- Ксения, - солидно сказал одетый Удалов. - Скажи свое положительное мнение, и вскоре мы вернемся с тобой обратно, к нашему семейному очагу.
- Хочется домой? - спросила Ксения.
- Мечтаю воссоединиться.
- Тогда ты и есть мой, - сказала Ксения, но палец ее, направленный было на одетого Удалова, замер, не поднявшись. Потому что она заметила на боку голого Удалова знакомую и любимую родинку.
- Нет, - сказала она. - Раздетый тоже мой.
В зале поднялся гул.
- Да что же это получается! - не выдержал раздетый. - Мы теряем время, а микробы его не теряют. Тулия, скажи им, что я настоящий. Скажи, милая!
Девушка, поднявшаяся на сцену, несмотря на растерзанность внешнего вида, была прекрасна и молода. Она сказала уверенно:
- Со всей ответственностью повторяю, что раздетый Удалов настоящий.
- Ты сама ненастоящая! - крикнул одетый Удалов. - Ты микробная шпионка.
- Погоди, Корнюша, - остановила его Ксения. - А ты, голубушка, кем приходишься Корнелию Удалову?
- Я его друг, - ответила девушка.
- Друг, значит? - в голосе Ксении трепетал мороз. - А сама откуда родом?
- Я отсюда, - ответила девушка. - Моя мама работает в гостинице…
- Дочурка! - раздался женский голос. По проходу к Тулии бежала, обливаясь слезами, ее несчастная мать.
- Мама! - ответила девушка и кинулась матери навстречу.
Ксения остро взглянула на голого Удалова и уловила в его глазах томление. Томление относилось к девушке Тулии.
- Такой мне не нужен, - сказала Ксения. - Даже если настоящий. Мне отдайте положительного.
И, сделав выбор в пользу одетого Удалова, Ксения села на свободный стул, рядом со своим мужем.
- В дорогу, в дорогу! - призвал одетый Удалов делегатов. - Теперь-то все сомнения разрешены.
- Нет, не все, - сказал тогда Николай Белосельский. Он-то знал Удалова с детства, и потому голый и буйный Удалов вызывал в нем куда большие симпатии, чем положительный. - Разрешите, я тоже кое о чем спрошу?
- Разрешим? - спросил председатель.
- Только чтобы это был последний вопрос, - ответили делегаты.
- Скажи мне, Корнелий-одетый, - обернулся к нему Белосельский. - Как звали нашего учителя физики?
- Ах, какие мелочи, - быстро ответил одетый Удалов. - Я даже не помню.
- Карабасом мы его звали! - закричал голый Удалов. - А химичку Кислотой, а историка Иваном Александровичем…
- Хватит, - сказал Белосельский. - Еще один вопрос. Теперь к голому Удалову. Где я познакомился с твоей женой?
- Всю жизнь мучаюсь, - ответил Удалов. - Вернее всего, в пионерском лагере. Или в кружке юных натуралистов, где ты резал лягушек, а Ксюша разводила гладиолусы.
- Я ненавидел резать лягушек, - сказал Белосельский и пожал израненную руку голому Удалову. - Мы познакомились в кино.
- Безобразие! - заявил одетый Удалов. - Я протестую.
Но в этот момент Ксения, которая сидела, ласково положив руку на плечо одетому Удалову, совершила резкое движение, рванула пиджак на себя и тот соскочил с Корнелия. И под пиджаком обнаружился золотой смокинг кузнечика Тори, синхронного переводчика. Вторым движением Ксения стащила с кузнечика маску и парик.
Кузнечик совершил громадный прыжок, стараясь скрыться от преследования, но голый Удалов был начеку. Еще мгновение - и Тори, затрепетав в руках Удалова, запричитал:
- Я ни в чем не виноват! Я жертва обстоятельств.
- Вызывайте врачей, - сказал Удалов, - пусть они вынут из Тори паразита и исследуют его. Тогда нам легче будет найти способ бороться с этой опасностью.
- Не смейте! - закричал микроорганизм голосом кузнечика. - Я представитель суверенного народа!
