Вернулись ровнехонько к ужину. Видят: Ткачиха с Поварихой слезки утирают, Бабариху от печали аж с лица перекосило, а премудрые бояре только хмыкают в кулаки да крякают в пышные бороды, глаз на государя лишний раз поднять не смея.
- Где Царица, мать незнамо кого? - рявкнул Салтан с порога.
- Не вели казнить, батюшка. Всё сделали, как ты наказывал, - повалились на пол бояре, устилая залу живым ковром.
- А как я наказывал? - удивился Салтан. Насколько ему помнилось, он не успел придумать, что бы повелеть в столь поганой ситуации.
- В бочки засмолили, к берегу покатили, в окиян пустили, - наперебой затараторили бояре.
- То есть как - в окиян? Жену мою - в окиян?! Ах вы, изверги окаянные!!! - возопил Салтан, оседая на пол рядышком с боярами.
Дружинники мигом заметили нарушение субординации, подхватили государя под мышки и доволокли до трона. Всё ж на троне переживать сподручнее!
С низкими поклонами подали в государевы рученьки, пред светлы очи полученную давеча депешу, где черным по белому значилось:
"И царицу и приплод тайно бросить в бездну вод".
Царь внимательно прочел текст, побледнел, выронил листок и прошептал:
- Измена…
Тут уж мамки-няньки заметались, как ошпаренные. Кто царю в лицо водичкой брызжет, кто под корону влажное полотенчико подкладывает, кто под нос бодрящие запахи подсовывает. Медку налили, чайку, кипятку - не помирай, царь-батюшка, не оставляй сиротинушками! Подумаешь - царица. Да мы тебе таких цариц целый табун наведем! А уж богатырей нарожают - во дворце тесно станет!
Салтан приоткрыл ясны очи и закряхтел в скорби и печали. Жаль было ему младой жены. Что она вытворяла в брачную ночь, как вспомнишь - в животе мурашки бегают. Салтан невольно залился краской. Сонька, дитя потомков сексуальной революции, знала толк в отношениях между мужчиной и женщиной. Дьявольский темперамент… ни одна боярыня не сподобится на такое. Впрочем, это как раз и настораживало. Неспроста объявился у младой царицы внебрачный сын…
- Не знаю, кто придумал царицу в бочке топить, но надо признать, она и сама изволила отличиться, - резюмировал Салтан.
Он уставился на позеленевшую от переживаний Бабариху:
- Что ж ты, матушка? Экую коварную гадючищу на груди пригрела!
- Не грела, батюшка, ни секундочки не грела! - замахала руками Бабариха. - Как ее из колыбельки умыкнули, так до вчерашнего дня и не видела. И выполнить свой материнский долг по воспитанию и развитию характера не имела ни малейшей возможности.
- А вы куда смотрели, голубы бестолковые? Почему скрыли от меня наличие атаманова отпрыска? - обратил Салтан грозный взор на Ткачиху с Поварихой.
Те охотно брякнулись на пол - от долгого стояния уже ноги затекли:
- Не гневайся, царь-батюшка! Не ведали мы ни о чем этаком! Мы девицы порядочные, из волшебного чертога своей благодетельницы ни на шаг не отлучались, а уж в плен к разбойникам попасть даже в голову не приходило. Сестрица-то, когда вернулась, мешок корешков сушеных, целебных, с собой приволокла. Говорит, по миру бродила, травку щипала. Кто ж мог подумать, что обманывает?
Ну, Салтан еще немного пошумел, пар выпустил. А потом, как положено, закручинился.
- Так и быть, - говорит, - от ужина отказываться не стану, но больше вы от меня сегодня милостей не дождетесь.
Прожевал свои яства в угрюмом молчании и собрался дальше кручиниться в опочивальне. Царевы приближенные, само собой, тоже скучные ходят, лица скорбные, слова громкого молвить не смеют. И вдруг, в нарушение всяких обычаев, подходит к царю Повариха. Крошку с ворота смахнула и сладенько так говорит:
- Не убивайся ты, царь-батюшка. Не стоит наша непутевая сестра твоих переживаний. Чем кукситься попусту, съездил бы лучше в путешествие, развеялся!
