– А это что еще за лягушка там квакает? – Торвард обернулся и заинтересованно посмотрел на Вемунда. – Может, это ее брат? Или жених? Лучше задай себе вопрос, по какому праву ты лезешь в мои дела!
– Я – Вемунд сын Сигмунда, из Камберга!
Вемунд встал и сделал шаг к Торварду, за ним поднялся сам Сигмунд хёвдинг и кое-кто из их людей. В наполненной людьми гриднице стало почти тихо, все прочие разговоры смолкли.
– И я никого не боюсь, даже всяких там конунгов, которые приезжают в гости на праздники, а сами ведут себя как бессовестные бродяги. И только портят людям веселье!
– Да какое у вас тут веселье, разве это веселье… – начал Эйнар, но Торвард резко махнул на него рукой, словно мошку прихлопнул, и Эйнар умолк.
Торвард спустил с колен Альделин, которая с облегчением отскочила в сторону и спряталась среди женщин, а сам медленно поднялся, повернулся к Вемунду и выпрямился, положив руки на пояс.
– Так я тебе не нравлюсь? – уточнил он, внимательно оглядывая собеседника.
– Торвард конунг, Вемунд, Сигмунд хёвдинг, не стоит затевать здесь раздоров… – начал Рамвальд конунг, встав со своего сиденья, но Торвард и на него махнул рукой, и хозяин дома не решился продолжать.
– А кому же ты можешь понравиться? – вызывающе ответил Вемунд.
Высоким ростом и мощным сложением он очень походил на отца; плечистый, светловолосый, он издалека привлекал взгляды женщин. Правда, вблизи они не находили его таким уж красивым: нижняя часть лица у него слишком выдавалась вперед, из-за чего лоб казался скошенным, однако лицо у него было открытое и честное. Из двух братьев, сыновей фру Лив, Вемунд наиболее походил на Бьярни, сына уладки Дельбхаэм, но с посторонними людьми держался более горделиво и надменно, скрывая за надменностью некоторую неуверенность. Но сейчас он был настолько возмущен наглым поведением конунга фьяллей, что больше не мог сдерживаться.
– Разве ты стараешься вести себя так, чтобы было приятно людям, принявшим тебя в своем доме? – с негодованием продолжал он. – Стараешься оказать уважение хозяевам и разумной беседой доставить удовольствие прочим гостям? Ты ведешь себя как купец в гостином дворе – только пьешь пиво и смотришь на всех так презрительно, как будто ты все здесь купил! Как говорится, недолог век у гордыни.
– Из Камберга! – Не принимая близко к сердцу эти вполне справедливые обвинения, Торвард что-то вспомнил и оглянулся на Халльмунда. – Эй, борода! Как назывался тот дом? Камберг? Э, значит, у них вся семья такая сердитая. Где-то я слышал, что у них весь род такой неучтивый! – Торвард снова посмотрел на Вемунда, с каким-то новым интересом, и чему-то улыбнулся. – Говорят, что эти, из Камберга, всех знатных гостей держат под воротами, как бродяг, а если гости все же войдут, готовы хоть крышу поджечь у них над головой, но только не дать отдохнуть спокойно!
– Ты видишь, его опять понесло, – обеспокоенно шепнул Сёльви Халльмунду. – Он сейчас затеет драку, и на нас бросится весь Винденэс! Останови его, он больше никого не послушает.
– Он и меня не послушает. – Халльмунд потирал свою русую бородку и нервно озирался. – С этой девой у него не клеится, значит, теперь ему надо подраться, а не то лопнет.
– Но он же сам велел его останавливать, если что!
– Ты хочешь, чтобы я дал ему по голове при всех этих кваргах? Вот и я не хочу. Если драться – он сейчас самому Фенриру морду на задницу натянет. А держать это в себе – его разорвет. Пусть выделывается, если уж такое дело…
Сёльви вздохнул: чтобы спустить напряжение, у Торварда не оставалось другого выхода, кроме драки. Тоже не самый лучший выход, но раз уж дружина шла за своим вождем, зная, что он проклят, последствия приходилось делить на всех.
