- то винцо, то бражку. И если что не по мне, у меня разговор короткий - слечу, бывало, со шпиля да обидчику клювом в глаз. Царь, не царь - это мне всё равно: глаз - вон, и к следующему клиенту. Отбою, между прочим, от предложений не было. В деньгах купался, как теперь вон эти в своих личных бассейнах.
- Да уж. - Волк уселся рядышком с петухом и стал нервно бить хвостом о линолеум. - Не кормят почти, не поят, кино - только по воскресеньям, и то крутят одно и тоже. Лично меня от "Семнадцати мгновений весны" уже одной водою тошнит. Я Штирлица этого сил моих нет как ненавижу. Попался бы он мне в свое время где-нибудь в чистом поле, никакая б ему фашистская ксива не помогла. И "Титаник" их этот - тоже дерьмо. - Волк вздохнул, в глазах его блеснула слеза. - Продать они нас хотят, вот что я вам скажу. В Диснейленд, в Мульттаун, американцам. Не выйдет. - Волк встал на все лапы и грозно оглядел коридор. - Я им не какой-нибудь безродный космополит. Родина - моя мать, а Тамбов мне заместо папы…
- Америка, Диснейленд… Кому ты нужен там, такой доходяга. У них своих нахлебников - негров всяких, пуэрториканцев - что козлов недоенных, а тут еще ты им на гузно свалишься со своей волчьей харей. Тоже мне, Шварценеггер. - Рядом с волком сидело (или лежало) нечто, очень похожее на старый футбольный мяч, - такое же круглое, грязное, с продранными боками и нарисованным фломастером ртом. Оно-то и рассуждало на тему "Родина и эмиграция".
- Колобок прав, - поддакнул справа кто-то ещё, - кому мы там такие нужны.
Андрей Т. посмотрел туда и даже не улыбнулся. Это говорил крокодил. Рот его едва раскрывался, обмотанный нелепым бинтом с торчащим наверху бантиком. Похоже, у крокодила болели зубы.
Странного народца вокруг становилось больше и больше. Вроде бы, когда Андрей Т. повернул голову от окна, коридор был почти пустой - ну, сидел у стены петух, хотя, если честно, и петуха-то никакого у стены поначалу не было, - и вот, пяти минут не прошло, а в коридоре уже буквально не протолкнуться от всех этих слоновьих хоботов, деревянных ступ с торчащими из них вениками да мётлами, каких-то дураковатых малых с облупленными носами и в ватниках на голое тело, тщедушных девочек с перемазанными золою лицами, краснорожих дедов-морозов, маленьких чертенят с манерами азиатских детей, побирающихся в поездах метро, и прочих экзотических экземпляров. Наверное, в ЗАМАСКе наступило что-то, похожее на час пик. На Андрея Т. не обращали внимания, он медленно шел в толпе, изучая непривычную обстановку и прислушиваясь к разговорам.
- Все беды от неудовольствия проистекают, - говорил кто-то, невидимый за лесом перепончатых крыльев и ослиных ушей, выросшим перед глазами Андрея Т., - и ежели, значить, дать человеку всё - хлебца, отрубей пареных,
- то и будет не человек, а ангел…
Щеки Андрея Т. коснулось что-то тёплое и текучее и медленно поползло по коже. Андрей Т. поднял голову. Над ним, рядом с тусклым, пыльным плафоном, в воздухе висел человек. Пара розовых потрепанных крыльев болталась у него за спиной, руки были скрещены на груди, ноги вяло подергивались в коленях. Глаза летучего человека были прикрыты веками, по лицу блуждала голодная страдальческая улыбка - должно быть, утомленный летун мечтал о пареных отрубях, вареном сусле или просто о бутерброде с сыром; тоненькая струйка слюны сопровождала его ангельские мечтания и орошала рога и головы мельтешащей внизу толпы. Андрей Т. брезгливо поморщился, отер слюну и отошел в сторону.
- Слон съедает самое большее девять македонских медимнов за одну еду, - продолжал тем временем прежний голос, - но такое количество представляет опасность; вообще же шесть или семь медимнов, ячменной крупы пять медимнов и вина пять марисов…
Обогнув компанию каких-то сизорылых утопленников, которые, усевшись в кружок, чинили рыбачью сеть, Андрей Т., наконец, увидел обладателя голоса.
