
- Ветеринар тоже должен быть вампиром, - резонно рассудила я. - Я даже знаю одного такого. Практикует на Большой Буденовке.
- Пал Палыч Знаменский, что ли? - встрепенулась Юля.
- Он самый.
- Хороший ветеринар, - улыбнулась Юля и вдруг резко дернулась: - О чем я?! Сидим, треплемся о какой-то кошке, а там - жертва нашей глупости. Нет, я больше ждать не могу. А вдруг его можно реанимировать? Я попробую пробраться.
- Как?
- Невидимость.
- Тогда на всех набрасывай, - решительно сказала Эстрелья. - Все пойдем.
- Хорошо, - кивнула Юля.
И мы стали невидимы.
Мы спокойно миновали сестринский пост и тихо пошли по коридору. Было пустынно и тихо, но вот распахнулась одна из дверей, и из нее буквально выскочили несколько врачей. Они ругались по-черному. Мы расслышали только то, что, если бы больного привезли быстрее, его можно было бы спасти.
Наша компания мимо врачей бесшумно пробралась в реанимационную. Чутье не подвело - на столе лежало тело Тропилина, а рядом с ним стояла его душа. Она выглядела растерянной и задумчивой. А потом увидела нас. Ведь для души что видимый мир, что невидимый - все одно.
- Ах, это вы, - сказал Тропилин. - Пришли порадоваться?
- Нет, - честно ответила Юля. - Мы скорбим о том, что все так получилось. Что сказали? Инфаркт?
- Нет. Тромб в сосуде головного мозга. Какая нелепая смерть. Я столько всего не успел…
- Я приношу вам свои извинения, - склонил голову Аларих. - Если это, конечно, может вас утешить.
- Принимаю, - пожала призрачными плечами душа Тропилина.
- А хотите, я вас восставлю? - предложила Юля. - Я могу. Я восставила вот эту девушку…
- Нет, - помотала головой душа Тропилина, - я еще при жизни написал заявление, что отказываюсь от восставления. Я презираю такое существование. Смерть - значит, смерть.
- Тогда почему вы не уходите?
- Я жду своего ангела-хранителя.
- При жизни вы были верующим человеком?
- Не особенно, но… в ангела-хранителя верил. Чьи это шаги? О боже! О нет!
В комнату ворвалась заплаканная молодая женщина. Она бросилась к телу, размазывая слезы по щекам.
- Слава! - закричала она. - Не уходи!
- Жена… - прошелестел Тропилин. - Столько лет друг друга изводили, а тут, гляди-ка, плачет. Не плачь, Тоня. Все хорошо.
Душа погладила женщину по плечу. Та, разумеется, ничего не почувствовала, но плакать потихоньку перестала. Лицо ее прояснилось.
- Я соберу все твои стихи, Слава, - сказала она, - и издам их.
- Вот за это спасибо, - сказал Тропилин. - Приятно, что ты наконец обратила внимание на мои стихи.
- Стихи? - пробормотала Юля. - Тропилин? Уж не тот ли это Тропилин, что опубликовал поэму "Кораблики" в газете "Вечерняя звезда"? Я ведь бредила этой поэмой!
- Что ж, - сказала душа Тропилина, - теперь я ничего не напишу.
- Это ужасно, - после недолгого молчания сказала Юля. - Умер настоящий поэт. Я хочу проводить его стихами.
- Уместно ли это?
- Стихи всегда уместны. Тем более что это его стихи.
И Юля прочла:
Твой кораблик - из бумаги папиросной -
Белой бабочкой взлетает к небесам…
Я не стану задавать тебе вопросы -
Ты на них не отыскал ответа сам.Добрый путь! Какой удачный нынче ветер
Для того, кому всю жизнь летать да плыть.
Твой кораблик - невесом, блестящ и светел,
Будет с неба ясным месяцем светить.Я всю жизнь молюсь о всех, как ты, плывущих
В неизвестность, за небесные края.
Добрый путь! И никогда не будет спущен
Невесомый парус твой, мечта твоя.Млечный Путь тебя как лентой опоясал -
Сохранить от зла, от страха и тоски.
Твой кораблик все такой же ясный-ясный,
Паруса на нем прозрачны и легки…Добрый путь!..
- Спасибо, - прошептала душа Тропилина. - Это хорошие проводы.
Юля вытерла глаза. Я впервые увидела, как плачет эта бесстрашная ведьма.
- Идемте, ребята. Здесь мы уже ничего сделать не сможем.
