В общем, стали мы о жизни говорить. Разговоры - они разные бывают. Бывают как игра в домино: шлеп - вопрос, шлеп - ответ. Шлеп-шлеп. Рыба. Или кто-то выиграл. Смешали доминошки - и новую партию начали колотить, в смысле - новую тему. Доминошный разговор - это называется.
А бывает разговор как перетягивание каната - каждый на себя тянет, причем одновременно тянут. То есть говорят! И так до бесконечности, ну или пока канат не треснет. B смысле ссорой пока не кончится. Или пока кто-то на себя все не перетянет, тоже типа выиграл. Это называется канатный разговор.
Бывает еще пластилиновый разговор. Это когда собеседники взяли по куску пластилина, и каждый лепит свое - неспешно, не агрессивно, но только свое. И не глядит, чего лепит собеседник, своим делом занят. Или нет, не пластилин, лучше на другом примере объяснить - на пляже из песка что-нибудь свое строить, лежа друг к другу спинами. Никто тут не выигрывает, но я не люблю таких разговоров, пустые они. Налепил, настроил замков сам себе - а пользы никакой, потому что закончился разговор - и все, что налепили-настроили, можно обратно развалить и смешать, потому что не нужно это никому, с собой ничего не унесешь.
А бывает разговор елочный, как новогодняя елка. Это когда не спеша, со вкусом, не мешая другому, наряжаешь одну на двоих елку. Берешь из коробки стекляшку какая понравится, выворачиваешь из газет старых, полюбуешься, как блестит штучка, - и прикидываешь, куда повесить лучше? И так по очереди и одновременно, дополняя друг друга, наряжают дерево. И самим приятно, и блестит, и красиво, и праздник в итоге получается. Вот такой у нас с Аришей был разговор - елочный. Это, кстати, Аришкина классификация разговоров, это она сказала, что у нас разговор елочный.
Классно мы тогда говорили. Вот так вот видишь человека часто, а ничего о нем не знаешь. Здравствуй. Варенье бери, не стесняйся. Спасибо. Еще чайку налить? Да, чуть - чуть. Жарко так на улице. И не говори. Ну, до свидания. Вотд и все. Если однажды не поговорить с глазу на глаз, хороши долгим елочным разговором, так и жизнь может пройти, поумирают люди, поисчезают, так и не поговорив. Как два компьютера рядом стоят, а если сетка не протянута, то никакого обмена информацией нет и не будет.
Оказывается, Ник - почти мой ровесник. Я думал, ему под тридцатник, а ему всего-то двадцать четыре. Вот что значит инет! Как поставит себя там человек - таким его и будут читать. Арише, наоборот, всего двадцать один. Это мне всегда казалось, что она старше, а она просто ростом чуть-чуть выше меня, вот и весь секрет. С Ником они уже лет пять живут. Про Ника она очень хорошо говорила, только неохотно.
А еще про меня говорила, как она поначалу меня испугалась, что во мне черная сила, а теперь вроде как видит, что и не изменился почти, нормальный человек, и не боится…
И вот говорим мы, а я смотрю на Аришу, у нее глаза так темноте поблескивают влажно, и носик торчит тоненький - такой, с благородной горбинкой… Я уже отвлекся, какую-то чушь несу, а сам на ее лицо смотрю, на грудь под маечкой. А маечка узкая, обтягивающая, наполненная. И так мне хочется до нее дотронуться, за руку взять, подержать, волосы взъерошить. Но знаю - нельзя никак. А она на меня тоже смотрит… В общем, как-то само все у нас тогда вдруг получилось… Не буду рассказывать, это наше личное дело и никого это больше не касается! Ясно?
Утром приходит Амвросий. Деловой такой, уже два саквояжа с собой. Всех построил, говорит, сегодня - сложный день, если бесы не вышли от шума, то придется плоть усмирять. Ну, типа готов ли я?
- Готов! - говорю. - А как плоть усмирять?
- Будет больно, - говорит отец Амвросий. - Но так надо.
- Как?
- Сначала бичами попробуем. Я принес бичи. Три штуки.
- Меня не считайте! - быстро говорит Аришка. - Я его бить не стану!
- Так надо, - отвечает отец Амвросий.
