Джаснах оставила одежду на скамье у стены комнаты. Наверху маленькой стопки вещей лежал золотой мешочек с Преобразователем. Шаллан посмотрела на Джаснах. Принцесса, закрыв глаза, лежала в воде лицом вверх, черные волосы разметались по воде за ее головой. Во время ежедневной ванны она, казалось, расслаблялась полностью. Сейчас она выглядела намного моложе, избавившись от одежды и напряженности, нежась как ребенок, отдыхающий после целого дня энергичного плавания.
Тридцать четыре года. Далеко не молодая - в таком возрасте некоторые женщины имели детей старше Шаллан. И в то же время такая юная. Многие восхищались ее красотой, a мужчины считали личным позором то, что не сумели увлечь ее.
Горка воздушных тканей - одежда Джаснах. Сломанный Преобразователь в потайном мешочке Шаллан. Вот возможность, которую она ждала. Наставница настолько доверяет своей подопечной, что, полностью расслабленная, лежит в воде, не думая о фабриале.
Но способна ли Шаллан сделать это? Готова ли она предать эту женщину, принявшую ее с открытым сердцем?
Это ничто по сравнению с тем, что я уже сделала, подумала она.
Не в первый раз она предает того, кто доверяет ей.
Она встала. Джаснах приоткрыла глаз.
Бум, подумала Шаллан, взяла книгу под мышку и пошла в сторону Джаснах, стараясь выглядеть задумчивой.
Джаснах наблюдала за ней. Не с подозрением. С интересом.
- Почему ваш отец хотел заключить договор с паршенди? - Шаллан обнаружила, что говорит на ходу.
- Почему бы ему не хотеть?
- Это не ответ.
- Конечно ответ. Но не тот, который хоть что-нибудь говорит.
- Мне бы помогло, Ваша Светлость, если бы вы дали мне полезный ответ.
- Задай полезный вопрос.
Шаллан стиснула зубы.
- Паршенди владели чем-то таким, что хотел получить король Гавилар. Чем?
Джаснах улыбнулась и закрыла глаза.
- Теплее. И ты, вероятно, сама можешь угадать ответ.
- Осколки?
Джаснах, по-прежнему расслабленная, кивнула.
- В тексте о них ничего нет, - заметила Шаллан.
- Отец никогда и не упоминал о них, - сказала Джаснах. - Но из того, что он говорил… В общем, я подозреваю, что он заключил договор только из-за них.
- Но можете ли вы быть уверенной, что он знал? Быть может, он хотел гемсердца.
- Возможно, - сказала Джаснах. - Паршенди, похоже, забавлял наш интерес к драгоценным камням, которые они вплетали в бороды. - Она улыбнулась. - Ты бы видела наше потрясение, когда мы обнаружили, где они добывают гемсердца. Когда, во время прочесывания Эймии, был убит лансерин, мы дружно решили, что больше никогда не увидим большое гемсердце. И вот, пожалуйста, оказывается, есть еще животные с огромной раковиной, живущие не так далеко от Холинара. В любом случае паршенди были готовы поделиться ими с нами, с тем, чтобы и они сами могли охотиться на них. Если уж алети решили, несмотря на опасность, промышлять на скальных демонов, то и их сердца пусть достаются им, так рассуждали паршенди. Очень сомневаюсь, что для этого нужен какой-то договор. И, тем не менее, прежде чем вернуться в Алеткар, отец с жаром стал говорить о соглашении.
- Что же случилось? Что-то изменилось?
- Я не уверена. Однако как-то раз отец рассказал мне о том, как странно действовал один паршенди во время охоты на скального демона. Воин не наставил на появившегося большепанцирника копье, а отвел руку в сторону, очень подозрительным образом, как если бы собирался призвать Клинок. Как мне представляется, никто не видел этого, кроме отца. Паршенди сообразил, что отец смотрит на него, и остановился. Отец не добавил ни слова, но я предполагаю, что он не хотел, чтобы на Разрушенные Равнины пришел еще кто-то третий.
