- Вот видишь! Видишь теперь, что я был прав, - услышал он голос Давира. - Говорил я тебе, что он не умер! Я, Свенк, конечно, признаю твой авторитет в том, что касается медицины, но, насколько я понимаю, крайне редко бывает так, чтобы покойник еще дышал!
Едва придя в себя, Ларн открыл глаза и сначала был очень смущен, обнаружив, что лежит на полу какого-то незнакомого ему блиндажа, в то время как над ним склонилась сухощавая фигура офицера медицинской службы Свенка. Некоторое время он не мог понять, куда же исчезли открытая могила и та невыносимая тяжесть, с которой земля давила ему на грудь. "Наверное, мне все это в кошмаре привиделось", - решил он наконец. Затем от резкого запаха у него заслезились глаза, и он понял, что это Свенк, откупорив пузырек с нюхательной солью, поднес его к самому его носу. Вялым движением оттолкнув пузырек, Ларн попробовал было подняться, но твердая рука Свенка решительно легла ему на грудь.
- Не спеши, салажонок, - сказал медик и, подняв руку, выставил перед лицом Ларна три пальца. - Сколько пальцев видишь?
- Три, - ответил Ларн и тут заметил Булавена, который с озабоченным видом склонился над ним с другой стороны.
- Мы, салажонок, признаться, уж подумали, что тебя потеряли, - заговорил здоровяк. - Когда ты рухнул на землю, я был уверен, что снаряд, который разорвался совсем рядом, разжижил взрывной волной все твои внутренности! Такое иногда происходит от взрывов, даже если они не поражают твое тело шрапнелью. Ну, как бы то ни было, рад видеть, что ты до сих пор в полном порядке.
- Сколько теперь? - спросил Свенк, поменяв количество выставленных пальцев и вновь поднеся их к лицу Ларна.
- Два.
- Хорошо, - сказал Свенк. - Имя свое можешь вспомнить?
- Ларн. Арвин Ларн.
- И откуда ты, Ларн?
- Как откуда? С поверхности. Там обстрел…
- Верно. Но я хотел от тебя услышать, Ларн, название твоего родного мира. Ты где родился?
- На Джумаэле, - ответил Ларн. - Джумаэле Четыре.
- Превосходно, - сказал Свенк, и его лицо расплылось в широкой улыбке. - Прими мои самые сердечные поздравления, салажонок. Поскольку контузии у тебя не обнаружено, ты, таким образом, признаешься годным к несению строевой службы. Если в ближайшие двенадцать часов вдруг почувствуешь тошноту или головокружение, прими, пожалуйста, два стакана воды и вызови меня утром. Да, и что касается головной боли, которую ты, без сомнения, в данный момент ощущаешь… Не волнуйся, это хороший знак. Он означает, что ты все еще жив.
- Ваше чуткое отношение к раненым просто удивительно, Свенк, - раздался голос Давира, который неожиданно появился из-за плеча медика и теперь с любопытством глядел на Ларна. - И даже достойно восхищения. Вы действительно делаете честь своей профессии!
- Благодарю вас, Давир, - ответил на его любезность Свенк, после чего встал и закинул медицинскую сумку на плечо. - Такие неформальные проявления уважения всегда казались мне крайне трогательными. А теперь прошу прощения, господа, будет лучше, если я пойду и проверю другие блиндажи - нет ли там раненых. Принимая во внимание плотность артобстрела, которому наша сторона нас сейчас подвергает, все шансы за то, что есть кто-то, кто больше вас нуждается в применении моих талантов. Между прочим, должен предупредить тебя, салажонок, - добавил он, глядя на Ларна с напускной серьезностью, - несмотря на то что два ранения в один день едва ли могут считаться здесь чем-то из ряда вон выходящим, все же это говорит о некоторой беспечности, которую ты проявляешь по отношению к собственной безопасности. Короче, обратишься ко мне еще раз сегодня за помощью, и я начну брать с тебя плату!
