Кентавры, титаны, люди сошлись в последней битве за право власти в этой местности. Никто не знает, кто выйдет победителем из данного жесткого противостояния. И лишь боги помнят те времена, когда мир царил на планете…
Содержание:
Часть первая 1
Часть вторая 3
Примечания 5
Вера Камша
Боги помнят
(Стурнийские мозаики - 1)
Автор благодарит за оказанную помощь доцента исторического факультета СПбГУ Игоря Юрьевича Шауба
Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.
Эдуард Багрицкий
Невероятно до смешного: был целый мир - и нет его…
Георгий Иванов
Часть первая
I
Эпокария
7777 год от знамения Стурнийского
Мозаичник был худ, как жердь, а двое из троих его приятелей - полнотелы и румяны. От возбужденья и избытка вина. Напряженье третьего - гнедого кентавра - угадывалось по тому, как красновато отблескивала в чуть раскосых человеческих глазах недобрая лошадиная звезда. Кентавра Асон знал, хоть и не слишком близко, его сотрапезников видел первый раз в жизни и, очень на то походило, последний.
- Я не пью перед боем. - Асон решительно прикрыл ладонью достойный царя Эпокарийского кубок. - И вам не советую. Может, сперва вы и станете храбрыми, но потом вы станете мертвыми.
Сонэрг с силой стукнул кованым копытом о мрамор и засмеялся, вернее, заржал. Мозаичник торопливо выпил, сосед Асона справа, кажется, храмовый каллиграф, махнул красивой длиннопалой рукой.
- Осторожность нас спасет, если мы удерем, а удирать некуда. То есть нам некуда… Вот слюдяниц и голубей я выпустил…
- Ты выпустил слюдяниц?! - Разом подобравшийся кентавр принялся разглядывать пол. - Куда?
- В водосборник, - успокоил каллиграф. - Может, выплывут.
- Или вылезут в Нижних храмах, - осклабился Сонэрг, - и поприветствуют иклутских ублюдков. У них это выйдет лучше, чем у вас.
- Я выпью и что-нибудь напишу, - вдруг заявил третий, до того сосредоточенно таращившийся на сваленное в углу оружие. Оно тоже было бы достойно царя, будь царь достоин его. - Вот напишу, и все! Напоследок… От души и для души. Раз в жизни можно, а, "звездный"?! И к горгонам форму! Судить будут не жрецы, а боги. Им вряд ли важны размер и рифмы.
- Богам ничто не важно, - фыркнул кентавр, и Асон вспомнил, как давным-давно выпытывал у старины Сонэрга, на кого ставить. Тот подсказывал с такой же брюзгливой миной. Разумеется, если не дрался сам. - Богам ничто не важно, - назойливо повторил гнедой. - Иначе б они кого-нибудь уже испепелили. Не вас, так иклутов, будь они прокляты, но боги, будь они прокляты тысячу раз, только смотрят!
- Сонэрг, - не очень уверенно попросил каллиграф, - не кощунствуй.
В ответ кентавр хрюкнул и выплеснул в свою кашу едва ли не бочонок красного, даже не подумав смешать его с водой. Случайные сотрапезники, бронзовые и мраморные изваяния, накрытый прямо в недостроенном храме стол - все это казалось бредом, но бредом последние годы было все, от взбесившихся людей до бросившего скипетр Ниалка. Сорок с лишним лет бреда - это слишком, но конец был очевиден и близок. Его оттягивали не из страха и даже не из ненависти к взбунтовавшейся глине, а по привычке. Драться до последней возможности, не складывать оружие, а упав, подниматься. Этому "звездных" учили всю жизнь, это и было их жизнью, которая принадлежала Небу и Царю, только Небеса молчали, а Ниалка вспоминать не хотелось. Царь свое получил, и в этом не было ни радости, ни горя, разве что извращенная справедливость. Отрекшийся владыка умер, и умер страшно. Некогда светлое царство, от которого он отрекся в надежде сохранить - нет, не жизнь, тогда ей ничего не грозило, - покой, еще билось в агонии.
