Раньше ей думалось, что звание невесты сразу сделает ее каким-то совсем другим человеком, кем-то вроде бабушки Мальгерд – уравновешенной, мудрой, рассудительной. Хельга ждала этой перемены, прислушивалась, пытаясь найти ее в себе, не находила и снова ждала. "Я выйду замуж в шестнадцать лет, как бабушка!" – убеждала она сама себя, но и это, волнующее и желанное для всякой девушки слово "замуж" отдавалось в ее душе каким-то мелким, тусклым звуком. Хельга была даже разочарована тем, что не радуется в полную силу. Черное копье Ворона и море ветров вспоминались ей смутно, как приятный сон. Да и не сон ли все это? Хельга устала от попыток понять, что в ее жизни явь, а что сон. Ее везли в усадьбу Лаберг, чтобы обручить с Брендольвом, и она послушно поддавалась общему движению. А испытывающие, недоверчивые взгляды Дага заставляли ее изо всех сил притворяться веселой. Даг не спорил с сестрой о состоянии ее сердца, но молча не верил в ее счастье. И вся эта поездка выходила совсем не такой, какой ей следовало быть.
Берег возле Лаберга пестрел многочисленными тушами вытащенных кораблей, на огромном плоском камне, который служил молом, толпился народ. Ворота были открыты на всю ширину, возле них тоже шевелилась нарядная, полная ярких цветных пятен толпа.
Завидев хёвдинга с его людьми, гости закричали, толпа раздалась, чтобы дать им проехать. Перед дверями суетился народ, из сеней звучал голос Гудмода Горячего, который требовал дать ему дорогу. Хельга торопливо шарила глазами по толпе, пытаясь найти Брендольва. От волнения у нее замирало сердце: каким он окажется теперь? Прежним, веселым и дружелюбным, или тем, какого они видели у кривой елки – замкнутым и угрюмо-неприветливым? А он вдруг выскочил из-под самой морды ее лошади и протянул руки, чтобы снять Хельгу с седла.
– Откуда ты взялся? – ахнула она.
Но Брендольв только подмигнул ей. Он тоже еще не свыкся с переменой, которая поставила их в совсем новые взаимоотношения, и не сразу нашелся.
– Я тебя ждал, – просто и ласково сказал он.
Хельга подняла глаза к его лицу и удивилась: это опять стал другой Брендольв. Глаза его сияли, улыбка была полна уверенной радости, и он даже показался ей красивее, чем прежде. Хельга засмеялась от облегчения: все сразу стало на свои места. Призрак Хравна растаял, и Хельга разом осознала: она – невеста! Невеста Брендольва!
На пиру Хельгу посадили в самую середину женского стола, на место, которое всегда занимала фру Мальгерд. Хельга была смущена, но понимала: эта честь – дань ее новому положению. Брендольв сидел от нее довольно далеко, но Хельга то и дело посматривала на него и неизменно встречала ответный взгляд. И каждый раз Брендольв улыбался ей так ласково и приветливо, что тревоги и сомнения таяли. Душа Хельги тянулась навстречу ему, сердце переполнялось бурлящей радостью. Для нее открывалась новая жизнь, и главной опорой этой новой жизни отныне становится Брендольв. Хельга верила, что теперь эта радость и расположение друг к другу будут их спутниками всегда. Отныне каждое дело, каждая мысль у них будут общими. Как в солнечном луче, Хельга грелась в этой уверенности и чувствовала, как растет и распускается в ее душе горячий и яркий цветок любви, привязанности, совсем не похожей на прежнее чувство детской дружбы. Она любовалась этим цветком, ей хотелось как-то защитить его, согреть, помочь распуститься поскорее.
Многочисленные гости то и дело подмигивали друг другу, благодушно посмеивались, как водится, переговаривались, лукаво косясь на жениха и невесту. Давно было ясно, к чему дело идет… Как же, как же! Они с самого детства… чего уж лучше! Так подходят друг другу… Такая пара… Достойный и равный брак, лучше и не придумать!
И самой Хельге, как и гостям, казалось, что это – судьба, назначенная им норнами, что иначе и быть не могло. Не только будущая, но и прошедшая жизнь представлялась ей связанной с Брендольвом, и она удивлялась, что не понимала этого раньше.
