Вторая половина оригинального двадцать пятого выпуска ежегодной антологии "Лучшая научная фантастика за год" под редакцией Гарднера Дозуа, в русском издании разбитого на две части.
Иллюстрация на обложке - Boros & Szikszai.
Содержание:
Вандана Сингх. О любви и других чудовищах (повесть, перевод Г.В. Соловьёвой), стр. 5-55
Грег Иган. Лихорадка Стива (рассказ, перевод А. Новикова), стр. 56-72
Кейдж Бейкер. Адское пламя в сумраке (повесть, перевод А. Бродоцкой), стр. 73-120
Брайан Стэблфорд. Бессмертные Атланты (рассказ, перевод О. Ратниковой), стр. 121-133
Пэт Кадиган. Ничего личного (повесть, перевод А. Новикова), стр. 134-180
Элизабет Бир. Береговая линия (рассказ, перевод К. Павловой), стр. 181-193
Кейт Брук. Согласие (рассказ, перевод Г. Корчагина), стр. 194-219
Нэнси Кресс. Правила выживания (рассказ, перевод С. Абовской), стр. 220-260
Том Пардом. Во тьме веков (рассказ, перевод М. Савиной-Баблоян), стр. 261-296
Кристин Кэтрин Раш. Взрывные воронки (рассказ, перевод С. Абовской), стр. 297-319
Тед Косматка. Пророк с острова Флорес (рассказ, перевод А. Новикова), стр. 320-352
Бенджамин Розенбаум, Дэвид Акерт. Заблудившийся (рассказ, перевод М. Савиной-Баблоян), стр. 353-366
Роберт Рид. Рокси (рассказ, перевод Г. Корчагина), стр. 367-388
Грегори Бенфорд. Темные небеса (повесть, перевод А. Новикова), стр. 389-459
Содержание:
Вандана Сингх - О любви и других чудовищах 1
Грег Иган - Лихорадка Стива 13
Кейдж Бейкер - Адское пламя в сумраке 17
Брайан Стэблфорд - Бессмертные атланты 28
Пэт Кадиган - Ничего личного 31
Элизабет Бир - Береговая линия 41
Кейт Брук - Согласие 44
Нэнси Кресс - Правила выживания 50
Том Пардом - Во тьме веков 58
Кристин Кэтрин Раш - Взрывные воронки 66
Тед Косматка - Пророк с острова Флорес 71
Бенджамин Розенбаум, Дэвид Акерт - Заблудившийся 78
Роберт Рид - Рокси 81
Грегори Бенфорд - Темные небеса 86
Примечания 102
Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
Вандана Сингх
О любви и других чудовищах
Молодая писательница Вандана Сингх родилась и выросла в Индии, в настоящее время вместе с семьей живет в Соединенных Штатах, где преподает физику и пишет прозу. Ее рассказы печатались в нескольких выпусках "Polyphony", а также в "Strange Horizons", "InterNova", foundation 100", "Rabid Transit", "Interfictions", "Mythic", "Trampoline" и "So Long Been Dreaming". В Индии Сингх опубликовала детскую книжку "Янганкл приезжает в город" ("Youngoncle Comes to Тогт"). Недавно увидел свет первый сборник писательницы "Женщина, которая считала себя планетой, и другие рассказы" ("The Woman Who Thought She Was a Planet and Other Stories"), а также отдельным изданием был выпущен рассказ "О любви и других чудовищах".
В этой лиричной, сложной и доброй истории говорится о том, что сознания можно переплетать, словно нити. Однако только от нас зависит, какой получится эта дивная ткань: яркой и многоцветной, как гобелен, или блеклой черно–белой тряпкой, испачканной по краям кровью.
Думая о нем, я вспоминаю волну, виденную однажды у берега, - большую, прекрасную, гладкую волну, с идеальным изгибом, словно выплавленную из стекла. Она вошла в узкий пролив из открытого моря мощно и целеустремленно, и гребень ее почти не вспенился. Я думал, она пройдет весь пролив, омоет меня и унесет дальше, до самого Деканского полуострова. Но волна встретилась с песком, прокатилась по отмели, белые полоски исчертили ее гладкую прозрачную поверхность. Она подкралась к моим ногам, распалась на язычки пены и пропала. И его - то есть Санкарана - мне нравится представлять волной, явившейся ненадолго из океана, чтобы достичь некой цели - не знаю какой. А потом я потерял его. У физиков для таких волн есть особое название. Это явление очень необычно, и называется оно "солитон", или "уединенная волна".