- Я не могу. Я уйду! - говорит Аришка и уходит из комнаты.
- Ладно, - говорю, - я сам себя буду. Бичи настоящие, пастушеские?
- Сейчас, пастушеские тебе, - вздыхает отец Амвросии. - С бичами нынче проблема. Только плетки в секс-шопах и можно найти.
- Фу, - говорю. - А без бичей никак нельзя бесов изгнать?
- Ну, можно власяницу надеть. Типа свитера из стекловаты. Суровая штука. Можно кандалы нацепить и ходить, но это время. Можно коленями на горох и молитвы читать. Но это тоже долго, бичами быстрее,
И вынимает бичи. Кожаные плетки, причем измочаленные такие, мерзкие.
- Эта… - говорю, - отец Амвросий, а вот эти бичи обычном секс-шопе куплены? Или секонд-хэнд?
- Одержимый! - шикает на меня отец Амвросий. - Не забывайся! Какой секонд-хэнд? Хорошие бичи, почти новые. В святом источнике под Загорском вымочены. Молитвами очищены. Ими только бесов изгоняют. На счету каждого бича - по десятку бесов. Сымай давай рубаху, ложись на живот и подставляй спину! И принесите мне чистое полотенце, вату и перекись водорода!
- Зачем это вам, - говорю, - перекись водорода? Вы что, меня до крови будете бичевать?
- Нет, знаешь! - говорит отец Амвросий саркастически. - Мы тебя гладить пришли! Конечно, до крови!
- Стоп, - говорю. - Тут я не согласен.
- Это не так уж больно, - говорит отец Амвросий. - Из меня так бесов три раза выгоняли.
- Новость, - говорю. - Значит, вы тоже одержимый? Я думал, вы священник православный…
- Всяко бывало, - говорит отец Амвросий со значением. - Это было еще до того, как я в семинарию поступал. Сейчас я почти священник. Только не православный, но тоже славный. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Наша Дарья, конечно, с официальной церковью не связана, наоборот, судится в третий раз, но святая каких мало! Так что подставляй спину, это боль святая для тебя, а для бесов томительная.
- Боль я потерплю, - говорю. - А вот бичами вашими грязными меня до крови бичевать нечего. Я не знаю, скольких вы уже бичевали до крови, мне это надо, да?
- А в чем дело? - настораживается отец Амвросий.
- А в том, что бесов-то вы, может, и изгоните, а вот СПИД занесете. Или гепатит С, что, в общем, почти то же самое, тоже не лечится. Так что мне, пожалуйста, одноразовый бич.
- Одержимый, не умничай! - багровеет Амвросий. - Бичи святой водой омыты!
- А нечего на меня орать! - завожусь я. - Вы мне спецификацию представьте на вашу святую воду! И лицензию Минздрава, что ваша святая вода вирусы СПИДа и гепатита С убивает!
- Какой скандалист! - с омерзением говорит отец Амвросий. - В таких условиях я работать отказываюсь!
- Подождите, подождите, - вступает в разговор Габриэлыч. - Вы, безусловно, правы, и Алексей в чем-то прав, давайте поищем компромисс? Может, кипятком бичи окатим?
- Нет тут компромисса, - бурчит Амвросий. - Бичи кипятком нельзя, замша портится.
- А нельзя ли чем-нибудь другим усмирять плоть? - говорит Габриэлыч. - Только бичами?
- Ну разве что сразу к следующему этапу перейти, - отвечает Амвросий уже более спокойно.
- Какому же? - настораживаюсь я.
- Каленым железом, - говорит отец Амвросий. - Вот тут уж стерильность будет тебе!
- Это плитка нужна газовая, железо калить, - задумывается Габриэлыч. - А у меня плита электрическая… Да и железа такого нет, это что-то типа тавра лошадиного, да?
- Господи! - воздевает отец Амвросий руки к небу. - Куда я попал? Какие дикие люди! Тавро лошадиное! Приду, мают же такое! Двадцать первый век на дворе - а они тавро калить собрались!
- А как? - поднимает брови Габриэлыч.
- Да очень просто! Несите утюг. Утюг на пузо. Если не поможет - еще и паяльник в срамное место.
- Так… - разъяряюсь я.
