Люра снова нашла свою округлую игрушку и покатила ее по потрескавшемуся полу. Она остановилась, ударившись об основание одной из клетушек как раз перед Форсом. Круглые глазницы обвиняюще уставились на него из полуразбитого черепа Нагнувшись, он поднял его и поставил на каменную полку. Густым клубком поднялась пыль. Кучка монет рассыпалась и полетела в разные стороны, металлически позвякивая. Здесь было много монет, на всех полках за фасадами клетушек. Он набрал их в пригоршню и покатил по полу, чтобы позабавить Люру. Монеты не имели никакой ценности. Кусок хорошей нержавеющей стали стоило бы взять с собой - это же нет. Темнота начала угнетать его, и куда бы он ни поворачивался, чувствовал себя неловко, ощущая на себе безмолвный взгляд того пустого черепа. Он вышел, позвав Люру с собой. В центре этого города было сыро, воздух здесь имел привкус древнего тлена, смешанный с более свежим запахом гниющего дерева и палой листвы. Он сморщил нос от этого запаха и стал пробираться дальше по улице, карабкаясь по кучке щебня и направляясь к реке. Эту реку надо было каким-то образом пересечь, если он хотел направиться прямо к цели, намеченной его отцом. Ему было бы легко переплыть поток этой коричневой воды, все еще мутной от грозы, но он знал, что Люра по доброй воле не пойдет на это, а он, разумеется, не собирался оставлять ее. Форс двинулся на восток вдоль берега, шагая над потоком. Нужен был какой-нибудь плот, но ему придется удалиться от развалин для того, чтобы найти деревья. И его раздражала эта вынужденная потеря времени. День сегодня был ясный. Солнце карабкалось вверх, вода рябила от пятнышек света. Посмотрев назад, Форс все еще мог видеть подножье гор, а за ним - голубоватые вершины, с которых он спустился двадцать четыре часа назад. Но он оглянулся только раз, все его внимание теперь сосредоточилось на реке. Через полчаса он наткнулся на находку, которая сберегла ему много часов изнурительного труда. Острый разрыв берега обозначал узкую бухточку, в которой во время половодья поднялась вода. Теперь она была наполовину забита плавником, от огромных бревен до аккуратных высохших прутиков, которые он легко мог сломать двумя пальцами. Ему нужно было только нагнуться и выбрать. К полудню у него был плот, грубый и, разумеется, не предназначавшийся для долгого плавания, но он должен был помочь им переправиться на другой берег. У Люры были свои основания не доверять такой хлипкой платформе. Она влезла на плот, осторожно пробуя его лапой перед каждым шагом. И только на середине плота она со вздохом уселась на задние лапы. Форс с силой навалился на свой шест и оттолкнулся Это ненадежное сооружение стало кружиться, и он должен был с этим бороться А однажды его шест воткнулся в илистую отмель, и его чуть было не выдернуло из рук. Соленый пот жалил его губы и обжигал покрывшиеся волдырями руки Он видел, что хотя поток и нес их вниз по течению, они все же медленно приближались к противоположному берегу. Солнечные лучи, отражавшиеся от воды, согревали и вызывали у них жажду. Люра издавала слабые мяукающие стоны, жалея сама себя. И все же она довольно скоро привыкла к этому новому способу путешествовать, села и стала внимательно следить, когда вынырнет рыба, чтобы проглотить зазевавшуюся. Однажды они проплыли мимо кучи распавшихся обломков, которые, должно быть, были останками судна, и дважды они проплывали между быками давно исчезнувших мостов. До Взрыва это была густонаселенная территория. Форс попытался представить себе, на что это было похоже, когда в городках жили, дороги были забиты транспортом, по реке плавали суда… Поскольку течение несло приблизительно туда, куда им надо было, на восток, он не старался как можно быстрее достичь другого берега. Но когда часть их ненадежного плота вдруг отломилась начала отдаляться, пустившись в свое собственное плавание, он сообразил, что такая беззаботность может доставить неприятности, и заработал шестом, чтобы вырваться из объятий течения и достичь берега. Вдоль реки тянулись обрывы, и он с беспокойством пытался найти бухточку или песчаную отмель которые позволили бы им высадиться. Ему пришлось довольствоваться маленькой выемкой, где берег обвалился и два дерева образовали небольшую преграду Он с большим трудом подвел к ним плот Тот задрожал под напором потока воды и остановился Люра не стала ждать, а одним прыжком достигла древесных стволов. Форс подхватил свои вещи и последовал за ней. И как раз вовремя, потому что плот раскололся, закружился и его обломки понеслись дальше по течению. С трудом вскарабкавшись вверх по вязкому глинистому берегу, они снова вышли на открытую местность. Трава здесь была высока, по земле пыльными заплатами раскинулись кусты, и то тут, то там виднелись скопления молодых деревьев, снова покрывши древние поля. Но здесь дикая растительность в общем-то еще не полностью заполнила землю, веками обрабатываемую плугом и жаткой.
