– Ой, – только и сказала я.
– Чего скандалишь? – вместо приветствия поинтересовался глазастый человек. У тебя ума хватает только на то, чтобы в стену ломиться да кричать, что твои права попираются? Типично женское мышление. О том, что рядом, буквально в двух шагах, находится дверь, ты, разумеется, не подумала.
Он дунул на заросли крапивы, и те расступились, образуя для нас проход, как для израильтян в Чермном море. И я действительно увидела дверь. Точнее, калитку из простых, неструганых, потемневших досок.
– Дай-ка ее мне, – неожиданно потребовал человек и аккуратно подхватил на руки бесчувственную Василису Прекрасную. Не по ее силам, конечно, такие переходы.
Он пошел к калитке, я – следом. Оглянувшись, я увидела, что крапива за нами снова сомкнулась плотными мрачными рядами.
За калиткой оказалась небольшая лужайка, сплошь заросшая ромашками. А от лужайки аккуратная, посыпанная песочком дорожка шла к домику вполне современного вида. Впрочем, когда мы подошли ближе, я разглядела, что домик-то как раз весьма древний, а модерновость ему придают окна с пластиковым профилем, кованая лесенка и здоровенная тарелка параболической антенны на крыше, рядышком с печной трубой.
– Заходите, гости дорогие, незваные, но долгожданные! – пробормотал себе под нос глазастый тип, и дверь домика отъехала в сторону.
Оказавшись внутри, я опять принялась изумленно ахать. И было отчего! Хозяин дома на мои ахи, однако, не обратил внимания, а только буркнул: "Присядь, подожди" и скрылся с Василисой на руках за одной из вычурных деревянных дверей.
Пока хозяин отсутствовал, я осматривалась и отказывалась верить собственным глазам.
Просторная комната с бревенчатыми стенами напоминала или хозяйственный супермаркет, или, что вернее, какой-то грандиозный пункт проката. Чего здесь только не было! К старому холодильнику "Бирюса" прислонилось полдюжины раскладушек. С них оригинальным покрывалом свешивался надувной матрац в нерабочем состоянии. На стенах висели охотничьи ружья, альпенштоки, ласты и акваланги. Возле дивана, на котором я сидела, пристроился телевизор и почему-то лежащий плашмя музыкальный центр. Стайкой плененных растерянных зайчат на полу стояли белые пластиковые чайники Tefal. Что они при этом думали о нас – страшно было и догадываться. Возле чайников расположилась стиральная машина, почему-то зеленого цвета. На ней, наподобие шляпы, красовался здоровенный атласный темно-фиолетовый абажур от торшера. Сам торшер, стыдясь своей откровенной наготы, прятался за блестящим сервировочным столиком… О таких мелочах, как горки столовых и чайных сервизов в углах, не стоит и упоминать. Картину довершал стеллаж, забитый электродрелями, мотками проволоки, молотками и прочим инструментом.
– Не нравится? – прямо над моим ухом прозвучал ехидный вопрос.
Я вздрогнула. Это был тот самый глазастый человек. Я заставила себя не нервничать и как можно более деликатно сказала:
– Вообще-то здесь… несколько захламлено.
– Значит, не нравится, – заключил глазастый. А вы думаете, мне нравится? Думаете, я от всего этого, – он обвел рукой комнату, – в непреходящем восторге?
– Куда вы Василису дели? – сменила тему я.
– Положил в спальне отдохнуть. Не волнуйтесь. Ничего плохого с ней не случится.
– А хорошего?
Глазастый усмехнулся:
– А насчет хорошего – не ко мне. Это, девочки, сами для себя устраивайте. А то привыкли на готовенькое…
– Скажите, а кто вы такой? – решилась я наконец задать вполне резонный вопрос.