Когда я, еще юношей, впервые повстречал Санкарана, то принял его за человека, которого искал с тех пор, как себя помню. Но, как сказал поэт Файз, в мире есть и другие горести, кроме любви. Едва я кое–как пережил юношеские метания, как мир и горести взяли свое. Изучение сознаний - подобных уединенной волне или иных - моя единственная страсть. Ощущать разум, сплетать сознания - эта способность отличает меня от других людей. Мне нравится затеряться в стайке хозяек, торгующихся за пучок редиски, или в толпе на крикетном матче. Я слоняюсь среди них, пытаясь определить, какого рода единство может образовать эта толпа. Я беру зародыш метасознания и соединяю здесь, разъединяю там, я взмахиваю своим жезлом, как дирижер палочкой, и ощущаю структуру, форму, срастание этих узелков индивидуальности. Созданное мною метасознание обладает подобием единства цели, клубком противоречивых идей и даже примитивным самосознанием.
Вот почему меня так тревожат солитоны. Они проходят сквозь метасознания, как сквозь пустое место, и выходят из них неизмененными. Они ничего не отдают и ничего не берут.
Таков был Санкаран со звездами в глазах, Санкаран–астроном. Впрочем, это рассказ не о нем - он лишь нить в ковре, один из голосов в хоре. Это моя история, и начинается она со времени, когда мне (как мне сказали) было семнадцать.
Первое из моих воспоминаний - огонь. Следующее - две большие сильные руки, гладящие и разминающие меня. И женский голос, который приговаривает: "Ну–ка, вот так, тише…" Я лежал на постели из теплой золы, и острые угольки кололи мне спину.
Я не сохранил воспоминаний о своей жизни до того, как пламя пробудило мою память и личность. То, что я есть теперь, начинается с огня, с женщины по имени Джанани, с летней ночи на дальней окраине городка на востоке Индии. Мои чувства очнулись, светили звезды, и в воздухе пахло жареными семечками кориандра и коровьим навозом, как пахло там почти каждой ночью. Я лежал на койке на заднем дворе дома Джанани. И все, даже мое смуглое тощее тело, было мне незнакомо.
Моя спасительница, Джанани, - вдова, торговавшая тодди, - взяла меня к себе и помогла справиться с собой. Первым делом, едва я очнулся, она дала мне имя - Арун, звучавшее (как все в те первые дни) странно и чуждо для меня.
- Оно означает "красный", - сказала вдова. - Ты рожден из огня.
В те дни я лишь смутно ощущал призрак себя прежнего: я видел символы, слова, числа, образы словно выцарапанными на влажной глине.
- Кто я? Что случилось со мной в огне? - спросил я ее. Голос и слова уже были в моем сознании, ожидали меня.
- Не могу сказать, - отвечала она. - В опустевшем доме был пожар, и я спасла тебя. Ты не местный. Больше ничего не известно.
Я не знал, кто я, и мне некуда было идти, негде искать родных. Поэтому Джанани приютила меня у себя. Я спал перед ее хижиной, в которой и шла торговля тодди. О, какие то были странные дни!
Я заново учился жить. Ей пришлось учить меня, как отломить веточку нима, росшего за домом, и почистить ею зубы. Я учился пользоваться уборной, крошить лук, разговаривать с покупателями. Джанани зарабатывала на жизнь не только торговлей тодди. Она еще лечила травами от разных болезней - начиная от колик в животе и кончая неразделенной любовью, и мне пришлось разобраться в этом ремесле хотя бы настолько, чтобы знать, какой пузырек принести по ее просьбе. Я должен был учиться узнавать собственное лицо - я подолгу стоял перед маленьким зеркальцем, корча рожи, пока Джанани не начинала орать на меня:
- Арун, дурень ты этакий! Я тебя для того из огня вытаскивала, чтобы ты весь день любовался на свою красу?
И она приставляла меня к работе: мыть стаканы или резать травы. Призрак моего прошлого "я" таился в тени сознания, и я замечал, что все реже задумываюсь, какова могла быть моя прежняя жизнь. Все тогда было ново, странно и полно бесконечного очарования - и среди всего прочего был мой дар чувствовать мысли.
