Мария, то ли интуитивно, то ли просканировала его мысли, а возможно и то и другое да плюс ещё последние заграничные месяцы, облегчила ему задачу и не села на переднее пассажирское сиденье. Она устроилась на заднем справа, как в такси. Он посмотрел в зеркало и увидел каштановые волосы, собранные в пучок сзади, и профиль женского лица с губной помадой у рта. "Вот те раз, она же не пользовалась никогда косметикой, - удивился он, и естественно съязвил далее, - сказывается тлетворное влияние Запада".
Маршрут, предложенный Хрусталёвым, вещевой рынок - супермаркет - автовокзал, был скорректирован по первой позиции в пользу магазинов на проспекте. "Тогда действительно стоило волноваться, времени потеряем достаточно много", - отметил он про себя, вспомнив шопинг Елены в выходные дни по этим же магазинам.
Поначалу ехали не общаясь, Мария размышляла о своём, Андрей был занят дорогой, но затем, поймав ритм автомобильного потока, он освободился и стал непроизвольно сканировать и считывать её мысли. Она не ставила блокировку и не таилась.
Рационалистический подбор подарков или гостинцев, как выразилась Инна, начался не в соответствии с маршрутом. Она размышляла сначала о том, что выставит на стол по приезду, ну естественно спиртное, и только такое, которого нет в деревне. "Коньяк - это раз. Вино красное полусладкое, сладкое и десертное не любят, сухое не понимают и не признают, сравнивают с отбродившим квасом, который очень сильно отдаёт кислятиной, так с этим всё понятно. Вопрос только в количестве, да нет, не вопрос, всё равно перейдут на своё, тогда ещё бутылочку бальзама, чтобы смягчить самогон и удалить запах. Из продуктов: баночка икры, икорного масла, рыба и рыбные консервы, кофе, конфеты, а из фруктов бананы. Этого ничего там нет, как говорит мама: "Нечего в лес дрова возить, у нас всё есть и всё натуральное". Да чуть не забыла про торт и возможно палочку салями. Вот салями, икру, конфеты и коньяк в двойном экземпляре, в гости к подруге загляну, да и что-нибудь сладенькое её детишкам".
Она остановила ход рассуждения и посмотрела в зеркало. Не встретившись там взглядом с Хрусталёвым, она отправила ему скан: "Ну что, одобряете?".
"Вполне логично и прагматично", - согласился он.
И она, получив одобрение, стала размышлять о вещевых подарках. С женскими разобралась очень быстро, а вот что купить отцу задумалась. "Что же сейчас актуально, что ему нравится и что нужно? А что нравится Виктору, что он любит? А любит он… себя". Тут ход её мыслей сломался, то ли она просто перестала размышлять, что такое очень сложно представить, но скорей всего поставила блокировку, не хотела делиться.
Он посмотрел в зеркало и встретился с ней взглядом. В нём была тревога и разочарование. Он понял главную вещь, личные дела Марии Анатольевны не сложились, её первая любовь Виктор Черников после лечения в Швейцарии, хотя и восстановил свою память, но в сердце по отношению к ней был холоден.
Маша, более продвинутая в понимании интуиции, намекала ещё при отъезде за границу Хрусталёву на такой вариант развития. Андрей успокаивал и обнадёживал её, но тем и отличается мужчина от женщины, что в делах сердечных они просто профаны.
До самой посадки в автобус они телепатически больше не взаимодействовали, так перебрасывались изредка по мере необходимости отдельными фразами вслух, и на этом всё.
Июльское солнце уже пряталось за городские многоэтажки, близился закат, когда междугородний автобус отъехал от посадочного поста. Мария помахала Хрусталёву рукой из окна, а он, садясь в салон автомобиля, посмотрел на часы, сборы и проводы растянулись на целых четыре часа.
"Спасибо за помощь", - уловил он её скан.
"Счастливого пути", - ответил он, прочтя огромный плакат на выезде из автовокзала.
