- Н-н-нет, - сказала она по-английски (Гудженджи не знал этого языка). - Мои товарищи по казарме скроют мое отсутствие, даже если не поймут его причин. Это нетрудно сделать: глупые икрананкийцы считают, что невозможно отличить одного земца от другого. Но мы должны… Я хочу сказать, что не должна была покидать город. Я не могу появиться открыто, а если полечу с вами, меня заметят, - она немного подумала. - Вы быстро приземлитесь прямо перед входом в Железный Дом, и я вбегу в него. Если вас спросят о причинах посадки, вы ответите, что ошиблись местом.
- Почему вы не хотите, чтобы вас заметили?
- Мне это не нравится, - она приблизилась к Фалькейну и схватила его за руку. - Пожалуйста, Дэвид. Вы были для меня таким хорошим другом.
- Но…
Она прослезилась:
- Я надеялась, что мы подружимся еще больше.
- Ну ладно, черт побери!
Подготовка закончилась быстро: Фалькейн надел теплые брюки, куртку, сапоги, белый плащ и украшенную драгоценными камнями шляпу, лихо надвинув ее на брови. С его пояса свисали бластер - парализующее оружие - и сканер. В нагрудный карман он сунул приемопередатчик: ионосфера планеты позволяла осуществлять связь между кораблем и Катандараном. Он захватил с собой чемодан с запасным оборудованием, одеждой и подарками для императора. Адзель взял лишь коммуникатор, повесив его на шею.
- Мы будем регулярно вызывать тебя, Чи, - сказал Фалькейн. - Если в течение восьми часов с момента отлета от нас не будет известий, выводи гравитележку и лети к нам на помощь.
- Не понимаю, чего вы беспокоитесь, - пробормотала Чи. - Эта проклятая женщина испортила все наше дело.
- Секретный агент? Нет, не думаю. Но даже если узнают конкуренты, старый Ник успеет немало выкачать с этой планеты, из этой империи. К тому же мы не можем допустить кровопролития.
- А почему бы и нет? - она фыркнула. - Ну ладно. В ваше отсутствие я продолжу беседы с Гудженджи. Чем больше информации мы получим, тем лучше.
Императорский посланник уже удалился в город со своим эскортом. Но на парапетах Хайджакты примостились туземцы, собравшиеся посмотреть на взлет.
- Ох, - Стефа охнула при взлете и схватила Фалькейна за руку. Он удержался от соблазна проделать несколько акробатических фигур в воздухе и направился прямо на северо-запад в Катандаран. С орбиты были сделаны отличные карты, а Гудженджи указал ориентиры, которые встретятся в пути.
Под ними километр за километром проносилась Чекора. Они летели над бесконечными красно-зелеными полями, низкими кустарниками, иногда попадался караван грузовых четвероногих карикутов под охраной воинов на зандарах.
- Это мехкеджи, - заметила Стефа. - Их фратрия занимается перевозкой товаров в этих местах.
Адзель, разделяющий их своим массивным телом, чему Фалькейн вовсе не радовался, спросил:
- Разве торговля - семейное дело?
- Да, - ответила Стефа. - Тот, кто рождается во фратрии мехкеджи, становится караванщиком. Все деодакхи были охотниками до того, как захватили Катандаран. Теперь они чиновники. Тируты и другие, например мы - земцы, - солдаты. Рахинджисы - писцы, и так далее.
- Но, допустим, кто-нибудь не способен заниматься семейным делом?
- О, в каждой фратрии есть множество и других занятий. Главное занятие наиболее почетно. Но кто-то заботится и о фермах, если фратрия владеет ими, и так далее. Вы ведь не стали бы передавать дело чужакам, верно? К тому же молодежь, еще не посвященная в секреты фратрии, может покинуть ее и примкнуть к другой, если та другая фратрия согласна. Это одна из причин того, почему мы, земцы, держимся так обособленно. Мы не можем вступать в браки с икрананкийцами, - Стефа хихикнула и сделал неприличный жест, - так что вынуждены оставаться со своими. С другой стороны, по той же самой причине, мы вполне можем доверять своей молодежи - ей некуда идти, поэтому мы рано приобщаем их к делам взрослых.
- Вероятно, многие фратрии очень древние?
- Да, королевства приходят и уходят, ни одно из них не продержалось дольше нескольких поколений, но кровное родство держится долго.