- Ну и зачем я тебя привел? - Повеселевший Сонэрг отпихнул свой котел и опустил на плечо Асона покрытую почетными татуировками ручищу. Человек рухнул бы на пол со сломанной ключицей, титан лишь поморщился:
- Откуда мне знать? Может, память?
- Может. - Второй ручищей кентавр подгреб к себе мозаичника. - Помнишь, как я уделал белоногого?
- Это ведь был твой первый венок? - переспросил мозаичник. - Я тогда здорово просалился…
- Не ты один! Давай ключ - выйду. Храм все-таки…
- Зачем? - не понял каллиграф. - Все равно завтра эти…
- Вот потому и выйду. Не хватало, чтобы тут скотство нашли!
- А… Все равно скажут…
- Скажут - да. - Сонэрг зло сощурился. Именно с таким взглядом он выходил на ристалище. - Только это будет враньем! Я согласен на любое вранье, но не на правду, которая понравится иклутам. Они вас ненавидят, но вы для них все еще боги. Извольте таковыми и сдохнуть!
- Пора, друзья. - Идакл оглядел смотревших на него воинов и твердо повторил: - Пора. Хватит тянуть. Весной на месте их проклятых лабиринтов зазеленеют оливковые рощи. Земля и воды должны давать, а не брать!
- Зачем торопиться? - Невкр, сводный брат вождя, обезоруживающе улыбнулся и подул на горячую, только с огня, лепешку. - Каждый лишний день - подкрепление для нас и отчаянье для них. Оливы смертны, но живут долго, что для них одна весна? Она ничто даже для нас, а мы свои годы, в отличие от белобрысых, считаем. Глупо позволять им забирать нас с собой.
- Ты ешь давай! - засмеялся вождь. Сегодня он ужинал у костров лекавионской фаланги. Значит, завтра лекавионцам выпадет самое трудное и самое почетное.
- Я ем. - Стратеги Идакла от простых воинов отличались лишь двойными плащами - алыми, скрывающими кровь, днем, белыми, указывающими путь, ночью. - Только у скольких из сидящих возле этого костра есть сыновья?
- Хорошо, если у трети, - негромко предположил Идакл. - Свобода - бог молодых, но ждать опасней, чем драться. Мы загнали титанов в нору и раздавили их гордость, но они могут опомниться. Или сойти с ума. И то и другое нам обойдется дороже штурма, ведь Линдеи даже не крепость. И не забывай: войску нужно есть, и есть хорошо. Земледельцы и пастухи и так отдают нам больше, чем могут, мы не вправе объедать их еще год. Война - это вытоптанные поля, необработанные сады, нерожденные дети… Сорок лет… Я старше большинства из вас, но и я не помню мира. Пора положить этому конец. Копейщик, с кем ты согласен? Со мной или с моим братом?
От неожиданности Тимезий вздрогнул. Он сражался с белобрысыми восьмой год и в свои двадцать пять по праву считался ветераном, но "говорить" с титанами было проще, чем отвечать вождю. Горло отчего-то перехватило, и этим воспользовался паршивец Клионт.
- У меня нет жены! - выпалил он и отчаянно покраснел. - Но у меня шестеро братьев. Младших… Если меня убьют, они останутся, и они… будут счастливы!
- И они, - очень серьезно подтвердил Идакл, - и тысячи, десятки тысяч других. Те, кто завтра умрет, умрут за них. И станут бессмертными. Память живущих и есть наш элизий! Иного вечного блаженства мы не ищем, да его и нет!
Я не раз говорил, что Линдеи должны быть разрушены, а Стурнон - сожжен. Мы для них ничтожные "иклуты", они для нас - мертвецы. Я говорил это, когда нас били, я говорил это, когда мы в первый раз устояли, я говорил это вчера у костров ионнейцев. Сейчас я говорю это вам. Впереди - победа. Окончательная. Истинная. Победив, мы, дети Времени, братья Свободы, мужья Гордости, создадим свое царство, царство людей, в котором все будет зависеть от нас: ведь наши боги всегда с нами. Их не нужно отливать в бронзе и переводить на них мрамор. Плодоносящая олива - вот наш бог. Память, которую мы передадим сыновьям, - вот наш бог. Свобода и гордость, дети и любимые - вот наши боги. Мы не строим им капищ, мы носим их в сердцах.