Люра дала ему знать, что они последний раз обедали довольно давно и она намерена позаботиться о пополнении их продовольственных запасов. Она пересекла нечеткую границу древних полей с мрачной целеустремленностью в каждом движении, с кошачьей грацией. Из-под ног у нее выпорхнула куропатка, и повсюду бегали кролики, но она с пренебрежением отворачивалась от такой мелкой дичи, устремившись дальше, к склону, поросшему деревьями, почти настоящим лесом. Форс изрядно отстал от нее. На полпути она остановилась. Кончик ее хвоста затрепетал, меж зубов ее на мгновение показался красный язык. Затем она снова исчезла, растаяв в высокой траве, столь же бесшумно и без усилий, словно была всего лишь мимолетным ветерком. Форс шагнул назад, в тень высокого дерева. Это была охота Люры, и он не должен был вмешиваться. Он осмотрел колышущуюся траву Кажется, это была какая-то зерновая культура, еще не совсем созревшая, потому что у нее только что сформировался колос Небо было голубое, с плывущими по нему небольшими белыми облаками, словно их никогда не рвали буйные ветры, хотя у ног его лежала ветка, сорванная и сломанная вчерашней бурей Хриплый рев вывел его из полудремы. Он застыл с луком в руках Затем последовал пронзительный визг, это был боевой клич Люры. Форс побежал на звук вверх по склону. Но осторожность охотника удерживала его в зоне укрытий, какие ему удавалось найти в поле, так что он опрометчиво не выскочил на поле боя. Люра взяла-таки крупную дичь! Он уловил блики солнечного света на ее рыжевато-коричневом меху, когда она отпрыгнула от неподвижного красно-коричневого тела как раз вовремя, чтобы избежать нападения огромного зверя. Дикая корова! И Люра задрала ее теленка! Стрела Форса взвилась в воздух. Корова снова взревела от боли и вскинула свою рогатую голову Она, спотыкаясь, побежала к телу своего теленка, храпя в бешеной ярости. Затем на ее широких ноздрях выступила алая пена, и она, споткнувшись, упала на колени и свалилась набок. Над зарослями густой травы мгновенно появилась округлая голова Люры, она выскочила к своей добыче. Форс вышел из-за деревьев, за которыми он укрывался. Будь это в его власти, он бы эхом откликнулся на довольное мурлыканье Люры. Стрела его вошла точно в цель. Жалко, что приходилось бросать все это мясо. Тут его было достаточно, чтобы неделю кормить три семьи в Айри. Он с сожалением пнул корову носком ноги, прежде чем начать свежевать теленка. Он мог, конечно, попытаться завялить мясо, но не был уверен в своем умении и все равно не смог бы унести его с собой. Поэтому он начал заниматься приготовлением того, что смог бы захватить с собой на следующие дни, пока всласть попировавшая Люра спала под кустом, время от времени вздрагивая, сгоняя собравшихся на ней мух. На ночь они разбили лагерь через два поля от места охоты, в углу у старой стены. Кучи битого камня превратили ее в убежище, которое можно было защитить, если в этом вдруг возникла бы нужда. Но никто из них не спал по-настоящему. Свежее мясо, оставленное ими позади, привлекло ночных хищников. Раздался визг, потом другой, по-видимому, издаваемый дикими родичами Люры, и она рыкнула в ответ. Затем, перед самым рассветом, раздался лающий вскрик, который Форс был не в состоянии идентифицировать, как ни сведущ он был в лесных науках. Но Люра, услышав его, зафыркала от ненависти, шерсть у нее на спине встала дыбом.