Шаллан коснулась книги.
- Кажется очень незначительным. Он должен был видеть намного больше, чтобы быть уверенным в отношении Клинков.
- Согласна. После его смерти я самым внимательным образом изучила договор. Статьи о преимущественном торговом статусе и взаимном пересечении границы вполне могли быть первым шагом к включению паршенди в Алеткар как отдельной нации. По соглашению паршенди категорически запрещалось продавать Осколки в другие королевства, вначале не предложив их нам. Весьма важный пункт. Возможно, король Гавилар добивался именно этого.
- Почему тогда они его убили? - сказала Шаллан, приближаясь к одежде Джаснах. - Неужели паршенди решили, что он собирается завладеть всеми их Клинками Осколков, и опередили его?
- Не уверена, - скептически ответила Джаснах.
Почему она считает, что именно паршенди убили Гавилара?
Шаллан чуть было не произнесла это вслух, но почувствовала, что ответа не получит, ведь, по мнению своей наставницы, должна самостоятельно думать, анализировать и делать выводы.
Девушка остановилась около скамьи. Мешочек с Преобразователем был открыт, завязки распущены. Подменить его сейчас проще простого. Она потратила почти все свои деньги и купила камни, в точности похожие на камни Джаснах, и вставила их в сломанный Преобразователь. Сейчас фабриалы совершенно одинаковы.
Она все еще ничего не знала о том, как пользоваться Преобразователем; она пыталась найти способ спросить, но Джаснах вообще не любила говорить о Преобразователе. Давить сильнее было очень опасно. Надо получить информацию по-другому. Возможно, от Кабзала или из книг.
Не имеет значения, пришло ее время. Шаллан обнаружила, что ее рука тянется к потайному мешочку, забирается в него и пальцы ощупывают кольца сломанного фабриала. Сердце забилось быстрее. Она взглянула на Джаснах, но та все еще лежала на воде с закрытыми глазами. А что, если она откроет их?
Не думай об этом! сказала себе Шаллан. Делай. Поменяй приборы местами. Так близко…
- Ты движешься вперед быстрее, чем я ожидала, - внезапно сказала Джаснах.
Шаллан повернулась, глаза Джаснах по-прежнему были закрыты.
- Я ошибалась, когда судила о тебе так строго из-за твоего предыдущего образования. Я сама часто говорила, что страсти помогают воспитанию. У тебя есть решимость и способности стать серьезным ученым, Шаллан. Я понимаю, что ответы приходят медленно, но ты должна продолжать исследование. В конце концов ты к ним придешь.
Шаллан постояла какое-то время, не вынимая руку из мешочка, сердце молотилось как сумасшедшее. Внезапно ее затошнило.
Я не могу, сообразила она. Отец Штормов, какая же я дура. Я проделала весь этот путь… и сейчас я не могу.
Она вытащила руку из мешочка и вернулась на свое место.
Что она скажет братьям? Что она только что вынесла обвинительный приговор семье?
Она села на стул, отложила книгу в сторону и вздохнула, побудив Джаснах открыть глаза. Джаснах какое-то время глядела на нее, потом выпрямилась в воде во весь рост и рукой показала на волосы.
Стиснув зубы, Шаллан встала, взяла поднос с мылом, подошла к краю бассейна и встала на колени. Джаснах взяла рассыпчатое мыло для волос, раскрошила его и обеими руками посыпала на свои черные блестящие волосы. Даже обнаженная, Джаснах Холин в совершенстве владела собой.
- Возможно, мы слишком много времени проводим внутри, - сказала принцесса. - Ты выглядишь какой-то загнанной, Шаллан. Обеспокоенной.
- Я в порядке, - резко бросила Шаллан.
- Хмм, да. Особенно если судить по твоему "совершенно спокойному, расслабленному тону". Очевидно, нам надо перейти от истории к чему-нибудь более прикладному, более интуитивному.
- Вроде естественных наук? - сказала Шаллан, воспрянув духом.
Джаснах откинула голову. Шаллан положила полотенце на край бассейна, встала на него коленями и свободной рукой стала намыливать пышные волосы.