Потому что внешне этот человек не походил ни на отъявленного злодея, ни на зацикленного на альтруизме филантропа. Внешность у него была самая обычная. Мужчины с такой внешностью, как правило, работают скромными инженерами, а к зеркалу подходят исключительно ради того, чтобы побриться и проверить, хорошо ли завязан галстук. Вот только глаза… Глаза были особенные. Они напоминали окна, за которыми грозовая мгла мгновенно сменялась солнечным днем, и наоборот. Такие глаза смотрят не просто внутрь тебя. Они еще могут всю тебя просто вывернуть наизнанку, как наволочку, и набить своим содержимым…
– Так кто же вы?
Мужчина присел рядом со мной на диван. Кстати, одет этот тип был тоже довольно странно: вытертые джинсы, лимонного цвета нейлоновая рубашка, а поверх рубашки – бежевый вельветовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. На ногах – остроносые ботинки с кое-где треснувшим и облупившимся лаком. Прикид времен "Лестницы в небо"?..
– Как вам сказать, кто я, – задумчиво протянул мужчина. Можно дать такое определение: я – Охранник.
– И кого… или что вы охраняете?
– Сказки. Я охраняю сказки, – просто сказал глазастый.
– Меня это удивило.
– Что-то я не совсем понимаю. Может быть, вы хранитель? То есть храните сказки, бережно передаете эту субкультуру из поколения в поколение…
– Нет, – ответил мужчина. Хранителем работает другой парень, это его задача – бережно передавать. А мне положено охранять сказки.
– От чего?
– От незаконного вторжения – раз. От привнесения в сказку элементов, чуждых ее органике, – два. От попыток трансформации основной сюжетной линии – три. Ну и так еще по мелочи есть кой-какие задачки.
– А разве от этого надо охранять? Сказка как синкретичное культурное явление…
Охранник скривился, словно у него заболел зуб:
– Вы мне сладостных песен-то не пойте про синкретичность и прозрачность культурных границ! Слыхали мы эти песни. Эстетический вектор, логика культурной релевантности… Напевают их тут разные… специалисты, а потом, глядишь: сказка – уже и не сказка вовсе, а какая-нибудь фэнтези, тьфу, прости господи!
Меня разобрало любопытство.
– И часто у вас в сказки… незаконно вторгаются?
– В последнее время просто косяком идут. Ошалел народ, в сказку, как в гастроном, ломятся. Вы вот, между прочим, тоже нарушительница…
– Я не вторгалась! Меня кошка, то есть Руфина, можно сказать, силой притащила в это Тридевятое царство. И женила, тьфу, то есть выдала замуж за своего сына…
– Это не оправдание. Вторжение есть вторжение, хоть добровольное, хоть принудительное. Тем более что, вторгшись в сказочный сюжет, вы его так или иначе изменили. Да еще привнесли в сказку чуждый ее ткани элемент.
– Это какой?
Охранник указал на завернутый в дерюгу компьютер, который я поставила рядом с диваном.
– Ах, это… Но ведь от него никакого вреда…
– Все так говорят.
– Кто "все"?
– Вторгавшиеся. Вы думаете, все, что у меня тут в избе стоит, я сам для собственного удовольствия приобрел? Ничего подобного! – Глаза Охранника аж светились возмущением. Ну, я понимаю, лезет человек в сказку. Но на кой ляд он тащит туда еще и холодильник? Или стиральную машину? Позавчера отловил одного: пер с собой кондиционер, пылесос и люстру Чижевского!
– Зачем в сказке люстра Чижевского? – удивленно пробормотала я.
– Я тоже его спросил: зачем? А этот тип и заявляет: вдруг в сказочном пространстве проблемы с наличием отрицательных ионов?! Я ему показал ионы…
– Что же вы с ним сделали?
– Выгнал, конечно. И провел психокоррекцию.
– Какую?
– Специальную. После этой психокоррекции человек начисто забывает о существовании сказок, вымыслов, фантазий и живет исключительно реальностью.
– Это жестоко! – воскликнула я.
– А превращать сказку в склад бытовой техники – не жестоко?! Вы по дороге шли – видели, сколько машин? Народ прет в сказку даже на экскаваторах и бульдозерах! Разве это нормально!..
