Комбер развернулся, собираясь пробежать по периметру стены, спуститься вниз и сообщить жителям деревни о потенциальной опасности. Менстеру приходилось действовать по подобному сценарию как минимум тысячу раз, так что все тридцать охотников (за исключением парочки, которые и в самом деле оказались бы слишком пьяными, чтобы рискнуть взяться за луки) через несколько секунд должны были бы занять свои места, обрушивая смертоносный ливень стрел на одноглазых, которые рискнут высунуться на открытое пространство.
Однако Комбер, успевший пробежать около половины расстояния, вдруг застыл на месте и уставился за стену.
- Что ты видишь? - спросил Тонки, стараясь говорить как можно тише.
Комбер испустил громкий крик.
В то же мгновение в таверне началась суматоха, оттуда выскакивали мужчины и женщины и мчались к стене, держа в руках луки.
Комбер и Тонки стреляли снова и снова, почти не целясь. Впрочем, в этом не было особой нужды, так велика была толпа одноглазых, выскочивших из-за кустов и ринувшихся через открытое пространство.
Все больше жителей деревни взбиралось на стены, сжимая в руках луки, и циклопы валились дюжинами.
Однако отряд циклопов насчитывал не менее тысячи тварей, так что они могли позволить себе подобные потери.
Казалось, стена застонала и закряхтела, когда кошмарная масса навалилась на нее, приставляя лестницы и прорубая проходы чудовищными топорами.
Жители Менстера продолжали обороняться, они почти опустошили колчаны и громко требовали новых стрел, в упор поражая лавину одноглазых тварей. Однако в стене уже зияли бреши, нескончаемый поток циклопов лез вверх по приставным лестницам, так что большинству обитателей деревни пришлось отбросить луки и схватиться за мечи, копья и все, что в данной ситуации могло послужить дубиной.
Вблизи, однако, защитники утратили свое преимущество, а это, как хорошо понимали обе стороны, означало потерю Менстера.
Через несколько минут все было кончено.
Вот так, неожиданно, Менстер, а вернее, море крови на том месте, где он некогда находился, перестал быть просто незначительной и незаметной деревушкой для короля Бринд Амора или любого, живущего вдоль южной границы Эриадора.
3
ГОРЬКАЯ РАДОСТЬ
Первые, еще слабые лучи утреннего солнца разбудили Кэтрин О'Хейл. Она окинула взглядом лагерь: серые круги пепла, оставшиеся от костров, горевших предыдущей ночью, две лошади под огромным вязом, скатка, уже свернутая и готовая к навьючиванию. Это вовсе не удивило Кэтрин, она подозревала, что ее товарищу по путешествию не удалось поспать долго.
Молодая женщина заставила себя выбраться из-под одеяла, выпрямилась и потянулась, ощущая боль во всем теле из-за ночевки на твердой земле. Ныли стертые в кровь ноги и ягодицы. Они с Лютиеном пять дней почти не покидали седел, мчась к северу, через весь Эриадор, к самому краю материка. Сейчас, повернувшись спиной к утреннему солнцу, Кэтрин могла разглядеть туманную дымку над проливом, там, где Эйвонское море встречалось с Дорсальским. А сквозь дымку уже проступали призрачно-серые очертания острова Бедвидрин, его округлых, печальных холмов.
Дом. И Кэтрин, и Лютиен выросли на этом острове, самом большом в Эйвонском море, оберегавшем материк и гигантский Барандуин с юга и с запада. Оба провели там почти всю жизнь: Лютиен - в Дун Варне, самом большом городе, средоточии силы, а Кэтрин - на противоположной стороне, на западном берегу, в суровой деревушке Хейл. Достигнув подросткового возраста, девушка отправилась в Дун Варну, чтобы стать бойцом, и там встретила Лютиена.
Она полюбила сына эрла Гахриза Бедвира и отправилась за ним через всю страну, дойдя до Эйвона во главе армии.