- Я думала о философии, - сказала Джаснах.
Шаллан мигнула.
- Философия? Что в ней хорошего?
Разве это не искусство - сказать так много слов, как только возможно?
- Философия - важная область знания, - резко сказала Джаснах. - Особенно если тебя вовлекают в придворную политику. Она рассматривает природу морали и особенно те ситуации, когда требуется принять трудное решение.
- Да, Ваша Светлость. Хотя не понимаю, почему философия более "прикладная", чем история.
- Историю, по определению, нельзя изведать на своем опыте. То, что происходит сейчас, - настоящее, царство философии.
- Вопрос определения.
- Да, - сказала Джаснах, - все слова имеют склонность быть тем, чем их определили.
- Согласна, - сказала Шаллан, наклоняясь назад и давая возможность Джаснах смыть мыло с волос.
Принцесса стала тереть кожу колючим мылом.
- Слишком вежливый ответ, Шаллан. Что случилось с твоим остроумием?
Шаллан посмотрела на скамью и драгоценный фабриал. Итак, она оказалась слишком слабой и не в состоянии сделать то, что необходимо.
- У него короткий перерыв, Ваша Светлость, - сказала она. - Мое остроумие ожидает решения своего дела от коллег, моей искренности и моего безрассудства.
Джаснах подняла бровь.
Шаллан, не вставая с полотенца, откинулась на пятки.
- Откуда вы знаете, что правильно, а что нет, Джаснах? Если вы не слушаете девотариев, как вы решаете?
- Это зависит от философии человека. Что самое важное для тебя?
- Не знаю. Вы можете сказать мне?
- Нет, - ответила Джаснах. - Если я дам тебе ответ, я буду ничем не лучше девотариев, предписывающих веру.
- Они не зло, Джаснах.
- За исключением того, что пытаются править миром.
Шаллан поджала губы. Война Потерь уничтожила Теократию, единое учение Ворин разбилось на девотарии. Неизбежный конец религии, пытающейся править. Девотарии учили морали, но никого не заставляли верить. Принуждение - дело светлоглазых.
- Вы сказали, что не можете дать мне ответ, - сказала Шаллан. - Но разве я не могу спросить совета у кого-нибудь мудрого? Кто многое понял? Для чего писать философские труды, приходить к заключениям, если не делиться ими с другими? Вы сами сказали мне, что знания бессмысленны, если мы не используем их для принятия решений.
Джаснах улыбнулась, смочила руки и стала смывать мыло.
Шаллан уловила в глазах принцессы победный свет. Эта женщина не собиралась защищать идеи, в которые верила; она хотела подтолкнуть девушку к раздумьям. Шаллан пришла в ярость. Как узнать, что на самом деле думает Джаснах, если она принимает конфликтующие точки зрения?
- Ты действуешь так, как будто существует только один ответ, - сказала Джаснах, жестом приказала Шаллан взять полотенце и выбралась из бассейна. - Вечный, Единственный и Совершенный.
Шаллан торопливо встала и взяла большое пушистое полотенце.
- Разве это не дело философии? Находить ответы? Искать правду, настоящее значение событий?
Джаснах вытерлась полотенцем и подняла бровь.
- Что? - спросила Шаллан, внезапно смутившись.
- Я считаю, что пришло время для занятий в поле, - сказала Джаснах. - Вне Паланиума.
- Сейчас? - удивилась Шаллан. - Уже поздно!
- Я же сказала тебе, что философия - прикладное искусство, - сказала Джаснах, завернулась в полотенце, наклонилась и вынула Преобразователь из мешочка. Она надела цепочку на пальцы и закрепила камни на задней стороне ладони. - Я докажу тебе. Помоги мне одеться.
* * *
Еще ребенком Шаллан наслаждалась теми вечерами, когда удавалось улизнуть в сад. Под покровом темноты он казался совершенно другим, и она представляла себе, что вместо камнепочек, сланцекорников и деревьев растут невиданные чужедальние растения. Царапанье крэмлингов, выбирающихся из трещин, превращалось в шаги загадочных людей из далеких стран - большеглазых торговцев из Синовара, охотников на большепанцирников из Кадрикса, моряков из Чистозера.