– Ты еще не просил моего гостеприимства, а значит, не смеешь упрекать меня и мой род! – в негодовании воскликнул сам Сигмунд хёвдинг.
– А потому что нет здесь никого, при ком я не смел бы хоть чего-нибудь! – Торвард опять усмехнулся, еще веселее – все это явно доставляло ему даже большее удовольствие, чем общество Альделин. – Кто помешает мне говорить что я хочу и о ком хочу?
– Конунг, твоих гостей оскорбляют в твоем доме! – взвизгнула фру Оддрун. – Был бы здесь твой сын, мой муж, Эдельгард ярл, он бы такого не потерпел!
– Ну, из твоего дома, Рамвальд конунг, я могу и выйти. – Торвард бегло глянул на хозяина. Тот и правда остро жалел об отсутствии Эдельгарда ярла и его дружины. – А вот выйдет ли со мной тот, кто мной недоволен, или предпочтет покрепче запереть изнутри дверь?
– Я никого не боюсь! – Вемунд надменно поднял голову. – Не думай, что твой наглый вид и твоя сомнительная слава кого-то здесь запугали! Кварги тоже умеют держать в руках оружие!
– Не зря же конунгу фьяллей понадобились одежда и башмаки – не так давно их кто-то раздел до нижних рубашек! – добавил Сигмунд хёвдинг. -Хотелось бы знать кто!
– Ты узнаешь об этом, – прямо-таки благосклонно пообещал Торвард. – Чуть позже.
Уже начало темнеть, с серого неба, сплошь затянутого низкими облаками, падал мелкий редкий снег. Все гости конунгова пира высыпали во двор. Трехсотенная дружина фьяллей сгрудилась возле своих гостевых домов, кварги столпились у ворот и перед хозяйским домом, но площадку перед самыми дверями оставили свободной.
– Торвард конунг, не нарушай священных законов! – убеждал гостя Рамвальд конунг, которому кто-то из домочадцев криво набросил на плечи меховой плащ. – Ведь сейчас йоль, и все люди обязаны соблюдать мир! Так повелели сами боги!
– В йоль богам положено приносить жертвы. Один из нас станет этой жертвой, а ты потом будешь несколько лет собирать отличные урожаи и прославишься как хороший конунг! Я собираюсь посвятить мою победу Фрейру, и он будет доволен!
– Но у нас уже лет двести не приносят человеческих жертв!
– Потому у вас и несчастья одно за другим. Я слышал, вас замучили набегами эберы и бурги – или это не так? И еще какой-то черный мор вам приперли с юга, чтоб его тролли взяли.
– Торвард конунг, я еще раз прошу тебя: опомнись! Я все улажу! Если кто-то из моих людей был дерзок с тобой, я готов извиниться и заплатить тебе за оскорбления. Я дам тебе хорошие подарки, твоя честь не пострадает. Торвард конунг! Во имя дружбы, которая была у меня с твоим отцом!
– Оставь, Рамвальд конунг, – Торвард отмахнулся. – Если мне нужны подарки, я сам их возьму. Меня тут обвиняют, что я ничего не делаю, чтобы порадовать гостей. Петь песни, слагать стихи и рассказывать саги я не умею, к тавлеям тоже что-то никакой охоты. Единственное, что я умею делать очень хорошо, – так это драться. Порадуем же твоих гостей хорошей дракой.
– Но мои гости вовсе не так уж и скучают…
– Зато скучаю я ! А этот парень, – Торвард окинул взглядом Вемунда, которому отец и несколько старших хирдманов давали наставления, – все равно рано или поздно захочет со мной подраться – так зачем ему искать меня по всем семи морям? Мы уже встретились, так отчего же не дать ему попытать счастья!
– Нужно назвать условия поединка… – начал Бергфинн Тюлень.
– К троллям условия! – рявкнул Торвард, терпение которого подошло к концу. – В бою не бывает условий! В бою с одной стороны бывает сильный, а с другой – труп! Ну, ты, Сигурд, или как тебя там! Бери топор и сейчас выясним, кто из нас кто!
Вемунду тем временем принесли стегач и даже кольчугу, и он поспешно натягивал все это, бросив полушубок на руки дренгам. С другой стороны кто-то держал щит, хирдманы выбирали ему подходящий боевой топор.
