Особое рвение римские общественники проявляли в борьбе с самогоноварением. Ночами римские разведчики растворялись во тьме бузулуцких улиц, прислушиваясь к позвякиванию посуды и принюхиваясь к запахам, доносящимся со дворов, а уже на следующий день, захватив с собой представителей официальной власти, небольшой громыхающий доспехами отряд римской пехоты входил в дом правонарушителя. Бутылки и банки с ядовитым содержанием разбивались прямо во дворе, бурда из баков и бидонов выливалась в кормушки свинарников, и немало благодарных римлянам животных пьяно бродило по бузулуцким улицам, заглушая плачи и проклятия потерпевших довольным похрюкивай нем.
Вслед за римской воинской дисциплиной легионеры привнесли в жизнь Бузулуцка и римскую культуру. Разумеется, начали они со строительства терм.
Местом для возведения терм легионеры избрали пустырь на улице Коммунистической. Ранее там находился дом Лазаря Бронштейна, единственного официального еврея из жителей Бузулуцка. В конце шестидесятых годов неожиданно заговорившая в Лазаре кровь позвала его в дальнюю дорогу. Распродав имущество, Бронштейн отправился в далекий Биробиджан, но спутал направление и осел в столице. Покупателей на его дом не было, и долгое время дом стоял с заколоченными ставнями, пока его случайно не спалили какие-то шалопаи. Было это уже в семидесятых, когда воспользовавшийся потеплением международной обстановки Лазарь Бронштейн выехал на историческую родину для воссоединения с родственниками, но, по обычной своей рассеянности, вновь заблудился и объявился в Нью-Йорке на печально известной всем Брайтон-Бич. Бузулуцкие пожарники к случившемуся оказались совершенно неподготовленными: пока они ездили за водой на пруд, от дома остался только кирпичный фундамент, в котором юные бузулуцкие кладоискатели нашли банку с серебряными рэсэфэсээровскими полтинниками, забытую рассеянным Лазарем. Фундамент этот впоследствии растащили по кирпичику более рачительные бузулуцкие хозяева, а само пепелище постепенно заросло неистребимой лебедой, образовав пустырь, который все в Бузулуцке называли Лазаревой гарью.
Вот на этой Лазаревой гари и вознамерились возвести термы римские культуртрегеры. Как известно, термы - это не что иное, как знаменитые римские бани, которые строились обычно не для рядовой помывки обывателя, напротив - с незапамятных времен в термах собирались для того, чтобы пообщаться, пофилософствовать, обсудить последние сплетни, хорошо покушать и выпить разбавленного водой вина, но обязательно разбавленного - ведь только свиньи и рабы пьют вино неразбавленным и потом своим пьяным видом подчеркивают свою скотскую сущность.
Гимнасий - место для физических упражнений; для интеллектуальных бесед он подходил так же, как, скажем, бузулуцкий Дом культуры, который римские легионеры сразу невзлюбили за тесноту помещений и чопорную надменность его директора Карена Добролюбова.
Некоторое оживление вносила демонстрация фильмов, завезенных в Бузулуцк еще до начала дождей. Фильмов было два - "За миллиард лет до нашей эры" и американский фильм "Спартак". Впрочем, демонстрацию "Спартака" Птолемей Прист сразу же запретил, усмотрев в нем выраженную антиримскую направленность и необоснованное возвышение образа беглого раба. Героиня фильма Валерия была достаточно мила, но тоже отличалась от известных центуриону матрон и девиц, как кривая персидская сабля отличается от доблестного римского меча. "Миллион лет до нашей эры" у легионеров пользовался бешенным успехом. Римляне готовы были смотреть его круглые сутки, а некоторые тайно предлагали киномеханику собранные по кругу сестерции, чтобы увидеть запрещенного "Спартака". Киномеханик держался твердо и отказывал рядовым воинам. Центурион предупредил его о последствиях нарушения запрета, и киномеханик знал, что это не пустая угроза.