Им был бледный стариковатый юноша, сутулый, с виноватой улыбкой, - таких в 19 веке обычно называли "архивными". Он сидел на корточках у стены и читал сочинение Аристотеля "О животных".
- Съест-то съест, да кто даст? - раздался рядом протяжный вздох. Вяло шевеля хоботом, сквозь толпу пробирался слон. Бока его были впалые, глаза усталые и больные, ребра вылезали наружу - хоть по ним анатомию изучай. Меж пыльных слоновьих ног вертелась мелкая облезлая собачонка.
- А этот из какой сказки? - Андрей Т. обратился к сгорбленной старухе с клюкой, показывая на архивного юношу.
- Из сказки про Читателя сказок, - ответила бойко бабка.
- Кто же такую написал?
- Сам он и написал, кто ж еще про него напишет, как не он сам. - Бабка смотрела на Андрея Т. подозрительно. Край губы её поднялся, и оттуда, из черной ямы, вылез и блестел на свету ржавый опасный клык. - А сам ты, мил человек, из какой сказки будешь?
Андрей Т. замялся, не зная, что ей ответить. Он почувствовал, как краснеет. Лица, рожи, морды и хари окружающих его сказочных персонажей повернулись как по команде к нему. Ничего хорошего это не предвещало. По взмокшей под рубашкой спине прошёлся антарктический холодок. Рядом клацнули чьи-то зубы. Когтистая рука упыря вылезла из-за медвежьих голов, и медленно потянулась к Андрею. Бабка стукнула по руке клюкой, рука убралась на место.
- Что молчишь? Аль язык отсох? - Бабкина клюка крутилась возле лица Андрея, примериваясь к его глазам; наконечник клюки был острый, с хищной крючковатой зазубриной, похожей на ястребиный клюв.
- А может, он того… засланный? - Из толпы выступил паренек с волевым, мужественным лицом и холодным огнем в глазах. На поясе его висела погнутая тёмная сабля. - Может, он хочет выведать всю нашу Военную Тайну? Может, ему за это выдали целую бочку варенья да целую корзину печенья? - Мальчик вдруг замер, насторожился и приложил ладонь к уху. - Слышу я, как трубят тревогу вражеские сигнальщики и машут флагами вра- жеские махальщики. Видно, будет у нас сейчас не лёгкий бой, а тяжёлая битва. Только бы нам ночь простоять да день продержаться…
- Цыц! - сказала ему бабка с клюкой. - Без сопливых как-нибудь обойдемся. Ну? - Она грохнула клюкой о линолеум и угрожающе уставилась на Андрея.
- Я… я… - Андрей Т. пытался набросать в голове какой-то примитивный сюжет, но ничего, кроме попа и коляски, на ум не шло.
- Это еще что за собрание? - услышал он вдруг рядом с собой. Голос звучал вкрадчиво и елейно, но сквозь эту мармеладную мягкость проступали сталь и свинец.
Андрей Т. скосил взгляд в ту сторону и обомлел. Важно выпятив грудь и по-разбойничьи растопырив усы, к нему навстречу приближалась очень даже знакомая личность. Хвост у личности торчал вверх пистолетом, левый глаз был прищурен, правый был широко раскрыт и оттуда в окружающую толпу бил зелёный холодный взгляд, замораживая и обжигая. Еще минуту назад в коридоре было не протолкнуться, а сейчас он вдруг стал просторным, население его резко выдохнуло, вжалось в стены и попряталось друг за друга.
Андрей Т. раскрыл уже было рот, чтобы сказать Мурзиле привычное домашнее "здрасьте", но Мурзила то ли зазнался, то ли должность не позволяла проявлять на глазах у публики родственные, тёплые чувства, - он демонстративно отвернул от Андрея голову и глазом обвёл толпу.
- Ага! Всё те же, и заводила, как всегда, Марфа Крюкова. - Кот вытащил из холёной шерсти толстую амбарную книгу, раскрыл ее примерно посередине и сдул со страницы пыль. - Так и запишем: Крюкова Марфа Индриковна, девяносто пятое серьёзное предупреждение за неделю. - В лапе его уже торчала древняя перьевая ручка и скрипела, ёрзая по бумаге. - Еще пять серьёзных предупреждений, и висеть тебе, Марфа Крюкова, на Доске отстающих. - Он пристально посмотрел на бабку, зевнул и добавил нехотя: - Со всеми вытекающими последствиями.