Но, идя по ночному Харбранту, ничего такого она себе не представляла. Вообразить себе загадочных странников в ночи - увлекательная игра, но здесь этих зловещих теней было видимо-невидимо, вполне себе настоящих. Ночью Харбрант становился не более интересным, а скорее более опасным.
Джаснах, не обращая внимания на рикш и носильщиков паланкинов, медленно шла вперед в своем великолепном фиолетово-золотом платье, Шаллан следом, в голубом шелковом. Джаснах не стала укладывать волосы после ванны, и они ниспадали ей на плечи, вольность на грани приличия.
Они шли по Ралинсе, главной улице Харбранта, которая, беря свое начало в Конклаве, извиваясь, спускалась к порту. Несмотря на позднее время, улица была переполнена народом. В толпе встречались мужчины с грубыми мрачными лицами, которые несли внутри себя ночь. В темноте каждый звук казался приглушенным вскриком. Зданий, построенных на крутом склоне холма, не прибавилось, но они тоже наполнились ночью и почернели, как камни, обожженные огнем. Пустые руины самих себя.
Колокольчики все еще звенели, нет, скорее вопили. Они делали ветер осязаемым, живым; каждый его порыв вызывал какофонию, и на Ралинсу обрушивалась целая лавина звуков. Шаллан обнаружила, что почти наклоняется, чтобы избежать его.
- Ваша Светлость, - сказала Шаллан, - может быть, лучше взять паланкин?
- Паланкин может помешать занятию.
- Я была бы рада выучить все днем, если вы не возражаете.
Джаснах остановилась и посмотрела в темную боковую улицу.
- Что ты думаешь об этом переулке, Шаллан?
- Что меня не тянет войти в него.
- И, тем не менее, это самая короткая дорога от Ралинсы в область театров.
- Мы туда идем?
- Мы не "идем", - ответила Джаснах, сворачивая в переулок. - Мы действуем, размышляем и учимся.
Шаллан с опаской пошла за ней. Ночь поглотила их; свет шел только из неплотно запертых дверей таверн и лавок. Джаснах надела на Преобразователь черную перчатку, спрятав свет камней.
Шаллан обнаружила, что не идет, а крадется. Ноги чувствовали каждую неровность под ногами, каждый булыжник, каждую выбоину. Она нервно посмотрела на группу рабочих, собравшихся у двери таверны. Темноглазые, конечно. Ночью разница казалась более очевидной.
- Ваша Светлость? - еле слышно спросила Шаллан.
- В юности мы хотим простых ответов, - сказала Джаснах. - Быть может, самый верный индикатор молодости человека - желание, чтобы все было как должно. Как было всегда.
Шаллан нахмурилась, через плечо глядя на людей у таверны.
- Чем старше мы становимся, - продолжала Джаснах, - тем больше спрашиваем. Мы начинаем спрашивать почему. И, тем не менее, мы по-прежнему хотим простых ответов. Мы предполагаем, что люди вокруг нас - взрослые, предводители - имеют эти ответы. И часто вполне удовлетворяемся тем, что они говорят.
- Я никогда не была удовлетворена, - тихо сказала Шаллан. - Никогда. Я всегда хотела больше.
- Значит, ты созрела, - сказала Джаснах. - Это случается с большинством из нас, когда мы становимся старше. Лично мне представляется, что зрелость, мудрость и желание узнать - синонимы. И чем старше мы становимся, тем чаще отвергаем простые ответы. А потом на нашем пути появляется некто и требует, чтобы мы приняли их, несмотря ни на что. - Глаза Джаснах сузились. - Ты спрашиваешь меня, почему я отвергла девотарии.
- Конечно.
- Большинство из них хотело, чтобы я перестала задавать вопросы. - Джаснах остановилась и резко сняла с руки перчатку, улица вокруг осветилась. Драгоценные камни на ее руке - каждый больше брума - сияли как факелы, красные, белые и серые.