Мы - пчелы Времени Всемогущего, нам отпущен малый срок, но падающие звезды, сгорая, вершат судьбы мира и указывают путь. Пусть каждый из нас не так уж и силен, но кто одолеет Рой? Мы собираем мед для своих детей, и не отжившим свое титанам встать на нашем пути. Готовьтесь к штурму, друзья. Первыми заговорят тараны кентавров, вторыми - ваши копья и пращи. Постарайтесь как следует выспаться и не забывайте - наша сила в плече товарища. Держите строй. Не отрывайтесь друг от друга, не торопитесь, не опускайте щитов… Воин, а ведь я вспомнил твое имя. Ты - Тимезий, один из уцелевших у Ионнейского брода. Ты еще добыл у титана копье, оно с тобой?
- Я переделал его под свою руку…
- Он его не только переделал. - Полусотник Арминакт гордился успехами подчиненных сильней, нежели собственными. - Наш Тимезий объяснил троим белобрысым, что их Время пришло.
Вождь удовлетворенно кивнул, Невкр вновь светло улыбнулся: на счету брата вождя было не меньше дюжины титанов, а Идакл, пока стратеги не запретили ему видеть бой иначе, чем со спины коняги, прикончил десятка два. Что в сравнении с этим трое ополченцев, пусть и выше тебя на две головы?
- Я еще не встречался с мечеглазами, - честно признал Тимезий.
- И еще ты не ответил на мой вопрос. - Идакл, в отличие от брата, почти никогда не улыбался. - Тебя опередил товарищ, но ты видел больше его. Присмотри за ним в бою. Пусть у матери останутся все сыновья. Все семеро.
На этот раз Клионт промолчал и даже уставился на свои сандалии. Тимезий ухватил мальчишку за ухо.
- Я так и так это делаю, вождь. И я согласен: Линдеи должны быть разрушены. Войну пора кончать.
* * *
- Любуешься? - Сонэрг соизволил заговорить, когда Асон напрочь забыл об уединившемся на заваленном строительным хламом дворе кентавре. - Иклуты так не построят…
Вышедший подышать "звездный" не ответил, зачем? Ночь, как назло, выдалась безоблачной, и Линдеи тонули в лунном молоке. Пустота и резкие черные тени превращали еще живой город в зависший на границе небытия призрак, но галереи, статуи, храмы существовали, и их следовало защищать. Если позволить людям пройти до самого Стурнона без боя, они заподозрят ловушку, и потом, не бросать же все это просто так! Молчание богов и слабость царя смыли со щитов их имена, но сами щиты остались.
Сзади совсем по-лошадиному вздохнул Сонэрг. Он тоже смотрел. Кентавров, тех, кто сохранил верность, в Линдеях не набралось бы и сотни, и Асон уже перестал понимать, почему они здесь. Прежде это казалось в порядке вещей: титаны - избранные Небом господа, кентавры, фавны и горгоны - их ближайшие и вернейшие слуги. Мир вспыхнул сухой соломой, горгоны вспомнили о крыльях, фавны попрятались, кентавры приняли сторону людей, а Сонэрг со товарищи наплевали на мятежных сородичей, и теперь те спят и видят переломать по новой традиции "отступникам" все ноги. Почему кентавры изменили, Асон понимал, почему изменили не все - нет.
- Сонэрг. - Гнедой прожил достаточно много, даже больше, чем Асон, вдруг сможет объяснить? - Почему ты здесь?
- Потому что пока не сдурел. - Могучая нога одним ударом разнесла в щепки пустой бочонок. - Справедливости им хочется, как же! Справедливость - это когда первый - первый, последний - последний, и все знают цену всем. Я на ристалище первый уже третью сотню лет. Не случись этой дури, еще б столько продержался. Ну а всяким одрам это поперек горла, только в первые им не выйти, вот и бесятся. Думают, я мешаю, а дело - в них. Я, может, завтра околею, только навоз навозом от этого быть не перестанет, так и с иклутами. Ну перебьют они вас, а дальше? Все равно в сорок останутся без зубов, в пятьдесят - без девчонок, а в семьдесят сдохнут. И чтобы я такое на спину сажал?!
