Сказки Сергея Панарина вызывают улыбку и добрый смех, они нравятся одинаково и детям и взрослым.
Похождения героев "Побега из Шапито" продолжаются в новой книге. Зарубежная труппа и примкнувшие к ней тамбовчане – волк, еж, лиса и медведь – улетели из России на воздушном шаре. Ветер относил их на запад, да вот беда! – корзина зацепилась за караульную вышку пограничника. Путешествие по небу окончилось, зато начались увлекательные приключения на земле. Приключения веселые, но невероятно опасные! Так ведь на то и звери, чтобы в сверхсложных ситуациях пускать в ход сверхчеловеческие способности.
Содержание:
Присказка 1
Часть первая, в которой путешественники теряют друг друга, а местные жители удивляются гостям 1
Часть вторая, в которой люди приходят в лес не с миром, а звери тоже не сидят сложа лапы 11
Часть третья, в которой люди переходят к решительным действиям, а звери доказывают, что не лыком шиты 22
Часть четвертая, в которой резко перемещается центр главных событий и звери занимаются спасением друга, и не только 31
Эпилог, который вполне мог бы стать прологом следующей сказки 40
Notes 40
Сергей Панарин
Галопом по Европам
Присказка
Бывают такие июльские ночи, когда облака норовят спрятать луну и звезды, ветер приносит прохладу и немного мороси, а всякая зверюга затаивается и не нарушает общей унылой картины ни криком, ни шорохом. Листья деревьев безостановочно шумят, и темный лес кажется морем, по которому ходят темно-зеленые волны.
Человеку – существу не ночному и изнеженному цивилизацией – непременно хочется спрятаться в дом, закрыть окна и двери, залезть в теплую постель и заснуть безмятежным сном. Однако люди, как ни странно, – самые подневольные в мире животные. Пока основная часть человеческой популяции беззастенчиво сопит и видит сны, несколько особей обязательно бодрствуют… Хотя разве это бодрствование?
Безвестный польский пограничник стоял на посту, отчаянно борясь с дремой. Не будем лукавить, в этом поединке парень явно проигрывал. Если учесть то, что пост размещался на смотровой вышке, то пограничника можно назвать смельчаком: дремать на четырехметровой высоте, привалившись к хлипким деревянным перилам, – признак удали, а может статься, скудоумия.
Польский боец то и дело вырывался из тисков сна, испуганно таращил глаза в сторону полосы отчуждения, потом воровато озирался, будто проверяя, не летает ли рядом командир. К счастью, командиры-пограничники не летают.
Успокоившись, пограничник ежился, морщась от ветра, шептал какие-то польские ругательства и… снова закрывал глаза. Так бы и продолжалось это бессмысленное сражение чувства долга с нормальным человеческим желанием поспать, если бы не одно происшествие, которое разбудило часового резко и надолго.
Все-таки что бы ни говорили старики-ученые, а человек действительно животное. Пограничника словно встряхнуло некое предчувствие, он распахнул глаза и увидел темный силуэт, стремительно приближающийся к вышке. Увы, прожектор светил на землю, поэтому гигантское черное пятно оставалось черным пятном, пока буквально не протаранило крышу. Часовой завопил, бросил вверенное ему оружие и залег, косясь вверх.
Крыша вышки захрустела, накренилась. На пограничника посыпались пыль и щепки. Что-то тяжелое и большое бухнуло в пол и грузно заскользило к часовому. Он задрал голову и встретился взглядом со страшным зверем. Шальные глаза монстра пылали красным цветом, мохнатая рожа противно скалилась, ниже морды болтался на цепочке увесистый знак фунта стерлингов. Кажется, золотой.
– Матка Боска! – выдохнул пограничник.
Всякое прилетало со стороны России, точнее, Белоруссии, но такое…
Часовой решил, что узрел черта, причем английского. Правда, рогов не было, но воображение бойца живо их дорисовало. У страха много самых разных талантов.