- Спокойно, спокойно! - машет мне рукой Габриэлыч. - Паяльника нет. Есть утюг. Фирменный, с водоразбрызгивателем.
- Ну, паяльник, положим, я захватил… - говорит отец Амвросий, но, видя мой взгляд, поспешно добавляет: - Хотя пары утюгов вполне хватит.
- Мне это не нравится, - говорю я. - Не нравится. Не нравится. Ясно?
- Не нравится, можешь идти, - говорит отец Амвросий. - Насильно бесов не изгонишь. Желание одержимого нужно.
- Ладно, - говорю. - Давайте ваши утюги…
- Вообще, - говорит отец Амвросий задумчиво, - по-хорошему, тут бы крест нужен.
- Ну, вон у вас из саквояжа торчит здоровый медный не крест?
- Крест настоящий. Деревянный. И тебя прибить к нему. Вот уж чего бесы не любят! Или просто распять…
Отец Амвросий подходит к стенке и начинает по не хлопать ладошкой.
- Кирпич или бетон? - спрашивает он Габриэлыча.
- Не знаю, - говорит Габриэлыч. - Не задумывался.
- Кирпич, - кивает Амвросий. - В него так прости гвоздей не понабиваешь. А уж в новых домах, бетонных, там просто беда. Помню, в микрорайоне Чертаново мне приходилось гнезда перфоратором делать, туда деревянные пробки вбивать, и вот только в них уже - гвозди. Так одержимого и прибивали. Согласитесь, извращение богопротивное?
- Богопротивное, - соглашаемся мы с Габриэлычем.
- Но есть неплохой вариант к полу прибить. Там под ковром паркет ведь, да?
- Ну да… - говорит Габриэлыч совсем уже неуверенно.
- Тогда поехали! - командует Амвросий. - Диван прочь! Ковер скатываем, стелим чистую простынку. За дело!
Ну, мы с Габриэлычем переглянулись, он кивает, мол, надо. И мы действительно готовим место посреди комнаты. Сворачиваем и выносим ковер. Пол под ним пыльный - жуть. Аришка выходит и быстренько его моет. И просится уйти вообще из квартиры, потому что боится. Амвросий уговаривает ее остаться, чтобы она стучала в бубен или кастрюлю, но она отказывается, страшно ей за меня. В общем, ушла. А мы выносим диван в коридор, прислоняем к входной двери. И я иду на кухню кипятить гвозди. Гвозди Амвросий принес с собой, новые, здоровенные такие, в масле все, в хозяйственную бумагу завернуты. Но я настоял, чтобы их прокипятить. Отец Амвросий прямо изворчался весь, сказал, что уже два года бесов гоняет, а такого зануду первый раз видит. Сказал, что это во мне бесы занудства поселились. Но я знаю эти дела! У меня мать пневмонией болела в позапрошлом году, в больницу клали, так я весь инет излазил, все медицинские сайты. И не только про пневмонию, вообще всего поначитался, особенно про СПИД и гепатит С - там много страшилок на эту тему. Поэтому гвозди я содой оттер от масла и кипятил в кастрюльке ровно сорок минут - у меня в мобильнике таймер, специально заводил секундомер. И молоток спиртом протер. Ну, спирта, конечно, не нашли, Габриэлыч - он непьющий, но одеколон нашли у него в ванной. Им и протерли. Еще на деревянную ручку попало, впиталось - и получился самый благоухающий в мире молоток.
Вот ты спросишь - страшно мне было прибиваться к полу? А вот поверишь ли - не страшно. Когда в тебя менты стреляют из пистолета - страшнее, чем в кругу друзей стерильными гвоздями к полу. Снял я рубашку, снял носки, остался в одних брюках. Лег на простыню в центре комнаты, ноги вместе, руки крестом раскинул. Ступни и ладони протерли мне одеколоном. Амвросий мне правую руку прижал к полу коленом и молитву начал на староцерковном. Мало чего понятно.