Мы подошли к дверям, и тут…
Нас ослепил дивный свет. Мы на мгновение замерли в благоговении, опустили глаза, а когда подняли, то увидели, что душа Тропилина уже не одна. С нею рядом стоял крылатый некто и держал душу за руку, источая неземное сияние.
- Это ангел-хранитель за ним пришел, - прошептала Юля. - Скорее отсюда. Мне стыдно.
И мы ушли.
Было часа три пополуночи, когда я наконец вернулась домой. Мама лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу, а отец при виде меня взялся за тонкий ремешок в своих брюках.
- Тийя! - укоризненно сказала мне мама. - Ну разве так можно?
- Мам, пап, простите меня. Тут такие дела были…
И рассказала им все, чем оказался знаменит этот день. Родители только головами покачали, и я их понимала. Они-то считали, что после смерти дочь остепенится, а дочь осталась такой же непутевой.
Поклявшись родителям, что больше никогда не буду их так волновать, я отправилась натираться тальком. В этот раз моя любимая процедура не вызвала у меня воодушевления. Мне только и хотелось, что спать, спать, спать…
Я уснула, едва голова коснулась подушки. И мне снова приснился сон про Леканта.
Будто иду я по полю, заросшему высокой травой и цветами - яркими до невероятия. Иду и спотыкаюсь на каждом шагу, потому что поле это и не поле вовсе, а какие-то сплошные ямы и буераки. И вот оно кончается, сменяется картинка: теперь я иду по проселочной дороге, взбивая каблуками пыль, и впереди у меня только дорога да бескрайнее пасмурное небо цвета простокваши. Но и дорога кончается. Передо мной высоченный дуб с раскоряками-ветвями. И на одной из них сидит Лекант в какой-то черной хламиде, подпоясанной золотым поясом. Он не видит меня - его глаза закрыты, а пальцы ласкают флейту-пикколо, извлекая из нее чарующие звуки. Я замираю, словно завороженная красотой Леканта и прелестью мелодии, и не сразу понимаю, что он никогда не откроет глаз.
- Лекант, - говорю я растерянно, - открой глаза! Здесь я, Тийя.
- Не могу, - напевает флейта.
- Почему? - вырывается у меня.
- Ты не даешь мне жизни, Тийя. Ты не возвращаешь меня.
- Лекант, я сделаю все, чтобы дать тебе жизнь! Лекант, будь со мной, я не могу так!
- Как?
- Без тебя!
- Верни меня, Тийя. Нужна кровь. Просто кровь.
- Я исполню все, Лекант! Ты оживешь!
И тогда он открывает глаза.
И для меня нет ничего прекраснее этих глаз.
Лекант протягивает мне руку, и я взбираюсь на ветку, сажусь рядом с ним. Он обнимает меня. Мне так сладостно и уютно, что словами не передать.
- Мы должны быть вместе, Тийя, - шепчет он. - Разве мы не созданы друг для друга?
- Ты так прекрасен, - вырвалось у меня. - А я всего-навсего…
- Тише, тише, Тийя. Ты еще прекраснее. Ведь ты моя спасительница. А знаешь, что это за дерево, на ветви которого мы сидим?
- Дуб?
- Не в этом дело. Это Древо Дара, Тийя.
- Древо Дара? Что это значит? Объясни.
- Тот, кто выпьет сока этого дерева, становится Дарителем. Ты знаешь, кто такие Дарители?
- Н-нет.
- Это существа или люди, которые никогда не устанут дарить счастье и свет другим. Они разгоняют тьму, с ними можно познать истинное счастье…
- Ты пил сок Древа, Лекант?
- Мне это не нужно, Тийя.
- Почему? - спросила я и проснулась.
…Сон был долгий, но проспала я совсем немного - электронные часы показывали половину четвертого утра. Еще темно.
Я вышла в гостиную. Родители конечно же спали. И слава богу! Им ни к чему знать о том, что их дочь собралась пуститься в очередное приключение.
Я оделась потеплее, прихватила с собой объемистую спортивную сумку и деньги.
И выбежала в ночь.
Я действительно бежала, я боялась не успеть.
Словно от моей скорости что-то зависело.
Я добралась до круглосуточной аптеки и вошла внутрь. Кроме пары нищих, распивавших настойку боярышника у стенда с косметикой "Виши", там никого не было. Нет, я неправильно выразилась. Еще продавщица была - молоденькая девочка в белом халатике с беджиком.
- Здравствуйте, - сказала я ей. - Мне нужна размороженная кровь.
- Сколько? - понимающе улыбнулась она.
Видимо, она приняла меня за вампиршу. Люди иногда путают оккультных существ, это случается.
- Минутку, я посчитаю, - сказала я.