Оруженосец Торварда, Регне, в растерянности огляделся – кольчуга и стегач его вождя остались в сгоревшем доме, а новые были заказаны, но еще не готовы. Щиты, правда, мастера уже доставили, и секира его, с драконом, выложенным на лезвии золотой проволокой, тоже уцелела.
– Поискать у них кольчугу? – спросил Регне, но Торвард мотнул головой:
– К троллям кольчуги! Держи!
Он несколькими рывками расстегнул пояс, бросил его Регне и быстро стянул разом обе рубахи. Кварги загудели: раздевается перед боем только берсерк. Падал снег, но Торвард не боялся холода; неукротимая сила, что жгла и томила его изнутри, грозила разорвать на куски, если не найдет выхода, и ему мешали не только доспех и одежда, но даже собственная кожа. В женщинах, попадавшихся на пути, он не находил того, что искал, и его застоявшаяся темная сила, не имея выхода в любви, искала выход хотя бы в драке. К тому же он понимал, что противник значительно уступает ему в силе и опыте, поэтому мог позволить себе пренебречь защитным снаряжением и этим самым запугать зрителей и противника еще до поединка. Халльмунд про такое его поведение говорил, что конунг "выделывается", хотя сам Торвард называл подобный способ показать себя более грубым словом.
– Чего вытаращились, как бабы! – крикнул кваргам Эйнар Дерзкий. Он тоже побледнел, понимая, что вождя охватил новый приступ безумия, который может иметь самые неприятные последствия для всех, но оставался верен себе. – Между прочим, наш конунг неуязвим для железа! Еще когда он родился, кюна Хёрдис купала его в крови пещерного тролля, и теперь его невозможно ранить железным оружием! Эти чары называются "кольчуга Харабаны", и ими владеет на всем свете одна только мать нашего конунга!
Все это было чистое вранье, и любой мог бы это понять, видя старые, побелевшие, и несколько более свежих шрамов на теле Торварда, особенно самый последний, сзади на ребрах, куда его ударило копье во время недавней битвы в Аскефьорде. Но никто не задумался об этом сейчас. При свете многочисленных факелов, в густеющих сумерках, смуглая полуобнаженная фигура Торварда с золотыми браслетами на запястьях, с длинными черными волосами и с хищно блестящим топором в руке выглядела дикой и жуткой. Казалось, это не человек, а один из тех страшных зимних духов из потустороннего мира, которые проникают в мир людей через ту дверь, что неплотно прикрыта в самую важную, переломную точку года, и для защиты от которых в дни зимнего солнцеворота проводят так много старинных охранительных обрядов.
– Иди сюда! – почти ласково позвал Вемунда Торвард, выходя вперед со щитом на левой руке и с топором в правой. – Иди, не бойся! Убей меня! Ты видишь, это так легко! Один точный удар – и со мной будет покончено. Как все будут восхищаться тобой! Ты прославишься навеки, тебя будут звать Убийцей Торварда и слагать о тебе саги, как о Сигурде Убийце Дракона. Я ведь ничуть не лучше дракона, правда? Я даже более опасный противник, потому что я есть на самом деле, я не в саге, я здесь и сейчас! Ну, убей меня! А иначе твой род будет опозорен и тебя запомнят как сопливого мальчишку, который намочил штаны еще до того, как получил первый удар!
И самым страшным было то, что он не притворялся: Торвард желал победы Вемунду не менее сильно, чем тот сам. Он хотел умереть, он старался облегчить противнику его задачу, но сам чувствовал, что взамен ненадетой кольчуги вокруг него смыкается невидимое кольцо защитных чар, более действенных, чем самое крепкое железо. Он бился изнутри об это кольцо и ничего не мог поделать; он был пленником своего двойного проклятья и бесился, потому что собственная мощь приносила ему полную противоположность того, чего он хотел.
Оцепеневший поначалу Вемунд опомнился, услышав такие оскорбления, и подался вперед. Торвард легко отбил щитом его первый выпад и крикнул:
– Убей меня, ну! Только помни: тот, кто убьет меня, возьмет на себя мое проклятье! И этим я буду отомщен гораздо лучше, чем отомстил бы за меня кто-то другой!
