Щит мой окован
силою грома,
голосом Тора,
блеском Биврёста,
Одина оком,
отвагою Фрейра,
Локи проворством
и стойкостью Бальдра!
Рогом Хеймдалля,
черепом Имира
я заклинаю
войско от ран!
Будут герои
ничем не вредимы,
волею Одина
щит мой мне дан!
– Вперед! – Допев заклинание, Вигмар надел щит на руку, вскинул свое копье, сверкающее золотом наконечника и резьбой древка, и бегом бросился вниз по склону.
Войско с дружным криком устремилось следом. Казалось, грохочущая каменная лавина, способная смести все на своем пути, неудержимо катится по склону вниз. Движение войска было настолько стремительным и плотным, что передние ряды Бергвида поначалу дрогнули, выставили перед собой стену разноцветных щитов и торчащих копий, чтобы встретить эту волну на месте, но Бергвид крикнул что-то неразборчивое и кинулся вперед. Волей-неволей дружина побежала за ним: в бою удача только рядом с конунгом.
Дагейда стремительно вскинула руки вперед и закричала, словно хотела своим пронзительным голосом перерезать строки Вигмарова заклинания:
Корни и камни
сплетали оковы,
ветер и ветви
петли плели;
вихревой сетью
опутаны руки,
связаны ноги
корнем горы!
Против Поющего Жала, знаменитого Вигмарова копья, способного обращать нечисть в камень, сети за пазухой у Бергвида было недостаточно. Чары Дагейды упали невидимой сетью, и движение Вигмаровой дружины замедлилось: каждый, не исключая и его самого, ощутил внезапную тяжесть в руках и ногах. А Дагейда прыгала на валуне и кричала, стремясь сковать врага как можно плотнее:
Градом разящим
падают чары,
льдом Йотунхейма
схвачена кровь!
Кости и жилы
немощь объяла,
силы лишится
враг мой навек!
Приблизившись на длину броска, Вигмар метнул копье, метя в самого Бергвида; Дагейда вскинула руки, и золотой наконечник дрогнул. Остановить его было так же невозможно, как поймать руками молнию: всех сил ведьмы хватило только на то, чтобы немного отклонить Поющее Жало. Но оно никогда не остается без жертвы: позолоченная сталь наконечника пронзила Стейнрада Жеребенка, стоявшего совсем рядом с Бергвидом. Даже не вскрикнув, он рухнул под ноги конунгу, а Поющее Жало в тот же миг оказалось опять в руках хозяина. Это было еще одно его драгоценное свойство, роднившее его с молотом самого Тора.
Две дружины сшиблись у самого подножия горы: раздался треск щитов, лязг железа, первые крики боли вплелись в яростные боевые кличи. Узкая долина не давала биться более широким строем, люди Вигмара и Бергвида постепенно перемешивались, прорубаясь глубже и глубже во вражеское войско, и кипящая, блестящая клинками полоса битвы ширилась. Задние ряды напирали, издавая боевые кличи, издалека осыпали противника стрелами и копьями. Крайним рядам в поисках простора пришлось карабкаться на склон, более пологий в этом месте, и вскоре между мелкими елочками уже мелькали, как тени, бьющиеся фигуры и холодно блестели клинки.
В первые мгновения войску Вигмара приходилось тяжело под бременем "боевых оков" Дагейды. Но Вигмар, безостановочно действуя Поющим Жалом, нанося удары то наконечником, то концом древка – этим умением он славился еще тридцать лет назад, – рвал невидимые путы, и с каждым ударом копья "боевые оковы" слабели, а у защитников Железного Кольца прибывало сил.
Дагейда прыгала на камне, но теперь уже не от радости, а от злобной досады; люди Бергвида ничего не замечали, но она-то ясно видела, как серый туман ее заклинания над войском Вигмара бледнеет и тает. Как молния в туче, Поющее Жало горячим блеском небесного огня рвало, жгло и рассеивало туман ее чар. Вспышки живой молнии болезненно потрясали все существо Дагейды. Холодная кровь ведьмы из племени каменных великанов не могла вынести жар этого огня. Род ее боится солнечного света, и только кровь матери-человека позволяла Дагейде оставаться в живых, а не развеяться горстью пепла по мху и хвое.