– С благословением Одина и Фригг, при свидетельстве всех свободных людей, присутствующих здесь, я объявляю мою дочь Хельгу невестой Брендольва сына Гудмода из усадьбы Плоский Камень! – провозглашал Хельги хёвдинг, пьяный от пива и волнения, румяный, с блестящими глазами, обеими руками держа перед собой огромный рог, целиком выкованный их узорного серебра. – Свадьба их будет сыграна на Празднике Дис в усадьбе Тингваль. В приданое моей дочери я даю…
Перечень своего приданого, а также перечень свадебных даров, которые от жениха полагались ей самой, Хельга не слушала. Брендольв подмигнул ей: пусть, дескать, отцы считают марки серебра и головы скота, мы-то с тобой знаем, что все это пустое. И Хельга улыбалась ему в ответ, все сильнее чувствуя установившуюся между ними связь. Это и есть счастье… И лишь изредка вспыхивало странное, пугающее ощущение пустоты под ногами, точно она оторвалась от земли и летит. Но это следовало относить за счет непривычки к новому положению, и Хельга старалась не обращать внимания на это чувство. Перед ней открывалась бесконечная, неведомая ранее дорога, а кто же не робеет в начале такого важного пути? Скорая свадьба, новый дом, заботы по хозяйству, дети, сначала маленькие, а потом сразу большие – все это стремительно проносилось в мыслях Хельги и сбивало с толку, она хотела этого и боялась этого. "Так нужно! – твердила она себе. – Так и должно быть. Через это проходят все".
– А сверх всего перечисленного я дарю Брендольву сыну Гудмода этот меч! – провозгласил Хельги хёвдинг.
Гости вытянули шеи, понимая, что под конец он припас что-то совсем необыкновенное. Хёвдинг вынул из мешка меч в богато отделанных ножнах и поднял его на вытянутых руках, чтобы всем было видно. Гридница ахнула: не все видели этот меч с серебряной волчьей головой, скалящей зубы с вершины рукояти, но все слышали о нем.
– Это тот самый, что подарил конунг! Он, он! Не спутаешь! Вот это подарок! – загудели восхищенные, удивленные, завистливые голоса.
– Да! – Хельги хёвдинг важно кивнул и посмотрел на Гудмода, который даже покраснел от удовольствия. – Это тот самый меч, что нам в знак своей дружбы подарил Стюрмир конунг, когда проплывал к слэттам. У меня нет сокровища дороже, и я дарю его тебе, Брендольв, чтобы ты навсегда запомнил этот день. Я думаю, в твоих руках этот меч найдет себе достойное применение!
Принимая меч, Брендольв выглядел таким счастливым, что Хельга смеялась от радости. Брендольв старался сохранить достоинство, подобающее такому торжественному мгновению, но рот его сам собой расплывался в улыбке. Повесив меч к поясу, Брендольв то и дело поглаживал ладонью волчью морду на рукояти, точно хотел убедиться, что она ему не мерещится. Меч самого конунга! Такой подарок уже сейчас означает большой почет, а в будущем обязательно принесет удачу, славу, добычу!
– Ты уж можешь быть спокоен – никто не скажет, что твой родич не умеет владеть этим мечом! – сияя, пообещал он хёвдингу, но тут же посмотрел на Хельгу, скорее желая разделить свою радость именно с ней.
Все обеты были произнесены, свидетели принесли клятвы, пир пошел своим чередом. Фроди Борода уже запел первую круговую, когда в дверях появился один из хирдманов и крикнул:
– Во фьорде незнакомый корабль! Правит к нам!
– Нам прибыло гостей! – радостно ответил Гудмод Горячий, которого теперь из-за цвета лица с успехом можно было бы назвать Гудмодом Красным. – Зовите его сюда, пусть причаливает! Кто бы там ни был – сегодня мы приглашаем в гости всех! Хоть конунга троллей!
И гридница засмеялась шутке, не помня о недавних страхах. Свадьба не поминки, и здесь любого наполняет счастливое чувство, будто впереди распахнулись какие-то светлые ворота и вся жизнь отныне будет сплошным праздником.
– Вы только посмотрите, что за корабль! Вот уж чего не видали! Да что же это! Ха-ха! Ну и корабль! Ну и морда! – закричали во дворе. – Не так уж я много и выпил – а погляди ж ты!