- Разумно ли показывать ваше сокровище здесь, Ваша Светлость? - тихо спросила Шаллан и боязливо оглянулась.
- Нет, - ответила Джаснах. - Конечно нет. Особенно здесь. Видишь ли, сравнительно недавно эта улица приобрела определенную репутацию. За последние два месяца на трех человек, шедших в театр, напали бандиты. В каждом случае люди были убиты.
Шаллан почувствовала, как бледнеет.
- Городская стража бездействует, - продолжала Джаснах. - Таравангиан несколько раз делал выговор капитану стражи, но, поскольку тот родственник многих влиятельных светлоглазых, ничего не добился; Таравангиан - не очень могущественный король. Некоторые даже подозревают, что бандиты подкупили стражу. В любом случае сейчас важно только то, что, как ты видишь, здесь нет ни одного стражника, несмотря на репутацию улицы.
Джаснах опять надела перчатку, погрузив улицу в темноту. Шаллан мигнула, привыкая.
- Разве не глупо, - сказала Джаснах, - прийти сюда нам, двум беззащитным женщинам, одетым так дорого и богато?
- Очень глупо. Джаснах, мы можем уйти? Пожалуйста. Какую бы лекцию вы ни имели в виду, она того не стоит.
Джаснах поджала губы и посмотрела на темный узкий проход. Теперь, когда Джаснах надела перчатку, они стояли почти в полной темноте.
- Ты находишься в очень интересной поре своей жизни, Шаллан, - сказала Джаснах, сгибая руку. - Ты достаточно взрослая, чтобы удивляться, спрашивать и отвергать то, что тебе навязывают. Именно потому, что его тебе навязывают. Но в тебе еще много идеализма юности. Ты чувствуешь, что должна быть единственная всеобъемлющая Правда - и что, когда ты найдешь ее, твои сомнения исчезнут, внезапно все станет ясным.
- Я… - Шаллан захотелось поспорить, но слова Джаснах были до невозможности точными. Ужасные дела, которые Шаллан уже сделала, и еще более ужасные дела, которые она собиралась сделать, преследовали ее. Возможно ли сделать нечто настолько ужасное ради чего угодно, самого чудесного?
Джаснах вошла в темный узкий переулок.
- Джаснах! - сказала Шаллан. - Что вы делаете?
- Философия в действии, ребенок, - ответила Джаснах. - Идем со мной.
Шаллан заколебалась у входа в переулок, ее сердце билось, мысли перепутались. Задул ветер, и колокольчики зазвенели, как замерзшие капли дождя, разбивающиеся о камни. Решившись, она бросилась за Джаснах, предпочитая оказаться в темноте, но не одной. Сияние закрытого Преобразователя едва пробивалось сквозь ткань, слабо освещая дорогу, и Шаллан шла в тени Джаснах.
Шум сзади. Шаллан повернулась и увидела несколько темных фигур, сгрудившихся у входа в переулок.
- О, Отец Штормов, - простонала она.
Почему? Почему Джаснах делает это?
Потрясенная, Шаллан схватилась свободной рукой за платье Джаснах. В дальней стороне переулка появились другие тени и начали приближаться, шлепая по грязным стоячим лужам. Холодная вода окатила туфли Шаллан.
Джаснах остановилась. Слабый свет прикрытого Преобразователя отражался на металле в руках разбойников. Мечи или ножи.
То есть эти люди собрались убивать. Нельзя ограбить женщин вроде Шаллан или Джаснах, женщин с могущественными связями, и оставить в живых свидетелей. Эти злодеи - не джентльмены из романтических историй о благородных разбойниках. Они живут, зная, что в любой момент их могут поймать и повесить.
Парализованная страхом, Шаллан не могла даже закричать.
Отец Штормов, Отец Штормов, Отец Штормов!
- А теперь, - твердым мрачным голосом сказала Джаснах, - лекция. - Она сорвала с себя перчатку.