Войско Железного Кольца – люди Вигмара сразу узнавали друг друга по большим, начищенным железным кольцам, плоско нашитым на щиты, на шлемы, на грудь и на спину кожаного доспеха – начало теснить противника. Спускаясь со склона горы, они напирали мощным строем, заставляя Бергвидовых людей отступать. Пятясь в тесноте, люди конунга давили друг друга, их ряды все больше смешивались. Тьодольв сын Вальгаута со своей мощной и хорошо обученной дружиной теснил правое крыло Бергвида: оно и так располагалось в опасной близости к обрыву Глимэльва, и под мощным напором люди один за другим стали срываться в неглубокую, но сильно бурлящую в каменистом ложе реку.
Вигмар стремился добраться до Бергвида – если бы удалось убить вожака, то войско Раудберги непременно побежало бы. Но найти Бергвида оказалось нелегко. Вигмар ясно видел его золоченый шлем, видел черные волосы и бледное лицо, искаженное дикой яростью, видел меч, которым Бергвид работал без остановки, как берсерк. Меч из булатной стали, изделие его, Вигмара, собственной кузницы, один из тех, что Хельги ярл увез в подарок своей родне! Собственные достижения Вигмара обратились против него, и за это он ненавидел Бергвида не меньше, чем за все остальное. Но стоило Вигмару направиться к нему, золотым наконечником Поющего Жала расчищая путь через вражеский строй, как фигура Бергвида исчезала и его золоченый шлем сверкал совсем в другом месте. Однажды Вигмар увидел одновременно двух Бергвидов в разных сторонах – и оба работали булатными мечами, убивая защитников Железного Кольца. Вигмар злился, повторял заклинания, прогоняющие морок, но поделать ничего не мог. Дагейда все силы сосредоточила на том, чтобы Бергвид остался невредим. Он был орудием ее собственной мести, и она стремилась уберечь его любой ценой.
Дагейда вытащила из-за пазухи, из-под косматой волчьей накидки, нечто вроде клочка сизого тумана. Клок тумана колебался, дрожал, рвался улететь, но не мог подняться из маленьких, цепких ручек ведьмы. Это была прядь волос ее родича, древнего великана по имени Токкен из рода туманов. Держа сизое облачко в руках, Дагейда запела новое заклинание, словно вливая его в туман:
Волосы ветра,
пряди тумана
очи туманят,
слух твой глушат!
Память отбита
рунами мрака,
смято уменье
в слабых руках!
Она подбросила прядь волос туманного великана и подняла руки ладонями вперед, словно толкая ее. Прядь тумана медленно поплыла к полю битвы и повисла над Бергвидом. Дагейда подпрыгивала на камне и дула вслед наговоренной пряди; полоса тумана все ширилась, простираясь над Бергвидом, и вскоре скрыла его от глаз противника. Теперь никто его не видел, даже Вигмар.
Больше ничего Дагейда сделать не могла. Она шипела от ярости и подпрыгивала, стремясь дать выход кипевшей в ее холодной крови злобе; она не сталкивалась раньше с Вигмаром Лисицей и не знала, как силен он стал в плетении и отражении чар. Если бы она это знала, она не допустила бы Бергвида до схватки с ним. По крайней мере, не сейчас.
– Все она! Она! – яростно шипела Дагейда, не смея назвать по имени Грюлу, чтобы ненароком не призвать ее на помощь врагу. – Она, огненное отродье!
А стальные мечи Хродерика, которыми в войске Железного Кольца были вооружены очень многие, между тем делали свое дело. Гибкие, как змеи, прочные, как лоб великана Хюмира, острые, как взгляд Хеймдалля, в сильных и умелых руках они сокрушали щиты, ломали древки копий и клинки вражеских мечей, как сухие травинки. Правый край Бергвидова строя уже весь ссыпался в Глимэльв под ликующие крики Тьодольва, остатки его бежали, увлекая за собой середину общего строя. Смятение увеличивалось.
Ормульв Точило подрубил древко стяга Раудберги, стяг упал. Еще напор – и войско Бергвида побежало. В беспорядке растекаясь в разные стороны, люди срывались в Глимэльв, карабкались вверх по откосам, прятались за кусты, бежали в заросли, отступали назад. Рог Вигмара трубил знак преследования, воины с железными кругами на шлемах стремились вслед за убегающими.
По всем склонам закипела беспорядочная возня. Люди конунга пытались скрыться в зарослях, но кусты обвивались вокруг их тел, ветки хватали за руки, сучья цепляли одежду, корневища выпирали из земли и бросались под ноги. Люди спотыкались, падали, силились встать, в беспорядке метались туда, сюда, но деревья толкали их стволами, выпихивали из чащи назад на склон, прямо на клинки Вигмаровой дружины. То и дело между стволов мелькали жуткие, перекошенные, издевающиеся морды троллей с растянутыми до ушей ртами – и люди Бергвида в ужасе кидались назад, забыв о вражеских клинках и готовые на все, только бы уйти от этой жути. Первобытный страх гнал их прочь от лесного племени, а тролли, визгливо хохоча, скалили острые зубы, тянули тонкие, многопалые, когтистые лапы.