Но к нему уже спешили врачи в масках и защитных халатах.
Удалов вернулся к Ксении. Ксения плакала.
- Ты когда догадалась, кисочка, что я настоящий? - спросил Корнелий у жены.
- А тогда догадалась, - ответила Ксения, - когда тебя эта тварь с длинными ногами стала всенародно защищать. Дон Жуан немытый!
И на глазах всего съезда Ксения отвесила любимому мужу оглушительную пощечину.
Разумеется, эта пощечина не помешала делегатам СОС избрать на последнем заседании Удалова почетным председателем Союза обыкновенных существ. Удалов был признан единогласно самым достойным и самым средним из всех средних существ Галактики. С тех пор его даже на самых дальних звездных системах официально именуют Председателем Космоса и Сокрушителем дракона, а любовно - Победителем паразитов.
Глава двадцать пятая,
заключительная
Вечером, перед отъездом домой, когда закончились ликования по поводу избрания Удалова на ответственный пост, а манифестация, карнавальные шествия и концерты самодеятельности уже догорали на улицах, Удаловы уединились у себя в номере.
Ксения зашивала мужу пиджак, порванный во время разоблачения кузнечика, Удалов разбирал бумаги: те, что пригодятся на Земле, откладывал направо, а те, что без надобности, - налево.
- Теперь мне с тобой сладу не будет, - сказала Ксения, откусывая нитку. - Что ни день - в космос, то на заседание, то на совещание.
- Нет, - сказал Удалов. - Пускай сами ко мне приезжают. У меня в стройконторе дел много.
- Будешь, будешь в космос гонять. К своей возлюбленной.
- Она мне не возлюбленная, Ксюша, - возразил Удалов. - Она только выполняла задание.
- А ты и распустил перья.
- Извини.
- Никогда. А то женись на ней, я не возражаю. Поселяйся здесь, занимайся общественной работой, воюй с драконами. Из-за меня, небось, ни разу с драконами не воевал.
- У нас, кисочка, драконов нет, - сказал Удалов. Но голос его был невесел. Какие-то рецидивы страстного увлечения Тулией сохранились. И хотя еще по дороге Тулия объяснила Удалову, что испытывает к нему чувство благодарности, чувство дружбы и чувство почтения, но не больше, что теперь она полностью отдастся учебе, чтобы забыть об ужасных и позорных месяцах плена, Удалову трудно было забыть, как Тулия расширяла прекрасные глаза при виде Корнелия и повторяла: "С первого взгляда… и на всю жизнь!"
Неужели, мысленно вздыхал он, некоторые женщины могут так легко и убедительно притворяться? Как трудно поверить… и как не хочется верить.
Удалов искоса взглянул на Ксению и принялся шустрее раскладывать бумаги, опасаясь, как бы по своему обыкновению Ксения не прочла его мыслей. Но Ксения прочесть их не успела, потому что в дверь постучали и вошли Белосельский с Тулией. При виде Тулии Ксения поморщилась, Удалов тоже. По разным причинам. Ксении вообще Тулия внешне не нравилась, а Удалову не понравилось, что Тулия шла, положив золотую головку на плечо Николаю, как будто это была для нее самая привычная поза.
- Мы с печальной новостью, - сказала Тулия.
- Говорите, - Удалов пытался преодолеть в себе остаточную ревность к другу детства. Пора было привыкать. Тулия уже третий день ходила, положив голову на плечо Николаю.
- Пришла телеграмма с дикой планеты. Вождь и дедушка передают привет, желают счастья в личной жизни. Они глядят Прибор, но, если это не обеспечит высоких урожаев, собираются убить жреца.
- Считай, что он уже убит, - сказал Удалов. - А что печального?
- Предсказатель умер. Умер наш Острадам.
- Не может быть! - Удалов отошел к окну и прижался лбом к прохладному стеклу. - Значит, он был прав в последнем своем предсказании!
- Да. Он проснулся утром в день своей смерти, бодрый и совершенно здоровый, и сказал, что, видно, ему не удастся умереть от естественных причин. Потом написал записку Удалову, ушел в поле, отыскал дракона и обозвал его жалкой лягушкой.