С этими словами Свенк повернулся на каблуках и бодрым шагом направился к дверям в противоположном конце блиндажа. Только теперь, наблюдая, как военный врач открыл дверь и стал по лестнице подниматься на поверхность, Ларн обратил внимание на то, что приглушенные звуки взрывов не прекращаются, поскольку снаряды не переставая утюжат землю у них над головой. "Нас все еще обстреливают, - подумал он, когда туман у него в голове прояснился и он постепенно пришел в себя. - А офицер медицинской службы Свенк посреди всего этого ада собирается выйти из блиндажа и отправиться на поиски раненых, нуждающихся в его помощи… Невероятно! Какими бы странными ни казались его манеры, он или безумец, или храбрейший человек, которого я когда-либо видел в жизни".
- Ты все еще не очень хорошо выглядишь, - нахмурившись, сказал Булавен, который до сих пор стоял над ним на коленях. - Лицо очень бледное…
- И что?! - воскликнул Давир. - Откуда мы знаем, может, теперь это его нормальный цвет, после того как из него все дерьмо вышибло?! Ты что, Булавен, не слышал, что сказал Свенк? Салажонок в полном порядке! Перестань кудахтать над ним, как какая-нибудь глупая мамаша-наседка, а лучше помоги встать. Если салажонок не умирает, у него нет права вот так валяться, занимая в блиндаже койку!
- Ладно, салажонок, вставай, - сказал Булавен, помогая тому подняться, и Ларн, оказавшись на ногах, в первый раз увидел внутреннюю обстановку незнакомого блиндажа. - Только будь осторожнее. Если почувствуешь, что колени подгибаются, смело опирайся о мое плечо.
Внутри этот блиндаж был значительно меньше, чем тот, в котором Ларн уже успел побывать прежде, - не более трети от площади той подземной казармы, где он впервые встретил сержанта Челкара и капрала Владека. Окинув взглядом толпу из десятка стоящих невдалеке гвардейцев, Ларн заметил в углу весь заставленный передающей аппаратурой стол. Рядом на стуле сидел небритый варданец-капрал изможденного вида, который одной рукой прижимал к уху наушник, а пальцем другой нажимал на кнопку "отправить" стоящего перед ним вокс-передатчика.
- Да, это я понимаю, капитан, - убеждал кого-то в микрофон капрал. - Но что бы там ни было на ваших тактических картах, уверяю вас, мы все еще удерживаем сектор 1–13…
- Это капрал Гришен, - объяснил Ларну Булавен, как только увидел, что тот смотрит на связиста. - Наш офицер связи. Сейчас он ведет переговоры с командиром батареи, что нас обстреливает.
- Что?! Вы хотите сказать, что они знают, что они по нам стреляют? - не веря своим ушам, переспросил Ларн.
- Я бы не слишком этому удивлялся, салажонок, - ответил Давир. - В конце концов, это ведь Брушерок. Такие СНАФы здесь отнюдь не редкость. Ты, полагаю, уже слышал такое слово? СНАФ? Говорю тебе: нет лучшего слова для описания всего того, что происходит на этой проклятой войне!
- Насколько я понимаю, обычно всему виной износ орудийных деталей, - подойдя к ним, вступил в разговор Учитель. - Я имею в виду причину тех инцидентов, когда наша собственная артиллерия начинает по нам стрелять. Старые детали изнашиваются, а новые зачастую бывают неверно откалиброваны. Или же они так много раз полировались и обтачивались, что после очередного подновления становятся почти нефункциональными. Однако какой бы ни была истинная причина, уверен, как только командир батареи войдет в наше положение, обстрел тут же прекратится.
- Ха! Еще одна порция беспочвенного оптимизма! - плюнул с досады Давир. - Да, Учитель, ты и верно становишься таким же, как этот жирный болван Булавен! Вот уже двадцать минут, как Гришен вышел на связь со всей цепочкой командования батареи, и все, чего он смог до сих пор добиться, - это онемение в заднице от чрезмерно долгого сидения на стуле! Нет, я бы не ждал, что этот артобстрел в ближайшее время закончится. Для того чтобы это произошло, нужно, чтобы тот идиот, который по нам стреляет, признал, что он допустил ошибку. А зачем, скажите на милость, ему это делать? Да может, если он нас убьет, какая-нибудь высокопоставленная задница в ставке повесит ему медаль!