Рано утром Форс двинулся в путь, пробираясь по открытым полям, следуя показаниям своего компаса. Сегодня он не искал никакого укрытия и не был так осторожен. В этих заброшенных полях он не видел никакой угрозы. Что это там, в Айри, так много говорили об опасностях, подстерегающих человека в Ближних Землях? Конечно, человеку надо было держаться подальше от "голубых" районов, где даже после всех этих прошедших лет радиация по-прежнему была убийственной. И всегда надо было опасаться Чудищ - разве Лэнгдон погиб не от их рук? Но, насколько знали Звездные Люди, эти кошмарные твари жили в развалинах древних городов, и в открытой местности их нечего было опасаться. Наверняка эти поля так же безопасны для человека, как и горные леса, окружающие Айри. Он сделал небольшой поворот и неожиданно увидел зрелище, заставившее его онеметь. Здесь была дорога - но какая! Раскрошенная бетонная полоса была раза в четыре шире любой, когда-либо виденной им. На самом деле это были две дороги с полоской земли между ними, две гладкие дороги, идущие от горизонта к горизонту. Но примерно в двухстах ярдах от того места, где он стоял, разинув рот, дорога была перекрыта грудой ржавого металла. Барьер из разбитых машин заполнял ее от кювета до кювета. Форс медленно приблизился к завалу. В этой чудовищной путанице было что-то запретное - даже при всем том, что он знал, что она простояла так, наверное, уже лет двести. Из травы перед завалом выпрыгнули черные кузнечики, и пробежала по бетонному полю мышь. Он обогнул груду разбитых машин. Они, должно быть, ехали по дороге колонной, когда смерть неожиданно нанесла по ним удар. Она нанесла удар так, что некоторые из машин врезались в другие или превратились в кучу бессмысленных обломков. Другие машины стояли в отдалении, словно умирающие водители сумели остановить их в безопасном месте, прежде чем умереть. Форс попытался определить контуры машин и сравнить с тем, что он видел на древних фотографиях. Вот… это, конечно, был "танк", одна из движущихся бронированных крепостей Древних. Его пушка все еще вызывающе целилась в небо. Он стал считать: два, четыре, пять… а потом сдался. Колонна машин перед гибелью растянулась почти на милю. Форс пробирался рядом с ней по пояс в траве, росшей по краям дороги. Он испытывал странное отвращение при мысли о том, чтобы подойти к мертвым машинам, и не испытывал никакого желания прикоснуться к мертвым кускам ржавого металла. Тут и там он видел машины, движущиеся при помощи атомной энергии и казавшиеся почти нетронутыми. Но они тоже были мертвы. Все они умерли ужасной смертью. Он испытывал странное чувство гадливости даже от того, что находился поблизости от них. Из движущихся крепостей торчали пушки, которые были все еще подняты и готовы к стрельбе, и там были люди, сотни людей. Он мог видеть их белые кости, перемешанные с ржавым металлом и пылью, нанесенной за много лет ветрами и штормами… Пушки и люди - куда все это двигалось, когда наступил конец? И какой был конец? Тут не было ни одного кратера, которые, как говорили ему, должны были находиться в тех местах, куда упали бомбы - были просто разбитые машины и люди, словно смерть пришла как туман или ветер Пушки и люди на марше - может быть, они собирались отразить нападение вторгшихся захватчиков? Драгоценная книга записей радиограмм раз или два говорила о захватчиках, пришедших с неба - врагах, которые нанесли удар с невероятной быстротой. Но, должно быть, в свою очередь, что-то случилось с этими захватчиками - иначе почему эта земля не стала их собственностью? Ответа на этот вопрос он, вероятно, никогда не получит.
