14
Вечером 21 авгтембря, в пятницу, в двадцать часов двадцать минут, в самый разгар бесконечной игры в "Эрудит", когда Дедушка Харан как раз собирался выложить слово "зооморф" с утраиванием очков, Бабушка вскочила и воскликнула:
- Время! Время! Мое дитя, о, мое дитя! - и метнулась в комнату, где плаценторий пульсировал и содрогался и распухал день за днем, час за часом в течение двухсот восьмидесяти дней, 7520 часов, и превратился в огромный пузырь сине–красной плоти.
- Что там такое, цветок моего сердца? - закричал Дедушка Харан. - Что случилось?
Не получив ответа, он поспешил вслед за женой и обнаружил ее в комнате - она стояла неподвижно, прижав ладони ко рту, и неотрывно смотрела на плаценторий. Искусственная матка содрогалась и сокращалась, а комнату наполняла отвратительная, невыносимая вонь.
- Время! - бормотала Бабушка. - Приходит мое дитя! Наше дитя! О, Харан! Муж!
Дедушка Харан втянул ноздрями дурной воздух. Черная жижа сочилась из плацентория, смешиваясь с питательной средой. Предчувствие большой беды сжало его сердце.
- Вон, - приказал он Бабушке.
- Но Харан… наш ребенок! Я, мать, должна быть с моим ребенком! - Она потянулась к овеществленному кощунству, занимавшему подоконник.
- Вон! Я, твой муж, приказываю тебе! - Дедушка Харан схватил жену за плечи, развернул ее кругом, вытолкнул из комнаты и запер за ней дверь. Бьющийся в судорогах плаценторий разразился отвратительной отрыжкой. Потрясенный Дедушка Харан подошел к нему поближе. Он постучал по сосуду. Плаценторий издал жалобный вой, как будто испустив струю газа под высоким давлением. Поверхность бельденовского сосуда вскипела пузырями, они лопались, распространяя невыносимое зловоние. Дедушка Харан закрыл нос и рот платков и ткнул в матку карандашом. Плаценторий содрогнулся и с кишечным звуком плюнул в воздух гнусной серой слизью. Он выбросил струю черной дурной жидкости с пузырями газов, лопнул посередине и умер. Сдерживая дыхания, чтобы не сблевать, Дедушка Харан исследовал распавшиеся останки с помощью карандаша. Он ни обнаружил ни малейших признаков того, что здесь когда‑то был ребенок. Он нашел несколько сгнивших черных кусочков, напоминающих кожицу манго. Удовлетворившись тем, что ребенка, живого или мертвого, здесь не было, он вышел из комнаты и запер ее.
- Ужасная, богохульная вещь случилась здесь сегодня, - сказал он жене. - Покуда я жив, никто и никогда не войдет в эту комнату.
Он вышел из дома и зашвырнул ключ так далеко в ночь, как только смог.
- Мое дитя, Харан, мой ребенок - она жива, она мертва? - выпалила Бабушка. - Она… человек?
- Не было никакого ребенка, - сказал Дедушка Харан, глядя прямо перед собой. - Сердце Лотиан обманула нас. Матка была пуста. Совершенно пуста.
И здесь и сейчас он нарушил клятву, данную жене, и отправился в Б. А. Р. Оборванки, где и упился до бессмысленного состояния.
В тот сам момент, когда бабушка внезапно прервала игру в "Эрудит", Женевьеву Тенебра скрутил спазм мучительной боли. Они издала тихий, со всхлипом, стон и поняла, что время пришло.
- Дорогая, что‑то не так? - спросил Гастон Тенебра со своего кресла у камина, где он сидел по вечерам, покуривая кальян и предаваясь греховным грезам.
Женевьева Тенебра содрогнулась от следующей схватки.
- Ребенок, - прошептала она. - Он двинулся.
- Ребенок, - сказал Гастон Тенебра. - Какой ребенок?
Женевьева Тенебра улыбнулась, превозмогая боль. В предвкушении этого самого момента она держала беременность в тайне в течение девяти месяцев.