- Да, капитан, я понимаю, что вы отдали приказ и он выполняется… - сказал в вокс-передатчик капрал Гришен и умолк, чтобы выслушать ответ.
Каждый в блиндаже притих, напряженно вслушиваясь в рваные ритмы этого разговора, вернее, той его части, которая принадлежала Гришену. Капрал начал снова:
- Да, я все это сознаю, капитан. И вы правы, первая обязанность гвардейца - беспрекословное подчинение. Но даже если допустить, что вы отдали приказ и он должен быть выполнен, в том случае, если приказ ошибочен…
Пауза.
- Нет, сэр, конечно, вы правы. Божественная структура командования Имперской Гвардии исключает любую возможность того, что отданный вами приказ ошибочен. Однако позвольте переформулировать все то, что я сказал ранее. На самом деле я хотел сказать только то, что, возможно, проблема заключается не в самом приказе, а в практических аспектах его исполнения…
Еще одна пауза.
- О нет, сэр. Я ни на секунду не ставлю под сомнение вашу компетентность…
И еще одна.
- Да, сэр… Все, как вы сказали, - ваша батарея работает как хорошо смазанный механизм. Но вы должны признать, что, если принять во внимание, что мы, несомненно, находимся сейчас под обстрелом, ошибка все же где-то имела место…
Еще одна пауза.
- Да, сэр, конечно… Вы ничего не должны. Да, я все понял… Нет, сэр, вы абсолютно правы. Всем известно, что ставка не производит дураков в чин капитана…
Казалось, этому не будет конца, между тем сверху до Ларна, ни на минуту не прекращаясь, продолжал доноситься далекий гул взрывов. Но тут он услышал, как за спиной у него открылась дверь, и в помещение блиндажа, с лицом мрачнее тучи, вошел сержант Челкар. Группа набившихся в блиндаж варданцев молча расступилась перед своим сержантом, и Ларн увидел, как Челкар решительно направился в сторону сидящего у передатчика Гришена.
- Да, сэр, - в очередной раз сказал в микрофон Гришен, но тут, подняв глаза, увидел подходящего Челкара. - Конечно, вы правы. Если здесь и произошла ошибка, то только с нашей стороны, поскольку мы находимся в секторе, предназначенном для обстрела, но… Прошу прощения, не могли бы вы задержаться еще на секунду. Только что вошел мой командир. Возможно, будет лучше, если вы прямо с ним обсудите этот вопрос…
- Что происходит, Гришен? - недовольно спросил Челкар, выложив перед собой на стол дробовик. - Почему, черт возьми, эти идиоты продолжают по нам стрелять?
- Я как раз сейчас на линии с капитаном, который командует данной батареей, сержант, - ответил Гришен, дипломатично отпустив кнопку "отправить" на вокс-передатчике, так чтобы их больше не было слышно на другом конце линии. - Я пытался ему объяснить, но, что бы я ни говорил, он и слушать не хочет. Он утверждает, что согласно его тактическим картам весь наш сектор уже три дня как перешел в руки орков, а это значит, что он вправе обстреливать его, даже если у него на это еще нет письменного приказа батарейного командования… Когда закончится обстрел? Он говорит, что в соответствии с его приказанием обстрел прекратится ровно через один час двадцать семь минут, и ни секундой раньше. Он очень щепетилен в этом вопросе, сержант. Честно говоря, его можно было бы даже назвать немного упертым.
- Я понял, - ответил Челкар. - Освободите место у передатчика, Гришен. Я хочу сам поговорить с этим сукиным сыном!..
- С вами говорит Юджин Челкар, - начал он, взяв в руку наушники и нажав на кнопку, активирующую вокс-передатчик. - Действующий командир Девятьсот второго Варданского стрелкового полка. С кем я разговариваю?
На некоторое время, как и до него Гришен, Челкар умолк, прислушиваясь к голосу с другого конца линии, доносившемуся из наушников. Затем он заговорил снова, стараясь придать своему голосу максимум убедительности и серьезности.