– Может быть, людям просто хочется сказки…
– Если человек чего-то по-настоящему хочет, он сделает это сам. Посадит дерево. Выстроит дом. Вырастит ребенка. И сочинит сказку. Свою. Пусть с кондиционерами, аквалангами, телевизорами и компьютерами, но свою. Каков человек – такая у него и будет сказка… Самим, своими мозгами работать надо, а не лезть в чужие вотчины! А то будет как с продолжателями Толкиена…
– А что с ними?
Охранник сказок чуть смутился:
– Я, конечно, не могу этого знать наверняка. Но идут разговоры, что все, кто писал продолжения к книгам Толкиена, попадут после смерти не к нему в рай, а в другое место… И это место даже Данте не решился бы описывать. Вроде бы этак сам Толкиен распорядился… Так что со сказками надо быть осторожнее.
– Но что мне делать, если я уже здесь оказалась?! В этом Тридевятом царстве? Топиться в речке Калинке? Или повеситься на первом дубе?!
Взгляд Охранника на минуту смягчился..
– Что с вами поделаешь, живите.
И тут меня осенило:
– Нет, постойте! Вы ведь сами назвали меня нарушительницей! Так верните меня обратно! Из сказки в реальность. Только без… психокоррекции, если можно…
– Без психокоррекции это не получится. Так что еще раз повторяю: живите. Раз уж попали в сказку. Только законов ее не нарушайте.
– Законов?
– А то! Знаете, какие это Два Главных Закона Сказки? Я напрягла воображение.
– Добро побеждает зло? – предположила я.
– Верно.
– А еще… еще. Да как же я могла забыть?! Столько научных трудов прочитала на эту тему… Всякому действию есть противодействие, да?
– Нет. Это, скорее, из физики.
– Сдаюсь.
Охранник наклонился к моему уху и прошептал:
– Кто не спрятался, я не виноват.
– Что?! Это закон сказки?
– Именно.
– Не понимаю.
– Со временем поймете. А сейчас давайте исправим допущенное вами отклонение от сказочных нормативов.
– Что?!
– Ваш компьютер… Его придется изъять. В сказке ему не место. Согласитесь, это так.
– Но я же без него работать не смогу! Мне диссертацию писать надо…
В ответ на мои жалобные вопли Охранник сказал:
– Будьте так любезны, пойдите и откройте холодильник.
Я повиновалась, полагая, что мой собеседник хочет холодного пива или же, к примеру, колбасы. Но я ошиблась. В отношении продуктов холодильник был вопиюще пуст. Но зато на его полках лежали целые пачки бумаги ZOOM. И блестящий пенал из красного кожзаменителя.
– Вот вам и все принадлежности для научной работы. Между прочим, когда здесь гостил Александр Сергеевич, бумага была гораздо хуже. И писать приходилось перьями. Что вы так на меня смотрите? Был здесь Пушкин, был. И многие другие. Но то был золотой век! К сказке относились бережно и осторожно, никаких инноваций в нее не вводили, а чтоб какую-нибудь типографию сюда протащить – и речи не было! Так что постоит тут ваш драгоценный компьютер среди остальных вещдоков. И не волнуйтесь, у меня он целей будет.
Охранник развязал дерюжку, осмотрел мою технику, для чего-то прижался щекой к системному блоку и присвистнул:
– Ого! Теперь это точно должно храниться только у меня!
– Что такое? – удивилась я.
– Ха, вот Руфина молодчина! Это же надо было до такого додуматься!
– Объясните же!
Глазастый сдернул с раскладушек обвисший надувной матрац, расстелил его на полу и поставил на этой "скатерти" все мое машинное хозяйство. Причем, к вящему моему удивлению, это хозяйство не прекращало своей деятельности.
– Идите сюда, – усевшись по-турецки перед монитором и положив на колени клавиатуру, позвал меня Охранник.
Я не заставила себя просить дважды.
Глазастый пошуршал клавишами, потом указал мне курсором на одну из надписей:
– Знаете, что это?
Надпись была нечитаема. То есть явно зашифрована. И я этого сделать не могла.