Глава 2
Алексей мягко проснулся, будто и не спал вовсе, а так лишь прилёг подремать, закрыв глаза. Он, не меняя положения головы, бесцельно шарил по комнате глазами, смотрел то в потолок, то в зеркальные половинки сдвижных дверей шкафа-купе. На самом деле, он старался заглянуть внутрь себя, но не знал, как это сделать и возможно ли такое вообще. И всё же, из утреннего мироощущения он выделил одну новизну, можно сказать - странность, у него стали появляться и иные желания, кроме той, которая присутствовала при болезни.
"Значит, выздоровел", - подумал он и продолжал наблюдать отражение в зеркале, не сознавая и не анализируя видимое. Его мысли витали где-то, и казалось, цепляли там новые, не свойственные его натуре и сознанию, рассуждения.
"Почему они не понимают меня? И почему их взгляды и образ жизни так противны мне? Я хочу быть лидером, а они говорят: "Тщеславие, гордыня". В их понятии получается, что лидерство, стремление к лидерству, развивают три вредных качества в человеке, с которыми бороться ещё сложней, чем с лидерством. Это - тщеславие, властолюбие, корыстолюбие. Да, детские болезни взрослых. Я хочу построить свой мир, а они говорят, живи в том, который уже создан, и им нравится. Почему я не имею право на жизнь, которая нравится мне? Почему я должен прожить её по законам, мной не приемлемым?"
"Вон Помпей живёт по своим волчьим законам, а для всех создаёт вид, что он ягнёнок. Наведывался в больницу и наговорил кучу глупостей и гадостей, прошло столько времени, а разговор всё не выходит из головы". И он, не заметив, как перешёл с абстрактного мышления на конкретные образы, снова стал вспоминать диалог с бывшим мэром и своим шефом, партнёром по бизнесу Помпеевым Владимиром Петровичем.
- Это уже не двойной стандарт, а тройной, думают одно, декларируют другое, а делают третье, - рассуждал Помпей, развалившись в гостевом кресле у окна больничной палаты класса "люкс".
Владимир Петрович пришёл проведать, как он выражался публично, своего больного друга лишь по звонку от доктора через две недели после трагического случая с взрывом машины. Это он позаботился, чтобы Алексея положили в лучшую палату отделения, так как считал, что этот человек ему ещё пригодится, да и помочь кроме него в тот момент было некому. Старые связи, пока дело не касалось шкурных вопросов, не давали сбоев, и знакомый главврач откликнулся на его просьбу позвонить, как только Ухваткин начнёт проявлять первые признаки адекватности реальной обстановке.
- Америка нацелилась на нашу Сибирь, Олбрайт проболталась раньше времени. И небоскрёбы они взорвали сами, их спецслужбы, чтобы на белом коне въехать в Афганистан, - продолжал Помпеев и посмотрел в лицо Алексею, стараясь уловить по мимике настроение и определить момент, когда от пустой болтовни можно перейти к делу.
Лицо Алексея ничего не выражало, как всякое лицо больного человека, перенёсшего кризис, было слегка одутловатым и воскового цвета. Да и сам Алексей не показывал заинтересованности в разговоре о политике и лишь для того, чтобы не молчать, переспросил Помпея:
- Зачем им это нужно?
- А вот ты подумай сам, - оживился Помпей первому сигналу к началу диалога и даже привстал, оторвав туловище от мягкой спинки кресла, - талибы и Бен Ладен созданы американцами для борьбы с советской оккупацией, но тут Горбачёв выводит войска, и режим Наджибуллы продержался недолго, а пришедший на смену режим с сильной фигурой Ахмад Шаха Масуда в правительстве всё-таки тяготеет к России, что опять не устраивает американцев. Они убирают Ахмад Шаха, позволяют талибам захватить власть, показывают всему миру какие те нехорошие, что они не друзья Америке, а террористы и после взрыва вводят свои войска и НАТО в Афганистан.
- Ну и что, какая здесь связь с твоим тройным стандартом? - вяло и с интонацией безразличия озвучил напрашивающийся само собой вопрос Алексей.