- Капитан Меран? Шестнадцатый Ландранский артиллерийский? - переспросил сержант. - Я понял. Ну так вот, слушай, что я тебе скажу, капитан… Нет-нет, я отлично знаю, что ты выше меня по званию, но тебе все равно придется меня выслушать. Я даю тебе две минуты, капитан. Две минуты. И если к тому времени обстрел не закончится, я приду к тебе, в какую бы дыру ты ни спрятался, и так пробью тебе с ноги в задницу, что ты каждый раз при глотании будешь чувствовать вкус кожи моих сапог! И ты знаешь, не думаю, что тебя это будет долго беспокоить, потому что пинок в зад - это так, для забавы. После я намерен взять дробовик и прострелить тебе череп. Я понятно излагаю?
Снова возникла пауза, пока Челкар выслушивал ответ капитана.
- Нет, капитан, это ты не понимаешь всей серьезности положения, - несколько секунд спустя сказал он. - Мне наплевать на твое звание и твои приказы. И мне все равно, сообщишь ты обо мне в Комиссариат или нет. В общем-то, пожалуйста, сообщай. Если они что и смогут для тебя сделать, так только накрыть саваном на похоронах! Ты все никак не поймешь, что, даже если меня арестуют, вокруг меня целый полк, готовый выполнить мой приказ. А если ты думаешь, что Комиссариат ради твоей безопасности пожелает арестовать и снять с передовой целое боевое соединение, то, полагаю, ты несколько переоцениваешь свою фигуру в этой жестокой войне за город. Да, и, между прочим, капитан… Мой хронометр уже начал отсчет. У тебя осталась всего минута и двадцать секунд, чтобы принять решение. Челкар сказал все. Конец связи.
Вернув Гришену наушники, Челкар встал из-за стола и замер, как и все в блиндаже, напряженно вслушиваясь в раскаты раздающихся у них над головой взрывов.
- Я не понимаю… - прошептал Ларн. - Разве сержант не подписал себе смертный приговор тем, что так разговаривал с офицером?
- Может быть… - прошептал в ответ Булавен. - Хотя ты еще не знаешь Челкара, салажонок. За те семнадцать лет, что я его знаю, ни разу не видел, чтобы он был хоть чем-то напуган. Если нужно что-то сделать, то он именно тот, кто сделает это! Чего бы ему это ни стоило. И все же не зашел ли он в этот раз слишком далеко, хотел бы я знать. Если только капитан переключит свой вокс и пожалуется на него в Комиссариат…
- Эх… Вы оба как малые дети, которые боятся собственной тени, - пробормотал стоящий рядом Давир. - Уж тебе-то, Булавен, следовало бы знать! Было хоть раз, чтобы Челкар нас подвел? Сержант знает, что делает! Начать с того, что эти обезьяны-артиллеристы всегда считали ребят с передовой сумасшедшими. Обратиться в Комиссариат? Да этот драный капитан не посмеет! Поверьте мне, пока мы тут с вами разговариваем, он, наверное, уже обделался от страха и теперь отдает приказ прекратить огонь!
И тут, словно в подтверждение слов Давира, пушки наверху разом смолкли. Первые мгновения никто в блиндаже не проронил ни слова, с тревогой прислушиваясь, не возобновятся ли залпы орудий. Но секунды без взрывов переросли в минуты, и всем стало ясно, что обстрел закончился.
- Ты понял, Гришен? - криво усмехнулся Челкар. - Тут просто надо знать, как говорить с такими людьми, чтобы донести до них свою точку зрения.
Снова взяв в руки дробовик, сержант повернулся спиной к капралу и только сейчас заметил, что глаза всех, кто был в блиндаже, устремлены на него и на лице у каждого застыло выражение благодарности и священного ужаса.
- Не так уж это было и трудно, - сказал, обращаясь к ним, Челкар. - И все же, наверное, неплохая мысль - дать понять нашему другу капитану, что, если он не прекратит огонь, целый полк придет по его душу. Если бы он только знал, что Девятьсот второй Варданский состоит из одной роты! Тогда у него, возможно, хватило бы духу продолжить по нам стрельбу. Не такая уж и редкость, когда эти герои тыла обладают чрезмерно завышенным мнением о своих возможностях.