Ее слова укрепили Фалькейна в его выводах. Они подтвердили прочно укоренившуюся приверженность к своему клану, что беспокоило Фалькейна. Если эта приверженность уже стала инстинктивной, в таком мире трудно будет вести торговлю. Но вот если ее нарушить, если икрананкийцы способны испытывать верность к чему-то большему, чем кучка семейств…
На горизонте показался Катандаран. Город более чем на двести километров отстоял от Хайджакты, которая, в свою очередь, находилась на полпути к Рангакоре. Империя простиралась далеко на восток и на юг по плодородной Чекоре. С северо-запада извивалась река Джанджех - серебряная нить, окруженная поясом растительности, которая светилась на фоне темных восточных холмов и коричнево-красных пастбищ. Там, где река огибала бывший континентальный шельф и вливалась в широкое заболоченное озеро Урши, был построен Катандаран. Это был производивший определенное впечатление город с полумиллионным населением. В нем одна за другой прошло множество цивилизаций, как в Риме и Константинополе, Пекине и Мехико. Каждая добавляла свою долю стен, башен и зданий, и теперь крепостная стена окружала путаницу всевозможных строений, сложенных преимущественно из камня. Древними были эти камни, древними были улицы, извивающиеся между серыми прямоугольниками мрачных фасадов. Только в дальнем конце города, расположенном на возвышенности, стояли строения, не иссеченные в течение тысячелетий песком пустыни, - мраморные, покрытые медными куполами, украшенные абстрактной мозаикой здания - резиденция новых правителей. И этот район, подобно районам, облюбованным прежними властителями, был обнесен стеной, защищающей господ от черни.
При помощи сканера Стефа знакомила Фалькейна с местностью, находящейся в огромном удалении от флиттера. Фалькейн перешел на режим снижения, засвистел ветер. В самый последний момент он включил антигравитацию, и флиттер мгновенно замер над самой землей.
- До встречи, Дэвид… мы обязательно с тобой встретимся, - Стефа прижалась к нему губами. Кровь ударила ему в лицо, он вдохнул странный тревожный запах ее волос. Девушка стремительно выскочила из люка.
Земцы размещались в огромном здании поблизости от дворца. Оно выходило на вымощенную булыжниками площадь, так же, как и построенные вокруг дворца дома богатеев. Здание имело единственный вход. Но какие-то воспоминания о Земле навевало созерцание заостренной железной крыши, остроконечных коньков, украшенных головами чудовищ, даже железной двери. Несколько икрананкийцев глуповато уставились на флиттер. Часовые у входа в казарму, огромного роста бородачи в кольчугах из цепей, в позолоченных и украшенных плюмажами шлемах, в плащах, развеваемых ветром, после недолгого оцепенения схватились за оружие и закричали. Стефа подбежала к ним.
Фалькейн взлетел. Он успел увидеть, как Стефа скрылась в здании.
- Летим к императору, - сказал он. - Надеюсь, там сначала спрашивают, а потом стреляют.
4
В помещении для гостей зазвенел колокольчик.
- Войдите, - сказал Фалькейн.
Слуга в облегающей ливрее отодвинул толстый занавес, служивший входной дверью в этой бедной деревом стране. Он поклонился и объявил, что император желает видеть посланцев "Политехнолиги". Его манеры были вежливыми, но лишены раболепности, и он не использовал никаких особых титулов для правителя, как, например, "его Величество" или "его Могущество". Система наследственности семейных занятий не способствовала образованию кастовой иерархии. Поддерживаемый своей фратрией, привратник был так же горд и независим, как солдат или писец.
- Мой товарищ отсутствует, - сказал Фалькейн, - но я могу действовать и один.
"Как действовать, - думал он про себя. - Мы уже с неделю как заглушили моторы флиттера. Может, один из курьеров, что спешат взад и вперед, несет приказ сжечь нас живьем? Но надо идти. Я буду действовать, буду действовать, буду действовать".
Он отправился переодеваться по случаю приема у императора. Комнаты, предоставленные ему, были просторны, но с низкими потолками, и на туземный манер роскошны. К сожалению, он не разделял эстетических воззрений туземцев. Ему нравились украшающие стены великолепные меха, особенно когда он думал, сколько бы они могли стоить на Земле. Но фресками он не мог любоваться, и не только из-за неискусности местных художников: половина цветов ему казалась сплошной чернотой. Голый пол был всегда холоден. И он не мог удобно устроиться на диване или в кровати, предназначенных для икрананкийцев.