Всадников на кентаврах Асон помнил. С них поражение и началось, с них и с того, что у людей появился вождь. "Звездный" невольно потянулся к мечу. Отдав Небу положенное и выслужив личный клинок, он не думал когда-нибудь вновь войти в здешний Лабиринт. Носитель звезды мог жениться, зажить собственным очагом, иметь ребенка… Они с Интис хотели сына. То, что пришлось встать между святынями и низкорослым визгливым сбродом, до сих пор казалось невероятным. Циклопы, вернувшиеся из-за моря изгои, драконы, наконец, - это было бы понятно, но люди?!
- Я понял, почему ты не с ними. Только это не повод подыхать с нами. Ты мог просто уйти. Фавны так и сделали.
- Эти?.. - Сонэрг смачно фыркнул. - Привалившиеся спиной к стволу оливы… Со свирелями и козлиными задницами. Тоже вымрут. Скоро и пакостно. Вот на это я бы глянул. И на тех дураков, кому вы глаза застите. Так застите, что собственного дерьма не разглядеть… Ничего, насладятся еще. Царство радости, счастье для всех… Тьфу! Видал я такое в садке со слюдяницами. Есть кого жрать, жрут. Нет - жрут друг друга, вот и считай: вам, бессмертным, конец, а тут - мы. Понравится иклутам, что полускотам по тысяче лет отмерено? Вы нам с одного бока наподдали, они с другого врежут, с завистливого. А назад их не загнать, разве что боги наконец зачешутся. Пошли выпьем, что ли.
- Иди.
- А ты?
- Я - в Стурнон, - внезапно решил Асон. - Вряд ли я завтра до него… доживу.
- Пить и в самом деле хватит, а дрыхнуть не выходит. - Сонэрг как-то странно протянул руку. - Влезай!
- На тебя? - Отречение Ниалка и то было не столь невозможным. - Верхом?!
- А то, Время тебя за уши! Хочу сбегать на ристалище… В одиночку - тошно, наши… те, кто не сдурел, не поймут, а тут - ты.
- Я не "краснорукий".
- А где те "краснорукие"? Лезь! А в Стурнон успеем!
Больше Асон не спорил. Безумная ночь требовала безумств и боялась пустоты, а на линдейском ристалище он провел не худшие часы. Сонэрг принял с места коротким галопом. В Лабиринте проживший в Линдеях чуть ли не всю свою жизнь кентавр разбирался не хуже жрецов и стражи. Мимо проносились громады зданий, белели ребра галерей, желтыми звездами вспыхивали костры или распахнутые двери. Послышался звон струн, женский - Всесоздатель, тут остались женщины! - голос запел хвалу вечерней звезде и утонул в цокоте копыт. Следующая песня за следующим поворотом была мужской и пьяной. Ее тоже надолго не хватило…
II
Справа от почти полной луны догоняли друг друга две звезды - красноватая и ласково-голубая. Смерть и Жизнь. Дочери Времени Всемогущего. Сестры никогда не ссорятся. Смерть берет то, что не может удержать в горстях Жизнь. Жизнь собирает то, что потом отдаст Смерти. Завтра они поделят пришедших к Линдеям, а пока здесь властвует луна. И мешает спать. Тимезий ткнулся лицом в верный мешок, но ни плотно прикрытые веки, ни потертая овчина не спасали от настырного светила. Копейщик сдался, перевернулся на спину и открыл глаза.
Луну медленно рассекало узкое облако, единственное на небе. Выше звездные Кони рвались из рук Колесничего, в ногах его валялся никому не нужный Венец. Ночь перевалила за половину, но до рассвета было неблизко. Последняя ночь перед последним штурмом… Тимезий слишком хорошо знал титанов, чтобы не понимать: бой будет страшным. Сломать церемониальные ворота, пусть и замурованные, для коняг - игрушки, но дальше придется туго.
