– Меня зовут Колючий. Это мой друг Сэм по прозвищу Парфюмер, он американец. Мы, признаться, заблудились. Ты нам не поможешь?
– Чем могу, помогу, – оживился жеребчик. – Я – Иржи. Иржи Тырпыржацкий. По происхождению – лошак. Вас это не смущает?
Ни Колючий, ни Парфюмер не знали, кто такие лошаки, к тому же им показалось, что Иржи и самого чертовски смущает его происхождение.
Скунс не без гордости заявил:
– Я являюсь гражданином страны, где происхождение не важно, где все имеют равные возможности, где каждый вправе…
– Погодь, Сэм, – перебил друга еж. – Слушай, Иржи, нас вообще сложно смутить, мы сами кого угодно смутим и что угодно замутим, если ты догоняешь, о чем я.
Лошак фыркнул, словно пытаясь выдохнуть из замороченной головы спутавшиеся мысли.
– Не вполне понимаю, ну и пусть. Так вы говорите, заблудились?
Колючий рассказал про путешествие на шаре и драматическую посадку. Жеребчика так захватила история отважных путешественников, что он даже перестал жевать траву.
– Я просто обязан вам помочь! – постановил Иржи.
– Почему?! – удивился Вонючка Сэм.
– Ваше путешествие произвело на меня впечатление. Вы ввосьмером проделали то, на что никто до вас не отваживался. Было бы странно оставаться в стороне, когда на твоих глазах происходит столь крупное историческое событие.
Колючий внутренне усмехнулся: "Тоже мне, историческое событие! Четверо циркачей собрались по домам, а еще четыре тамбовских валенка так им помогли, что и сами оказались на шаре. Я бы назвал это крупной исторической глупостью, а не событием".
Скунс подумал примерно то же. У них с ежом было много похожего.
– И как же ты нам поможешь, Иржи? – спросил Колючий.
– Я вас довезу.
– Круто! – Обрадовавшийся Сэм начал присматриваться, как бы залезть на спину жеребчика.
– Постой, – нахмурился еж. – А ты разве не домашний?
Конек опустил голову и переступил с ноги на ногу, будто стесняясь.
– Да уж известно, не дикий. Видишь повод?
Еж и скунс только сейчас разглядели, что Иржи привязан длинной веревкой, конец которой терялся где-то в траве.
– Вот, пасусь тут. По периметру. Вечером хозяин придет, отведет в стойло… А там все надо мной ржут, даже коровы, – решился на откровенность жеребчик.
– Почему? – не удержался Колючий.
– Долгая история, – мотнул головой конек. – А завтра – снова сюда до вечера. И так всю дорогу. Скучно, панове.
Сэм деловито зашагал вдоль повода. Колючий спохватился и побежал вслед за другом.
– Не боись, пан Тырпыржацкий, мы тебя развяжем.
Где не справится один, там сладят двое. Через минуту Иржи был свободен. Веревку, чтобы не болталась под копытами, намотали коньку на шею. Для того чтобы сесть на жеребчика, приятели воспользовались ближайшим поваленным деревом. Они пробежались по стволу и перепрыгнули на рыжую спину.
– Куда едем? – Пан Тырпыржацкий так и рвался в путь.
– Скачи по ветру, вольный мустанг! – воскликнул Сэм.
Иржи взбрыкнул и понесся галопом.
Еж вцепился лапками в гриву, а скунс оказался неудачливым ковбоем – свалился с лошака прямо на старте.
– Тпру, залетный! – закричал Колючий. – Пассажир за бортом!
Пришлось вернуться. Парфюмер ворчал что-то обиженное. Конек и ежик разобрали только слова "оскорбление достоинства", "жалоба", "консульство" и "вооруженные силы Соединенных Штатов".
– Не обращай внимания, – шепнул Колючий на ухо Иржи. – С Сэмом всегда так.
Скунс успокоился, сел, и жеребчик пошел аккуратным быстрым шагом, стараясь держаться в тени деревьев.
Друзей захлестнула волна оптимизма, уж теперь-то они точно всех найдут!
Они не знали и знать не могли, что Петер и Лисена очутились на небольшом речном островке, а Эм Си и вовсе топал обратно к границе, причем умудрился разминуться с Михайло Ломоносычем, идущим вслед скунсу и ежу.