- Твой ребенок, - прошептала она. - Твой ребенок, идиот ты малахольный.
- Что? - вскричал Гастон Тенебра где‑то в тысяче километров от нее, длинный и тонкий, как тростник.
- Ты допустил оплошность. Твой ребенок… ты запрещал мне… запрещал и… заставлял… меня… ждать, так что я заставила ждать тебя, а теперь… ожидание окончено. - Она резко выдохнула, когда новый приступ боли скрутил ее. Гастон Тенебра бился и трепетал, как мелкая жалкая птичка. - Отведи меня к Квинсане… Марии Квинсане.
Они собрала остатки достоинства и направилась к двери. Здесь ее застигла жесточайшая серия схваток.
- Помоги же, никчемная ты свинья, - простонала она, и Гастон Тенебра подскочил и повел ее сквозь холодную ночь к Стоматологическую и Ветеринарную Клинику Квинсана.
В посленаркозном оцепенении лицо Марии Квинсаны напомнило Женевьеве Тенебра морду ламы. Эта гулкая мысль крутилась в сверхпроводящих цепях ее мозга, пока упакованный, как подарок, ребенок не оказался у нее на руках и она не забыла все на свете.
- Не сильно сложнее, чем принять козленка, - сказала Мария Квинсана, улыбясь улыбкой ламы. - Но я подумала, что лучше разбудить тебя сразу.
- Гастон, где Гастон? - спросила Женевьева Тенебра. Над ней склонилось козлобородое лицо ее мужа.
Лицо конфиденциально прошептало: "Поговорим, когда будем наедине".
Женевьева Тенебра рассеянно улыбнулась; теперь ее муж имел не больше значения, чем докучливая муха. Ребенок у нее в руках имел значение, ее ребенок; разве не она носила его долгие девять месяцев, разве не был он частью ее почти полгода?
- Арни Николодея, - прошептала она. - Маленькая Арни.
Когда новости о неожиданном появлении третьего урожденного гражданина Дороги Отчаяния достигли Б. А. Р./Отеля, Персис Оборванка выставила всем выпивку, и все присутствующие возглашали здравицы и тосты - за исключением Дедушки Харана, который, по мере того как ночь переходила в утро, все яснее понимал, что произошло. Кроме того, он осознал так же, что доказать он ничего не сможет.
- Разве не странно, - заметил Раджандра Дас, которого маисовое пиво и вино из гостиничного ферментория сделали болтливым. - Пара, желавшая ребенка, осталась ни с чем, а пара, которой он был не нужен, получила его? - Все согласились, что это меткое замечание.
15
Когда‑то Раджандра Дас жил в дыре под вокзалом Меридиан–Главный. Он по–прежнему жил в дыре: в Великой Пустыне. Когда‑то Раджандра Дас был принцем сорных птиц, бродяг, нищебродов, флибустьеров, гунд и лоботрясов. Он по–прежнему был принцем сорных птиц, бродяг, нищебродов, флибустьеров, гунд и лоботрясов. Здесь никто не оспаривал у него эту честь. Слишком ленивый, чтобы трудится на земле, он жил за счет своего мастерства и щедрости соседей, очаровывая их сломанные культиваторы или разладившиеся устройства слежения за солнцем и сообщая им новую живость. Он помогал Эду Галлацелли, конструирующему машины, не имеющие никакого практического значения, если не считать утилизации излишков свободного времени. Как‑то он починил локомотив компании Железные Дороги Вифлеем Арес: класс 19, насколько он мог припомнить; тот приполз в Дорогу Отчаяния с разлаженным токамаком. Ремонтируя его, он чувствовал себя, как встарь. В припадке ностальгии он чуть не попросил машинистов взять его с собой - в Мудрость, сияющую мечту его сердца.
Затем он вспомнил охранника, вышвырнувшего его из поезда, а также невзгоды, пинки и работу, тяжелую работу, которую ему придется выполнять по пути. В Дороге Отчаяния была тихо, Дорога Отчаяния была изолятом, но при этом в Дороге Отчаяния было уютно, а фрукты можно было рвать прямо с деревьев. Он решил повременить с отъездом.