С балкона третьего этажа открывался вид на дворцовый парк. Он был похож на старояпонский сад: скалы, низкие угнетенные растения, необыкновенные фонтаны, журчащие внутри стеклянных колонн, чтобы избежать испарения. За окружающими парк стенами были видны лишь крыши ближайших зданий. На западе сквозь пыльную завесу утомленно светило оранжево-малиновое солнце. "Еще одна буря, - подумал Фалькейн, - новая беда для скотоводов".
Неделя в императорском дворце могла быть интересной, если бы империя была человеческой, и к тому же декадентской, упадочной. Катандаран не был ни тем, ни другим. В отчаянии Дэвид пытался совершенствоваться в туземном языке, читая то, что было объявлено величайшим эпосом в мире. В нем было больше повторов и многословия, чем в библии. Он включил передатчик.
- Алло, Адзель, - сказал он по-латыни. - Как дела?
- Мы находимся у входа в нечто, похожее на таверну, - послышался голос воденита. - Как свидетельствует надпись, это дворец утонченных наслаждений и крепкой выпивки.
О боже! А я остался дома. Послушай, меня вызывает большое красное колесо. Вероятно, для новых вопросов и отсрочек решения, но никогда нельзя знать заранее. Поэтому держи радио включенным, но молчи, ясно? Насколько можно судить, икрананкийцы не знают об этом средстве связи. Для нас это козырь про запас. Если только им не рассказали земцы… Но нет, это кажется невероятным. Их предки, высаженные лишь с небольшим количеством инструментов, столкнувшись с необычной культурой, быстро забыли отечественное искусство и потеряли технические навыки. Зачем собирать пистолеты или делать что-то еще, если вы и так вдвое сильнее туземцев? За исключением нескольких бытовых мелочей, люди не внесли ничего нового, и их знания стерлись из памяти.
- Хорошо, - сказал Адзель. - Я уверяю капитана Патрика, что это безвредная магия. Мне все равно как-то придется успокоить его. Удачи!
Фалькейн вернулся в гостиную и последовал за слугой вниз по длинным коридорам и извивающимся аппарелям. Вокруг кипела деловая жизнь: слышны были топот ног, голоса, шелест одежды и бумаг. Проходили икрананкийцы - чиновники, торговцы, лакеи в ливреях, крестьяне в юбочках, скотоводы в шляпах и сапогах, посетители издалека, даже купец из далеких, теплых, солнечных стран в сверкающем драгоценностями плаще. Гул деловитой озабоченности наполнял императорский дворец. Кухонные запахи напомнили Фалькейну, что он голоден. Что и говорить, местная кухня восхитительна и понравится Ван Рийну. Если только…
У входа в тронный зал стояли на страже четыре земца, одетые и вооруженные так же, как и часовые у Железного Дома. Оки не делали на караул: здесь не были приняты подобные почести, а люди слишком презирали туземцев, чтобы вводить их. Кроме земцев поблизости находилось около дюжины тирутских лучников. Фалькейн подозревал, что их добавили в связи с событиями в Рангакоре. Нельзя было винить Джахаджи в том, что он больше не доверял своим гвардейцам.
И все же в его осторожности и недоверии было что-то параноическое. Вместо того чтобы с радостью принять предложение Фалькейна о возвращении захваченного города, он целую неделю лишь пристрастно расспрашивал его. Поскольку император ничего не терял, согласившись на это предложение, его нерешительность, по-видимому, объяснялась крайней формой ксенофобии. Но в чем причина этого и как поступать дальше?
Проводник Фалькейна отбросил занавес, и Дэвид вошел в зал.
Джахаджи III ждал его на Звере - химере из позолоченной бронзы, которую он оседлал. Фалькейн остановился на требуемой дистанции в семь шагов (он подозревал, что эта дистанция давала возможность земцам, находившимся в тронном зале, вмешаться, если он попытается сделать смертоносный выпад) и поклонился.
- Где твой товарищ? - резко спросил император. Он был средних лет, шерсть его сохранила красно-черный цвет, а начинающий выпячиваться животик скрывался под алой мантией. Одной рукой он сжимал украшенный драгоценными камнями скипетр, который, по существу, являлся копьем.