- Где тут развеешься, - буркнул царь.
- Да вот хоть на острове Буяне. И недалеко, и познавательно. Знаешь, какие там водятся чудеса? - И она с чувством продекламировала:
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра - чистый изумруд…
Царь презрительно фыркнул:
- Что я, белок не видывал? Их и в моих лесах по елкам скачет предостаточно. И изумрудов у меня было в избытке… пока не женился. Только я не позволял всяким грызунам их портить.
Тут выскочила вперед Ткачиха.
- И правда, что нам какая-то белка? То ли дело - забурлит море, вспенится игриво, разольется в шумном беге, и окажутся "на бреге в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря, Все красавцы молодые, великаны удалые…"
- Ну, знаешь ли, я тебе не девка - на красавцев любоваться! - начал раздражаться Салтан. - Богатыри должны с врагом рубиться, а не на бережку прохлаждаться. А уж купаться в доспехах могут только отменные болваны!
- Не серчай, царь-батюшка! - распихала "дочурок" Бабариха. - Девки глупые, неотесанные. Если и ехать на Буян, так только для того, чтобы увидать царицу Лебедь. Вот уж люди говорят - диво так диво! Подобной красы на свет еще не появлялося. И умна-то, мол, и стройна! Да только, бают, грустит часто. Одиноко девице…
Салтан хмыкнул:
- Как, говоришь, ее величают: Лебедь?
- Так и есть - лебедушка! Шейку тонку изогнет, бровью высокой поведет, и солнце в небе обмирает. А уж если в пляс пустится…
- А почему бы и не прогуляться в самом деле? - молвил Салтан. - Клин клином вышибают!
Сонька пробиралась нескончаемыми переходами к своей горнице, намереваясь хоть немного поспать перед отплытием. "Тоже мне, дворец! - возмущенно бурчала она. - Хоть бы пару эскалаторов построили, лентяи. Сплошные ступеньки! За день так наупражняешься, что ноги подгибаются. Темнотища, духотища…" Сонька поморщилась. Она еще в первую ночь своего пребывания во дворце, будучи царицей, обшарила все закутки опочивальни в поисках панели климат-контроля. Представьте, не нашла!
О санитарных удобствах дворца даже говорить не хотелось. Исключительная дизентерия! Как только люди могут жить в таких условиях? И ведь ни одного робота. Интересно, каким образом они стирают? Рукава-то уже обмусолились, не говоря о подоле, которым она здесь все пороги обмела. Спасибо профессиональной выучке, ни разу не споткнулась!
Сейчас бы на гидродиванчик, установить температуру градусов тридцать семь и волны включить, чтоб баюкали… После подвигов в рыбачьей лодке плечи так ломит, что и не уснешь. Бочка оказалась тяжеленной. А ведь нужно было еще грести этими ужасными веслами! А как она рубила бочку топором, до сих пор жутко вспоминать…
Ладно, осталось немного, как-нибудь выдюжим. Добраться бы до Буяна, обчистить белку, раздеть богатырей, а там - домой! К богатству и процветанию! Сонька зажмурилась в радостном предвкушении…
- Сейчас ты шлепнешься, - заявил за ее спиной собственный голос.
От неожиданности Сонька запнулась об очередной порог - и грохнулась на деревянный пол, набрав полные ладони заноз.
- Ах ты, стерва! Накаркала! - в ярости обернулась она к Ткачихе.
- Я не накаркала. Я ЗНАЛА, - невозмутимо возразила Ткачиха. - Не забывай, что мы с тобой - один и тот же человек, - она задрала подол и продемонстрировала отвратительную ссадину на коленке. - До сих пор не зажила…
- Трудно привыкнуть к мысли, что я беседую сама с собой, - пробормотала Повариха, держась за ушибленную ногу. - Дурдом на выезде.