И произвела в уме быстрый подсчет, припоминая длину, ширину, высоту и глубину гробницы Леканта.
- Мне нужно двадцать литров крови, - отчеканила я.
- Хорошо, - кивнула фармацевт. - Сейчас принесу.
Она удалилась, а я принялась нервно расхаживать по аптеке, привлекая ненужное внимание нищих.
- Дочка, - решил попытать счастья один из них, - дай на хлебушек.
Я протянула десятку.
- Спаси тя Христос, - торопливо прогнусавил нищий, и тут же возник второй:
- А мне?
Пришлось протянуть десятку и ему.
- Мало даешь, - хмыкнул второй попрошайка, принимая мое доброхотное подаяние.
- Я больше не могу, - принялась оправдываться я. - Мне может денег не хватить.
Тут из подсобки вышла девушка-фармацевт и, слегка покряхтывая, выставила на прилавок четыре пятилитровые бутыли с кровью.
- Спасибо! - воскликнула я. - Сколько я вам должна?
Она пощелкала на компьютере и сказала:
- Две тысячи двадцать рублей.
Две тысячи у меня нашлись, их я подала продавщице.
А вот двадцатка…
Как я ни пыталась наскрести ее мелочью, ничего не выходило.
- У меня только шестнадцать рублей, - выложила я горку мелочи на прилавок. - У меня было две десятки, но я отдала их нищим. Не требовать же обратно…
- Да что вы так волнуетесь, девушка, - улыбнулась продавщица. - Подумаешь, четыре рубля! Как-нибудь занесете. Берите кровь.
- Если бы вы знали… - прошептала я. - Вы меня спасли. И не только меня.
- Ерунда. Давайте я помогу вам упаковать бутыли.
Мы сообща поставили бутыли в спортивную сумку. Та раздулась, как беременная мышь. Что, вы никогда не видели беременных мышей?
Зря.
Мне было не привыкать таскать тяжести, поэтому я легко взяла сумку за ручки и распрощалась с аптекаршей.
А двое нищих на поданные им червонцы купили еще настойки боярышника.
Благо она у нас в Щедром очень дешевая.
Я волокла сумку и торопливо направлялась к родному музею древней истории. Конечно, сейчас там никого и все стоит на сигнализации, но, во-первых, я знаю, как пройти сквозь стены, а во-вторых, в курсе, как обойти маячки сигнализации. Она реагирует на тепло. А разве умертвия бывают теплыми?
То-то и оно.
До музея я добралась без приключений. Включила ночное зрение (оно у меня как у кошки), прошла сквозь запертую дверь служебного входа и оказалась в темном коридоре, ведущем в подсобки.
Я дошла до кладовой, в которой спрятала гроб со скелетом Леканта, и тут меня обуял внезапный липкий страх.
А вдруг кто-нибудь обнаружил гробницу и выкинул ее из музея ко всем чертям?!
Нет! Этого просто не может быть. Не таковы наши музейные работники, чтобы выкидывать из запасников таинственные гробницы весом в полторы тонны!
Я ладонью отперла дверь кладовой. Поставила на пол сумку с кровью, принялась расшвыривать во все стороны полиэтиленовые полотнища, скрывавшие гробницу.
Слава небесам, она была на месте. В темноте она слабо засветилась, едва я к ней прикоснулась.
Я нашла на крышке потаенные знаки.
Круг.
Птица.
Волнистая линия.
Пальцы нажали на последний - и я почувствовала, как легко пришла в движение крышка.
Я осторожно, практически бесшумно сдвинула ее до конца. Скелет Леканта лежал все так же, тускло блеснули браслеты на запястьях.
- Я принесла кровь, милый, - прошептала я.
Беря по одной бутыли с кровью, я аккуратно выливала их в гробницу. Вылила четвертую бутыль и увидела, что просчиталась.
Крови оказалось мало.
Что же делать? Снова бежать в аптеку? Но до утра совсем немного времени. Рассветет, меня заметят… В общем, невесело.
И тут случилось невероятное. Кровь стала прибывать. Медленно, но верно.
И наконец кровь заплескалась вровень с краями гробницы.
"Закрой крышку", - приказал мне внутренний голос.
Я повиновалась.
Мне показалось или гроб действительно тихо загудел?
"А теперь уходи, - приказал мне все тот же голос. - И будь осторожна".
Что мне оставалось делать?
Я собрала пустые бутыли в сумку, вновь закидала гроб полиэтиленом. Вышла из кладовки и заперла ее. На все про все у меня ушло полтора часа.