– Лови, лови, мои детки! – верещал нечеловеческий голос откуда-то сверху. – Всех переловим, чтоб ни один не ушел! В мешок их, про запас! Зимой съедим! Съедим! Съедим!
Это походило на душный ночной кошмар, на морок; сумерки, ни тьма и ни свет, делали все ненастоящим, в глазах мелькало и рябило. На самой вершине откоса неподвижно и гордо стоял олень, вскинув голову с золотыми рогами, сияющими, как застывшие молнии. Верхом на олене сидела толстая, распухшая, как мокрая копна, старая троллиха с торчащими из-под головной повязки огромными ушами. Размахивая короткими толстыми ручками, матушка Блоса вопила, воодушевляя своих бесчисленных детей, и в ее широко открытой пасти были видны длинные звериные клыки. Ее резкий и пронзительный голос разносился над всей долиной и отражался от каждого дерева, как будто сотни деревянных и каменных голосов повторяли ее жадный призыв:
– Рвите их! Кусайте их! Грызите их! Острый зуб! Острый коготь! Цепкая лапа! Съедим их! Съедим!
– Дрянь! Мерзость! Прочь отсюда! – Дагейда, потрясая сжатыми кулаками, затопала ножками по камню, и визгливый хохот смолк: всех троллей утянуло в землю.
А Дагейда, торопясь, пока еще хоть кого-то можно спасти для будущих сражений, вскинула над головой руки и закричала диким и охрипшим голосом, грозя вершинам гор:
Горы я сдвину
могучим заклятьем,
дрожи, ужасайся,
Имира кость!
Корни подрыты,
сорваны скалы,
рухнут утесы
на войско врагов!
Маленькая ведьма пустила в ход последнее средство. Отражаясь от склонов и вершин, ее голос окреп и ходил туда-сюда мощными волнами; за вершинами послышалось низкое, угрожающе ворчание. Мигом сообразив, Вигмар дал знак: рог запел отступление, но его поглотил нарастающий грохот камня. Дико заржали и забились привязанные лошади, пытаясь освободиться. По склонам уже запрыгали первые валуны, оторванные заклинанием ведьмы, срывая и волоча за собой более мелкие камни. Осыпи на склонах тронулись и поползли, увлекая за собой людей, и теперь уже два войска забыли вражду – каждый стремился спасти свою жизнь и падал на живот, отбрасывая оружие. Грохот камня поглотил последние человеческие голоса, исступленное конское ржание и звон клинков. А Дагейда кричала:
Вершины и склоны
я заклинаю:
Свальнира силой,
Мёркера тьмою!
Токкена прядями,
зубьями Йорскреда,
Бергскреда градом
Авгрунда зевом;
Льдом Йотунхейма,
пламенем жарким
горы дроблю я -
нет вам спасения!
Дух мертвых великанов проснулся и заревел в горных вершинах; ожившие камни лавиной устремились вниз. Грохот обвалов покрыл последние слова ведьмы; люди, кто еще мог держаться на ногах, бежали в разные стороны, вперед и назад, не разбирая дороги, лишь бы уйти от лавины. От дикого грохота камня закладывало уши, тяжелая голова не соображала, в глазах темнело; никто уже не помнил о битве, стремительно ползущие осыпи и скачущие по склону валуны стали общим для всех врагом, которого нельзя победить, от которого можно только бежать, бежать! Каждый думал только о том, куда поставить ногу, чтобы не попасть в ползущую каменную реку; обломками щитов люди закрывали головы и плечи от летящих по воздуху камней. Каменная пыль слепила глаза, и только вырезанная на оружии и щитах руна "альгиз", незаметно подсказывая путь, спасла многих в эти мгновения, когда ни глаз, ни ум не могли бы спасти.
А каменный ревущий поток лился со склона и разделял бывших противников непроходимой движущейся стеной. Каменная пыль поднялась к самому небу, достала до серых облаков. Все дно долины стало пропастью, полной оглушительного грохота и тяжелой душной пыли. Все живое, что могло, разбежалось оттуда, а что не сумело, то пожрали каменные челюсти древних великанов.
Уцелевшие защитники Железного Кольца понемногу поднимались назад на перевал. Победу они могли считать за собой, но все были слишком потрясены вмешательством ведьмы и еще не могли радоваться. Дружины давно смешались, все сновали туда-сюда, отыскивая своих.