Андрей Т. почувствовал укор совести - ещё бы, ни с того ни с сего подвести старого человека. Он сглотнул, хотел сказать что-то вроде: "Стойте! Гражданка не виновата!", - но его опередила старуха. Она затрясла губой, сделалась совсем маленькой и несчастной и слезливо запричитала:
- Да уж, если что - вали всё на бабку Мару. Мара стерпит, Мара - бабка привычная. В прошлый раз, когда Кащеево яйцо спёрли, сразу все на кого - на Крюкову. А на кой мне ляд Кащеево яйцо, раз яичницу из него не сваришь. Справедливость, где она, ваша хвалёная справедливость?
Лица многих при слове "яичница" затянули грусть и печаль, губы оросила слюна. Кот с шумом захлопнул книгу.
- Так, - сказал он сурово. - О справедливости поговорим в другой раз. Разойдитесь, всем разойтись. Делом лучше займитесь, нечего языком чесать. А вы пройдите со мной. - Кот лапой указал на Андрея Т.. Тот с виноватой улыбкой двинулся за ним следом.
- Тиран! - послышалось за спиной. Кот даже не обернулся.
ГЛАВА 4
- Мур, ты-то здесь как? - Андрей Т. шел теперь с котом вровень, радостно ему улыбаясь и норовя погладить по шёрстке.
- Простите, мы не знакомы. - Кот обдал его равнодушным взглядом и увернулся от проявлений нежности.
- То есть как это? - Андрей Т. ничего не понял. - Мурзила, это же я, твой хозяин. - Он пристально вгляделся в кота.
- Вы меня с кем-то путаете, - Кот упорно не желал быть на "ты" и держался сухо и чопорно, как на строгом официальном приёме.
- Здрасьте вам, - вздохнул Андрей Т. и только тут, наконец, заметил некоторые отклонения и странности во внешности своего четвероногого спутника, которых не замечал раньше.
Во-первых, уши. У Мурзилы-IV-а уши были окраса ровного, пепельного, с золотой проседью. У этого же на самых кончиках шерсть была чёрно-бурой. Далее - хвост. В детстве, в дошкольном возрасте, когда Мурзила-IV-а играл во дворе в песочнице, на него однажды напал чей-то неизвестный бульдог. Перепуганный Мурзила кинулся от пса на газон, а тут, как назло, - газонокосилка. Мурзила, конечно, спасся, но маленький кусочек хвоста так и остался там, среди скошенной зеленой травы, во дворе их старого дома. Хвост кота, шедшего рядом, был вполне нормальной длины и не имел никаких изъянов.
Так, в сомнениях - с одной стороны, и в равнодушии и покое - с другой, они приблизились к незаметной двери, на которой было написано: "Канцелярия".
- Минуточку подождите здесь. - Кот лапой остановил Андрея, сам же исчез за дверью.
- Милый, ты там того… - За спиной его топталась старуха. Лицо ее было, как пряник, - сахарное и гладкое. - Замолви им за меня словечко. Я ж добрая, ты не думай. А что иногда вспылю - это же не со зла. Трудное детство, поганое отрочество, гнилая юность. И эта… как её… - Бабка постучала концом клюки по голому островку черепа, затерявшемуся в седом океане ее спутанных, давно не мытых волос. - Черепно-мозговая контузия, одним словом. У меня и справка имеется. - Старуха полезла копаться в складках своего экзотического халата, видимо, чтобы найти справку, но дверь в это время скрипнула и кот попросил Андрея Т. пройти внутрь.
Кабинет был как кабинет, ничего особенного. На канцелярию, правда, он походил мало - ни тебе стеллажей с папками, ни столов со всяким бумажным хламом, ни устойчивого запаха пыли, обычного для подобных мест; всё здесь было чистенько и пристойно, за исключением непонятных веников, связками висевших по стенам, ржавой доисторической алебарды, скучающей у дальней стены, да самого хозяина кабинета, сидящего за столом у окна.