- Где письмо? - спросил Удалов.
- Вот.
Тулия протянула Удалову небольшую записку. Удалов прочел:
"Дорогой Корнелий!
Я вспомнил еще одну деталь из твоего будущего, которую я от тебя скрыл, потому что она указывала на то, что ты останешься жив. А это нарушило бы естественность твоего поведения. Когда я находился во временном водовороте, я видел, что ты не выполнишь годовой план, и по инициативе Белосельского тебе будет вынесен выговор в приказе.
Прощай, Корнелий, ты мне полюбился. Если сам не умру, попробую довершить твой бой с драконом. Что-то мне этот дракон неприятен.
Не забудь выслать вождю микроскоп".
Записка была без подписи.
- Все ясно, Острадама погубило тщеславие… И чувство ответственности, - сказал Удалов и передал записку Белосельскому, чтобы тот ознакомился. Белосельский прочел и сказал:
- Все может быть. В конце года посмотрим.
В комнату заглянула уборщица из Атлантиды.
- Ты здесь, Туличка? - сказала она. - А то я уже беспокоюсь. Боюсь тебя отпускать даже на полчаса.
- Не беспокойтесь, - сказал Белосельский. - Я возьму на себя заботу о вашей дочери. Она будет в надежных руках.
- Ах, да, мамочка, - тем самым ласковым голосом, посылавшим когда-то Удалова на бой, произнесла Тулия. - Мы с Колей решили пожениться.
Ксения сказала:
- Слава богу, что от моего отвязалась.
Уборщица из Атлантиды пошатнулась, собираясь упасть в обморок, и Удалову пришлось броситься за водой. А сам Удалов ничего не сказал, все и так было понятно. Зря он побеждал дракона. Он мог бы победить десятерых чудовищ - все равно красавицы достаются отличникам. Но кто бы догадался, какие они красивые, если бы не было обыкновенных женщин, наших жен, с которыми мы и сравниваем красавиц? К тому же у наших жен есть свои преимущества. И Удалов нежно посмотрел на Ксению.
Дверь открылась снова. В комнату въехала машина, за которой шел, толкая ее, кузнечик. Рядом, помогая ему, шествовал председатель оргкомитета Г-Г.
- Дорогой Корнелий, - сказал он, пока кузнечик вешал на стену небольшой экран. - Из уважения к твоим заслугам перед галактическим населением СОС выкупил у киномагнатов мнемофильм, снятый без твоего ведома синхронным переводчиком Тори на основе твоих воспоминаний.
- Виноват, - сказал кузнечик. - Я уже раскаялся.
- Так как мы полагаем, что даже забытые воспоминания важны для полноты личности, особенно для такой ценной в масштабе Галактики, как личность Корнелия, этот фильм будет продемонстрирован таким образом, что по мере показа его события будут возвращаться в память Удалова, исчезая с пленки.
После этого присутствующие расставили кресла и стали смотреть фильм. Удалов старался на экран не смотреть. Он достал коробочку со скорпиончиком, чудом сохраненную в странствиях и приключениях, и начал кормить насекомое крошками.
Через несколько минут фильм закончился, и кузнечик зажег свет.
- Все, - сказал он. - Пленка пуста, а воспоминание вернулось к владельцу.
- Я вспомнил, - сказал Удалов. - Даже странно, что мог забыть. Это про то, как мы с Ксенией познакомились и как чуть было не расстались.
- Из-за меня, - улыбнулся Белосельский. - Это я был тем верзилой, который тебе угрожал. Но я бы никогда тебя не побил.
- Помню, - сказал Удалов. - К тому времени мы с тобой уже не так дружили, как в детстве.
- Нас с тобой всегда разлучали женщины, - сказал Белосельский, поглаживая плечо прижавшейся к нему Тулии.
- Коля, как тебе не стыдно, - сказала Ксения. - Подождал бы до загса.