Где-то за рекой лежала корзина, возле нее блуждал волк Серега. Боль в боку была вполне терпимой, зато хотелось есть. Серый пожевал лекарственной травы, потом нашел вполне сносные ягоды, возле близлежащего пруда не погнушался отловить трех жирных лягушек. Невелик рацион, но на безрыбье и лягушка мясо.
Между рекой и едущими на лошаке друзьями путешествовал везунчик Гуру Кен. Новые знакомцы-еноты изрядно тормозили его движение, но зато принесли немало пользы, рассказав кенгуру о жизни в польских лесах. Знали бы остальные то, что открылось Гуру Кену, все бы за голову схватились. Почему? Об этом чуть ниже.
Вечером на полянку, с которой сбежал Иржи Тырпыржацкий, явился мужичок-хозяин. Не найдя там своего лошака, мужичок изрядно удивился.
– Что же это творится? – пробормотал он, глядя на колышек, к которому еще утром привязывал жеребчика. – До чего дошел народ?! Беспородного корявенького конька и того увели! Совсем стыд потеряли… Ох, и достанется же вам, только попадитесь!
Мужичок погрозил кулаком неизвестно кому. Обойдя поляну, он не обнаружил ни единого следа, способного подсказать, кто же вор. Следы лошака вели к лесу, где и терялись, потому что на слое старого дерна, усыпанного веточками, сухими листьями и шелухой от коры, отпечатков копыт почти не оставалось.
Начало темнеть, и хозяин понял, что поиски придется отложить.
"Кто же позарился? – недоумевал он, плетясь домой. – Соседи засмеяли меня уже из-за этого уродца. Может, оно и к лучшему? Ну уж нет, не для того я его кормил три года, чтобы вот так отдать неизвестно кому!"
Если бы человек замешкался на полянке или в лесу, он испытал бы куда больший шок, потому что встретился бы впотьмах с самым настоящим медведем, каких в Польше давным-давно не видывали.
Михайло Ломоносыч шел весь день. Выглянув на поляну, косолапый почуял запах человека и поморщился. Медведь не любил людей.
Кроме человеческого запаха тут были еле заметные остатки лошадиного. Михайле было ясно, что лошадь покинула поляну давно, а вот человек топтался здесь буквально несколько минут назад. Следовало поторопиться.
Ломоносыч зашагал дальше и через некоторое время услышал все тот же почти неуловимый лошадиный запах. Похоже, безвестная лошадь топала туда же, куда и медведь. "Ладушки, заодно и перекушу, если повезет", – ухмыльнулся губернатор тамбовского леса.
Впрочем, он отлично помнил, какого направления нужно придерживаться, и вскоре потерял след лошади, уводящий севернее.
День у Михайло прошел не так интересно, как у остальных путешественников.
Глава 4
Эм Си Ман-Кей, крепыш-шимпанзе, мог бы добраться обратно до памятной пограничной вышки и даже, при стечении определенных обстоятельств, снова напугать незадачливого часового. Тот как раз сменился и выдержал несколько часов командирского крика. Шутка ли? Кто-то или что-то раскурочило вышку, а этот вояка не поднял тревогу!
Часовой, пунцовый от ругани начальства и смеха сослуживцев, ушел в лес и сел на пенек, придаваясь самокритике и невеселым думам. Как он мог признаться, что видел адских созданий на каком-то странном ковчеге дьявола?..
Тут бы и вышел к нему Эм Си. Бедняга-пограничник узнал бы ночного гостя… Смех смехом, а парня наверняка хватила бы кондрашка. Все-таки боец был из деревни, не очень грамотный, зато весьма глупый.
Но не дошел Ман-Кей до заставы – перед самым рассветом он уперся в небольшое болотце.
– И как мне, братцы, на тот берег перебраться? Не хочу пачкаться-мараться, в жиже болтаться… – принялся рассуждать вслух шимпанзе.
И вдруг резко замолчал, захлопнув рот так резко, что аж зубы щелкнули. Шипение! Угрожающее шипение заставило Эм Си застыть от неожиданности и страха.
Змея!