После этих слов люди в блиндаже заулыбались, а некоторые даже рассмеялись, сбрасывая нервное напряжение. Видя, что атмосфера почти религиозного почитания успешно рассеяна, сержант избрал для разговора с подчиненными более деловой тон.
- Ну ладно, - сказал он. - Довольно нам прятаться под землей. Возвращайтесь на свои позиции. Мы ведь не хотим оставить без защиты стрелковые траншеи, чтобы орки подумали, что сейчас самое время начать атаку? Так что вперед. Давайте все… пошевеливайтесь!
В то время как люди в блиндаже поспешно двинулись к выходу, Ларн в последний раз бросил взгляд на Челкара и увидел, что тот, повернувшись к капралу Гришену, дает последние указания.
- Гришен, я хочу, чтобы ты связался со ставкой, - услышал он голос сержанта. - Доложи им со всей возможной определенностью, что сектор 1–13 не находится в руках орков! Дай им понять, что мы будем крайне обязаны, если они внесут соответствующие изменения в свои тактические карты. Да, и вот еще… Попробуй также связаться по воксу с батарейным командованием… Узнай, не будут ли они столь любезны, чтобы воздержаться в будущем от изданий приказов стрелять по нам. Это, конечно, скорее всего, не сработает, но должны же мы хотя бы сделать вид, что верим в то, что люди, которым поручено вести эту войну, имеют о ней хоть какое-то представление!
Интерлюдия
Что наверху, то и внизу, или Гроссмаршал Керчан и гений командования
По любым принятым в военной науке критериям война шла из рук вон плохо.
Сидя мрачнее тучи на очередном бесконечном совещании высшего командного состава, его превосходительство гроссмаршал Тирнас Керчан, герой Варентийской кампании и верховный главнокомандующий (всех родов войск) наиславнейших армий Императора в Брушероке, рассмотрев все факты, которые в тот день довели до его сведения подчиненные, не смог найти ничего, что могло бы его порадовать. Прошло уже без малого два часа, как он со своего места во главе длинного стола в Центральном зале совещаний номер один был вынужден слушать, как его командиры один за другим громко зачитывают перед собранием ставки последние доклады о положении дел на фронте. И во всех этих докладах, как и на одутловатых лицемерных лицах докладчиков, ясно просматривалось одно очевидное, отчаянное желание переложить всю вину и ответственность за свои неудачи на других, тогда как, по сути, речь каждого из них сводилась к одному и тому же.
Они проигрывали войну.
- Гроссмаршал!.. - услышал он шепот сидящего с ним рядом адъютанта полковника Влина, который, нагнувшись к его уху, неожиданно прервал ход его мыслей.
Отвлекшись от своих невеселых раздумий, гроссмаршал вдруг понял, что давно уже перестал следить за ходом совещания. Подняв взгляд, он увидел, что глаза всех сидящих за столом направлены в его сторону и что каждый из присутствующих нервно ожидает его реакции по существу последнего доклада. Тщетно пытаясь вспомнить имя стоящего перед ним офицера - того самого, который только что докладывал, - Керчан несколько мгновений пребывал в замешательстве.
- Да, хорошо… Очень хорошо, - пробурчал он себе под нос, но тут же ловко вышел из затруднительного положения: - Очень убедительно и сжато… Превосходный анализ сложившейся ситуации, генерал… э…
- Дюшан, - произнес Влин вполголоса, одновременно как бы невзначай подняв стопку бумаг до уровня губ, тем самым маскируя свою подсказку.
- Да… генерал Дюшан, - повторил за ним гроссмаршал и, повернувшись в сторону обсуждаемого офицера, слегка кивнул тому в знак одобрения. - Ваша оценка положения дел на фронте будет отмечена должным образом.
С явным облегчением на лице похожий на хорька Дюшан едва не просиял от такой похвалы и, в глубоком поклоне выразив начальству свою признательность, весь надувшись от гордости, вновь уселся на свое место.