- Погоди, не торопи, - мягко противостоял Помпеев, - после ввода и оккупации, они разрешили афганцам, простым дехканам, выращивать не хлеб, а мак, и помогают организовывать поток наркотиков в Россию и Европу. Со временем Россия деградирует, жители станут попросту наркоманами, вот тогда разделяй и властвуй. Европа уже давно карманная, европейская часть России на игле, отделяй Сибирь и все дела. Дальний Восток - китайцам, Курилы и Сахалин - японцам, талибам - Среднюю Азию, у них много союзников найдётся.
- Это твой личный вывод или прочёл в интернете? - мягко усмехнулся Алексей.
- Это моё заключение основано на досье, - в этот момент Помпей сделал преднамеренно паузу и снова посмотрел в лицо Ухваткину, - я давно на них компромат собираю и, проанализировав всё, просчитал их ходы.
- Не понял, - удивлённо переспросил Алексей, хотя лицо оставалось непроницаемым, - какое досье и на кого?
- На Америку, - непринуждённо ответил Помпей и энергично откинулся на спинку кресла, да так, что оно даже слегка отбросило его обратно.
- Ты, что ненормальный? - в этот раз мимика Алексея ожила, он поднял вверх брови и повернул голову в сторону Помпея, пытаясь найти подтверждения своей догадке, что его просто разыгрывают.
- Нет, тебе досье собирать можно, ты, значит, нормальный, а мне нельзя, - его глаза впились в удивлённые глаза Алексея, и в его взгляде не было ни намёка, ни подсказки на то, что он шутит.
- Какое досье я собираю? - приглушённым голосом, как гусак засипел Алексей и, отпрянув назад, вдавил глубже своё тело в тощую больничную подушку, на которую он, полусидя на кровати, и опирался.
- Хватит меня лошить, за моё досье мне ничего не будет, а за твоё, - тебя уже чуть не грохнули, - раскрыл наконец-то свои карты Помпеев.
Ухваткин промолчал и лишь отвернул голову в сторону стены, у которой стояла его кровать.
"Выходит Помпей знал о диске, возможно даже ознакомился с его содержанием. Но как? Этого просто не может быть?" - продолжал терзать свой мозг Ухваткин давней проблемой, глядя уже в потолок своей спальни. И он снова помимо своей воли стал прокручивать больничный разговор с Помпеем, словно кто-то извне постоянно возвращал ход его мыслей в нужное и известное только ему, невидимке, русло.
- Ну, извини, я не хотел сыпать соль на раны, - нагло прервал затянувшуюся паузу Помпеев, - жизнь - это весы, в одном месте прибавляется, в другом убывает.
Он встал с кресла и подошёл к прикроватному столику, на котором, казалось, в беспорядке расположились различные и, на первый взгляд, никчемные предметы. На самом деле всё это было нужно больному, чтобы, не зовя никого на помощь, воспользоваться ими в случае надобности. Электрочайник, бокал с чайной ложкой внутри, сотовый телефон, зарядное устройство к нему, тарелка с яблоком и апельсином на ней, блокнот с ручкой, пластиковая бутылка с минеральной водой и одноразовым белым стаканчиком наверху.
Помпеев снял стаканчик с горлышка бутылки, отвинтил пробку и налил минералки почти до краёв стакана и уже, собираясь поднести его ко рту, неожиданно вытянул руку и предложил Алексею:
- Водички не желаешь?
Не дождавшись вербального ответа, а увидав лишь отрицательное кивание головой, продолжил:
- Ну, а я, с вашего позволения, выпью.
Он осушил стаканчик до дна, выдохнул удовлетворённо, вернул тару на место и снова, усевшись в кресле, заговорил:
- Да, жизнь состоит из противовесов. Вот взять хотя бы хрущёвки, ведь строились, чтобы решить жилищную проблему, решили, хорошо. Но появилась новая проблема, как обслуживать эти самые дома? Тогда под дорогами заложили гигантские трубопроводы для водоводов и теплоцентралей, которые ежегодно ломаются от огромного давления и ломают асфальт на дорогах. Понастроили клетушек, и живём "скованные одной цепью" и ограниченные в мышлении.