Он, то есть хозяин, был какой-то суетливый и нервный; постоянно дёргаясь и кривляясь, он пытался делать одновременно чёртову тучу дел, как то: пальцем левой руки набивать что-то на клавиатуре компьютера; правой - поливать из миниатюрной лейки чахлое кривое растение, ютящееся в цветочном горшке на широком крашеном подоконнике и напоминающее декоративный крест; ногой, правой, чесать коленную чашечку левой; левой же гонять таракана, кружащегося возле ножки стола и норовящего забиться от страха в любую щель. Спина его при этом тёрлась о спинку стула, язык пытался найти дорогу в непроходимой чаще усов, разросшихся на половину лица, один глаз косил, второй, подражая первому, косил тоже, но, кося, переигрывал и фальшивил, на голове его лежала подушка, должно быть в качестве грелки.
Андрея Т. он поначалу не замечал, и тот стоял тихонечко у порога, наблюдая за хозяином кабинета.
Хозяин кончил набивать текст, и заработал принтер. Из щели с медленным и протяжным скрипом полезли белые полоски берёсты; они скручивались, падали на пол и раскатывались по всему кабинету. Один такой докатился до ног Андрея, тот нагнулся, чтобы его поднять, и в это время хозяин заговорил.
- Ну и что же, спрашивается, мне с вами делать? - Голова его была повёрнута влево, чтобы косящий и подражающий косящему глаз в упор смотрели на посетителя. Гоняющая таракана нога на секунду задержалась на месте, и измученное домашнее насекомое получило секундную передышку. - Не вовремя вы, ой как вы к нам не вовремя, и число сегодня нечётное, и магнитная буря в воздухе, и голова раскалывается с утра, и отчётный этот концерт сегодняшний… - Он сорвал с головы подушку и вытер ею озабоченный лоб; потом снова воздвиг подушку на место. - Ладно, раз уж вы здесь, так и не быть вам ни в каком другом месте, кроме как в Заповеднике.
Андрей Т. решил, наконец, высказаться, чтобы прояснить ситуацию и определить свое положение в этой нереальной реальности.
- Я вообще-то у вас по делу, мне вообще-то… - "Нужно увидеть Генку" - хотел сказать он этому беспокойному человеку, но сказать не успел.
Человек замахал руками, разбрызгивая из лейки воду и гоняя по полу таракана:
- Все вообще-то у нас по делу, а отдыхать - пожалуйста, на Елагин остров, в бывший Парк культуры и отдыха имени товарища Кирова. Можно подумать, я здесь с девушками гуляю, конфеты кушаю. Я несу здесь тяжкую трудовую повинность, я здесь спину гну ради таких, как вы, я здесь… - Он откинулся на стуле, вновь сорвал с головы подушку и с размаху приложил её к сердцу. Потом скомкал и отбросил к стене. Подушка, перелетев помеще- ние, мирно нацепилась на гвоздь и устроилась рядом с вениками. - Так на чем мы, я извиняюсь, остановились? Ах да, на проблеме трудоустройства. - Палец хозяина кабинета станцевал на клавиатуре польку. Морщин на его лбу стало больше. - Как же мне вас оформить? Каким веком, годом, месяцем и числом? И кем, вот в чём вопрос?
- А зачем? - робко выдавил из себя ничего не понимающий Андрей Т.
- То есть как зачем? - удивленно посмотрел на него хозяин кабинета. - Вот вы, когда устраивались в Эрмитаж электриком, разве не проходили через отдел кадров?
"Откуда он знает про Эрмитаж?", - удивился Андрей Т., но виду не показал.
- Такой порядок, - продолжал между тем работник канцелярского фронта. - Каждого свежеприбывшего "эмпе", материализованного персонажа то есть, в течение часа с момента прибытия в Заповедник следует оформить и поставить на учёт и довольствие, как требуют того правила и законы местной и федеральной служб. Только как же мне вас оформить, если все места в Заповеднике расписаны на четыре года вперёд?
- Он задумался, потом хлопнул каблуком по полу. Таракан нервно повел усами и испуганно задрожал на бегу. - Придумал! А оформлю-ка я вас как мумию жреца Петесу из "Сказки об оживающей мумии". Она ж, в смысле жрец, насколько я помню, тоже из Эрмитажа. - Он обрадованно потер ладони. Потом помрачнел и сник. - Со жрецом ничего не выйдет. Его ж, в смысле мумию, в Москву затребовали, в филиал, на предмет возможного приобретения АОЗТ "Мавзолей".