Рядом с отвратительной физиономией черта возникла звериная, вроде бы медвежья, а чуть правее – вообще непонятно чья: ушастая и глазастая, тонкая и глупая. Медведь зарычал, ушан заверещал, а безрогий нечистый ритмично заухал. Часовой понял, что слишком много грешил и настало время переселиться в преисподнюю.
Все это продолжалось не больше нескольких мгновений, а потом черная тень, несущая на суверенную польскую территорию адский вертеп, полетела дальше, разнося по округе уханье черта.
Двумя секундами позже громыхнула оземь сбитая крыша.
Здесь мы оставляем беднягу-пограничника наедине с его страхами и досадой за то, что придется оплатить ремонт вышки, – парень не стал поднимать тревогу: вдруг засмеют? – и следуем за загадочной тенью.
Часть первая, в которой путешественники теряют друг друга, а местные жители удивляются гостям
Глава 1
Как правило, страшные черные тени, пугающие сонных людей, на поверку оказываются вовсе не ужасными, а даже наоборот – скучными. Достаточно включить ночник или дождаться рассвета.
В нашем случае тень оказалась отнюдь не прозаичным предметом. Незадачливого часового испугал воздушный шар, который терпел крушение! Горючее закончилось, воздух остыл, и летательное средство, гонимое холодным влажным ветром, стало неотвратимо падать, суля пассажирам верную погибель.
А пассажиры? Пассажиры-то все были сплошь удивительные и неожиданные персоны. Шимпанзе, которого часовой принял за черта. Кенгуру, чьи уши поразили поляка. Скунс и петух, затаившиеся на дне гондолы. Рядом с ними сидели волк, еж и лиса. Медведь, как и шимпанзе с кенгуру, предпочитал видеть, куда падает летательный аппарат, но тьма была кромешной, поэтому отважные путешественники ничего не разглядели.
Потом были свет прожектора и столкновение с вышкой. Ветер протащил шар дальше, корзина прочертила по полу, стропы сломали кровлю. Несколько строп не выдержали и лопнули. Затем случилось маленькое чудо: шар стал набирать высоту, попав в восходящий поток воздуха.
Болтало безбожно. Вес гондолы и пассажиров перераспределился на уцелевшие стропы. Корзина накренилась, и медведя, кенгуру и шимпанзе откинуло назад и вбок. Косолапый наступил на хвост лисе.
– А-а-а! Михайло! – завопила рыжая.
– Прости, Лисенушка, – прокряхтел медведь, валясь на спину и рискуя придавить остальных членов экипажа.
Кенгуру врезался в стенку гондолы и взвыл, подпрыгнув. Оказалось, он опустился на ежа.
– Полегче, Гуру Кен, – буркнул еж. – Ты лось тот еще, раздавишь.
– Не подкалывай, Колючий, – отозвался кенгуру.
Петух, кажущийся ночью черным, метался в давке, теряя перья, и кудахтал совсем не по-петушиному:
– Мы есть погибайт! Мы есть умирайт! Аларм! Аларм!
Тут лопнула еще одна стропа, пол корзины ушел из-под ног паникера. Шимпанзе увидел, что петух вылетает из гондолы, сцапал его длинной рукой за шею, прижал к себе и поинтересовался:
– Куд-куда ты собрался, Петер, йо? Одиночный полет – это не твое.
– Кхе… Кхе… Ман-Кей, данке шен, но не мог бы ты отпускать моя шея? – просипел петух.
– Упс… – смутился шимпанзе, разжимая пальцы.
Скунс вертелся волчком, отчаянно уворачиваясь от топочущих лап крупногабаритных друзей.
И только волк Серега не участвовал в общей сумятице. Он распластался вдоль одного из бортов, вцепился когтями всех четырех лап в прутья и затихарился. У Сереги была боязнь высоты.
Дно корзины прочертило по верхушкам деревьев, цепляясь за ветви. Стропы продолжили лопаться. С жалобным "бздынь!" разорвало еще две, и гондола наклонилась так, что еж колобком выкатился вон!
– Колючий!!! Братан!!! Ну, за Перл Харбор! – прокричал скунс и выскочил вслед за другом.
– Не ожидал от Вонючки Сэма такого самопожертвования, – прокряхтел кенгуру, вцепившись в борт гондолы.