Теперь война закончилась, или, по крайней мере, приостановилась, и оба отправились домой. Не ради отдыха, но желая увидеть Гахриза, который, судя по последним сообщениям, лежал при смерти.
Глядя на остров, теперь такой близкий, и размышляя о цели их путешествия, Кэтрин понимала, что Лютиен вряд ли хорошо спал прошлой ночью. Впрочем, как и последние несколько дней. Молодая женщина огляделась вокруг, пересекла небольшой лагерь и взобралась на холмик, пригнувшись, когда приблизилась к вершине.
На соседней поляне стоял Лютиен, обнаженный до пояса, сжимая в руках "Ослепительный", фамильный меч Бедвиров.
Этот меч был настоящим чудом; его безупречный клинок из прекрасно закаленного металла сверкал в лучах утреннего солнца, затмеваемый лишь золотым, украшенным драгоценными камнями эфесом, выкованным в виде фигурки дракона, чьи распростертые крылья образовывали замысловатую крестовину.
Однако сияющие зеленые глаза Кэтрин не задержались на чудесном оружии, гораздо более привлекательным зрелищем являлся сам Лютиен. Его рост на два дюйма превышал шесть футов, широкую грудь и плечи покрывал ровный золотой загар, мускулы на руках перекатывались при каждом движении. Фигура его изменилась с тех пор, как Кэтрин увидела его впервые на арене в Дун Варне, стала более внушительной и сильной. Внезапно Кэтрин поняла, что прежний юноша канул в прошлое, теперь перед ней стоял могучий мужчина, истинный воин. Изменились даже светло-карие глаза, знак принадлежности к роду Бедвиров. Они сохранили, правда, юношескую ясность, но теперь в них читалась еще и мудрость.
Казалось, "Ослепительный" описывал невидимые фигуры в воздухе, порхая вокруг Лютиена, который то управлялся с ним одной рукой, то сжимал обеими. Лютиен подпрыгивал и наклонялся, грациозно и ловко изгибался в разные стороны, но хотя он часто поворачивался лицом к девушке, она не боялась, что он заметит ее. Он был совершенным бойцом, полностью сосредоточенным на своем занятии. Его не останавливали ни усталость, ни печаль, ни то, что подобные упражнения давно уже стали ежедневной рутинной работой. "Ослепительный", сжатый обеими руками, взметнулся над головой Лютиена, руки и тело молодого человека образовали прямую линию. Лютиен застыл на мгновение, затем медленно повернулся вбок, разжав пальцы правой руки. Левой он начал медленно, дюйм за дюймом, опускать меч, а пальцы правой руки при этом скользили по запястью, локтю, предплечью левой, пока не коснулись наконец плеча. Теперь левая рука была вытянута горизонтально, а правая согнулась в локте, кончики ее пальцев лежали на левом плече.
Кэтрин не могла оторвать от него глаз все то время, что он стоял, застыв в этой позе. Меч был очень тяжелым, особенно если держать его на весу, но сильная рука Лютиена не дрожала. Кэтрин всматривалась в мельчайшие детали картины, разглядывая сверкающие глаза и длинные, волнистые волосы любимого, отливавшие в лучах солнца красным золотом.
Кэтрин невольно поднесла руку к собственным ярко-рыжим волосам, откинув их с лица. Как же она любила Лютиена Бедвира! Он всегда присутствовал в ее мыслях, ее снах, неизменно полных наслаждения, если она сжимала его в своих объятиях. Ему пришлось покинуть ее, покинуть Бедвидрин вскоре после трагического происшествия, когда его лучший друг погиб. Лютиен отомстил убийце и отправился в путь - путь, на котором он встретился с Оливером де Берроузом, хафлингом с большой дороги, путь, который привел его к Бринд Амору, волшебнику, все это время жившему отшельником в пещере. Именно Бринд Амор отдал Лютиену алый плащ, возродив таким образом легенду об Алой Тени.
И именно этот путь привел его к Сиобе, прекрасной Сиобе, ставшей его возлюбленной.