- Эх, Тори, Тори, - сказал Удалов. - Не принесло тебе богатства предательство. Злые дела никогда не окупаются.
- Знаю, - улыбнулся в ответ кузнечик. - Жизнь меня многому научила. Теперь я зарабатываю на нее честным путем.
- Каким же? - спросил Удалов, который не очень доверял кузнечику.
- Я купил у торговых работников документальный фильм о бое Удалова с драконом. С завтрашнего дня начинается демонстрация во всех кинотеатрах. Билеты раскуплены на год вперед. Рассчитываю без лишней скромности стать миллионером.
- А это не повредит моей репутации? - спросил Удалов, который в последние дни относился к себе куда серьезней, чем прежде.
- Твоей репутации все на пользу, - честно сказал кузнечик, - достать тебе билет на премьеру?
- Даже не знаю… - Удалов колебался. Он взглянул на Тулию, но Тулия смотрела на Колю. Он посмотрел на жену, и Ксения сказала:
- Иди, иди, только домой после этого не возвращайся.
- Прости, Тори, - сказал Удалов. - Не придется мне побывать на премьере. Дела.
И еще раз открылась дверь. Вошел могильщик в новой шляпе и новом балахоне.
- Поздравьте меня, - сказал он. - Я возвращаюсь. Забастовка на моей планете кончилась.
Черная икра
Несмотря на относительную дешевизну продукта, консервативные гуслярцы вяло покупали эффектные баночки с изображением осетра и надписью: "Икра осетровая". Острое зрение покупателей не пропускало и вторую, мелкими буквами, надпись: "Синтетическая".
Профессор Лев Христофорович когда-то читал об успешных опытах по получению синтетической черной икры, знал, что по вкусовым качествам она практически не отличается от настоящей, по питательности почти превосходит ее и притом абсолютно безвредна. Но попробовать раньше ему икру не удавалось. Поэтому профессор оказался одним из тех гуслярцев, которые соблазнились новым продуктом.
Вечером за чаем Лев Христофорович вскрыл банку, намазал икрой бутерброд, осторожно откусил, прожевал и признал, что икра обладает вкусовыми качествами, очевидно, питательностью и безвредностью. Но чего-то в ней не хватало. Поэтому Минц отложил надкусанный бутерброд и задумался, как бы улучшить ее. Потом решил, что заниматься этим не будет, - наверняка икру создавал целый институт, люди не глупее его. И дошли в своих попытках до разумного предела.
- Нет, - сказал он вслух. - Конкурировать мы не можем… Но!
Тут он поднялся из-за стола, взял пинцетом одну икринку, положил ее на предметное стекло и отнес к микроскопу. Разглядывая икринку, препарируя ее, он продолжал рассуждать вслух - эта привычка выработалась у него за годы личного одиночества.
- Рутинеры, - бормотал он. - Тупиковые мыслители. Икру изобрели. Завтра изобретем куриное яйцо. Что за манера копировать природу и останавливаться на полпути.
На следующий день профессор Минц купил в зоомагазине небольшой аквариум, налил в него воды с добавками некоторых веществ, поставил рядом рефлектор, приспособил над аквариумом родоновую лампу и источник ультрафиолетового излучения, подключил датчики и термометры и перешел к другим делам и заботам.
Через две недели смелая идея профессора дала первые плоды.
Икринки, правда, не все, заметно прибавили в росте, и внутри их, сквозь синтетическую пленку, с которой смылась безвредная черная краска, можно было уже угадать скрученных колечком зародышей.
Еще через неделю, когда, разорвав оболочки, махонькие, с сантиметр, стрелки мальков засуетились в аквариуме, сдержанно-радостный профессор отправился к мелкому, почти пересыхающему к осени пруду в сквере за церковью Параскевы Пятницы и выплеснул туда содержимое аквариума.
Стоял светлый ветреный весенний день. Молодые листочки лишь распускались на березках, лягушечья икра виноградными гроздьями покачивалась у берега. Лягушечью икру Минц из пруда выгреб, потом, прижимая аквариум к груди, вышел на дорогу и остановил самосвал.