– Да, паренек проявил смелость, – согласился медведь.
Михайло Ломоносычу было труднее всех удержаться в корзине: он хоть и сильный, но все-таки тяжелый. Лисена схватила Серегу за хвост зубами. Волк огрызнулся:
– Пр-р-рочь!
Шар вновь стал стремительно терять высоту.
– Мы иметь выбрасывать балласт? – спросил Петер-петушок.
– Не трави душу, давно все выкинули, – ответил кенгуру. – Вот и Колючего с Парфюмером потеряли, а все равно не помогает.
– Они легкие, – борясь с дурнотой, буркнул Серега.
– Ладно, друзья, – тихо промолвил Михайло, но отчего-то его было прекрасно слышно. – Я тут самый старший и самый тяжелый. Удачи вам.
– Михайло! – не по лисьи пискнула Лисена.
Поздно – медведь отпустил лапы и выскользнул из накрененной корзины.
Снизу раздался треск ветвей. Шар резко взмыл над кронами деревьев.
– Он настоящий герой, – сказал Гуру Кен.
– Меня есть восхищать потрясающее самопожертвование, который иметь русский! – добавил Петер.
Ман-Кей затараторил:
– Да, это так, йо, реальные герои! И их не один, не двое, не трое…
– Помолчи, – взмолился волк.
Шимпанзе заволновался, завертелся, вися на одной руке. В другой он все еще сжимал петуха.
– Эй, эй, эй! – заволновался Петер. – Не крутить! Я есть плохо!
– Не говорите о еде… – попросил Серега, которому стало еще хуже от беспрерывной болтанки и изменений высоты.
Ман-Кей рассмеялся, и рука сорвалась. Шимпанзе покатился к краю борта. Он выпустил петуха из лапы, попытался зацепиться за Лисену, потом за Гуру Кена, наконец, за борт, но тщетно. С удивленным "йо?!" Ман-Кей исчез из поля зрения остальных зверей.
– Недаром говорят, что один раз и обезьяна с пальмы падает, – грустно прокомментировала лиса.
– Тут близко до ветвей. Наш друг не расшибется, – уверенно сказал кенгуру. – А вот мы не такие ловкие…
Воздушный шар совсем потерял форму, и гондола снова принялась чертить по листве, погружаясь глубже и глубже. Ветер не ослабевал, скорость полета не снижалась. Ветви хлестали по бортам. Перепало и Гуру Кену.
– Ай! – Кенгуру прижался ко дну, помогая Петеру, которому нечем было держаться.
– Быстрей бы уж… – промолвил Серега.
Корзина ударилась о крепкую ветку. Кенгуру вылетел, будто тяжелый снаряд, и с диким хрустом пошел вниз. Петух чудом остался в гондоле.
Шар двигался дальше, в который раз вынырнув из листвяного моря. Лисена, Серега и Петер не говорили ни слова. Деревья вдруг кончились. Внизу темнела и чуть бликовала вода.
– Озеро, – оценила лиса. – Надо прыгать. Иначе расшибемся. Правда, Серега?
– Расшибемся, – подтвердил волк.
– Я не иметь умений плавай! – всполошился Петер.
Лисена разозлилась.
– Послушайте себя! Один сложил лапки и готов сдохнуть, второй забыл, что он птица. Петер, голуба моя, лети! Маши крыльями. Что еще от тебя требуется? А тебе, серый, стыдно…
И тут, как на заказ, порвалась очередная стропа. Лисена, увлеченная пламенной речью, вдруг кувыркнулась и растворилась в темноте. Волк закрыл глаза, а петух неожиданно для себя самого захлопал крыльями, разбежался и полетел! Он отчаянно лупил крыльями воздух, спеша на помощь лисе.
– Дурак, но зато благородный, – мрачно выдавил Серега и стал ждать момента, когда корзина наконец-то встретится с землей.
Колючий мячиком провалился сквозь листья, прокатился по веткам, пару раз ударился об особо толстые. Затем препятствия, тормозившие его скоростной спуск, внезапно закончились. Еж пролетел метра три, упал в траву, прокатился немного, замедлился и остановился.