- Гвардейский офицер предложил нам совершить прогулку по вашему городу, благороднейший, - ответил Фалькейн. - Не желая, чтобы мы отсутствовали оба…
- Какой офицер? - Джахаджи наклонился вперед.
Ближайший земец - женщина, которой вполне бы подошла роль валькирии, не будь она изуродована шрамами, седовласа и грязна, как старая растрескавшаяся лохань, - положила руку на меч. Остальные присутствующие: писцы, советники, колдуны, младшие сыновья, изучающие науку управления, - все придвинулись ближе. Их глаза сверкали в полумраке.
- Его зовут Хаф Патрик, благороднейший.
- Ак-крр… Они скоро вернутся?
- Не знаю, благороднейший. Разве есть что-то спешное?
- Нет. Наверное, нет. - Джахаджи повернулся к туземному офицеру: - Пусть их разыщут и вернут. - Писцу: - Издать указ о том, что всем земцам запрещены контакты с представителями "Политехнолиги".
- Благороднейший! - другой земец, не бывший на страже в тронном зале (между полированными малахитовыми колоннами по всей длине зала стояли свободные от дежурства земцы), выступил на середину. Это был бородатый старик с белыми волосами, спускающимися до плеч, но держался он очень прямо. Фалькейн видел его и на предыдущих аудиенциях - Гарри Смит, глава фратрии и ее представитель при императоре. - Я протестую!
В зале стало очень тихо. Тени от свечей в серебряных канделябрах таинственно колыхались, огни отражались на мраморе, мехах, богатых темных тканях. Из курильниц тянулся дымок благовоний. Арфисты в дальнем конце зала прекратили играть. Стоящие перед ними роскошно украшенные часы, казалось, затикали громче.
Джахаджи окаменел на троне. Драгоценные глаза Зверя сверкали так же зло, как и его собственные.
- Что ты сказал? - выдохнул он.
Стоя перед ним по-солдатски прямо, Смит решительно заговорил:
- Благороднейший, мы, земцы из твоей гвардии, так же негодуем по поводу неповиновения Боберта Торна. Он больше не один из нас (при этих словах женщина из гвардии бросила на старика более свирепый взгляд, чем того требовала ситуация). Позволь нам только двинуться на Рангакору, и мы докажем тебе, что фратрия земцев всегда рядом с фратрией деодакхов, и теперь не меньше, чем в годы правления Джахаджи I. Но ты не веришь нам. Ты держишь нас без дела, ты следишь за каждым нашим шагом, ты позволяешь другим фратриям выполнять обязанности при дворе, которые мы выполняли с момента основания дворца. Мы перенесли это терпеливо, понимая, что ты не можешь знать, насколько в нас силен голос крови. Тем не менее мы недовольны. Люди в Железном Доме ворчат. Если ты открыто оскорбишь их, я не отвечаю за последствия.
На мгновение их взгляды скрестились. А затем Джахаджи взглянул на своего главного мага.
- Что скажешь ты, Гагаджир? - сердито спросил он.
Выступивший вперед икрананкиец в одежде со знаком магической власти не стал говорить об очевидном - что в помещении находятся не менее пятидесяти вооруженных земцев, которые немедленно ответят на грубость, проявленную по отношению к их вождю. Наоборот, он хрипло сказал:
- Это дело не стоит твоего внимания, о, благороднейший. Всего лишь несколько гвардейцев встречались с твоими выдающимися гостями. Какая разница, что они думают об этом?
- Я говорю в твоих собственных интересах, - коротко добавил Гарри Смит.
Фалькейн решил, что видит выход.
- Если будут продолжаться отговорки, то положение станет серьезнее, не так ли? - сказал он. - Прими мое предложение, и мы возьмем Рангакору. Откажи - и мы отправимся домой. Каково будет решение?
- Кр-ррек! - император уступил. - Отменяю свой приказ, - обратился он к Фалькейну. - Я не могу принять решение с закрытыми глазами, мы очень мало знаем о вас. Даже с самыми добрыми намерениями вы можете навлечь на нас злых духов. Из-за этого я и вызвал тебя сюда. Объясни свои обряды Гагаджиру, чтобы он смог оценить их.
"Ох, нет", - простонал про себя Фалькейн.