Где‑то к зимнему солнцестоянию, когда светило висело над самым горизонтом, а красный песок блестел инеем, в Дорогу Отчаяния вернулся Адам Блэк. Его появление было таким же желанным для горожан, как весна для утомленных зимой фермеров.
- Подходите, подходите, - взывал он. - Странствующая Чатоква и Образовательная Экстраваганца Адама Блэка снова с вами! - и чтобы подчеркнуть свои слова, он пристукнул по платформе тростью с золотым набалдашником. - Чтобы представить вам чудеса четырех четвертей мира в совершенно новом - (бам–бам) - шоу! К вящему восторгу и восхищению вам, дамы (бам!), господа (бам!), мальчики (бам!) и девочки - невиданная доселе новинка - Ангел из Царства Славы! Умыкнутый прямо из Божественного Цирка, настоящий, бона фиде, стопроцентный, обладающий удостоверением с золотым обрезом - ангел! (бам–бам). Да, подходите, подходите, добрые граждане, только пятьдесят сентаво за пять минут с этим чудом нашей эпохи; пятьдесят сентаво, добрые люди, можете ли вы позволить себе пропустить этот уникальный феномен? (бам–бам). Если вы будете так любезны и встанете в очередь, благодарю вас… не толкайтесь, пожалуйста, времени хватит на всех.
Раджандра Дас опоздал на представление. Он мирно спал у камина, когда прибыла Странствующая Чатоква, и в результате ему пришлось больше часа ждать на холоде своей очереди.
- Вы один? - спросил Адам Блэк.
- Я никого больше не вижу.
- Пятьдесят сентаво, в таком случае.
- Нету у меня пятьдесят сентаво. Возьмете медовые соты?
- Медовые соты - это прекрасно. Пять минут.
В вагоне было жарко. Черные шторы, закрывавшие окна, слегка колыхались в горячем воздухе, разгоняемом вентиляторами. В центре вагона стояла большая, тяжелая стальная клетка - цельная, без дверей и замков. На трапеции, свисающей с крыши клетки, сидело меланхолическое создание, которое Раджандра Дас, как предполагалось, должен был считать ангелом, однако оно не имело ничего общего с теми ангелами, которых он воображал в детстве, сидя на коленях своей покойной мамочки.
Оно обладало лицом и торсом невероятно пригожего юноши. Руки и ноги были сделаны из клепанного металла. Плоть переходила в металл на плечах и бедрах без какой‑либо различимой граница между сталью и кожей. Раджандра Дас видел, что это не просто слияние человека и протезов. Это было нечто совершенно иное.
Светящаяся голубая аура окружала ангела, и это был единственный источник света в темном, жарком помещении.
Раджандра Дас не знал, как долго он стоял и пялился, прежде чем ангел опустил механические ноги, превратившиеся в ходули, и шагнул с трапеции на пол. Он сложил свои телескопические конечности, достигнув человеческого роста, и плотно прижал лицо к прутьям, гляда прямо в глаза Раджандре Дасу.
- Если у тебя только пять минут, ты бы лучше спросил что‑нибудь, - сказал ангел чарующим контральто.
Чары были разрушены.
- Хойеее! - воскликнул Раджандра Дас. - Что ты за существо?
- Это, как правило, первый вопрос, - с выражением скуки на лице сказал мелкотравчатый ангел. - Я ангел, серафим Небесного Воинства пятого ранга, прислужник Благословенной Госпожи Тарсиса. Не желаешь ли ты обратиться к Нашей Госпоже от своего имени или от имени третьей стороны, или же передать весточку возлюбленным покойникам по ту сторону завесы смерти? Это, как правило, второй вопрос.
- Что ж, не в моем случае, - сказал Раджандра Дас. - Дураку ясно, что сидя в этой клетке и развлекая публику для господина Адама Блэка, ты никаких весточек никуда не доставишь. Нет, что я хочу знать, это к какому виду ангелов ты относишься, черт тебя дери, сэр, потому что я всегда представлял ангелов в виде дам с длинными волосами, и с красивыми крыльями, и в светящихся сорочках и всем таком.