Пестрая болотная гадюка лежала на кочке, над которой Ман-Кей занес лапу. Шимпанзе медленно убрал ступню, потом не выдержал и отскочил назад, ухнув, как курьерский поезд.
– Не с-с-с-суетис-с-с-сь… – прошипела гадюка.
Она расслабила шею, положила голову на мох. Ман-Кей решил, что змея таким образом демонстрировала свое миролюбие. "Вон, даже язычком слегка поддразнивает", – подумал он.
– Хай, продолговатая подруга, – сиплым шепотом проговорил шимпанзе.
– Привет, волосатый пан, – в тон ответила гадюка. – Куда разбежался?
Теперь она меньше тянула звук "с". Очевидно, успокоилась.
– Вот, по лесу рыщу, спутников ищу, хочу найти парней и одну лису, оттого и брожу в лесу. Ох, что я несу? Но главное – медведь. Ты не встречала его ведь?
– Да, ты слиш-ш-шком многословен, – чуть раздраженно прокомментировала змея. – В этом краю меня знают как матушку Ядвигу. Рассказывай все обстоятельно. Я же поняла, что ты не местный. Но, будь ласков, не мели чепухи. От чепухи я начинаю нервничать. Могу и укусить.
Да, пани Ядвига была гадюкой. Не в смысле характера, а фактически. Впрочем, у нее случались не очень удачные дни, и тогда она не жалела яда.
Эм Си осмыслил все это, и его прошиб холодный пот. Афро-англичанин собрал волю в кулак и довольно сносно, хоть и в рифму, передал историю славного экипажа. Несколько раз Ядвига останавливала словесный поток Ман-Кея, задавала уточняющие вопросы, переспрашивала непонятое. О Михайло Ломоносыче она ничего не знала. Да и откуда? В болото косолапый не падал, Эм Си благополучно разминулся с ним еще несколько часов назад.
К концу рассказа усталый шимпанзе почувствовал себя мастером кратких речей, а гадюка более-менее разобралась, кто же свалился с неба на гостеприимную землю Польши.
– Так, значит, ты африканский англичанин из России, – задумчиво протянула змея. – Слишком запутанно, слишком. И, судя по твоей глупой физиономии, не врешь… Циркач.
– Йо, не надо быть, не надо слыть суровым аналитиком, чтобы понимать, что честность – лучшая политика!
– Хм, – встрепенулась Ядвига. – Ты уже откуда-то узнал, что я мудрейшая в этом лесу?!
– Нет, йо… – растерялся Эм Си.
– Угадал, что ли? – прикинула в уме гадюка. – Да нет, так не бывает. Слушай, чужеземец. Если ты просто шпионишь, то пощады не жди. У нас маленький лес, но мы очень боевые ребята. У нас такая история, которая не дает забыть, кто мы. Смекаеш-ш-шь?
– Да.
– А сейчас объясни старой матушке Ядвиге, куда ты направляешься.
Ман-Кей затараторил:
Ядвига, Ядвига, я двигаю отсюда.
Ты меня, ты меня испугала, вот.
Бояться буду.
Чуть не укусила,
Покинули силы…
– Нишкни! – громко приказала змея.
Ее голова снова поднялась и стала угрожающе раскачиваться. Шимпанзе замер, прикусив язык.
– Не болтай лишнего, странник, – потребовала Ядвига. – Я не понимаю, куда ты стремился до того, как встретил меня. Сразу за болотом – граница. Следовательно, твои друзья остались в противоположной стороне. Не в Тамбов же ты топаешь?
Эм Си озадачился. Опасная змеюка была права. Он до сих пор никого не нашел, значит, разминулся. Надо идти обратно.
– Йо, благодарю, – пробормотал Ман-Кей. – Извините, что много говорю.
– Вот и помолчи. Иди, утомил уже. Я теперь злая буду весь день.
Шимпанзе зачем-то разгладил лацканы пиджака, попятился, затем развернулся и, стараясь не сорваться на бег, исчез.
Змея присвистнула, и с ветки вспорхнула малиновка. Птичка слышала весь разговор, теперь Ядвига подала ей условный сигнал: надо известить главу польского леса о появлении странных чужестранцев.
Когда стихло хлопанье маленьких крыльев, Гадюка промолвила задумчиво:
– Интересно, как чужаки изменят расстановку сил?