- Вставай! - Ткачиха дружески приподняла ее за шиворот. - У меня есть пинцет и антисептик. Захватила с собой из дому, когда смазывала ссадину регенеративом.
- Знала, где упадешь, а соломки не подстелила, - проворчала Повариха.
- Я тебе кричала, а ты, корова неповоротливая…
- Сама такая! - взвилась Повариха. Соньки уставились друг на друга злыми глазищами.
- Ладно, пойдем, попробуем поспать, а то скоро уже петухи раскукарекаются, - сказала, наконец, Ткачиха. - До чего мерзкие твари!
Ранним утром корабль государя отчалил от городской пристани. По синю морю-окияну - прямо к острову Буяну. Сидящий на палубе Салтан мучился угрызениями совести по поводу безвременной кончины молодой жены. Бабариха мучилась дурными предчувствиями. Соньки страдали от морской болезни. И только море выглядело безмятежным - лазурное, играющее бликами в лучах золотистого солнца.
ГЛАВА 6
Второе путешествие заняло у Соньки более двух суток. Мучительное ожидание показалось Варе бесконечным. Родители Егора, осунувшиеся от горя, обратились за помощью в полицию. Полиция бодро взялась за дело, но достойных гипотез у следствия пока не появилось. Если Егора похитили, почему у его родных не требуют выкупа? Если убили, то кому это могло принести хоть какую-то выгоду? Если произошел несчастный случай, то куда исчезло тело?
На этом моменте расследования мама Егора не выдержала и упала в обморок, предоставив в распоряжение следствия вполне бесчувственное тело, взамен, так сказать, затерявшегося. Разумеется, следствие такой заменой не удовлетворилось, маму Егора привели в сознание, и обсуждение версий было продолжено.
Может, Егор умудрился стать свидетелем какого-нибудь преступления и поплатился за нелепую случайность? Но в этом году ни в городе, ни в окрестностях не произошло ни одного даже самого незначительного нарушения закона! Увлеченный изучением общественных нравов, Птенчиков связывал столь глобальное снижение преступности с общим ухудшением фантазии людей двадцать второго века. Ясно, что успешно нарушить закон может лишь человек изобретательный (это не относится к пьяным дракам и тому подобным безобразиям). Полиция, последние годы несущая свой груз ответственности без особых приключений, успела и вовсе утратить воображение.
Зато полиция обладала широкими техническими возможностями. Видеопортреты Егора Гвидонова демонстрировали в каждом выпуске новостей, они мигали на рекламных щитах, призывая население оказывать помощь представителям закона. Все установки видеонаблюдения - в магазинах, на станциях городского транспорта и в пунктах общественного питания - были настроены на включение аварийного сигнала при его появлении, всё население страны обсуждало трагическую судьбу Егора Гвидонова.
И только Варя, знавшая о его исчезновении правду, молчала, терзаясь сомнениями. С одной стороны, невозможно предать друга, доверившего тебе свою тайну. Если в НИИ узнают о том, что он запустил в незаконную эксплуатацию незарегистрированную машину времени, да при этом один из ее пользователей умудрился нарушить все писаные правила, "растроившись" в прошлом - не видать Гвидонову работы в лаборатории по перемещениям, как собственных ушей. Прощайте, мечты, прощай, карьера гения! Кстати, Соньке тоже придется проститься с мечтами: кто же разрешит современной девушке выйти замуж за древнего царя? Даже если они погибают от взаимной любви?
С другой стороны, было жалко родителей Егора. Вот подлец, разве можно заставлять людей так волноваться! Варя молчала, мучилась угрызениями совести и очень надеялась, что Гвидонов скоро вернется, и уж тогда-то она выскажет ему всё, что думает.
Сонька явилась одна, ранним субботним утром. Встрепанная, нервная и очень спешащая.
- Где Егор? - бросилась к ней Варя.