Стараясь не шуметь, человек вытащил копье и кусок козьей шкуры - протереть наконечник. Это хоть как-то отвлекало от лезущей в душу луны и неуместных перед схваткой мыслей, а жить хотелось все сильнее. Отчаянно, исступленно, как, наверное, никогда раньше. Клионт тоже не спал, но иначе. Мальчишка и так ждал штурма, словно совершеннолетия, а тут его еще Идакл заметил! Как же после такого завернуться в плащ и засопеть? Как вообще спать под такой луной?!
- Тимезий, - прошипело у самого уха, - ты чего не спишь?
- Не хочу. А вот некоторым не мешало бы…
- И я не хочу. - Клионт перешагнул через Матрея, зацепился за мешок и почти свалился у погасшего костра, чудом не отдавив ноги спящему Арминакту. - Какое оно у тебя все-таки…
- Такое, - усмехнулся копейщик, - только не больно-то хватай. Грани - хоть брейся!
- Сам не порежься!.. Хорошо тебе, а моим плащ не сразу пробьешь… Слушай, ты белобрысого вместе со щитом к дереву пришпилишь?
- Я тебе не коняга! Пробить панцирь сил, пожалуй, хватит, но лучше изловчиться руку или ногу подрезать… Ты Невкра спроси, он - лучший.
- Брата вождя?!
- А что? С Идаклом вы теперь приятели…
Замолчал. Думает… А луна все пляшет. По плащам спящих и мраморным восьмиугольным плитам. По краю разбитого фонтана, в былые годы поившего паломников. По наконечнику отложенного в сторону копья… Тимезий видел, как в руках опытных воинов-колесничих копья с такими наконечниками рубят людям руки и головы не хуже тяжелых секир, а при колющем ударе пробивают тела насквозь… Те, кто перемолол под Ионнеями две фаланги, наверняка теперь в Линдеях. За смешной стеной… За истончающейся ночью… В Лабиринте колесницам не развернуться, но мечеглазам они не нужны, да и "краснолапых" вряд ли всех выбили. Это только говорится "последний штурм", а после него еще добирать и добирать.
- Тимезий!
- Чего еще?
- А как ты у Ионней? Как ты того белобрысого?..
- А то ты не слышал! - Вспоминать о поражении перед боем - дурная примета. Перед боем вспоминают о победах, но… Но ведь ты, именно ты, тогда победил. Любой ценой выносить отбитые копья - приказ вождя. Прежде всего - оружие и раненые, а мертвые уже мертвы. Земля одна на всех, это титаны, пока могли, волокли покойников, что познатней, в свои некрополи, людям довольно памяти и победы.
- Расскажи… А то Арминакт всего не видел.
- Арминакт и не мог, он в это время пытался нашу полусотню к холму отвести… А получилось так - когда в первой же схватке удалось "краснолапого" прикончить, мы было решили, что белобрысые прыти-то поубавят, остановятся, мы их на топкое место и загоним. Только не срослось. То ли вел их кто другой, то ли все у них навыворот, но озверели они совсем и так врезали, что коняги наши и те сплоховали, да… Не все, но нам хватило. Я с краю стоял, ну кентавры нас, удирая, и задели, человек пять с ног сшибли. Меня тоже. Пока поднялся, фаланга отступила, а белобрысые уже близко… Хорошо, Пифар, вожак, последним шел, вот я ему на спину и сиганул. Коняги такого не любят, но тут не до ссор было. Он за своими помчался, чтобы вернуть, ну а мне куда деваться, держусь. А тут белобрысый сбоку, и откуда только взялся?.. Меня в расчет не принял, на Пифара копьем нацелился. Ну, я с ходу со спины Пифаровой и прыгнул. Повезло, как раз в жизни везет, - мечом прямо в горло попал. Копье подхватил, Пифар ржет, довольный, сам меня на спину забросил и вперед.
- А меч, ну, который с камнем?
- Так то не мечеглаз был, обычный копейщик, таким длинный меч не положен. А даже и был бы - зачем он нужен…
- Я бы не бросил.