Ангел надулся, слегка уязвленный.
- Что за проклятые времена, никакого уважения. Тем не менее, это третий вопрос, который задает большинство смертных. После того, как ты пропустил второй, я ожидал от тебя большего.
- Ну так как насчет ответа на вопрос номер три?
Ангел вздохнул.
- Узри, смертный.
На его спине развернулись два набора складных вертолетных винтов. Клетка была слишком мала, чтобы полностью раскрыть роторы, и свисающие лопасти придавали ангелу еще более жалкий и уязвимый вид.
- Крылья. Что же касается полового вопроса… - Ореол вокруг ангела замерцал. Причудливые опухоли возникали и стали перемещаться у него под кожей. Его черты расплавились и потекли, как дождевая вода с крыши. Подкожные округлости сформировались, затвердели и образовали новый ландшафт. Раджандра Дас тихо присвистнул в восхищении.
- Отличные сиськи. Значит, ты и то, и другое.
- Или ни то, ни другое, - сказал ангел и повторил фокус с плавящимся лицом, которое через некоторое время застыло, превратившись в прекрасный образ неопределенной половой принадлежности. Оно, став теперь среднего рода, сложило лопасти роторов, втянуло их в спину и мрачно улыбнулось. Раджандра Дас почувствовал, как игла симпатии кольнула его сердце. Он знал, каково это - находиться там, где ты находиться не желаешь. Он знал, каково это - быть переломанным жизнью через колено.
- Что‑нибудь еще, смертный? - спросил ангел устало.
- Эй, эй, чувак, без обид. Я на твоей стороне, честное слово. Скажи мне, как так вышло, что ты не можешь свалить из этой клетки одним мановением мизинчика? Я слышал, ангелы довольно круты.
Ангел доверчиво прижался к прутьям клетки.
- Я всего лишь ангел, пятый ранг Небесного Воинства, а не важная шишка вроде ФАРИОСТЕРОВ или ТЕЛЕМЕГОНОВ; это самые новые модели, первый ранг, класс "Архангельск". Эти могут практически что угодно, но мы, ангелы - мы были первыми, мы были прототипами Благословенной Госпожи, и она совершенствовала конструкцию с каждой последующей моделью: Авата, Лорарх, Херупф, Архангельск.
- Погоди, погоди - ты говоришь, ты был сконструирован?
- Все мы были сконструированы, смертный, тем или иным способом. Что я хочу сказать, так это что мы, ангелы, работаем на солнечной энергии, и потому Адам Блэк держит клетку в темноте. В противном случае я мог бы накопить достаточно силы, чтобы сокрушить эти прутья. Однако, - добавил ангел скорбно, - мы, ангелы, созданы скорее для полета, чем для битвы. Большая доля моей силы направляется в роторы.
- А что, если я раздвину шторы?
- Адам Блэк вернется и опустит их снова. Спасибо за предложение, смертный, но чтобы достичь полной ангельской мощи, мне потребуется примерно три недели постоянного солнечного освещения.
Адам Блэк сунул голову в дверь и сказал:
- Время вышло. Давай выходи. - Он сурово уставился на ангела. - Ты опять их разбалтываешь? Я говорил тебе не трепаться?
- Эй, эй, эй, что за спешка? - запротестовал Раджандра Дас. - За мной никого нет, а мы как раз достигли интересного поворота. Еще минуту, ладно?
- Ох, хорошо. - Адам Блэк удалился считать прибыль: шесть долларов пятьдесят сентаво, курица, три бутылки стручкового горохового вина и два куска медовых сот.
- Ладно, расскажи мне еще что‑нибудь, чувак, - сказал Раджандра Дас. - Например, как ты попал в эту клетку.