Я смотреть не стал, как прибивают, смотрел в потолок, на люстру, на лепнину. В старых домах всегда на потолке рюшечки и прочая шняга. По краю потолка тянутся гипсовые листочки, а в центре - здоровая гипсовая розочка, и из нее люстра торчит. Люстра у Габриэлыча не старинная, так. Обычный крюк на пять хрустальных чашек, лампочками вверх. Прямо надо мной. Чашки красивые, только пыльные. И на дне мухи дохлые, бабочки, даже ос пара - в общем, братская могила. Чувствую: тюк! В руке кольнуло резко - и все. Снова: тюк, тюк, тюк! И по комнате аромат одеколона от молотка расплывается… Отец Амвросий встает с моей руки.
- Ну? - говорит. - Как самочувствие?
А надо мной уже Габриэлыч возвышается озабоченно, в руках держит нашатырный спирт - ну, типа вдруг мне плохо станет, чтоб в чувство привести.
- Нормально, - говорю, - только рука ноет. А так - почти не больно.
- Во! - говорит отец Амвросий. - Потому что уметь надо! Чтобы жилы не порвать, вены не задеть и кости не подробить! Этому долго учат.
- Да, вы мастер, - говорю.
- Ну, - смущается отец Амвросий. - стараемся. Разное бывает. Вот когда я в Чертаново работал, полчаса мучился с каждой рукой, все мимо деревянной пробки по бетону норовил попасть - вот это было плохо. А на полу - вообще без проблем. Люблю работать в паркетных домах.
И на вторую руку ложится. Чувствую, поставил гвоздь мне в центр ладони… Бац! - и дикая боль в пальце! Я дергаюсь, ору!
- Извини, - говорит отец Амвросий. - Нечистый попутал - молотком мимо гвоздя попал немножко…
- Ни хрена себе немножко!!!
- Одержимый! Не забывайся! - строго говорит Амвросий. - Подумаешь, промахнулся! Мы здесь не беречь себя Е собрались, а бесов гонять! Считай, это бесам досталось.
- Ладно, - говорю хмуро, - давайте уже быстрей, терпения моего нету. Быстрее начнем - быстрее освободимся от бесов.
- Поспешишь, - говорит Амвросий, - людей насмешишь.
Но ускоряется. Левую руку прибил мигом, с ногами тоже быстро справился. Мне отчего-то казалось, что на всех картинках ноги складываются крест-накрест и прибиваются одним гвоздем, но отец Амвросий заявил, что это старый стиль и вообще на гвоздях экономить в таких делах - это маразм и мещанство.
Кстати, ноги прибивать оказалось больнее, чем руки, вот уж не знаю почему. Пусть медики объяснят этот феномен. В общем, мне поставили на живот утюг и включили его в сеть. Отец Амвросий с Габриэлычем долго вертели утюг сначала. Амвросий говорил, что регулятор надо с Божьей помощью на "капрон" поставить, то есть на самый мизер для начала. Вот они этот "капрон" искали, вроде нашли, сделали минимум. Поставили мне, значит, утюг на пузо. И в розетку включили. Он ледяной, противный. И сели рядом, на меня смотрят.
- Чего, - говорю, - молитву читаем?
- Рано еще, - говорит отец Амвросий. - Как бесу в тебе извиваться начнут, так и молитву начнем.
- Ладно, - говорю. - Ждем бесов.
Посидели мы, помолчали. Ну, в смысле, они посидели на стульях вокруг меня, а я полежал. Жестко, кстати, на полу, и дует. Хорошо, что утюг уже не такой ледяной, теплеть стал, но все равно прохладно.
- А вы, - говорю, чтоб разговор поддержать, - вы, отец Амвросий, какую семинарию оканчивали?
- А никакую, - отзывается Амвросий охотно. - Поступал два раза. Один раз в подмосковную. На вступительных на философии завалили гады преподы. Другой раз - в Киеве, отучился там семестр, но не сложилось.
- Отчислили за неуспеваемость?
- Ну… Не важно… Можно и так сказать. Не сложилось, в общем. Так что я все сам, по книгам. Как Ленин.
- А сами вы где работаете?