Охранник щелкнул мышкой, открывая файл, но не тут-то было.
– Требуется пароль, – сказала я.
– Сейчас, – кивнул охранник и забарабанил по клавиатуре.
Благодаря его стараниям файл открылся. Только текст в нем опять-таки состоял из самых непонятных значков-закорючек.
– Что за чепуха? – поморщилась я.
– Это не чепуха, – торжественно объявил Охранник. Это закодированный полный текст Альманах-книги. Руфина его просто скопировала, зная, что тут он будет, в безопасности…
– Но зачем?!
– Потом как-нибудь объясню. Охранник перевел машину в ждущий режим.
В который раз подивилась тому, что за странный это человек. Охранник сказок… Продвинутый технарь… Маньяк на фольклорной почве…
– А вот за это я и обидеться могу, – буркнул Охранник. Я такой же маньяк, как вы – куст цветущего жасмина,
– Вы читаете мои мысли? – взъярилась я.
– Не все. Только те, что касаются непосредственно меня или моей деятельности. Я свой телепатический диапазон специально сузил. Потому что иначе столько всякой дряни в иных мыслях встречается, что просто становится стыдно за человечество.
– Я вас понимаю. Только… что же нам с Василисой делать?
Охранник удивленно вскинул брови:
– Живите пока у меня. Здесь безопасно.
– Дело в том… Дело в том, что мы бежали из Кутежа не для того, чтобы отдыхать. Нам надо вызволить из плена близких людей, а для этого победить Аленку и ее приспешников. Мы только не знаем, как это возможно сделать.
– В принципе это несложно. Есть даже несколько вариантов. Тем более что Аленка сама нарушила причинно-следственные связи своей сказки. Она тоже привнесла туда слишком много факультативных элементов. Брахма Кумарис тот же… Разве ему место в порядочном Тридевятом царстве? Да его даже в хрестоматию зарубежных сказок не возьмут! И те репрессии, которыми так увлеклась Аленка, тоже превосходят все границы и нормативы. Отрицательным героям этого делать не положено. Скромней надо быть… Иначе получится не сказка, а ужас, леденящий душу…
Охранник говорил, а на меня между тем наваливался сон и ватная, бесконечная усталость. Но у меня еще хватило сил задать вопрос:
– Для вас все люди – только отрицательные или положительные персонажи? Действующие лица сказок?
– Да, – спокойно ответил Охранник. Потому что я здесь – самое реальное лицо.
– От скромности вы не умрете.
– Я вообще не умру.
– Даже так?
– Так.
– Почему?
– Я живу, пока живы сказки. Кстати, я полагаю, что вам сейчас следует отдохнуть. Идемте, я провожу вас в спальню…
– Надеюсь, вы не воспользуетесь моей беззащитностью и не…
– Никоим образом. Мне этого по штатному расписанию не полагается. Поэтому можете не опасаться.
– А если бы расписания не было?
– Вы не в моем вкусе.
– Спасибо за комплимент. Вы тоже – не в моем. Кстати, а сколько вам лет?
– Много.
– А все-таки?
– Скажем так: я помню, как горел Рим при Нероне.
– О!
– Вот и спальня. Постарайтесь не разбудить вашу прекрасную подругу. На заре она сладко так спит…
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Нет, вот за это не беспокойтесь.
– А за что я сейчас беспокоилась?
– За то, что я скопирую себе этот злополучный Альманах и тем самым получу неограниченную власть и силу.
– Д-да… Были такие мысли.
– Они беспочвенны. Уверяю вас. Еще раз: спокойной ночи.
Я кивнула и вошла в спальню.
Василиса лежала, раскинувшись, на широкой постели под тяжелым балдахином из белого бархата. Три свечи в причудливом бронзовом канделябре бросали неровные отсветы на усталое лицо моей прекрасной тезки.
