- Как ты угадал? - совсем смутилась девушка, потом сделала усилие и взяла себя в руки. - Я не понимаю, кто здесь у кого берет интервью?
- Зря вы приехали! - сказал я ей. - Как я понимаю, без материала для статьи вы отсюда не уедете?
- А что тебя не устраивает? - удивилась она. - Многие хотят…
- Я тоже многого хочу, - я пристально уставился на ее грудь, опять вогнав в краску. - Только известность в перечень моих желаний не входит! Блокнот у вас с собой? Тогда пишите, я вам расскажу о себе сам. Получите информацию из первых рук. Драчун и двоечник, сексуально раскованный тип и постоянный нарушитель дисциплины! Что вам еще нужно для полной характеристики?
- И твои друзья скажут о тебе то же самое?
- Я за них не отвечаю. Вас, кстати, как зовут?
- Василиса Юрьевна.
- Василиса Прекрасная! - сказал я. - Ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Статьи из вашей газеты в "Комсомолку" не попадают?
- Бывает, но редко, - ответила она. - А что?
- Вы можете сделать так, чтобы статья обо мне никуда дальше вашей газеты не пошла? "Пионерскую правду" я, может быть, переживу, а у вас еще будет много статей.
- Ничего не могу обещать, - сказала она, с интересом меня разглядывая. - Это от меня не зависит. Если их редакцию что-то заинтересует, возьмут текст, и меня никто спрашивать не будет. Но если станешь со мной общаться без выпендрежа, в конце открою секрет, который прямо тебя касается.
- Баш на баш? - спросил я.
- Конечно! - засмеялась она. - Не знаю, откуда ты такой взялся, но я бы тебе смело умножила возраст на два. Или даже больше. У нас в редакции много молодых парней, но ты по нахальству их всех перещеголял. Три раза вогнал в краску!
- Извините, - сказал я. - Для меня ваш репортаж, как нож острый! Мне от этой известности одни неприятности. Но вы-то, конечно, ни при чем. Задавайте свои вопросы.
Мучила она меня недолго – минут двадцать, задавая самые разные вопросы и быстро делая отметки в блокноте.
- А это вам для чего? - удивился я последнему вопросу.
- Мне нужно писать о тебе статью, а я не могу тебя понять, - пояснила Василиса. - Не ведут так себя подростки, да еще из поселковой школы, когда к ним приезжает пресса.
- Как вас можно назвать нормально? - спросил я. - Я за всю свою жизнь не встречал ни одной Василисы и не знаю, как уменьшить это имя. Ничего, кроме Васи, в голову не приходит.
- У тебя такая длинная жизнь? - засмеялась она. - Зови Лисой – она сделала ударение на первом слоге – разрешаю.
- Зачем вам во мне разбираться, Лиса? - спросил я. - Напишите обычный очерк о поселковом отличнике, не лишенном литературного дара. Детям, которые будут читать вашу газету, ничего больше и не нужно, а Ленинской премии за такую работу все равно не дадут. Вы же видите, как мне все это неприятно. Если вам нужен объем, придумайте что-нибудь или задайте несколько вопросов в моем классе. Они вам такого расскажут… Как кто-то может разобраться в человеке, если он сам этого не может сделать?
- Я все-таки попробую! - настойчиво сказала она.
- Флаг вам в руки, - вздохнул я. - Я ответил на все вопросы? Что вы мне хотели сказать?
- Только то, что тираж сборника решено увеличить, а отдел пропаганды планирует после выхода книги организовать твои встречи со школьниками Минска. И я думаю, этим все не закончится. Ты очень удобная фигура для пропаганды. Простой мальчик из глубинки…
За дверью послышались голоса, она отворилась, и в учительскую вошел Новиков и тот парень, который приехал с Лисой.
- Здравствуй! - приветливо кивнул он мне. - Я Валентин. Вася, ты закончила?
- Мне нужно поговорить с его одноклассниками, - сказала девушка. - Много времени это не займет.
- Скоро закончится урок, и мы сделаем седьмому классу еще одну большую перемену, - сказал директор. - Двадцати минут вам хватит? Вот и отлично. Значит, Валентин Петрович, я вас оставляю с этим молодым человеком. Можете сегодня делать с ним все что угодно. Если что-то будет нужно, я у себя.
- Послушайте, Валентин, - сказал я, когда дверь за директором закрылась. - Вы не могли бы найти себе другого мальчика? Например, в Минске. Тогда никуда и ездить не придется.
- А что не так? - спросил он. - В чем дело, Вася?
- Молодой человек категорически против славы, - сказала она, закрывая свой блокнот. - Даже упрашивал меня написать о нем такую статью, чтобы меня после нее выперли из редакции.