– Что там такое? – крикнул Гудмод. – Подите узнайте!
– Посмотри, хёльд! – отвечало ему сразу несколько голосов. – Это и правда конунг троллей! Больше некому править таким кораблем!
– А ну-ка пойдем посмотрим! – решил Гудмод и поднялся.
И тут же все гости, в едином порыве веселого любопытства, повалили из-за столов во двор. В гриднице остались только те, кого уже побороли "пивные тролли", или те, которые боялись не успеть отличиться в схватке с ними.
Хельга и Брендольв возглавляли толпу бежавших к морю. Глянув во фьорд, Хельга взвизгнула и запрыгала на месте, хлопая в ладоши и хохоча от избытка чувств. Корабль, который уверенно правил к плоскому камню-молу, и правда не имел себе равных во всем Морском Пути.
Еще издалека бросалось в глаза, что это прекрасный боевой корабль – дреки на двадцать скамей, узкий, длинный, устойчивый и поворотливый, под отличным красно-синим парусом, и совсем новый, высоко сидящий, так как обшивка не успела ни набухнуть, ни обрасти ракушками. Ни один конунг не отказался бы владеть таким кораблем.
Но вот передний штевень! На носу, там где фьялли вырезают драконьи головы, квитты – волчьи, рауды – конские, вандры – медвежьи, у этого корабля красовалась морда жабы! Да какой жабы – рогатой! Два изогнутых, как коровьи, острых рога гордо возвышались над широкой мордой с растянутым в ухмылке жабьим ртом, а глаза пупырчатой красотки чуть-чуть косили внутрь. Все вместе создавало такую смесь задора и нелепости, что никто при виде ее не мог удержаться от смеха.
Через несколько мгновений уже вся толпа безудержно хохотала, повизгивала, стонала, сгибалась, держась за животы, кашляла и снова хохотала. А возле штевня тем временем показалась еще одна рогатая голова. Какой-то человек в шлеме с такими же коровьими рогами радостно размахивал руками, здороваясь сразу со всеми.
– Это же Эгиль Угрюмый! – кричала Хельга, от смеха едва выговаривая слова. – Он же обещал… Обещал приплыть на мою свадьбу! Еще на тинге… Это он, он!
Но все и сами уже видели, что это он. Во всем Морском Пути был только один человек, который носил этот нелепый рогатый шлем и своим появлением всех заставлял смеяться. Эгиль, которого какой-то другой шутник прозвал Угрюмым, всю жизнь кочевал по Морскому Пути, и там, где он появлялся, жизнь сразу становилась веселее и ярче. Но Эгиля уважали всерьез, потому что он славился как лучший корабельный мастер во всех двенадцати племенах. У всех конунгов лучшие корабли были его работы. И, кроме отличного качества и удачливости, изделия Эгиля отличались от других тем, что звериную голову на переднем штевне неизменно украшали рога. Эгиль вооружал ими даже тех животных, которым боги в них отказали, и среди его прежних достижений уже числились "Рогатый Конь", "Рогатый Медведь", "Рогатый Сокол", "Рогатый Бобёр".
– Привет вам всем, добрые люди! – ликующе кричал Эгиль, когда уже можно было расслышать голос. – Пусть вся ваша жизнь будет такой же радостной, как этот день, и дай вам боги всегда так смеяться при виде гостей и никогда не хвататься за оружие!
– Иди к нам, Эгиль! – утирая слезы, звал его Гудмод. – Нам только тебя и не хватало! Ты знаешь – у нас ведь скоро свадьба!
– Да он небось чует, где пахнет выпивкой! – воскликнул Хальвдан Седой. – Тролль рогатый!
Едва дождавшись пока корабль подойдет к молу, Эгиль ловко перепрыгнул через борт. Ему уже сравнялось пятьдесят пять лет, но он явно не собирался на покой. Высокий, крепкий, бодрый, он мог бы украсить собой дружину хоть самого конунга. На красноватом, обветренном лице, покрытом беспорядочной сетью глубоких морщин, так что вся кожа выглядела мятой, серо-желтые глаза искрились неожиданно молодым задором. Но и каждая морщинка была в постоянном движении, в каждой кипели живость и бодрость самого хозяина, душа которого оставалась гораздо моложе тела.