Я поискала глазами местечко, где могла бы пристроиться сама, – Василису тревожить не хотелось. В дальнем углу комнаты, возле рукомойника, обнаружился небольшой медицинский топчанчик (интересно, его тоже кто-то пытался протащить в сказку? Иначе откуда он бы взялся здесь). Конфисковав у Василисы Прекрасной одну из десятка пуховых подушек и ворсистое покрывало с аппликацией, изображавшей какой-то город с крепостями и островерхими башнями, я устроилась на топчане, надеясь, что от пережитых волнений и событий засну как убитая. Ничего подобного. Минут сорок я честно зевала, ворочалась под покрывалом, читала заученный наизусть монолог Катерины Кабановой из "Грозы", но сна не было. За отсутствием оного пришли другие насущные потребности.
– Ну, уборная тут наверняка на улице, – тихо рассуждала я. Даже если сам хозяин лег спать, я пройдусь по –периметру объекта и обнаружу искомую будочку. Хотя не факт, что в сказках для этих целей строятся именно будочки. В сказках, по-моему, вообще этот деликатный вопрос стыдливо замалчивается.
Бормоча таким образом, я покинула топчан, снова нацепила свою одежку бедной, но гордой поселянки (как люди всю жизнь могут ходить в лаптях?!. Это же ужас!) и выскользнула из спальни.
Комната, похожая на пункт проката была пуста и освещалась только ущербной луной, заглядывавшей в пластиковые окна. В этом свете привычные предметы казались нереальными и вовсе не теми, за кого они себя выдают. Стайка чайников Tefal и вправду оказалась спящими зайцами-беляками. Их уши нервно подергивались во сне.
Диван, обитый роскошным бархатом, тот самый, на котором мы беседовали с охранником сказок, превратился в поваленный ствол мощного дерева с жуткими трещинами в коре. Телевизор, музыкальный центр, пылесос стали небольшими пеньками. На этих пеньках росли странные розоватые грибы.
А моего дорогого и любимого компьютера вообще нигде не было. Только на месте, где он стоял, почему-то валялась тоненькая книжка. Я подняла ее и прочла заголовок: "Эдвард Лир. Лимерики".
– Чертовщина какая-то, – прошептала я. Ничего . не понимаю.
Я раскрыла книжечку, чтобы насладиться чтением какого-нибудь лимерика (я ужасно их любила), но к вящему моему изумлению все страницы книги были девственно-чисты.
– Эта сказка доведет меня до психиатрической лечебницы, – нервно хихикнула я и отбросила книгу. В полете она превратилась в крупного шмеля, и сей мохнатый шмель с гудением принялся биться об оконное стекло. Видимо, просился на душистый хмель.
Я вспомнила, что и мне надо на улицу и шагнула в сторону, где, по моим предположениям, должна была находиться дверь. Однако двери не было. Я натолкнулась ладонями на крепкую бревенчатую стену.
– Это просто неприлично! – тихо вскипела я. Так обращаться с гостями!
На мое возмущение никто не ответил.
Я опять принялась бесцельно бродить по комнате, то и дело натыкаясь на странные метаморфозы, которые произошли с обычными вещами. В своем блуждании я старательно обходила зайцев, потому что не знала, как они среагируют на то, что их разбудят…
Наконец я наткнулась на стоявший в зарослях раскладушек холодильник. Самое странное, что он не претерпел никаких трансформаций. Я вспомнила, что именно в холодильнике Охранник хранил бумагу и письменные принадлежности, и любопытства ради решила заглянуть туда. Ведь интересно, во что превратились бумага и канцелярские принадлежности от фирмы "Эрих Краузер"!
Я дернула дверцу холодильника и остолбенела. Там, внутри, никакой бумаги и никаких полок с пеналами-авторучками не было. А был выход. Прямо на ромашковую лужайку. И прохладный ночной ветерок, ласковой ладонью проведший по моему лицу, убеждал меня в том, что это никакая не галлюцинация.
"Холодильник как выход в другое измерение". Отличная тема для следующей диссертации! Так, посмеиваясь над собой и своими страхами, я через холодильник выбралась на лужайку. И только сейчас заметила, что на ромашковом поле есть еще кто-то помимо меня.