Тем же путем я покинула музей. Шла по спящим улицам, точно пьяная. Мне казалось, весь мир должен узнать о том, что я сделала.
А что я сделала?
Ведь это только мои сны.
Только во сне Лекант говорит со мной. И может быть, заполнение кровью исторического памятника - такая же глупость и вандализм, как граффити на ограде церкви.
Вдруг ничего не получится?
"Не трусь, - сказала я самой себе. - Все получится".
Лекант не может не прийти. Он ведь знает, как сильно я люблю его.
Я добралась до дома, прокралась в свою спальню (слава небесам, родители спали и ничего не заподозрили!) и рухнула, не раздеваясь, на постель. Я думала, что засну моментально, но сон не шел ко мне.
Вот подлец!
Тогда я переоделась в халатик, спрятала подальше сумку с пустыми бутылями и включила компьютер. Проверила почту, сходила на сайт "Одноклассники" и наконец раскрыла в "Ворде" свою диссертацию. Многострадальную диссертацию. Впрочем, тема у меня была забойная - "Священная гора Кайлас", и возилась я с нею с удовольствием. Правда, в последнее время я совсем забросила исследования, это и немудрено, когда в голове один Лекант…
Я написала десять страниц, освещая основные аспекты "Тибетской книги мертвых", и услышала, как проснулась мама. Мама отправилась в ванную и принялась загружать стиральную машину. Я вышла к ней. Почему-то мне захотелось увидеть мамины глаза.
- Доброе утро, мамуль, - поцеловала я ее во все еще упругую щеку.
- Доброе утро, Тиечка, - улыбнулась мама. - А ты что не спишь? И так пришла в три часа ночи…
- Я сначала заснула, а потом проснулась - и все. Бессонница. Я за диссертацию взялась, поработала немножко.
- Одобряю, - сказала мама. - Но только не в ущерб здоровью.
- Мамочка, здоровье у меня железное.
- Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, - суеверно сплюнула мама. - Иди, болтушка, завтрак приготовь.
И я отправилась на кухню.
Я как раз дорезала авокадо во фруктовый салат, когда на кухню вышел папа.
- Тийя.
- Да, папа.
- Так ты навестила Диму?
- Навестила.
От воспоминаний о Диме мне стало грустно.
- И как он?
- Пока лечится. Гномские врачи прописали ему покой и диазепам.
- И больше ты ничего мне не хочешь сказать?
- То есть?
- Дима позвонил нам вчера вечером. Он сказал, что сделал тебе предложение и ты ему отказала.
- Совершенно верно. Интересно, зачем он звонил? Жаловался? Хотел, чтобы вы на меня повлияли?
- Именно. Хотел, чтобы мы на тебя повлияли. Тийя, Дима - это во всех отношениях завидный жених. С ним ты будешь счастлива. Он никогда тебя не бросит, не сопьется, не будет манкировать своими обязанностями…
- Папа, прекрати. Я не люблю Диму и не хочу замуж.
- Но тебе надо устраиваться в жизни! Тебе нужен мужчина!
- Мужчина мне действительно нужен. Только это не Дима. Дима - капризный мальчик и, как оказалось, еще и ябеда.
Тут из ванной пришла мама. Я думала, она поддержит отца, но неожиданно мама заняла мою позицию.
- Тебе бы только выпихнуть Тиечку замуж, а там хоть трава не расти, - в сердцах сказала она. - И Дима этот напрасно нам жаловался. Тийя, не обращай внимания. Собирайся на работу.
И я действительно стала собираться на работу. Выключила компьютер, переоделась, причесалась, навела марафет. Впервые за все время своего существования с удовольствием посмотрела на себя в зеркало.
Ведь на работе меня ждет…
Что? Интересно, Лекант уже ожил?
Вдруг я войду в кладовую, а он сидит там?
На крышке своей гробницы, обнаженный, в одних браслетах?
От этого видения мне стало немножко нервно, я посмотрелась в зеркало и погрозила своему отражению пальцем.
- Прекрати, Тийя, - тихо сказала я себе, - какая-то ты сексуально озабоченная.
Но все равно настроение у меня было приподнятое. В таком состоянии я пришла на работу.
И очень удивилась, увидев у дверей музея две милицейские машины.
- Документы, - строго потребовал симпатичный лейтенантик, едва я вознамерилась проникнуть в музей.
- Я здесь работаю, - объяснила я, но документы достала.
Лейтенант придирчиво рассмотрел мой паспорт, свидетельство о смерти и посмертном восставлении, а также удостоверение младшего научного сотрудника музея.
- Проходите, - сказал он мрачно. - Творится здесь у вас черт-те что.