- Садко, - подсказал кот. Все это время он держался чуть сбоку, по правую от Андрея сторону, выступая то ли в роли конвойного, то ли ожидая от хозяина кабинета каких-то особых распоряжений.
- Разговорчики! - осадило кота начальство. - Много вас развелось, умников-то. Как мусор с пола собрать, так нету их никого. А как советы давать руководству, так сразу воронья туча. Значит, Садко, говоришь? - Палец его опять радостно пробежался по клавишам. - Вы подводным спортом не занимались? - Вопрос был к Андрею Т. - Или хотя бы в детстве с вышки ныряли? Вот и ладненько, что ныряли. Значит, будете у нас числиться как Садко. На гуслях играть умеете? Научитесь, это дело простое, не сложнее, чем играть на пиле. Походите на курсы к Бояну. Самоучитель возьмёте, в конце концов…
- Я что-то не понимаю. - У Андрея Т. уже голова шла крутом от всех этих загадочных разговоров. - Причем тут Садко? И гусли? И вообще, я не…
- А тут и понимать нечего. - Глаза хозяина кабинета вдруг резко перестали косить и сделались пронзительными и строгими. Он поднялся, раздавил ногой таракана, поставил на подоконник лейку и руки уложил на груди. - Базильо, - сказал он, обращаясь к коту, - покажи господину Богатому гостю выход. Господин не знает дорогу. Господин только что прибывши. Милости просим, - он в фальшивом театральном привете распростёр руки, - в наши гостеприимные Палестины. Извините, но время вышло. У меня квартальный отчёт. У меня комиссия из Минфина. У меня Горынычиха рожает. Базильо! - Он щёлкнул пальцами. - Товарищ не понимает. Проводите товарища. До свидания.
ГЛАВА 5
Андрей Т. вернулся в толчею коридора. В голове его роились вопросы, и первый из них был - "зачем мне всё это нужно?". Да, Генка, конечно. Друг в опасности, друга надо спасать. Но кто ему дал знать об опасности? Конь Кобылыч. А какова его слову цена? Копейка в базарный день. Вот именно что копейка. Может быть, действительно Генка-Абрикос здесь, числится каким- нибудь Иваном Коровьим сыном, и прячут его от людских глаз в стенах этого казённого заведения. Тогда опять вопрос - для чего? И сам Андрей Т. здесь -
- для чего? Тьма египетская вопросов, а ответов пока не видно. Единственное, что почему-то приходило на ум, - какие-то древние рекрутские наборы, старая унылая Англия, вербовка в матросы Королевского флота, когда людей поили до полусмерти в кабаке, а наутро закованный в кандалы новобранец просыпался от пинков капитана за несколько миль от берега.
Всем вокруг почему-то уже было известно, что Андрей - былинный герой Садко, а значит, гость богатый и важный, и, видимо, по этой причине возле него вертелись всякие неблагополучные личности - в чешуе, в дурно пахнущих рыбачьих сетях вместо одежды, с трезубцами, увитыми водорослями, а один, в чалме, при серьгах и с бусами на тщедушном теле, назойливо, как бомж в переходе, что-то мямлил Андрею на ухо - то ли просил на водку, то ли предлагал какую-то аферу с алмазами, которых, как он клялся, не счесть в каких-то там каменных пещерах.
Андрею Т. насилу удалось от него отделаться - помог недавний знакомый, волк; он рыкнул на прилипчивого субъекта, и тот, мелко кланяясь и юля, растворился в прогуливающейся толпе.
- Здрасьте, - кивнул зачем-то Андрей потрепанному серому хищнику, хотя виделись они с ним недавно.
Волк стоял, закинув лапы на подоконник, и с какой-то неизбывной тоской вглядывался в заоконный пейзаж.
- Солнце садится… Август. - Волк вздохнул и прикрыл глаза. Потом открыл их и печально продолжил: - В лесу сейчас хорошо, покойно. Душицей пахнет, паутина в ветвях блестит, белки по стволам бегают. А то и лось на полянку выйдет, протрубит - и обратно, в чащу. Лось… - Волк опять вздохнул. - Мне бы сейчас хоть кильки в томате. Хоть селёдочных голов полкило.