Форс достиг конца мертвой колонны. Но он продолжал идти по земле, поросшей травой, до тех пор, пока не миновал подъем и не смог больше видеть останки древней войны. Только тогда он снова решился идти по дороге Древних. Примерно через полмили дорога исчезла в тени леса. У Форса стало немного легче на сердце, когда он увидел его. Эти открытые поля были слишком чуждыми для человека, рожденного хотя и в горах, но под густой завесой деревьев вроде тех, что стояли теперь перед ним, и среди них он чувствовал себя как дома. Он пытался вспомнить обозначения на большой карте, висевшей на стене Звездного Дома, карте, к которой после возвращения всякого исследователя-бродяги добавлялась крошечная пометка. Эта северная дорога пересекала клин территории, которой владели свободные степняки. А у степняков были лошади - бесполезные в горах и поэтому не приручаемые его народом, но необходимые в этой стране обширных плоских полей и дальних расстояний. Если бы у него сейчас была лошадь… Лесная прохлада окутала его, и он сразу же почувствовал себя дома, так же, как и Люра Они бесшумно двинулись дальше, их шаги издавали легчайший шорох. Вдруг порыв ветра донес до них запах, заставивший их вздрогнуть… Дым горящего дерева! Мысли Форса встретились с мыслями Люры и пришли к согласию. Она некоторое время постояла, исследуя воздух своими чуткими ноздрями, а затем свернула в сторону, протиснувшись между двух берез. Форс полез за ней. Ветер исчез, но он почувствовал запах еще чего-то. Они приближались к водной поверхности - но не к текущей воде, иначе ее журчание было бы слышно.
Впереди в листве деревьев показался разрыв. Он увидел, что Люра распласталась на поверхности камня, который был почти такого же цвета, как и ее собственная кремовая шкура. Она распласталась и поползла. Он пригнулся и последовал за ней. Твердые камни отбивали ему колени и ладони, когда он пополз рядом с ней.
Они лежали на выступе скалы, нависшей над поверхностью окруженного лесом озера. Неподалеку, вытекая из озера, струилась ниточка ручейка, и он заметил два островка, ближайший из которых соединялся с берегом цепочкой выступающих над водой камней. На берегу этого островка согнулся некто, занятый приготовлением еды на костре. Чужак был не горцем, это уж наверняка. Во-первых, его широкоплечее, мускулистое бронзовое тело было голым до пояса, и кожа его по цвету была раз в пять темнее, чем у самых загорелых жителей Айри. Волосы его были черные и сильно вьющиеся. У него были резкие черты лица, широкогубый рот и плоские скулы, его огромные глаза были широко расставлены. Его единственным одеянием была юбка, удерживаемая на теле широким поясом, с которого свисали украшенные темляком ножны. Сам нож, почти восемнадцать дюймов голубоватой стали, сверкал в его руке, когда он энергично чистил только что пойманную рыбу. Неподалеку от его плеча в землю были воткнуты три копья с короткими древками, на конце одного из них висело одеяло из грубой красноватой шерсти. Дым поднимался от костра, разложенного на плоском камне, но было неясно, остановился ли чужак только для того, чтобы перекусить, или же он разбил здесь лагерь. Занимаясь делом, рыбак напевал тихую монотонную мелодию, которая, когда Форс прислушался к ней, странно повлияла на него, вызвав у него неприятную дрожь. Это был не степняк. И Форс был уверен также, что он следил не за одним из Чудищ. Немногие горцы, пережившие встречу с ними, рисовали совсем иную картину - Чудища никогда не занимались мирным рыболовством и у них никогда не было таких умных, приятных лиц. Этот темнокожий пришелец был совсем другой породы. Форс положил подбородок на сложенные руки и попытался определить по имеющимся у него данным прошлое предков этого чужака - это было долгом исследователя. Отсутствие одежды - сейчас это означало, что он привык к более теплому климату. Так ходить можно здесь только до наступления осени. У него были эти копья и… да, вот за ними лежит его лук и колчан со стрелами. Но лук его был намного короче, чем у Форса, и, похоже, сделан не из дерева, а из какого-то темного материала, отражавшего свет солнца. Он, должно быть, прибыл из страны, где его раса была всемогущей и ей нечего было опасаться, потому что он разбил лагерь в открытую и пел, готовя рыбу, словно его не заботило, что он привлекает этим внимание. И все же он делал это на острове, который было легче защитить от нападения, чем берег. Как раз в это время рыбак насадил очищенную рыбу на заостренный прут и начал печь ее, потом встал на ноги и швырнул леску с наживкой обратно в воду. Форс моргнул. Человек на острове, очевидно, был дюйма на четыре-пять выше самых высоких жителей Айри, и шапка стоящих торчком волос могла прибавить не больше двух дюймов к его росту. Когда он стоял там, все еще напевая про себя и умело поводя рукой леску удочки, он представлял из себя картину силы и мощи которая могла, бы нагнать страху даже на Чудище.