– Что ты знаешь о рыцарстве, пан австралийский гость? – спросил Анджей.
Неуклюже шагающий кенгуру остановился, поглядел на енотов. Оба вдруг приняли торжественный вид: расправили спины, распушили хвосты, придали мордашкам наисерьезнейшее выражение.
– Насколько я помню, в древности были такие люди, – сказал Гуру Кен. – Они нацепляли на себя много железа, садились на коней и дрались друг с другом. По мне, так это нечестно. Драться надо в открытую.
Кен ловко продел передние лапы в висящие на шее перчатки и принялся месить воображаемого противника. Анджей и Кшиштов уважительно наблюдали за разминкой заокеанского атлета. Перчатки слились в две красные полосы, рассекаемый ими воздух шипел, словно смертоносная змея.
Кшиштов тихо поделился наблюдениями с братом:
– Пан спортсмен силен. Украшение любого войска.
– Согласен, – степенно ответствовал Анджей, кивая остроносой головкой.
– О чем это вы? – поинтересовался запыхавшийся кенгуру.
– Да война у нас будет, добрый пан, – развел лапками Анджей.
Гуру снял перчатки, повесил их обратно на шею. "Вот это приключение! – обрадованно подумал он. – Настоящее дело!" Австралиец любил бои, хотя до сей поры участвовал лишь в спортивных схватках. По обыкновению, он легкомысленно отмахнулся от мысли об опасности.
– Рассказывайте! Кто враг?
– Люди! – презрительно сказал Кшиштов, и боевой задор Гуру Кена резко пошел на убыль. Уж он-то повоевал с людьми в тамбовских лесах.
– Из-за чего?
– Это лучше увидеть, – изрек Анджей.
– Хорошо, а рыцари тут при чем?
Кшиштов хлопнул себя по лбу. Его брат покачал головой:
– Ах, да! Демонстрация твоих рукопашных навыков так нас увлекла, что мы забыли о своем вопросе. Твои знания о рыцарях слишком неполные. Рыцари – это благородные воины, защищавшие родину от супостата, – Анджей шпарил, как по писаному. – Люди исказили и постепенно забыли идеалы рыцарства, но мы, участники древнего ордена, храним старинную традицию!
Еноты вновь светились от гордости, словно наэлектризованные. Непоседа Кшиштов кивал в такт словам брата, а тот вещал распевно, будто исполнял древнюю песнь:
– На заре времен благородный пан Горностай собрал лесное ополчение, провозгласившее своей задачей оборону любимой Польши от всяческого рода захватчиков: от северных волков до южной саранчи. Это были времена подвига и славы. Стремительные вепри и бесстрашные волки, острые разумом лисы и верные заветам рыцарства ястребы… Мы выстояли, когда вероломные псы-рыцари, принадлежащие Ливонскому ордену, попытались перебить нас – их давних союзников! Да, это была эпоха падения человеческого рыцарства, вместе с ней отмирали обычаи и у зверей. Но нам удалось сохранить свой орден, Орден золотого горностая. И сейчас он находится под величайшей угрозой, пан Гуру Кен!
– Пойдемте, добрые паны, ведь пока мы стоим, наша цель не приблизится, – поторопил спутников Кшиштов.
Если представить карту и прочертить на ней линию, по которой падал воздушный шар, то кенгуру, ведомый енотами-рыцарями, начал удаляться от этой линии резко на юг. Естественно, он потерял возможность наткнуться на кого-нибудь из друзей. Гуру, рожденный в австралийской саванне, слабо ориентировался в лесу, поэтому не заметил отклонения от курса.
Полуденное солнце светило жарко, но кроны лиственных деревьев защищали путников от пекла. Кен потихоньку, за разговорами, узнал, куда идет.
Еноты называли это место последним оплотом благородных воинов, если же воспользоваться простыми словами, то Гуру Кену предстояло знакомство с развалинами старинного замка. Удивительно, но этот уголок Польши оказался совершенно заброшенным. По словам Анджея, некогда здесь возвышалась одна из ключевых крепостей, но ныне царило запустение, а ближайшая людская дорога располагалась в нескольких часах ходьбы.