Помпеев перестал говорить, словно собираясь с мыслями или наоборот, проверял реакцию слушателя. Ухваткин, хотя и молчал, но голову уже повернул в его сторону, по-видимому, наученный предыдущим диалогом, ожидал от смены темы разговора нового подвоха.
- Нет, никогда не будет у нас хороших дорог. Прав классик один и прав классик другой: "… разруха она не в клозетах, а в головах", - продолжал он привычно разглагольствовать, словно на заседании в мэрии, - понастроили тесных лабиринтов для жилья - опустилась чаша весов вниз, уравновесили, бросив на другую гигантские трубы.
Реакции от Алексея не последовало, но Помпея это не смутило.
- А надо всего-навсего дома попросторней, автономии в них побольше и, казалось бы, заживём. Дороги устоятся, и всё будет хорошо, но нет, а как же ЖКХ и Автодор, что же тогда их кормить будет, кто о них позаботится? - философствовал Помпеев в одиночку на производственные темы.
- Что же ты на деле не продвигал свои взгляды, когда был мэром или решал другие проблемы? Хапнуть побольше? - наконец Алексей не выдержал болтовни Помпея и резко вступил в полемику.
- Вот не хами только. Ты же знаешь не понаслышке, что против ветра ссать - это всё равно, - и он неожиданно замолк с открытым ртом, подбирая нужные слова, а со стороны казалось, что ему просто не хватило в груди воздуха, и тут преодолев спазм, выдал такой перл, - что ежей голой задницей щупать.
- Ты сам-то понял, что сказал? - съязвил Ухваткин в ответ.
- Я-то понял, ты вот пойми, - продолжал Помпеев в запале.
- Ты скоро как Черномырдин будешь изъясняться, - уже более миролюбиво озвучил свою позицию Алексей.
- Ты же знаешь, у нас найдут экспертов, которые всё разложат по полочкам, докажут тебе, что земля имеет форму чемодана, а когда ты с ними согласишься - докажут обратное, - также снизив тональность диалога и добавив в него немного ясности, пробормотал Помпеев.
- У экспертов, как у американцев на все вопросы есть правильный ответ, но вот только по большому счёту, он оказывается, в конце концов, далёким от истины и ложным, - согласился с ним Ухваткин.
И они как всегда принялись ругать двуличный и лживый Запад, так как он далеко и им за это ничего не будет, да и другой привычки выпускать пар просто не было.
"Откуда он всё-таки узнал про диск?" - задал сам себе повторный вопрос Ухваткин и, откинув одеяло, сел на кровати опустив ноги на палас. После взрывной контузии, кроме травм конечностей, сотрясения мозга и краткосрочной потери памяти, он постоянно испытывал холод и даже в июле спал под байковым одеялом и в пижаме. Врачи успокаивали, говорили со временем пройдёт, нужно только подождать, вообще он легко отделался, могло быть и хуже.
Алексей встал, засунул ноги в тёплые мягкие тапочки-шлёпанцы, поправил пижамную куртку, перекрученную за ночь во сне, и, опустив обе руки в глубокие её карманы, пошмыгал в туалет. Проходя мимо зеркальных дверей шкафа-купе, он не удержался и глянул на себя в зеркало.
"Как фриц в сорок первом под Москвой, - оценил он свой вид в зеркале, как ни поправлял пижаму, воротник остался задранным вверх, и добавил с сарказмом, - хорошо ещё синяки сошли, а то было бы как под Сталинградом".
Насмешка над собой помогла ему преодолеть наступающее уныние, которое ещё не наступило, но вот-вот уже было на подходе из-за утренних размышлений и воспоминаний, которые завели его в тупик.
Закончив утренние процедуры только умыванием, поленился бриться, он поначалу вошёл на кухню с мыслью о завтраке. Но такая мысль так и осталась мыслью, не получившей своего дальнейшего развития, даже более, возникла контрмысль, зачем ему завтрак, если не хочется кушать, он просто сыт.