– Я слышал, что у вас обручение, мне сказали в усадьбе Ингви Небитого, – радостно говорил Эгиль на ходу. – Да я и сам собирался к вам – ведь вам сейчас нужны корабли!
Окруженного толпой Эгиля повели в усадьбу, усадили рядом с хозяином, и пир закипел с новой силой. Хозяева рассказывали про троллей, Эгиль охал, ахал, жалел, что не был здесь в это время. Уж он бы сразу справился с любым троллем и любым колдуном – ведь он родом из Эльденланда, а это говорит само за себя.
– Где ты раздобыл это чудовище? – со смехом расспрашивал его Брендольв, показывая в сторону моря, где на берегу отдыхала "Рогатая Жаба". – Это у вас в Эльденланде такие водятся?
– Мой Эльденланд у меня вот здесь! – Эгиль стучал себя по высокому лбу, окруженному полурыжими-полуседыми волосами, похожими на ржавое железо. – У меня в голове водятся еще и не такие! И все они просятся на волю, грозят затолкать меня, если я их не выпущу. Вот и приходится повиноваться.
– Для какого же конунга ты ее предназначил? – спросил Гудмод. – Не всякий смельчак решится оседлать такое чудовище!
– Ее заказал Ульвхедин ярл*, сын Бьяртмара Миролюбивого, но потом передумал и ушел в поход по суше. И давненько от него нет вестей… Я думал предложить мою "Жабу" Стюрмиру конунгу, но он уплыл к слэттам. Теперь вот думаю, не купит ли ее Хильмир конунг. Он богат и понимает толк в хороших вещах.
Гости закивали, улыбаясь: конунг слэттов Хильмир славился своим богатством, так как умело вел хозяйство и в придачу собирал пошлины с самого богатого торга всего Морского Пути. На праздник Середины Лета* к его усадьбе Эльвенэс собирались торговцы из ближних и дальних земель, и говорили, что там можно продать или купить все: от ремешка на башмак до живого белого медведя. Если они, белые медведи, вообще есть на свете, в чем многие сомневаются.
– Ты собираешься к слэттам? – расспрашивали Эгиля гости. – Это хорошо! Погляди, куда там запропастился наш конунг! Что это за жизнь без конунга? Все идет наперекосяк!
– Не волнуйтесь, добрые люди, у вас есть конунг! – к общему удивлению ответил на это Эгиль. – Я могу вас всех поздравить с обновкой.
– Конунг! Стюрмир конунг вернулся! – разом вскрикнули все, кто услышал его слова. – Но как же мы его не видели? Как же он плыл мимо нас и не заглянул? Разве мы его чем-нибудь обидели?
– Где ты его видел, Эгиль? – недоуменно спросил Хельги хёвдинг. Он считал, что находится в дружбе со Стюрмиром конунгом, а значит, маловероятно, чтобы тот, проплывая мимо восточного побережья Квиттинга, не заглянул к хёвдингу.
– Я его видел в усадьбе Конунгов Двор на озере Фрейра*, – ответил Эгиль. – Только его зовут не Стюрмир конунг, а Вильмунд конунг.
Гости снова ахнули и на миг умолкли.
– Вильмунд конунг? – среди общей тишины повторила фру Мальгерд, и каждый мог принять ее недоумевающий голос за голос собственной души. Вопрос у каждого был пока только один: я не ослышался?
– Вильмунд конунг! – уверенно подтвердил Эгиль. – Его старший сын. Он ваш конунг с самой Середины Зимы*. Его выбрал домашний тинг Конунгова Двора. Люди решили, что квитты больше не должны оставаться без конунга, а от Стюрмира давно нет вестей. Вот Фрейвид хёвдинг и предложил выбрать конунгом его сына.
– Это понятно, – заметила фру Оддхильд. – Ведь Фрейвид хёвдинг еще на осеннем тинге навязал в невесты конунгову сыну свою дочку. Они уже справили свадьбу? Фрейвиду не терпится стать тестем конунга, и он не хочет ждать.