- В центре нашем и работаю. Целительский дом пресвятой Дарьи Ерохиной. Я тебе потом оставлю наш прайс-лист, может, пригодится. Не тебе - так знакомым. Мы и бесов, и крещение, и СПИД, и рак, и отпевание. Приворот-отворот, порча-сглаз, венец безбрачия, поиск аномальных зон в квартирах, снятие отрицательных биополей, курсы духовного роста и похудение с Божьей помощью. Сейчас мы расширились, второй офис купили в Измайлово. Нам бы только этот процесс выиграть. Давит нас официальная церковь, душит. Сначала наехали, с какой стати мы православным целительским домом называемся? А как нам называться прикажете? Левославным? Ну, выиграли они процесс, пришлось нам менять вывеску, квитанции, бланки, печати, рекламные полосы в газетах… Второй раз они на нас наехали уже через прокуратуру. Вообще на пустом месте наехали! Говорят, мол, с какой это стати ваша Дарья Ерохина именует себя…
- Ой, - говорю.
- Чего такое?
- Щиплет.
- Ну а ты думал? Терпи, пусть бесы мучаются.
- Терплю пока. С-с-с… Ой. А сколько времени обычно терпеть надо?
- Ну, милый мой, это как Бог даст! Если хорошо пойдет - и через пять минут бесы уйдут. А если плохо пойдет, если.они крепко сидят…
- Ой… Щиплет!
- Терпи, терпи, не раскисай! Ты мужик, воин! А вот ты - как тебя? - черненький! Бери сковородку и колоти! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Три-четыре! Хором!
- А мне чего делать? - говорю.
- Ты терпи. Все равно молитву читать не выйдет, сбиваться будешь. Если получится, повторяй мысленно: "Господи, Господи, Господи!" На худой конец - просто кричи. Главное - не матерись. А то знаешь, некоторые, как припечет, такое загибают…
- Ой! Господи!!!
- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!
- Господи!!!
- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому! Колоти, черненький, колоти сильнее! Как я колочу, так ты колоти! Шуми!!! Изыди, нечистый дух!!!
- Ой-е-е-е-е-ей!!!!!!!!
- Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!! Ты не особенно там извивайся, утюг сбросишь! Надо было скотчем примотать, забыл совсем. Изыди, нечистый дух, уступи место духу святому!!!
- One, - говорю.
- Чего "one"? - прекращает колотить в бубен Амвросий.
- Боль отключилась. Не больно совсем.
Отец Амвросий снимает утюг, осматривает его и плюет на сталь. Утюг шипит.
- Нормально все! - удивляется отец Амвросий и глядит на мое пузо. - Вон же треугольник красный пропекся. - Он ставит утюг снова на мое пузо, но чуть повыше, чтоб не жечь одно место. - Ну как?
- Никак, - говорю. - Не больно. Отключилась боль.
- Совсем не больно?
- Абсолютно. Даже утюга не чувствую. Как анестезия. Заморозка.
- Ничего себе заморозка! - Отец Амвросий снимает утюг и поворачивает на нем регулятор мощности. - Ну а так?
- Пока никак.
- Вообще-то, - вступает в разговор Габриэлыч, - в книге "Молот ведьм" я читал, что нечувствительные места на теле - это как раз признак бесовщины…
- Ага! Нечувствительные места! Да он же вон как извивался! - говорит Амвросий. - Я уж обрадовался, думал, минут десять - и бесы уйдут. А тут на тебе. Ишь партизан нашелся!
- А я чего? - говорю. - Я тут ни при чем. Отключилась боль. Я так думаю, что это как раз бесы ее выключили.
- Вот суки! - говорит Амвросий с чувством. - Ишь чему научились!
- Это, - говорю, - наверно, как с антибиотиками. Я читал, что как только новый антибиотик появится - всех микробов убивает. В сороковых годах даже простой пенициллин излечивал все, что угодно, за сутки - одной каплей. А чем дальше - тем больше микробы приспосабливаются. Ну и бесы, наверно, за столько лет инквизиции выработали иммунитет…
- Знаешь, не умничай тут, одержимый! - раздраженно перебивает отец Амвросий. - Что-то мы не так делаем… Что-то не так. Телефон есть? Позвоню Дарье Германовне на мобилу…
Габриэлыч приносит ему трубку, и Амвросий долго набирает номер.
- Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети! - передразнивает он наконец. - Одно из двух: либо в нирване, либо в метро.
- Жареным пахнет! - вдруг озабоченно произносит Габриэлыч и принюхивается.