Сам центурион просматривал кинофильм каждый вечер, открывая все новые и новые крамолы, делающие показ фильма простым легионерам совершенно невозможным.
Но вернемся к термам.
Мрамора в Бузулуцке, разумеется, не было, и это обстоятельство ставило под сомнение саму идею строительства - что за термы без мрамора? Несколько порадовали легионеров чугунные ванны, обнаруженные на складе местного стройуправления. Помнится, областные руководители собрались поднять жилищные и бытовые удобства Бузулуцка до столичного уровня. В рамках стирания граней между городом и деревней планировалось возвести в Бузулуцке полсотни двухэтажных многоквартирных домов, интерьер которых и должны были украсить ванны. Потом оказалось, что средств для стирания граней не хватает, коммунизм, дату которого опрометчиво назначил лысый кремлевский мечтатель, если и не отменили, то перенесли на более поздние сроки. А ванны осели на складе хитрым изобретением советской экономики - неликвидами. В неликвидах ванны пролежали не менее десятка лет, пережив поползновения пионеров, поставивших целью сдать на металлолом все, что можно, и даже то, что нельзя, хитроумные планы бузулуцких прорабов перестройки, объявленной еще одним мечтателем, но уже из Ставрополья, и обрели свое подлинное бытовое назначение лишь с появлением римских солдат.
Мрамор иностранные архитекторы решили заменить красным кирпичом, который в достаточном количестве производился на местном заводе. Для повышения производительности труда заводу требовались дополнительные рабочие руки, но и здесь Птолемей Прист, посоветовавшись с начальником милиции, нашел выход - на определенное время все домашние дебоширы и хулиганы, получившие пятнадцать суток, направлялись на кирпичный завод, где быстро обретали специальности формовщиков, сушильщиков и обжигальщиков кирпича, а одна смена, целиком и полностью сформированная из таких штрафников, установила всероссийский рекорд по закладке кирпича в кольцевую печь для обжига.
Легионеры и сами не гнушались физическим трудом. Сладкая власть мечты - они сменили доспехи на передники строителей и показали, что не мечом единым владеют: термы быстро обретали стройные очертания, и карнизы с колоннами уже украсились обожженными керамическими изображениями римских богов и священных животных, а внутренние помещения возводимого помывочного дворца засияли кафельным блеском.
Изрядное количество кафеля было обнаружено дома у начальника стройуправления Бориса Николаевича Вельцина, который не успел его своевременно вывезти для свободной продажи в Царицын. Начальник стройуправления не поднимал глаз на приглашенных легионерами в качестве представителей местной власти Ивана Семеновича Сафонова и Федора Борисовича Дыряева, наблюдавших за тем, как выносится со двора конфискованное имущество. Пришедший по личной инициативе предисполкома Иван Акимович Волкодрало шевелил губами, неизвестно для чего подсчитывая ящики с кафелем и качал головой - не одним годом тюремного заключения пахли эти запасы!
Слабо духом своим материально ответственное лицо!
Федор Борисович Дыряев ящики с кафелем не считал, хмурил брови и сурово оглядывал ежащегося хозяйственника. Еще перед Новым годом Дыряев, помнится, обращался к Вельцину с просьбой продать ему по сходной цене десять метров кафеля для строящейся баньки, но Борис Николаевич благорасположением начальника районной милиции пренебрег и клятвенно тогда божился, что весь кафель у него по лимитной разнарядке в колхозы роздан и ни одного квадратного или погонного метра он главному милиционеру района выделить не может, пусть хоть тот его посадит!
Теперь Вельцин понимал, что его пожелания могут легко сбыться, и от мыслей этих начальнику стройуправления было тяжело. Пасмурно было у него на душе, и по потному распаренному мясистому лицу Бориса Николаевича видно было, что жалеет он о своей былой несговорчивости.
- Ох, Боря! - покачал головой начальник милиции. - Заплатишь ты, мон шер, за все заплатишь!