- Этот идиот отправился в кругосветное путешествие, - нетерпеливо отмахнулась бывшая Повариха.
- Не может быть, - выдохнула Варя, опускаясь на стул. Сонька тут же поправилась:
- То есть, конечно, не в кругосветное, это я преувеличила. Он отплыл на большущем паруснике в познавательный круиз по ближайшим островам. Матросом. Обещал вернуться недели через две, так что жди, не трепыхайся.
- Как ты могла его отпустить? Родители тут с ума сходят, полиция с ног сбилась…
Сонька поперхнулась:
- Полиция?
- А ты как думала! Все выпуски новостей начинаются с демонстрации вдохновенной физиономии Гвидонова.
- А я что, нянькой ему нанялась? - набычилась Сонька. - Будто он со мной советовался! Записку черканул, и гуд бай. Хорошо, хоть скатерку оставил, не то б и я застряла в прошлом.
- Но как он сможет вернуться без скатерки? - Сонька взглянула на Варю как на малого ребенка:
- Придет к Царице и скажет: "Сонечка, прости дурака! Нагулялся, хочу домой". И полетит спокойненько восвояси.
- Сколько же ты его будешь там ждать?
- А я, Варька, сюда больше не вернусь. Вот поцелую тебя, дела кой-какие закончу, и домой, к мужу. А ты потом расскажешь всем, что я влюбилась в южноамериканца и махнула к нему на континент, чтобы полиция хоть из-за меня ноженьки не сбивала. Родителям сегодня же прощальную видеограмму отправлю. Объясняться не хочу, поставлю перед фактом, да и всё.
- Зря ты так, они будут переживать.
- Ну, это вряд ли. Гнилые зубы для моих предков куда интереснее человеческих чувств.
Варя порывисто вздохнула.
- Сонечка, миленькая, как же ты сможешь всё бросить? Дом, друзей, родных… Неужели не будешь скучать? Там, в прошлом, совсем другие люди, другая жизнь!
- Не забывай, я обещала Салтану родить богатыря. Не могу же я отказаться от своего слова? - ухмыльнулась Сонька.
- Какая ты отважная! Знаешь, я горжусь тобой. - Варя обняла подругу за шею, стараясь скрыть блестящие слезы.
- Ладно, Сыроега, пора за дело. Я должна еще многое успеть. Матерьяльчик из мастерской прибыл?
- Конечно, - кивнула Варя в сторону сложенных штабелем рулонов.
- Отлично. Вечером заберу.
- Ох, а ведь у нас вечером премьера спектакля, - спохватилась Варя. - Придешь посмотреть? Это потрясающе интересно и до того необычно!
Сонька поморщилась:
- Постараюсь, но если что - не обижайся. Сама понимаешь, уезжаю навсегда, нужно подготовиться. Ты сможешь запереть дверь только на электронный код, чтобы я могла забрать рулоны без тебя, или лучше их прямо сейчас ко мне перетащить?
- Не занимайся ерундой, пусть лежат здесь. Наберешь двести девяносто шесть, и зайдешь в квартиру, когда тебе будет нужно.
Подруги посмотрели друг другу в глаза.
- Сонечка… будь счастлива! - сказала Варя, искренне надеясь, что добрые пожелания имеют силу в этом насквозь материальном мире.
Господин Кунштейн был разбужен звонком видеофона. Система связи сообщала об экстренном вызове, компьютер виновато мигал лампочкой "важно".
Невыспавшийся и раздраженный Кунштейн взялся за пульт. На экране возникла энергичная старушка и, задорно подмигнув, выпалила:
- Доброе утро, господин антиквар. Нарушаю собственные правила, связываясь с вами в режиме реального времени, но дело того стоит: рада предоставить в ваше распоряжение оставшуюся часть клада.
- Превосходно! - подпрыгнул в постели Кунштейн. - Вы в курсе, что сегодня в полдень открывается Международный антикварный аукцион?