- Чего? - спросил мрачный шофер, высовываясь из кабины.
- Отлейте бензина, - вежливо сказал профессор. - Немного. Литра два.
- Чего?
Шофер изумленно смотрел сверху на толстого пожилого мужчину в замшевом пиджаке, обтягивающем упругий живот. Мужчина протягивал к кабине пустой аквариум и требовал бензина.
- У меня садик, - сказал лысый. - Вредители одолели. Травлю. Дайте бензинчику.
Полученный бензин (за бешеные деньги, словно это был не бензин, а духи "Красная Москва") профессор тут же вылил в прудик. Он понимал, что совершает варварский поступок, но значение эксперимента было так велико, что прудику пришлось потерпеть.
Профессор подкармливал синтетических осетрят не только бензином. Как-то местный старожил Удалов встретил Минца на окраине города, где с территории шелкоткацкой фабрики к реке Гусь текла значительная струйка мутной воды. Профессор на глазах Удалова зачерпнул из струйки полное ведро и потащил к городу.
- Вы что, Лев Христофорович! - удивился Удалов. - Это же грязь!
- И замечательно! - ответил, совсем не смутившись, профессор. - Чем хуже, тем лучше.
Вещества, залитые тихими ночами в прудик за церковью профессором Минцем, были многообразны и в основном неприятны на вид, отвратительны запахом. Люди, привыкшие ходить мимо прудика на работу, удивлялись тому, что творится с этим маленьким водоемом, и начали обходить его стороной. Лягушки тоже покинули его.
В один жаркий июньский день, когда отдаленные раскаты надвигающейся грозы покачивали замерший, душистый от сирени воздух, профессор привел к прудику своего друга Сашу Грубина. Профессор нес большой сачок и ведро, Грубин - второе ведро.
Прудик произвел на Грубина жалкое впечатление. Трава по его берегам пожухла, вода имела мутный, бурый вид, и от нее исходило ощущение безжизненности.
- Что-то происходит с природой, - сказал Саша, ставя ведро на траву. - Экологическое бедствие. И вроде бы промышленности рядом нет, а вот погибает пруд. И запах от него неприятный.
- Вы бы побывали здесь вчера вечером, - сказал, улыбаясь, профессор. - Я сюда вылил вчера литр азотной кислоты, ведро мазута и всыпал мешок асбестовой крошки.
- Зачем? - удивился Грубин. - Ведь вы же сами всегда расстраивались, что природа в опасности.
- Расстраивался - не то слово, - ответил Минц. - Для меня это трагедия.
- Тогда не понимаю.
- Поймете, - сказал Минц. Он извлек из кармана пакет, от которого исходил отвратительный гнилостный запах.
- С большим трудом достал, - сообщил он Грубину. - Не хотели давать…
- Это еще что?
- Ах, пустяки, - сказал Минц и кинул содержимое пакета в прудик.
И в то же мгновение вода в нем вскипела, словно Минц ткнул в нее раскаленным стержнем. Среднего размера рыбины, само существование которых в таком пруду было немыслимым, отчаянно дрались за несъедобную пищу. Грубин отступил на шаг.
- Давайте ведро! - крикнул Минц, подбирая с земли сачок. - Держите крепче.
Он принялся подхватывать рыб сачком и кидать их в ведро. Через три минуты ведра были полны. В них толклись, пуча глаза, молодые осетры.
- Несколько штук оставим здесь, - сказал Минц, когда операция была закончена. - Для контроля и очистки.
Пока друзья шли от прудика к реке Гусь, Лев Христофорович поделился с Грубиным сутью смелого эксперимента.
- Я жевал эту синтетическую черную икру, - рассказывал он, - и думал: до чего стандартно мыслят наши Аполлоны. Есть икра дорогая и вкусная. Они создали икру подешевле и похуже. В результате - никакого прогресса. Прогресс возможен только при парадоксальности, смелости мышления. Что свойственно мне, провинциальному Марсию. Если есть синтетическая осетровая икра, как насчет синтетических осетров?
- Бессмысленно, - сказал Грубин.