Вемунд был крепким и самолюбивым парнем, и трусом его никто не назвал бы. Настоящего боевого опыта ему недоставало, но сейчас, внезапно очутившись лицом к лицу с потомственным военным вождем, он собрал всю свою силу и волю, вспомнил все, чему его учили, и был полон решимости не отступить, и если погибнуть, то достойно. Для его мощной фигуры с длинными сильными руками топор был вполне подходящим оружием, и Вемунд, торопясь закончить это все побыстрее, один за другим наносил удары с широким замахом, целя то в голову, то в ноги. Но Торвард с легкостью уходил из-под ударов, принимая и отводя их щитом. Вопреки общим ожиданиям, сам он не шел вперед и только отбивался. Крепкое дерево щита, обшитое дубленой кожей, трещало, но пока держалось. Однако хоть на первый взгляд и создавалось впечатление, будто конунг фьяллей подавлен напором соперника, опытные люди понимали, что это не так и что ничего хорошего Вемунда не ожидает. Из них двоих он устанет первым, а опыта для дальнейших действий у Торварда гораздо больше.
И вот, когда уставший Вемунд на миг остановился, переводя дыхание, Торвард, мгновенно поймав заминку, нанес сильный удар в бедро под щит. В таком положении щит почти наверняка будет пробит насквозь, и Вемунд попробовал отскочить, но Торвард без промедления ударил снова, уже вверх, в плечо. Вемунд успел закрыться, лезвие топора с треском и хрустом врубилось в кожу и доски щита и в нем застряло. Многие гибнут именно в такие мгновения, не успевая освободить оружие, однако Торвард, не дав противнику времени этим воспользоваться, мощным ударом ноги в щит отбросил Вемунда с его щитом прочь, освобождая топор.
Отброшенный толчком, Вемунд невольно сделал несколько шагов назад, пытаясь выиграть хоть пару мгновений, чтобы отдышаться и сообразить, что делать дальше. Сейчас он со всей ясностью почувствовал, что слава Торварда конунга как одного из лучших бойцов Морского Пути – не пустой звук.
Они обменялись еще несколькими ударами, и один раз кольчуга спасла Вемунда от серьезной раны – лезвие Торвардовой секиры скользнуло по плечу. Но самому Вемунду хотя бы задеть противника никак не удавалось. Торвард стал двигаться быстрее, именно теперь, когда его соперник уже не мог выдерживать такую скорость, и всем свидетелям этого поединка с каждым мгновением становилось страшнее. Дракон как никогда был близок к тому, чтобы сбросить человеческую шкуру и предстать в настоящем облике. Как одержимый злым духом, Торвард бросался на противника, который уже перестал делать выпады, а все силы сосредоточил на обороне. Одержимость кипела и бурлила в нем, и казалось, что стоит нанести ему лишь одну царапину, как злой дух вырвется наружу и смерчем снесет все вокруг – постройки, людей, сам Ветровой мыс, и камни полетят по воздуху, будто легкие осенние листья. Его небрежная, надменная лень исчезла, он двигался так стремительно, так легко угадывал наперед все действия Вемунда, как будто только драка и была его естественной стихией. Он был точно рыба, которая вынужденно странствовала по суше и вдруг оказалась в воде! И это была хищная рыба, она расправлялась с противником, играя и получая удовольствие от своей силы. Он словно бы растягивал удовольствие, откладывал тот сладкий миг, когда лезвие его топора попробует горячей крови врага.
От щитов у обоих к тому времени оставалось по несколько изрубленных досок на ручке с умбоном, и от последнего удара Вемундову щиту пришел конец. С досадой отбросив обломки, он взял топор обеими руками и решительно шагнул вперед. Это кружение уже вымотало ему душу. Торвард тоже отбросил почти бесполезный щит и подался ему навстречу. Он видел, что по ходу поединка они сдвинулись к самому краю двора и теперь у Вемунда за спиной – стена хлева. Нанеся несколько быстрых ударов подряд, он вынудил противника отступить, и Вемунд обнаружил стену только тогда, когда уперся в нее спиной и понял, что пятиться и уклоняться больше некуда.