- Простая беспечность. Был я в Великой Свите Благословенной Госпожи, парадировавшей через некий десятикопеечный городишко на Великих Равнинах под названием Французик - мы устраиваем такое время от времени, типа большой цирковой парад, чтобы смертные не забывали о высших создания, которые типа создали мир; у Благословенной Госпожи теперь новая политика - прямое общение с органическими существам. Изрядное было представление, со всеми Великими Силами и Престолами, и Духовным Зверинцем, и Большим Голубым Плимутом и Всадником на Многоглавом Звере и всем прочим - в общем, прошла добрая часть дня, прежде чем вся эта толпа протащилась через город. Я был в самом хвосте, и пока мы ждали своей очереди, я ужасно заскучал, а заскучавшие ангелы теряют осторожность. Следующее, что я помню, это как я въезжаю со всей дури в высоковольтную секцию микроволновой связи Французика. Мне вышибло все мозги. Сожгло предохранители. Нокаутировало. Смертные срезали провода, спустили меня вниз и засунули в эту клетку, спрятали в подвале и кормили кукурузой и пивом. Можешь себе представить, каково приходится ангелу–алкоголику? Я все пытался им объяснить, что работаю на солнечной энергии, но они не понимали. Смертные все никак не могли придумать, что им делать с ангелом из Небесного Воинства, когда явился Адам Блэк и купил меня вместе с клеткой за пятнадцать золотых долларов.
- Что ж, как насчет попытаться сбежать? - спросил Раджандра Дас, в голове которого бродили нехорошие мысли.
- Нет замка. Мы хорошо разбираемся в механизмах, скажу я тебе, я справился бы с любым замком на этой клетке, но Адам Блэк сведущ в агиогрифии. Так что, когда я восстановил силы и вырастил новые электрические цепи, он уже заварил дверь.
- Это плохо, - сказал Раджандра Дас, вспоминая норы под вокзалом Меридиан–Главный. - Никто не должен сидеть в клетке только потому, что совершил ошибку.
Ангел вместо ответа только пожал плечами. Адам Блэк снова заглянул в комнату.
- Ладно. Время вышло, и это значит, что оно вышло. Вон. Я закрываюсь на ночь.
- Помоги мне, - в отчаянии прошептал ангел, сжимая стальные прутья толщиной в палец. - Ты можешь помочь мне выбраться, я знаю; я прочел это в твоем сердце.
- Это, вероятно, как раз вопрос номер пять, - сказал Раджандра Дас и повернулся, чтобы покинуть погруженный во тьму вагон. Но при этом он выудил из кармана свой универсальный нож Сил Самобороны, украденный из магазина оборудования Кришнамурти, что на Водной улице, и вложил его в руку ангела.
- Спрячь его, - прошептал он, не шевеля губами. - А когда выберешься, обещай мне две вещи. Во–первых, не возвращайся. Никогда. Во–вторых, помяни меня перед Благословенной Госпожой, когда увидишь ее, поскольку она сделала меня добрым к машинам, а машины - добрыми ко мне, - и он сжал ладонь ангела, прощаясь. Адам Блэк ждал его, чтобы запереть двери.
- Занятная, занятная штука тут у тебя, - заметил Раджандра Дас. - Я тебе так скажу, трудновато будет ее переплюнуть. Что ты еще для нас приберег? Святую Катерину в клетке, а? - и он подмигнул антрепренеру. Ему казалось, что он уже слышит скрежет металла о металл.
16
В то утро, когда пришел РОТЭК, он явился сначала как тупое гудение, проникшее в сны людей, а затем выросшее в тяжкую пульсацию. Она разбудила всех, и тогда люди поняли, что дрожь - не общий кошмар, что она является реальным, объективным феноменом, настолько реальным и объективным, что заставляет незакрепленные предметы отплясывать чечетку и сбрасывает посуду с полок на пол.
- Что это такое, что это такое? - спрашивали они друг друга, натягивая одежду и отгоняя суеверные образы, порожденные кошмаром - Апокалипсис, Армагеддон, ядерное уничтожение, межпланетная война или небеса, падающие на землю. Пульсация усилилась до уровня, на котором практически заполнила полости в черепах людей. Она сотрясала скалы у них под ногами, кости под кожей, небеса и землю, и она выкидывала людей на улицы, чтобы они увидели, что происходит.