– Я здесь, Атли из Ступенчатой Горы! – раздавалось в одном месте. – Все мои люди, ко мне!
– Я здесь, Альвин сын Гулльранда! – голосил другой хёльд, размахивая своим стягом. – Люди из Синей Горки, ко мне!
Пока еще трудно было разобраться, сколько народу уцелело. Раненных камнями оказалось не меньше, чем раненных в битве. Их перевязывали, по лесистым склонам пробирались и подходили все новые люди, успевшие спастись от камнепада. Всем хотелось пить, запыленная, измученная толпа теснилась возле узкой тропы, спускавшейся к реке. Орудуя древком копья и покрикивая, племянник Вигмара Орвар сын Гейра пролез вниз и навел порядок: снизу вверх по цепочке стали передавать шлемы, наполненные водой.
По течению плыли, кувыркаясь на каменистых порожках, вывороченные оползнем деревья и кусты, а среди них и кричащие люди. Кто цеплялся за стволы, кто пытался сам бороться с течением, высовывая голову из кипящей белой пены. Свешиваясь с камней у берега, их пытались ловить, протягивая руки и палки.
Грохот в долине постепенно стихал. Кое-кто уже силился разглядеть, что там творится.
– Двор-то мой цел? Цел? Поглядите, кто видит! – призывал Хаук бонд. В битве острие чьей-то копья задело его бровь, к счастью, вскользь, и глаз уцелел, но был залит кровью, а другой жмурился от боли. Но боязнь за свой дом одолевала даже боль, и Хаук, моргая, все просил: – Поглядите кто-нибудь, двор-то мой не засыпало?
– Вроде крышу вижу! – утешал его сосед, Стур Косой, вглядываясь в медленно оседающую пыль. – Вроде стоит! Ты хорошо дом поставил – далеко от перевала, до него не достало. Все тут осталось, только вот луговину засыпало. Как ты только до дому проберешься, я теперь и не знаю!
– Всем пересчитать своих людей и мне сказать! – кричал где-то Вигмар Лисица. – Сейчас идем назад в Вересковый Холм, там ночуем, отдыхаем, а завтра на рассвете идем дальше. Поворачивай! Атли, возьми людей, кто цел, и поищите раненых внизу, кого придавило! Эгиль! Подбери человек десять пока, оставь в дозоре тут, потом пришлем замену! Эльгард, бери десяток с топорами, рубите жерди! Считай, сколько раненых не может идти, вяжите носилки! Если надо, возьмешь еще людей!
Понемногу, без строя, войско потянулось назад, к последней пройденной усадебке, где можно было устроить под крышей хотя бы тяжелораненых. Несколько десятков человек осталось возле перевала. Эгиль, оставленный старшим первой дозорной смены, вглядывался в оседающую пыль. Он уже успел окунуть голову в Глимэльв, по лицу его текла вода, он стряхивал ее ладонью, но только размазывал грязь. Позади обвала уже обозначилась тонкой призрачной чертой вершина дальней пологой горы. Ничего живого не было видно, ни одного человека, не считая Атли, который с крепким, свежевырубленным дубовым шестом в руках уже начал спускаться вниз.
Хотелось думать, что все остатки войска Бергвида погребены здесь, с ним самим во главе. Так погиб его отец Стюрмир конунг, на которого сбросила каменную лавину Хёрдис Колдунья, мать этой самой Дагейды… Эгиль видел Дагейду, исступленно прыгающую на валуне, и сейчас еще содрогался. При воспоминании об этой маленькой, серо-рыжей, подвижной и нечеловеческой фигурке пробирала дрожь, словно мохнатая гусеница ползет по спине, по самому хребту, и колет тонкими холодными ножками… Противно! Нет, Дагейда так просто не сдается. В ней воплощен сам дух Медного леса, а у Медного леса много сил в запасе. Очень плохо, что она на стороне Бергвида.
Эгиль вспоминал всю длинную, богатую событиями сагу о Квиттингской войне, которая была на два года старше его самого, и не мог понять: почему же сейчас дух Медного леса, всегда встававший против врагов Квиттинга, оказался врагом Вигмара Лисицы? Почему? Этот каменный обвал казался расщелиной, разорвавшей не только долину, но и весь полуостров. Земля подрагивала под ногами, словно грозила развалиться на части и обломками низвергнуться в Хель. Внутренние силы Медного леса встали друг против друга, а это гораздо страшнее, чем просто битва двух вождей.