- Садись, поговорим, - сказал он мне. - Скромность это хорошо. Она украшает человека. Но во всем нужно знать меру. Ведь что такое слава? Это не что иное, как признание твоих заслуг перед обществом. Иногда она может мешать, но пользы от нее гораздо больше. Все ведь зависит от самого человека. Если ты останешься самим собой, отношение твоих друзей и близких не изменится. А завистники… они еще долго будут, так что, из-за них не делать ничего выдающегося? Мне сказали в редакции, что они хотят заключить с тобой постоянный договор. А это значит, что будут печататься и другие твои книги. А творческие люди у нас в стране самые уважаемые…
- После партийных работников, - вставил я.
- Ты что-то имеешь против партийных работников? - спросил он, и я увидел, как напряглась Лиса.
- Нет, - ответил я. - Инженеры человеческих душ, они цементируют наше общество.
- Хорошо сказал, - одобрительно кивнул Валентин. - Наше государство заботится о детях и вправе рассчитывать на их благодарность. Вот я смотрю на тебя и вижу коммунистическое будущее, когда все ребята будут такие, как ты: умные и талантливые, сильные и красивые! Ты – это первый росток, за которым последуют дружные всходы! Наш отдел занимается поиском таких парней, как ты. Людям нужны примеры, которым стоит подражать. А ты нам подходишь идеально. Спортсмен, отличник, умеешь играть и хорошо поешь, в четырнадцать лет написал хорошую повесть, а теперь еще оказывается и скромный. Всесторонне развитый человек!
- Учителей допрашивали? - безнадежно спросил я.
- Пока я разговаривал только с вашим физруком и классной, - сказал он. - Встряхнись, Геннадий, все равно от славы никуда не убежишь!
Глава 9
Я напряженно думал, а Валентин с Лисой смотрели на меня с нескрываемым любопытством, ожидая, что я скажу в ответ. Быть незаметным у меня не получалось. Наверное, в глубине души я сам этого не хотел. Или одна из моих половин, что ничего не меняло. И что теперь делать? Может быть, воспользоваться случаем и приобрести такую известность, чтобы в случае чего несколько раз подумали, прежде чем сунуть меня в психушку или прижать другим способом? Все равно я даже без своих записей еще долго буду полезным. Основные события я записываю, а сколько было неосновных? А от их знания тоже может многое зависеть. Я хотел передать свои записи через Цуканова, бывшего бессменным ведущим помощником Брежнева по экономике и промышленности. В отличие от самого Леонида Ильича, к Георгию Эммануиловичу было подобраться гораздо проще. Я видел его фотографию и знал, где он примерно жил, и то, что он часто ходил на работу пешком. И способ передачи тетрадей я нашел, а в прикладываемой записке были изложены кое-какие факты, которые гарантировали, что мой труд не окажется в первой же московской урне. В моем плане были и сложности, и некоторый риск. В случае с известностью можно было действовать по-другому. Я все никак не мог решить. Если пойти по тому пути, на который меня толкают, мне и дальше придется выдавать чужие вещи за свои. Моя совесть к подобному уже притерпелась. И цель у меня была достаточно важной для всех, и была большая вероятность, что все украденное все равно не будет создано из-за моих тетрадей. Я был уверен, что когда-нибудь, когда все узнают, родители меня поймут и простят. Поэтому решающим было мнение Люси. Она быстро вошла в мою жизнь и уходить из нее не собиралась. Если она скажет "да", я, пожалуй, рискну.
- Ладно, - сказал я собеседникам, посмотрев на часы на руке. - Уговорили. Через три минуты звонок. Вы ведь хотели поговорить с классом? Ну и у меня будет короткий, но важный разговор. Вы еще здесь что-нибудь планируете?
- Заберем тебя с собой и съездим к вам домой, - сказал Валентин. - Надо поговорить с твоими домашними.
- Дома одна мать, - предупредил я. - Отца нетрудно вызвать, если он никуда не уехал, но сестра учится.
- Мы уедем часа через два, - сказала Лиса. - За это время все уроки закончатся. Чаем угостишь?
Мы подошли к классу перед самым звонком, но Валентин не стал его ждать, а постучал в дверь и вошел. За ним вошла девушка, а за ней и я, машинально скользнув взглядом по ее фигуре. Наша учительница физики уже была знакома с гостями, поэтому кивнула Валентину, закрыла классный журнал и вышла.
- Я работник Центрального Комитета комсомола Белоруссии Валентин Петрович Дроздов, - представился Валентин. - А это собкор вашей газеты "Пионерская правда" Василиса Юрьевна Белецкая. Следующий урок у вас будет короче на пятнадцать минут, за счет чего увеличится перемена. К вам будет просьба не разбегаться, а ответить на вопросы корреспондента. Давайте, чтобы не терять времени, начнем работать.