– Но он в чем-то прав! – решительно вставил Хальвдан Седой. – Стюрмир конунг уплыл к слэттам прямо с осеннего тинга. Его нет уже три месяца. А Квиттинг живет без конунга. И это во время войны! Никому не было удачи. А теперь, смотрите, появился конунг – и у нас все наладилось.
Гридница загудела, сначала тихо, потом громче. Постепенно привыкая к потрясающей новости, в ней открывали все новые и новые стороны. Мало кто как следует помнил молодого Вильмунда, старшего из двух конунговых сыновей (впрочем, многие вообще не знали, что молодая кюна* Далла, вторая Стюрмирова жена, уже год как родила ему второго сына).
– Вильмунду конунгу уже восемнадцать лет, он совсем взрослый! – рассказывал Эгиль, который знал всех на свете. – Он довольно высок, хорош собой, отважен и умен. Он воспитывался у Фрейвида Огниво. Нужно ли удивляться, что теперь он пожелал взять в жены дочь своего воспитателя? Ведь они с детских лет росли вместе!
Эгиль дружелюбно подмигнул Хельге, и она радостно улыбнулась в ответ. Ей сразу захотелось узнать побольше о той девушке, на которой должен жениться Вильмунд конунг? – ведь у них были совсем одинаковые судьбы! Наверное, сейчас она так же счастлива! Хорошо бы ее повидать!
– Ох, не нравится мне это! – вдруг сказал Хельги хёвдинг. Все только сейчас заметили, что говорливый хёвдинг сидит молча и хмурится.
– Мне тоже не нравится! Как хорошо, что мы с тобой согласны! – со скрытым ехидством, намекающим на недавний раздор, воскликнула фру Оддхильд. – Теперь этот Фрейвид заберет власть над всем Квиттингом, а из конунга будет вить веревки! А этот Фрейвид такой – ему палец в рот не клади, откусит всю руку!
– Да что нам Фрейвид! – воскликнул Гудмод, на этот раз не соглашаясь с женой. Задор иногда завлекал его туда, откуда бдительная осторожность фру Оддхильд вскоре извлекала. – Западное побережье далеко. Плохо от него будет фьяллям, а не нам!
– Все это верно, но я думаю о другом! – ответил Хельги им обоим сразу. – Очень плохо, когда в стране нет конунга. Но гораздо хуже, если их сразу два! Вильмунд конунг поспешил. Может быть, со Стюрмиром конунгом и случилось у слэттов что-то плохое, но неразумно выбирать нового конунга, пока нет верных вестей о смерти старого. А вдруг он вернется! Да разве он согласится отдать сыну власть?
– А разве сын не отдаст ему ее обратно? – спросил Даг, который не сомневался, что только так и можно поступить.
Но хёвдинг многозначительно опустил книзу уголки рта и покачал головой.
– Власть – прилипчивая вещь, – мудро заметил он. – Она кружит голову хуже всякого вина. Кто однажды попробовал, тот не может отказаться. Я не слишком близко знал молодого Вильмунда конунга, но молодость честолюбива. А Фрейвид Огниво будет его поддерживать. По доброй воле они не отдадут власть обратно. А Стюрмир конунг никогда ее не уступит. И в придачу ко фьяллям и раудам каждый из них будет иметь страшного врага внутри своей страны.
Даг молча пожал плечами. Он был ровесником нового конунга, но не ощущал ни малейшего желания, как тот, немедленно занять место своего отца. Ведь это же такая ответственность – в груди холодеет, даже страшно!
– Но, может быть, Стюрмира конунга уже нет в живых, – заметила фру Мальгерд. – Иначе почему он пропадает почти три месяца?
– Не знаю. – После недолгого молчания Хельги хёвдинг пожал плечами. – Но ты, Эгиль, хорошо сделал, что приплыл к нам. Как бы ни обернулось дело, нам понадобятся корабли.
– И я рад, что застал восточное побережье в мире и радости! – ответил Эгиль и посмотрел на Хельгу. – Вот бы все жили, как вы!
Хельга улыбнулась ему в ответ и посмотрела на Брендольва. Ее жених, взбудораженный всеми этими новостями, горячо обсуждал что-то с соседями и на невесту не глядел. Но Хельге все равно было приятно его видеть: несмотря на все тревоги Морского Пути, ее собственный мир отныне стоял прочно.