По жесткому лицу Торварда он видел, что тот собирается именно сейчас с ним покончить и что эта стена, эта холодная земля – последнее, что он запомнит в жизни. Торвард сильно ударил топором сверху вниз, но Вемунд успел подставить свое древко под древко Торвардова топора и несколько ослабить удар. Торвард резко дернул свое оружие на себя и, зацепив топор Вемунда словно крючком, чуть не оставил того с пустыми руками. Вемунд сумел удержать топор, но от рывка невольно наклонился вперед. И немедленно получил жестокий удар прямо в лицо.
Кровь хлынула из рассеченного лба, заливая глаза; от боли Вемунд покачнулся, ничего не видя и пытаясь восстановить равновесие, а Торвард, уже никуда не торопясь, нанес ему точный удар по ноге. Он уже мог убить противника, но затягивал поединок, словно питаясь ужасом и потрясением зрителей, которые не могли ни вмешаться, ни отвести глаз.
Вемунд упал, и Торвард даже позволил ему подняться – он видел, что даже просто стоять на ногах его противник уже не может. Из последних сил, пытаясь разогнуться, Вемунд вслепую отмахнулся топором на уровне пояса, пытаясь хотя бы отогнать противника, чтобы вытереть лицо. Однако Торвард, приняв удар на древко, ответил ударом обуха в голову. И Вемунд снова упал.
Над толпой зрителей к тому времени уже висел сплошной стон, и Сигмунд хёвдинг невольно, безотчетно делая шаг за шагом, подошел к противникам почти вплотную. Торвардовы телохранители тоже приблизились и были наготове, чтобы не позволить никому вмешаться. Казалось, что все уже кончено. Но Вемунд все-таки поднялся. Если бы он остался лежать, то мог бы выжить, потому что его раны, хоть и обильно кровоточили, смертельными не были и Торвард оставил бы в покое противника, лежащего на грязной окровавленной земле. Не сопротивляясь, тот уже не был ему интересен. Но Вемунд не хотел так лежать и, на свою беду, с упрямством и силой молодого самолюбия, поднялся, опираясь на топор и цепляясь за ту же предательскую стену хлева.
Зрители закричали, видя, что он еще жив, хотя никто уже не верил в возможность его победы. Лицо Вемунда было сплошь залито кровью, кровь текла из разрубленного бедра и смешивалась на одежде с мокрой грязью, он дышал тяжело и пошатывался, помертвевшими пальцами сжимая рукоять топора. А Торвард стоял перед ним как само воплощение злой судьбы, просто дожидаясь, когда можно будет ударить снова. По его лицу было видно, что пощады не будет. Попытавшись рукавом стереть с лица кровь и грязь, чтобы хоть что-то увидеть, Вемунд, лишь смутно угадывая, где находится противник, еще два раза взмахнул топором, но Торвард без труда уклонился.
А потом сделал шаг вперед, вывернул топорище из ослабевшей руки противника и этим же собственным топором Вемунда нанес удар в шею. Эта игра ему надоела. Вемунд упал в последний раз, и теперь никто уже не ждал, что он поднимется.
– Мой сын! – вскрикнул Сигмунд хёвдинг, с трудом веря в тот ужас, что творился прямо у него перед глазами. – Он убил моего сы… Он нарушил законы, он убил во время йоля! Он одержим! Убейте его!
И первым бросился на Торварда, а за ним остальные кварги, на ходу выхватывая оружие.
А фьялли, уже давно готовые к чему-то подобному, дружным строем, с боевыми кличами, устремились им навстречу. Свое оружие они сохранили, да и гости конунга, собравшиеся на пир, имели при себе разве что по мечу. Но, в отличие от них, фьялли были всегда готовы к бою и закалены многолетними совместными походами. В усадьбе конунга собралось в этот вечер даже больше трехсот человек, но гостям недоставало сплоченности и решительности. Телохранители тут же сомкнули щиты, прикрывая конунга, но Торвард выхватил щит у Кетиля и снова бросился вперед.