- И на старуху бывает проруха, - примирительно заметил председатель исполкома. В отличие от милиционера он свой кафель от хозяйственника получил и потому относился к проштрафившемуся строительному чину не в пример более терпимо. - От тоби покажут, як красты! Бач, як тоби важко!
- Нам витис немо сине нагитур, - неизвестно чему согласился центурион Птолемей Прист и, подумав, добавил: - Нил алмирари, сениори! (Никто не рождается без недостатков. Ничему не следует удивляться, господа (лат.).
Глава пятая,
в которой идут торжества по случаю открытия терм
Великое дело - человеческое общение!
Не прошло и недели, как мужественные подданные римского цезаря уже бодро лопотали по-русски, а бузулукчане, в свою очередь, успешно осваивали иностранные диалекты. Надо сказать, что лучше всего и тем, и другим давался мат. Нередко уже на бузулуцких улицах или в чайной можно было услышать из уст местного жителя жизнеутверждающее и сочное восклицание на латыни, смысл которого доходил до самого сопливого бузулукца. Легионеры уважали русский мат за краткость и экспрессию.
Административно осужденные, использовавшиеся на строительстве терм, часто негромко и протяжно пели песню, в которой русская грусть прочно сжилась с римскими географическими и политическими реалиями:
Ой на Тибре, ой да на широком,
ой да молодой легат гуляет,
весь квинтилий пьет легат вино.
Колхозные бухгалтера задумчиво подсчитывали, сколько модий зерна соберут механизаторы по осени с каждого юнгера засеянной земли.
Строительство терм успешно завершалось. Уже протянут был водопровод от Американского пруда, где умельцы из районной строймеханизации приспособили для закачки воды электромоторы с поливальной системы "Фрегат".
Не обошлось в конце строительства и без конфузов. Бдительный манипул второй когорты Фобий Квинт углядел, что неутомимый прораб Бузулуцкой ПМК Виктор Власов часть кирпича, предназначенного для строительства терм, выгрузил во дворе своего дома. Не привыкший к российской вороватости манипул взял прораба за грудки и, ласково глядя в его побелевшие от страха глаза, выразился с краткостью истинного римлянина:
Виктор Власов торопливо закивал головой и в тот же вечер перенес кирпич со двора к строящимся термам вручную. Понимал - это тебе не родная милиция, допрашивать и акты составлять не станет, сделает, как обещал!
На открытие терм были приглашены первые лица района. Председатель исполкома Иван Акимович Волкодрало не скрывал своего восхищения - голубые бассейны с горячей и холодной водой, курящиеся благовониями ванны, столы, ломящиеся от яств, - все это действительно поражало воображение. При освящении терм был зарезан большой черных петух. Обезглавленная птица долго металась по залам терм, пятная голубой кафель кровью, и живучесть птицы была добрым предзнаменованием.
Первый секретарь райкома Митрофан Николаевич Пригода неторопливо разделся, почесывая рыжие волосы на груди, подошел к бассейну и окунулся.
- Умеют же черти! - отфыркиваясь, довольно вскричал он.
Восхитительно было после купания, завернувшись а простыню, лежать на мягких матрацах и, потягивая чуть подогретое и в меру разбавленное водой вино, вести светские разговоры с хорошими людьми! Нет, братцы, в этой невероятной и неожиданной оккупации были и хорошие стороны.