Я был бездельником и по натуре, и в силу своего дара, который, мягко говоря, способствовал рассеянности. Джанани решила, что мне необходимо образование: у нее я научился читать и считать - грамота и счет давались мне очень легко. Кроме того, она наняла старого писца, который приходил в чайную по соседству и учил меня истории, географии и немного английскому. Я бы охотнее болтался целыми днями по рынку, но острый язычок Джанани заставлял меня заниматься порученной работой и уроками - хотя бы до тех пор, пока она не отвернется. Джанани была коренастая, сильная женщина: в ее движениях была плавность большой неторопливой реки, сметающей все на своем пути. Ее клиенты - замученные работяги и неудачники, побаивались ее и несли к ней свои горести. Я только раз видел, как она ввела мужчину в темную комнатушку за лавкой, служившую ей спальней. Через несколько часов он вышел, пошатываясь, растерянно улыбнулся мне, сунул бумажку в десять рупий и скрылся. Больше он не возвращался.
Любимым местом, где я учился и упражнялся в том, что считал своим искусством, был рынок: там разносчики сидели на корточках перед полными корзинами бутылочных тыкв, перцев, баклажанов и лука, выкрикивая: "Грабьте! Разоряйте! Всего по три рупии за кило!"
Я полюбил потных хозяек с блестящими глазами и в ярких сари, которые они подбирали, готовясь к битве - принимаясь бранить товар. Гордость, честь, желание среди шатких сверкающих груд сочных фруктов и овощей - разве я мог устоять? Я пробирался в изгибы сознания этих женщин - в его холмы и долины, в области света и тьмы, во всю эту живую массу, дрожащую и подающуюся под напором эмоций. Понемногу я навострился стягивать их сознания в подобие сетки, сплетать отдельные ниточки звенящих мыслей в нечто… нет, не в ковер, это искусство осталось для меня недостижимым, но в узловатую путаницу, в какую превращает клубок играющий котенок. Среди множества отдельных сознаний редко встречались такие, которые осмысляли, хотя бы смутно угадывали, что сейчас, в это время и в этом месте, составляют часть запутанного метасознания, - сколько клеток в вашем теле, а многие ли из них обладают особой способностью осознавать себя частью высшего разума?
Однажды я попробовал стянуть разум Джанани в метасознание с парой ее покупателей, но она вышла в помещение за лавкой и отчитала меня:
- Не вздумай пробовать свои штучки на мне, негодник! Так–то ты платишь за мою доброту?
Я уже догадался (потому, что никто не пробовал этого на мне, и потому, что те, на ком упражнялся я, совершенно этого не замечали), что моя способность уникальна, но я не знал, что Джанани о ней известно. Позже она объяснила мне, что не обладает этой способностью - и знала всего одного человека, наделенного ею, - но она к ней восприимчива. Она чувствовала, когда кто–нибудь, тем более недоучка вроде меня, выделывает свои фокусы.
- А кто был тот, другой? - с любопытством спросил я.
- Ни к чему тебе о нем знать, - отрезала она. - Просто я однажды такого встречала. Он был нехороший человек.
Она так мне и не сказала. Но тогда я осознал, что мир сложнее, чем мне представлялось: по меньшей мере один человек разделял мой странный дар, большинство им не обладало, но некоторые могли улавливать прикосновение моего разума к своему.
Я проводил досуг, бродя по узким зеленым проулкам под гулмохарами, зарываясь пальцами ног в мягкую шелковистую пыль. Я играл в камешки с другими мальчиками и вместе с ними глазел на календарь в чайной лавке, с листов которого оленьими глазами смотрели кинозвезды. Я узнал, что такое секс, наблюдая за бродячими собаками на улицах и по взглядам, какими старшие мальчики провожали недоступных, одетых в школьную форму девочек, проходивших мимо, потряхивая косичками. Во мне желания пока бродили смутно. Я мог взглянуть на дочку торговца чаем - ведьмочку с глазами, как ягоды терновника, с язычком, острым, как его колючки, и с большим запасом бранных слов наготове - и сказать, что внутри она хрупка, как нить паутины, натянутая страхом и нуждой. Меня влекло к ней, но был еще парикмахер: стройный, чисто выбритый юноша, застенчивый и скромный на вид. Он привлекал меня всякий раз, как я проходил мимо его заведения: подвешенное на стене дома зеркало и кресло перед ним, прямо на улице. В кресло он усаживал клиентов, чтобы заняться их прическами или бородами. Его разум был сияющим, полным фантазий, эротичным: я не умел прочесть его мыслей, но ощущал их природу, желания, протекавшие через его пальцы, сквозь мягкие прикосновения ладоней к щекам посетителей. Мой разум и мое тело вместе отзывались на подобные желания окружавших меня мужчин и женщин: мне случалось возбудиться, просто проходя по улице, когда их сознания щекотно, легким перышком скользили по моей коже.