– Пф-ф-ф!.. – Колючий развернулся, расслабив лапки и спину, прижался брюшком к холодной и сырой земле.
Ему было больно, тошно, но помогло умение группироваться.
Где-то впереди послышались глухие удары, треск и вскрики:
– Оу!.. Ай!.. У!.. Йах-ху!.. Ой!
Затем на землю что-то плюхнулось. Еж почувствовал вибрацию и услышал звук.
– Я гражданин суверенной страны… – проныл упавший.
– Вонючка! – обрадовался Колючий.
Он хотел было вскочить на лапки и побежать к другу, но стоило ежу дернуться, как тело пронзила боль.
– Блин!
Послышался противный голосок скунса:
– Колючий… Сколько можно повторять? Я не Вонючка. Я обижаюсь на эту кличку. Меня зовут Парфюмер. Пар-фю-мер. Ясно?
– Ясно-ясно, – простонал еж. – Ты сам-то как в целом?
– В целом? – Скунс вымученно захихикал. – Я бы не стал говорить о целом. Я чувствую себя как пятьдесят североамериканских штатов до их объединения.
– Значит, ты – развалина. Привет, коллега.
Колючий с трудом поднялся на лапки и, превозмогая ломоту, побрел туда, откуда доносился голос Вонючки:
– Дружище, ты хоть представляешь, что мы совсем одни? Наши так называемые партнеры полетели дальше.
– Знаешь, Сэм, иногда ты ведешь себя как форменный кретин, – пробурчал еж.
– Ты хочешь войти в конфронтацию? – вскинулся было скунс, но боль быстро прижала его гордую мордашку к земле.
– Я хочу, чтобы ты не думал, что являешься пупом земли. Мы с тобой еще легко отделались. А представь упавшего с неба Михайло. Шар далеко не улетит. Все наши друзья рано или поздно свалятся, как и мы.
Парфюмер помолчал.
– Да, – сказал он наконец. – Понимаю. Что будем делать?
Еж выбрел на маленькую полянку, где заприметил в темноте полосатую фигуру друга. Сэм валялся, распластанный по траве, но роскошный хвост, похожий на распухший жезл регулировщика, на всякий случай торчал вверх.
– Что делать? – раздумчиво пробормотал Колючий. – Пойдем их искать, разумеется.
Скунс осторожно встал с земли, сделал пару шагов. Его заметно шатало. Еж хмыкнул, а потом решил, что и сам со стороны выглядит ничуть не лучше.
Вонючка Сэм развернулся к другу:
– А где их искать? В какой они стороне?
– Ну…
– Стоп! Знаю. Надо идти туда, куда указывал мой нос после падения! – совершил научный прорыв скунс.
– Ну, ты голова! – протянул Колючий. – Только твоя идея не прокатит.
– Это почему?
– Тебя об ветки било? Било. В воздухе кувыркало? Кувыркало. Значит, ты несколько раз мог запутать следы. Твой нос теперь может показывать куда угодно.
Сэм обиделся.
– Раз ты такой умный, то придумай сам, как найти остальных.
Скунс отвернулся, гордо покачивая хвостом. Колючий бросил на него рассеянный взгляд и заулыбался:
– Проще пареной репы, Парфюмерище! Куда ветер, туда и нам.
– Э… – Сэм стиснул зубы. – Я тоже только что об этом подумал.
Его обуял приступ досады. Как же, еж додумался, а он нет. Затем скунс испытал легкий укол совести. Колючий все-таки друг, хоть и варвар.
Еж погладил себя по коротко стриженной голове. Была у него привычка стричься бобриком. Ему казалось, что так он выглядит более сурово и круто. В родных тамбовских лесах про Колючего говорили: "Вот салага, бритый еж. Что он хочет? Фиг поймешь". Правда, говорили за глаза, сам он этого ни разу не слышал.
– Идти можешь? – спросил он скунса.
– Да хоть бежать, – гордо ответил Сэм. – Мы, американцы, народ сильный. Солдаты моей доблестной Родины могут целый день бежать в полной экипировке!