- Я тобя, Птолемей, понимаю, - сказал Пригода. - Цезарь там, долг поперед империей и все такое… Но и ты нас пойми! Цезарь твой далеко, а обком партии близко. Да узнает кто, что у нас по Бузулуцку римляне голышом разгуливают, тут такое начнется! Войска нагонят, милиции! И что ты со своими ножиками против бронетранспортеров сделаешь? Да они тебя на окрошку покрошат! Что такое бронетранспортеры? Черепах видел? Похоже немного, только из железа и на своем ходу. Нет, там у них внутри не рабы, там у них моторы, как у тракторов. Трактор ты уже видел? Во! И что ты с ними делать будешь? Мужики вы хорошие, слов нет, но и нас подставлять не надо! Мы тут, понимаешь, посовещались и решили, что будет лучше, если о вас вообще никто не узнает. А что народ? Народ, он, брат, тоже с пониманием, он молчать будет, народ наш. Точно тебе говорю, все будут молчать. У нас даже выражение такое есть - "народ безмолвствует". Конечно, будешь, понимаешь, безмолвствовать - кому охота в психушке париться? Но и вы к происходящему с серьезностью подходите. Я, конечно, понимаю, что форма у вас такая, но если вы по городу голыми бегать будете и это до области дойдет, то нас там не поймут. Это я тебе точно говорю! Ты уж мне, Птолемей, поверь, я не первый год районом заправляю!
- Долг солдата - оставаться верным Отчизне, - чеканно отрубил центурион, выслушав перевод Гладышева.
- Да я тебя что - к измене толкаю? - вскричал первый секретарь. - Я к тому, что голыми по городу не хрена бегать! И так уже бабы всего города на твоих бойцов заглядываются. Но дело даже, понимаешь, не в этом, дорогой ты мой Птолемей. Внимания привлекать не надо! Вот что главное! В общем, в райпо я уже с Сафоновым договорился, сотню костюмчиков спортивных мы у него найдем, оплатим, понимаешь, из соцкультфонда. Понял? И твои охламоны пристойно выглядеть будут, и к нам никто не придерется! Верно я говорю, Федор Борисович?
Дыряев сидел на краю бассейна в белой простыне и в милицейской фуражке, болтая в прозрачной воде волосатыми ногами. Если бы не милицейская фуражка, начальник районной милиции был бы неотличим от какого-нибудь греческого божка. Фуражка придавала ему официальный вид.
- Верно, - уныло согласился он. - Не сегодня-завтра с областного УВД нагрянут, показатели по преступности вдвое упали. И ведь не объяснишь им ничего…
Птолемей Прист залпом выпил кубок вина.
- Ну, что вам не нравится? - спросил он. - В городе спокойно, винокуры ваши угомонились, дебоширы людям хлопот не доставляют…
- А вчера твои в спецкомендатуру пришли, - сообщил Дыряев. - Анашу у условно осужденных отняли и на костре спалили. А кто бы не отдал? Ведь уши обещали отрезать!
- Это ты про вольноотпущенных? - искренне удивился центурион. - Так с ними иначе нельзя. Из рабов отпустили, а рабскую натуру нетронутой оставили. Но раб на свободе опасен, Федор, свободный раб - он вроде Спартака, того и гляди взбунтуется.
- Нет у нас рабов, - досадливо морщась, сказал Митрофан Николаевич по старой комсомольской привычке ловко открыл зубами бутылку пива и приложился к ней, - Нет у нас рабов. У нас, брат, и в песнях так поется: "Вста-авай, проклятьем заклейменный", - для наглядности приятным тенором пропел он. - И в тюрьме у нас, дорогой Птолемей, такие жуки, что порой посвободнее тебя будут!
Птолемей Прист встал, освобождая крепкое мускулистое тело от простыней. Статен был центурион. Статен и красив.
- Нет рабов, говоришь? - ехидно спросил он, добавив непонятное и острое латинское выражение. - А крестьян ваших ты за свободных считаешь? У нас в Риме за такие сестерции даже рабы пальцем не пошевелят, а твои с поля не вылазят, все сажают что-то. Боятся они вас, что ли?
Он прыгнул в бассейн, подняв фонтан брызг.
- Съел, начальничек? - ухмыльнулся Дыряев. - У них за такую зарплату и раб не почешется, а ты с нас чего только не требуешь!
Председатель исполкома Иван Акимович Волкодрало задумчиво отхлебнул из бутылки.
- Твоим бандюгам и этих грошей платитъ бы не стоило, - философски заметил он. - Все едино колгоспы пограбуваты.