- Одну минуточку, - вмешался я. - Наверное, мне самому здесь присутствовать не стоит. И я у вас заберу одного человека, остальных можете мучить. Я буду ждать в коридоре.
Я подошел к своей парте, забрал портфель и сказал покрасневшей от общего внимания Люсе, что нам нужно поговорить. Как раз зазвенел звонок, и мы единственные из всего класса вышли в коридор. Из соседних классов туда же повалили ученики, но возле наших дверей никого не было.
- Мне нужно с тобой поговорить, и от этого разговора будет зависеть вся моя жизнь, - сказал я, сжав ее ладонь в своей. - Ты хотела моей откровенности, и я буду откровенен, хоть и боюсь, что это может изменить твое отношение ко мне.
- Этого можешь не бояться! - ответила она. - Я хочу всю жизнь прожить с тобой, остальное не важно.
- Тогда слушай! - сказал я и минут за десять рассказал самое важное, не упоминая о развале Советского Союза. Всему свое время, а ей тогда легче было поверить в инопланетян, чем в это.
- Чужие песни это такие, как ты пел для меня или у Светы?
- Да, я их знаю не одну сотню, только не все можно петь. Если изменится будущее, многие из них просто не будут созданы, потому что изменятся судьбы написавших их людей. То же самое и с книгами. По сути, это воровство, поэтому мне самому неприятно так поступать. Я хотел действовать со стороны, чтобы обо мне никто не знал, но нужно было как-то прикрыть свои записи, поэтому я и взял одну небольшую и далеко не лучшую повесть. А теперь за меня возьмутся всерьез и начнут лепить идеал для подражания. Остаться в тени уже не получится. Если я начну реализовывать свой план, меня не так сложно будет найти.
- Ну и что? - подняла она на меня глаза. - Ты же не делаешь ничего плохого! Наоборот, хочешь всех спасти!
- Ты не маленькая девочка и должна знать, что в руководстве страны есть самые разные люди. И руководствуются они не только интересами государства, но и своими собственными. И не у всех из них чистые руки, да и интересы государства каждый понимает по-своему. А я слишком много знаю всяких секретов, и государственных, и их личных. Если я буду обычным мальчишкой, я могу просто бесследно исчезнуть.
- Тогда прославься! - сказала она. - Ты же сам сказал, что все изменится и многого из того, что ты хочешь использовать, не будет! Если ты боишься, что я тебя из-за этого разлюблю, то зря! Буду женой великого человека. Ведь буду?
- Мне тебя прямо сейчас при всех поцеловать? - спросил я. - Или подождешь до вечера?
- Влепят кол по поведению и вызовут родителей! - счастливо засмеялась она. - И рассадят на разные парты. Хотя можешь и поцеловать, в коридоре уже никого нет.
- Точно! - я с удивлением осмотрел пустой коридор. - Честное слово, не заметил звонка! Но целоваться не будем, по тебе сразу все видно. Я сейчас уеду с гостями, а вечером к тебе прибегу. Заодно познакомишь с родителями, а то я их только видел издали. А сейчас иди в класс и постарайся даже намеком не выдать то, о чем теперь знаешь, а я их подожду здесь.
Я не догадался позвонить маме из учительской, это сделал директор. Поэтому, когда мы подъехали к дому, отец уже был в квартире и помогал маме готовить стол к приему гостей. На этот раз я настоял, чтобы водитель пошел вместе с нами.
- Вас как зовут? - спросил я его. Сергеем Александровичем? Ну, а я Геннадий. Нечего вам гонять обогреватель, пойдемте в квартиру. И машину никто не угонит, наверное.
В квартиру он пошел, но перед этим закрыл дверцы. Мама редко готовила на один день, и нам всем хватило обеда. Сестру, которая пришла через час с небольшим, накормили вторым и пирожными, захваченными Валентином из Минска. После обеда родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я все это должен был слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался и в прямом, и в переносном смысле. Песню "Песняров" я уже разучил полностью.
Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия!
- допел я, и установилась мертвая тишина.
- Что это было? - минуту спустя спросил Валентин.
- Да, нам ты такого не пел, - сказала мама. - Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.
- Естественно, - пожал я плечами. - Это моя новая песня.
- Так ты сочинил и стихи, и музыку? - поразилась Лиса.
- А что здесь такого? - сделал я удивленное лицо. - Оно как-то само сочинялось.
- А что там было про детей? - опять спросила Лиса. - Какое-то название…
- Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, - пояснил я. - Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому приход из школы Тани оказался как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с ней в eе комнату брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня еще есть в репертуаре. Я сыграл ему "Вот так и живем" с учетом прошлого опыта, стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они распрощались и уехали.