- А то как же, - довольно расплылась старушка. - Если желаете включить новые экспонаты в каталог аукциона, придется нам поспешить с нашими расчетами. За срочность - двойная оплата. Последнюю вещицу получите после того, как деньги поступят на мой счет.
Господин Кунштейн деловито пошевелил усами.
- Согласен. Где товар?
В полдень средства массовой информации взорвались сенсацией: на церемонии открытия международного антикварного аукциона руководители этого блестящего во всех отношениях мероприятия объявили, что вниманию публики будет представлен совершенно новый клад. То есть клад-то, само собой, старинный, но недавно обнаруженный и никем доселе не виданный.
Варя, листающая каналы в надежде узнать о новых версиях полиции по делу об исчезновении Егора Гвидонова, так и замерла у экрана, увидев свой венец с мерцающим месяцем и яркой звездой. Его называли жемчужиной коллекции и строили догадки, до каких пределов может взлететь цена на подобный шедевр.
Изрядно озадаченная, Варя решила досмотреть трансляцию. Уж больно удивительно, что ее венец объявили причастным к какому-то старинному кладу.
На экране показался сияющий от гордости господин Кунштейн. Толпа журналистов облепила его, точно пчелиный рой. "Откуда? - жужжали возбужденные голоса. - Откуда взялся клад?"
Надо сказать, Институт истории с особенной тщательностью следил, чтобы через границу времени не ввозились предметы старины, имеющие какую-либо ценность, кроме познавательной. И, разумеется, любое историческое свидетельство могло попасть исключительно в музей ИИИ. Привезти контрабанду из прошлого считалось невозможным. Тем привлекательнее выглядел старинный клад, обнаруженный каким-то счастливцем где-то совсем близко, в пределах, доступных любому и каждому!
Клад, представленный Кунштейном, занимал на аукционе две витрины. Здесь были и драгоценные украшения, и великолепно сохранившиеся старинные наряды с богатой отделкой, выполненной искусными мастерами, и такие милые вещицы, как набор инкрустированных гребней или изящное зеркальце в бесценной оправе. Одной посуды хватило бы на то, чтобы поправить государственный бюджет, не говоря о золотых кольчугах тонкой выделки, сияющих шлемах, старинном оружии с богатой инкрустацией… Люди терялись в догадках: где столь объемный клад мог скрываться на протяжении веков?
Господин Кунштейн лишь многозначительно мычал. В конце трансляции один из журналистов, расплываясь в счастливой улыбке, объявил, что в ближайшем выпуске новостей знаменитый антиквар даст эксклюзивное интервью его каналу.
Конечно, Варя дождалась новостей. Господин Кунштейн долго ломался и кокетничал, но наконец соизволил сообщить миру, что выкупил клад у некой экстравагантной пожилой дамы, пожелавшей сохранить инкогнито. Желание клиента - закон! В среде антикваров тоже бытует такое понятие, как профессиональная тайна, сохранять которую они умеют не хуже врачей или юристов.
Больше корреспонденту не удалось выудить ничего ценного, хоть он и изощрялся в искусстве расставлять ловушки собеседнику.
Итак, пожилая дама. Что ж, всё становится на свои места: Сонька говорила, что продала венец чудаковатой старушке, которую встретила в лавке знакомого ювелира. Ювелир беседовал по видеофону, и Сонька в ожидании выложила венец на прилавок. Старушка увидела его, схватила Соньку за локоть и потащила прочь, умоляя отдать вещь ей и обещая фантастическую цену. Сонька рассудила, что ювелир может начать расспросы, да и заплатит, скорее всего, гораздо меньше - такие люди выгоду соблюдать умеют. Словом, они со старушкой остались довольны друг другом.
Варя улыбнулась: бабуля сильно рискует, причисляя венец к сокровищам древнего клада. Вдруг прежняя владелица приедет в телестудию и расскажет правду о недавней сделке? То-то шуму поднимется! Хотя, скорее всего они, с Сонькой обо всём договорились.