Митрофан Николаевич Пригода подсел к столу и принялся деловито шелушить большого красного рака,
- Чушь вы мелете, мужики, - сказал он. - Тут надо думать, как нам этих бойцов от государева ока спрятать. Узнают про них, всем нам холку намылят. И тебе, и мне, и менту этому босоногому. - Он ткнул раком в начальника милиции. - Измену Родине впаяют, не меньше. А менту еще и все совместные дежурства припомнят.
- А это как посмотреть, - с радостной готовностью отозвался начальник милиции. - Я все графики совместных дежурств с твоим Сырцовым согласовывал.
- Так ты еще и документальное подтверждение оставил? - задохнулся секретарь райкома и даже о раке позабыл. - Ну, Феденька, было у матери трое сыновей. Двое умных, а третий - милиционер. Ты случаем не пофамильно их в списки вставлял?
Дыряев поставил опустевшую пивную бутылку на стол.
- Я их в графике войсковой частью обозвал, - благодушно сказал он. - Мой милиционер, который, конечно, с фамилией в списках значится, и прапорщик с двумя рядовыми.
- А у их прапорщики-то е? - недоверчиво спросил председатель исполкома Волкодрало. - Га?
- А бог его знает, - безразлично сказал начальник милиции. - Вы как хотите, а я больше этой мочой давиться не намерен. Соловей! - рявкнул он.
Старший участковый словно весь вечер дожидался вызова начальства. Хоть и китель расстегнут, и портупеи на нем не было, но глаза преданно блестели, да и выправка… Впрочем, чего уж обманывать - какая выправка у деревенского участкового с двадцатилетней выслугой? Начальник милиции неодобрительно оглядел расплывшуюся фигуру участкового, хмыкнул в усы и доверительно сказал:
- Ну, что смотришь, Соловей? Или тебе объяснять все надо?
Нет, ничего не надо было объяснять старшему участковому. Сметлив был старший участковый капитан милиции Соловьев, и вкусы начальства ему были прекрасно известны. Соловей сделал рукой многообещающий жест и скрылся за дверью.
Трое районных начальников сели за стол. Помолчали, глядя, как плещется в изумрудной воде бассейна центурион, послушали, как в соседнем зале, изрядно уже хлебнувшие сладкой и коварной вишневой настойки, весело горланили римскую строевую песню с залихватским припевом:
Lex dura Lex!
В таком объеме бузулуцкие начальники латынь знали уже неплохо.
- Дуралекс он и есть дуралекс, - сказал Дыряев, повернувшись к закручинившимся сотрапезникам. - Что будем делать друзья-товарищи?
- Будем Соловья ждать, - прямо бухнул предисполкома.
- Это само собой, - согласился Федор Борисович. - Наш Соловей баснями не кормит! Я спрашиваю, что с иностранцами делать будем? Решать-то сейчас надо, пока грязь не подсохла и из области никого не принесло. Да и своих опасаться надо. Твои-то, Митрофан Николаевич, спят и видят себя в кресле первого.
Пригода помрачнел. В самую точку угодил милиционер, подросли орлята, теперь коршунами, подлецы, кружатся над ответственным постом. Подсидят, гады, как пить дать подсидят!
Помолчали в раздумьях. Дыряев был прав - пивом голову не обманешь: мозговой штурм оказался неудачным. Облачившийся в простыню Птолемей Прист подошел к столу, ахнул подряд две бутылочки пива, но с вопросами не лез - видел, что пасмурно на душе у местных товарищей.
В дверь деликатно и вместе с тем требовательно постучали, в проеме ее показалась большая картонная коробка из-под телевизора "Рубин", а за ней и круглая улыбающаяся физиономия старшего участкового.
- Разрешите, товарищ подполковник? - по уставу и льстиво обратился он к начальнику милиции.
В поставленной на пол коробке что-то предательски звякнуло.
- Чего там разрешать, - буркнул подполковник в густые черные усы. - Приказываю!