- Ты меня этой песней прямо поразил! - сказала мама. - Никак не подозревала в тебе таких талантов!
- А что он еще выкинул? - спросила Таня.
- Написал новую песню, - ответила мама. - И спел ее всем нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала "еще"?
- А об этом сейчас вся школа шумит! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашел, забрал свою Люсю и все время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоем, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто другой, ты бы уже была у директора, а с него все как с гуся вода.
- Что, правда, что ли? - не поверила мама.
- А что в этом такого? - пожал я плечами. - С Валентином я договорился, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторых завидки берут, при чем здесь мы? Шла бы ты, Танечка лучше обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
- Я пойду, - сказала сестра. - А ты все-таки подумай. Может быть, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков такое долго терпеть не станет. Школа для учебы, а личные дела решайте дома!
- Она права, Гена! - сказала мама. - Ты подаешь другим дурной пример, и директор не сможет на это никак не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
- Учту, - коротко сказал я. - Мне просто срочно нужно было переговорить, откладывать разговор я не мог.
- Как у вас все рано! - сказала мама. - Еще не целовались?
- Я тебе обещал думать головой? - спросил я. - С Ленкой я был пацан, поэтому вы и знали о каждом моем чихе, сейчас я отчитываться не собираюсь. Или вы мне доверяете, или нет.
- Ты опять пишешь повесть? - спросила мама, чтобы сменить тему.
- Так, наметки, - неопределенно сказал я. - Лиса сказала, что редакция хотела заключить со мной договор о сотрудничестве. Так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
- Купим мы тебе тетради, - сказал отец. - Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Думаю, тебя из-за нее в Минск повезут раньше, чем из-за повести, а ты ведь ехать никуда не хотел.
- Я передумал, папа, - ответил я отцу. - Все равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, перед Родиной долг, будешь отрабатывать, работая примером для подражания!
- Что, так и сказали? - удивилась мама.
- Нет, это я вам своими словами пересказал то, что было сказано мне. Я сейчас сбегаю к Люсе, а уроками займусь позже. Я пропустил уроки, так что заодно посмотрю, чем они занимались. Да и с ее родителями нужно познакомиться, тогда они будут меньше верить всяким сплетням.
На этот раз вся семья Черезовых была в сборе. Перед выходом я позвонил Люсе, поэтому дверь мне открыла она.
- Папа, познакомься, - сказала она своему отцу, сидевшему в комнате у телевизора. - Это мой друг, Геннадий.
- Очень приятно! - приподнялся он мне навстречу. - Иван Алексеевич.
- Мама, ты можешь выйти? - спросила Люся мать через дверь кухни. - Гена пришел.
- А, жених! - сказала славная невысокая женщина, выходя с кухни. - Надежда Игоревна.
- Очень приятно, - сказал я. - А почему жених? Не думайте, я не отказываюсь, просто интересно.
- Даже так? - она сняла передник. - Так вас с Люсей называют в классе Ольги. Жених и невеста.
- Пока мы только дружим, - успокоил я ее. - До свадьбы еще четыре года.
- А еще он всем рассказывает анекдоты! - наябедничала с кухни симпатичная девчонка лет восьми, очень похожая на Люсю.
- Правда, что ли? - спросил Иван Алексеевич, выключая телевизор. - Расскажешь?
- А в каком вы звании, Иван Алексеевич? - спросил я.
- Как и твой отец – майор, а что?
- Тогда я про майора и расскажу, - сказал я. - Армейское подразделение окапывается. Рабинович тоже роет себе стрелковую ячейку, глубина её уже два метра. Подходит майор и спрашивает Рабиновича, зачем тот копает так глубоко? Он же не увидите неприятеля!
А вы думаете, отвечает Рабинович, что мне так интересно на него смотреть?
- Смешно, - рассмеялся он. - Ты в шахматы играешь?
- Играю, но уже давно их не брал в руки, - ответил я, подумав, что это было лет пятьдесят назад.
- Папа, Гена пришел ко мне, а не играть с тобой в шахматы! - возмутилась Люся.
- Мы еще сыграем, - обнадежил я его. - Как-нибудь потом.
- Потом, так потом, - вздохнул он. - Дочь, ты поела? Закончишь с едой, иди ко мне, не мешай сестре.
Я зашел вслед за Люсей в ее комнату.
- Кто-то меня в школе обещал поцеловать, - тихо сказала она мне. - Выполняй обещанное, пока отец удерживает Ольгу. Надолго его не хватит.
…
- Вот так бы целовалась и целовалась! - сказала она, слегка задыхаясь, когда мы оторвались друг от друга. - Мне этого мало!
- Хорошего понемножку, - ответил я. - Покажи, чем вы без меня занимались на уроках.