– И от кого? – невинно поинтересовался еж.
– Не смешно.
– Ладно, не дуйся.
– Да я так, по привычке, – признался Парфюмер. – А ты сам как себя чувствуешь?
– Как отбивная с иголками.
– Значит, боевая ничья.
Приятели бок о бок пошли туда, куда стремился ветер.
Колючий и Сэм подружились далеко не сразу. Их знакомство началось в тамбовском лесу. Скунс, кенгуру, шимпанзе и гамбургский петух сбежали из зоопарка. Еж обнаружил их первым и попытался раскрутить на что-нибудь бесплатное. Тогда-то Сэм и применил к Колючему оружие, из-за которого скунса прозвали Вонючкой.
Постепенно выяснилось, что у них много общего. Например, оба были большими шкодниками. А любовь к проказам – отличный объединяющий фактор.
Друзья топали, сосредоточенно принюхиваясь, прислушиваясь, вглядываясь во мглу. Каждый надеялся на то, что все остальные тоже спаслись.
Глава 2
Михайло Ломоносыч, покидая корзину, вовсе не рассчитывал сдаваться просто так. "Староват я для этих фокусов", – успел подумать медведь, прежде чем его тело ввалилось в крону березы. Вообще-то, Михайло Ломоносычу повезло с березой. Он сгреб в охапку ветви, гибкое дерево стало наклоняться под его весом, тормозя падение.
Впрочем, ветки норовили выскользнуть из лап, а береза была гибкой, но не семижильной. Ствол не выдержал – сломался, и Михайло продолжил падение, собирая задницей ветки соседнего дерева. Оно оказалось сосной. У медведей шкура толстая, уколы игл не чувствовались, но по носу нахлестало будь здоров.
Наконец Михайло Ломоносыч сел на последнюю ветку. Она хрустнула, однако не сломалась. Несколько секунд медведь балансировал, сидя и размахивая лапами, затем извернулся, удивляясь своему нежданному проворству, и вцепился когтями в ствол.
Удовлетворенно зарычал.
И тут ему вступило в спину.
– Ой-е!!! – взревел косолапый, стукаясь мохнатым лбом об сухую кору сосны.
"А чего ты хотел, Ломоносыч? – мысленно запричитал медведь. – Ты уже далеко не медвежонок. Года на тебе, немалые года… Как же прострелило-то!.. Вот тебе и падение с цирковыми трюками".
Подумав о цирке, Михайло вспомнил об иностранных друзьях – великолепной четверке из шапито. Мысли о них и земляках – Колючем, Лисене и Сереге – помогли косолапому отвлечься от болей в спине.
– Ну, если такой увалень, как я, спасся, – глухо пробубнил медведь, – то остальные и подавно выкрутятся.
Спину отпустило. Можно было спускаться на землю.
Михайло не особо любил лазать по деревьям. К тому же ствол сосны был предательски гладок. Тяжело вздохнув, медведь обнял его лапами и, словно матрос, заскользил вниз. Оставив несколько клоков бурого меха на случайных сучках, Ломоносыч уперся пятой точкой в мягкий дерн.
– Фух! – Михайло осторожно разжал лапы, отодвинулся от сосны.
Он развалился на траве, глубоко дыша и расслабляя тело. Воздух с шумом выходил из медвежьего носа. Восстановив силы, Ломоносыч перестал сопеть, вслушался в звуки ночного леса. Кроме беспрестанного шороха листьев, накатывавшего со всех сторон, да скрипа качающихся деревьев Михайло различил короткие вскрики птиц, дальний топот, который мог и померещиться, и… все.
– Какой-то неправильный лес, – пробормотал косолапый. – Помнится, в нашем, тамбовском, такое затишье бывает, когда придет весть, дескать, охотники…
"Вдруг здесь действительно бродят люди с ружьями? – спросил себя Михайло. – Стоило ли лететь на такое расстояние, чтобы нарваться на лютого человека? Нет, я так просто не дамся. Тихо, Ломоносыч, не суетись…"