Мы все время проводили на людях, на виду, поэтому надежды на физическое удовлетворение было мало - разве что мы, мальчики, случалось, щупали друг друга в темных переулках, - но я мог дотянуться мыслями и выстроить мост, столь же осязаемый, как прикосновение. Мало кто умел это почувствовать, но дочка торговца чаем однажды ответила мне потрясенным взглядом, ясным и честным, как взгляд маленького ребенка, будто и она почувствовала электрическую искру, проскочившую между нашими умами. Потом на ее лицо, словно маска, скользнула привычная надменность, и момент был упущен.
У меня имелась любимая игра: я ложился на широкую ветку нима у чайной лавки, закрывал глаза и старался по почерку сознаний угадать, кто проходит подо мной.
Почерк сознания незнакомца ничего не говорил мне о том, кто он, я не умел даже отличить мужчину от женщины - но он оставался в моей памяти, как до боли знакомые окрестные улочки.
Сколько я ни упрашивал, Джанани так и не сказала мне, кто еще из известных ей людей разделял мою способность.
- Надеюсь, ты никогда с ним не встретишься, - содрогаясь, говорила она.
Но однажды вечером он сам нашел меня.
Я как раз закончил подметать лавку, когда почувствовал что–то странное, словно щупальце шарило у меня в мозгу; в тот же миг я ощутил, что кто–то стоит за дверью - просто стоит в темноте и ждет. Должно быть, то же почувствовала и Джанани - в ее глазах мелькнул испуг. Я ощущал силу разума, более изощренного, чем мой, затягивавшего меня в лабиринт своего сознания, как рыбу на леске. Я поднялся и как во сне пошел к входной двери. Джанани, которую, как видно, затронуло не так сильно, схватила меня и потянула в заднюю дверь, в мирную темноту огорода.
- Арун, дурень ты этакий, убирайся отсюда! - свирепо шепнула она мне.
Я усилием воли заставлял себя передвигать ноги. Затем перелез через бамбуковую изгородь. С каждым шагом я становился сильней и во мне росла способность к сопротивлению.
Когда я возвратился, Джанани сидела на полу. Глаза ее бегали, волосы были растрепаны, сари помято, и она тихо и монотонно повторяла:
- Рама, о Рама…
Меня захлестнула волна гнева и страха.
- Кто это был? Что он сделал?
- Это был Рахул Може. Единственный из моих знакомых, кто обладает твоим даром. Ты узнаешь его не по наружности - она обманчива, - а по тому, как он без предупреждения вторгается в твой разум.
Он угрожал мне. Оставаться здесь было опасно для нас обоих. Мне следовало подумать, что делать…
Тогда в первый и единственный раз Джанани взяла меня к себе в постель, прижала к своей утешительной смуглой гималайской груди, пахнувшей чесноком и корицей. Она была как слившиеся воедино землетрясение и цунами. Позже я слышал, как она бормочет про себя:
- Для него это ничего не значит, он иной…
Наутро она решительно вышвырнула меня из постели и принялась собирать вещи.
- Это знак, что нам пора расстаться. Я научила тебя, чему могла. Отправляйся в мир, чтобы стать чем–то, и держись подальше от Може. Я скопила для тебя немного денег. Я тоже уеду отсюда, переберусь к подруге в Ришикеш. Посылай мне весточки, я хочу знать, как у тебя дела. Часть твоих вещей я храню в надежном месте. Перешлю их тебе, когда сумею.
- Каких вещей?
- Того, что было до пожара. Сейчас об этом не заботься. Ты должен добраться до соседнего города и найти работу. Я знаю место…
Вот так я очутился в крошечной комнатенке над мастерской портного в соседнем городке. Мне жилось там спокойно. Я помогал портному - разносил готовые вещи, и он сшил мне пару брюк и рубаху, так что я стал выглядеть порядочным молодым человеком, а не бродягой в дырявой одежке. Со временем (Джанани слала письмо за письмом, подстегивая меня) я получил место секретаря в институте программирования. Здесь сказался мой живой ум, а также уроки Джанани и отставного писца: я за год усовершенствовался в английском и стал помогать системному администратору в работе с компьютерами. Работа мне нравилась и давалась легко.
"Арун, дурень ты этакий, - писала мне Джанани. - Ты уже не уличный сорванец без надежд на будущее. У тебя есть шанс стать человеком. Я высылаю деньги на обучение. Изучи компьютеры и найди достойную работу, это каждый дурак может".
Я записался на пару курсов и обнаружил в себе талант программиста. Числа, символы, инструкции, логика - я как будто уже знал все это или что–то похожее в своей прошлой жизни.