Покинув кухню, Алексей вошёл во вторую комнату и включил телевизор, поискав пульт и взяв его в руки, устроился на диване напротив. Экран засветился утренней программой первого канала. Обладатель пульта начал перебирать каналы, но везде было в принципе одно и то же, да он и сам не знал что ищет, потому вернулся снова на первый.
А в мыслях вернулся к постоянному ребусу, который мучил его ещё в больничной палате и не покидал уже после выписки, но теперь если главные вопросы так и оставались неразгаданными из-за множества неизвестных: "Кто подстроил взрыв его автомобиля?" и "Кому это нужно?"; то сопутствующий, вытекающий из первых двух: "Что делать?", не обладал уже такой конкретикой и постоянно удовлетворялся всё новыми и новыми ответами, в зависимости от настроения, времени суток и других житейских коллизий, сопровождающих человека всегда и везде.
После выхода из больницы этот второстепенный вопрос, не отягощённый глобальностью, свёлся к первому решению: "Устроить всё по-людски, по-христиански в отношении усопшей матери, Веры Васильевны". Потому простой и понятный вектор действий исполнялся как по линейке, прямо и на нужную длину. Ухваткин заказал в церкви, которую посещала мать, сорокоуст; нашёл её подружку, Зою Петровну, дал денег, чтобы она по своему усмотрению организовала в подъезде помин; съездил на могилку и договорился с кладбищенским начальством о надгробье и оградке; встретился с дочкой и бывшей женой, поблагодарил её за хлопоты связанные, с похоронами.
Далее вопрос "Что делать?" трансформировался в свой синоним "Как жить?", и снова прямой отрезок не превратился в прямую линию, уходящую в бесконечность, а отсекался в нужном секторе. Ухваткин занялся своими текущими финансовыми делами: оформил документы на возмещение страховки по несчастному случаю; наследственными делами по квартире матери; прокрутил каналы давления на страховую компанию по автокаске, возможно удастся уладить дело без суда по возмещению ущерба за автомобиль, не подлежащий восстановлению; посетил свою фирму.
И вот сейчас, сидящего на диване, мучил уже младший собрат вопроса "Что делать?", "Чем занять себя в сию минуту?", если не хотелось завтракать, не хотелось смотреть телевизор, вообще ничего не хотелось.
"Чем же я занимался последнее время перед взрывом, что у меня, кажется, и свободного времени-то не было?" - спросил он самого себя и стал вспоминать.
Калейдоскоп событий замелькал в его памяти: желания и проекты в бизнесе; тревога, суета вокруг диска; семейные неурядицы и счастливые мгновенья; лица, приятные и не очень, знакомые и чужие, но всё как-то нечётко и расплывчато, по-видимому, сказывалось последствие травмы.
Казалось, что ничего его не отвлекает, и мелькающие кадры в телевизоре с комментариями не интересуют, но в этот самый момент ведущая утренней программы сообщила с экрана о гороскопе на сегодняшний день, и, словно шаровая молния, просочившаяся сквозь невидимые щели безразличия, в его мозгу вспыхнула яркая мысль "гадалка Мария".
Ему показалось, что он вспомнил сразу всё: как он метался от милиции к бандитам; от Помпея к какому-то медиуму-экстрасенсу; и, в конце концов, пришёл к ней, к гадалке Марии, которая в два счёта решила его проблему.
"Она должна помочь снова, она скажет, кто заминировал мой автомобиль".
И он, ранее не верующий ни в бога, ни в чёрта, ни в построение коммунизма, высмеивающий людские предрассудки, такие как гадания и предсказания, и признающий лишь как народную традицию, магию числа тринадцать и женщину с пустым ведром, впал в инфантилизм.
Алексей лихорадочно начал искать ту газету с рекламой услуг по гаданию, из которой он когда-то извлёк тот телефон, абонент которого теперь ему казался той спасательной соломинкой в его перепутье, его панацеей не только от болезней, но и от всех бед. Газеты не было, то есть не в смысле не было нужной газеты, а не было вообще газет.
"Татьяна Ивановна, убираясь, выбросила весь этот хлам", - горестно воскликнул он, понимая, что женщина, которая убирает в его квартире, не причём.