Кенгуру напряг память, вспоминая карту мира. Воистину Польша была маленькой страной, и австралиец искренне полагал, уж тут-то люди снуют повсюду, но оказалось, что везде найдется заповедное местечко. В таком и обрел пристанище Орден золотого горностая.
То, что человек посчитал бы руинами, звери-рыцари объявили своим домом. Но люди в конце концов вспомнили и о заброшенной крепости. Кто-то ушлый и проворный выкупил землю, замыслив построить на месте "графских развалин" сверхсовременное охотничье хозяйство. Планировалось, что толстосумы будут приезжать сюда по путевкам и бродить по лесу в поисках дичи. Помимо местных зверюшек к услугам богатеев-охотников предложили бы специально выращенных кабанчиков, тетеревов да прочих куропаток. К замку пролегла бы дорога, вокруг повырубили бы лес, а животным пришлось бы покинуть округу. Кому хочется стать добычей скучающего отпускника?
Рыцари Ордена золотого горностая узнали ужасную новость совсем недавно, когда в округу пришли странные люди в оранжевых жилетах. Главный из них был в строгом костюме и при галстуке. Загадочные визитеры бродили, совались во все углы, ставили длинную линейку, глядели в непонятный прибор, установленный на треноге, что-то записывали, громко ругались. Вот из этой ругани и из более спокойных разговоров затаившиеся звери поняли, какая катастрофа их ждет. Стройка должна была начаться буквально на днях.
"Везет же мне на переделки", – подумал Гуру Кен.
Утром Лисена обошла и внимательно изучила островок. Разведка заняла меньше четверти часа. Трава, ивы, песок, пара деревьев помощнее. В ветвях – большие гнезда. Возможно, по весне там лежали вкусные яйца, а теперь, в июле, там взрослые птенцы, которые вот-вот встанут на крыло. Но лазить по деревьям лиса не умела.
Петер с беспокойством следил за рыжей хищницей, рыщущей по острову. Уж он-то понимал, что Василиса хочет есть. Когда она, пробегая, кидала мимолетный взгляд на петуха, в глубине ее зрачков словно вспыхивало пламя – впору жарить цыпленка-табака.
Гамбургский петух отогнал навязчивые мысли о голодной спутнице. Сам он вполне обходился тем, что выискивал в траве. Здесь были вкусные насекомые и какие-то семена.
– Скажи-ка, Петер-петушок, – вкрадчиво сказала Лисена, вернувшись из разведки, – ты рыбачить умеешь?
– Ко-ко-конечно, нихт, – ответил петух. – Я есть хватайт, что найти на берег.
– Масленая твоя головушка… Здешний берег ужасно мал и небогат пищей. В кустах вроде бы шевелилась уточка, только где уж мне ее поймать-то?
– Ты иметь возможность переплыть реку.
Лисена сощурилась и посмотрела поверх широкой водной ленты на большую землю.
– Смогу, хоть и с трудом. Но ведь ты не перелетишь, глупый. Я покумекала и решила: нам нужно оставаться на месте и ждать Михайло. Он мудрый, что-нибудь придумает.
– Я не хотеть делать тебя расстроенный, – мягко сказал Петер. – Михайло весит очень, очень много. Он сильно расшибайся.
– Ну, Петруха, все-таки куриные у тебя мозги, – снисходительно заявила Лисена. – Плохо ты нас знаешь, чучело пернатое. Мы, русские, такой народ, что хоть ты нас в воду окунай, хоть огнем жги, хоть сверху кидай, хоть снизу подбрасывай, мы все равно выкарабкаемся! Поэтому прекращай эти заупокойные речи. Ломоносыч цел и здоров, могу поспорить.
Петух и лиса слонялись по острову, дремали, потом глядели, не отрываясь, на берег. Так прошло полдня.
В Лисенином животе начало урчать, причем все громче и громче. Рыжая молчала, сохраняя исключительно насупленный вид… Насупленный! Словечко-то какое! Суп… С петушком…
Петер вспорхнул на довольно высокую ветку.
– Я есть любить сидеть на насесте, – пояснил он, тайно прикидывая, не достанет ли его постоянно облизывающаяся Василиса.
– Все-таки дрейфишь, красавец, – слегка наигранно усмехнулась лиса. – Спой, что ли.