Это все еще причиняло боль Кэтрин, хотя они с Сиобой давно уже стали подругами, и полуэльфийка клялась, что Лютиен любит лишь Кэтрин. И в самом деле, Сиоба больше не являлась угрозой для отношений Кэтрин и Лютиена, но гордой женщине не так-то легко было выкинуть из памяти образ этих двоих, сплетающихся в тесном объятии.
Но это следовало забыть. Кэтрин так решила, а она была не из тех, кто отступает от принятого решения. Сиоба стала ее подругой, а Лютиен снова стал ее возлюбленным.
Снова и навсегда, обещал он, и Кэтрин поверила его клятве. Она знала, что Лютиен любит ее столь же сильно, как и она его. И, любя его, Кэтрин сейчас испытывала нешуточную тревогу. Несмотря на гордую позу, Лютиен был абсолютно измучен. Сегодня они доберутся до переправы Даймондгейт, достигнут берегов острова Бедвидрин и окажутся в Дун Варне через три или четыре дня.
Лютиен снова увидит Гахриза. Отца, к которому он питал горячую привязанность, и человека, который некогда страшно разочаровал молодого Бедвира. После гибели своего друга Лютиен узнал ужасную правду о жизни в мире, где царил Гринспэрроу. Юноша также узнал, что Гахриз утратил мужество и уверенность, которых от него ожидали, и отправил старшего брата Лютиена на смерть - из страха перед злобным незаконным королем. Это был удар, от которого Лютиен так и не оправился даже после того, как в Кэр Макдональде появилась Кэтрин, передавшая ему фамильный меч и сообщившая, что Гахриз поднял восстание.
- Если мы хотим попасть на первый паром, следует отправляться немедленно, - крикнула Кэтрин, прерывая сосредоточение Лютиена. Он повернулся, окинул ее взглядом, расслабил напряженные мускулы и позволил острию "Ослепительного" воткнуться в землю. Ничуть не удивленный ее вмешательством и командным тоном, он ответил простым кивком.
С тех самых пор, как весть о болезни Гахриза, эрла Бедвидринского, достигла Кэр Макдональда, Кэтрин принялась торопить Лютиена. Она понимала, что молодому человеку необходимо застать отца в живых и примириться с ним, иначе он никогда не обретет мира с самим собой.
Твердо намереваясь попасть на первый паром - в противном случае следующего пришлось бы ждать несколько часов, - Кэтрин начала поспешно сворачивать постель, а Лютиен отправился взглянуть на лошадей. Всего через несколько минут маленький отряд уже мчался на запад.
Переправа Даймондгейт, или Алмазные врата, изрядно изменилась с тех пор, как молодой человек видел ее в последний раз. Это место назвали так благодаря плоскому, похожему на бриллиант островку, состоявшему из голых черных камней, - он находился в сотне ярдов от берега, на полпути через канал, отделяющий остров Бедвидрин от материка. Здесь ходили паромы - две баржи, изготовленные гномами, они дюйм за дюймом преодолевали пенистую темную воду благодаря тянущим их веревкам. Эти потрясающие плоские конструкции отличались огромными размерами, но они были столь легкими в управлении, что один-единственный человек мог перегонять их, вне зависимости от того, насколько тяжело они нагружены. Один паром всегда находился в действии, разве что погода была слишком плохой или же в канале замечали огромных дорсальских китов, а другой в это время ремонтировался. Люди не боялись показаться слишком осторожными, когда бороздили темные, опасные воды вокруг острова Бедвидрин.
Все главные приметы этого места остались прежними: паромы, многочисленные камни, гигантские действующие причалы и обломки старых, свидетельство мощи моря. Даже погода стояла прежняя, сырая и хмурая, и вода была черной и опасной, и по ней бежали мелкие белые барашки. Теперь, однако, здесь виднелось гораздо больше военных судов, стоявших на якоре: почти половину флота Эриадора составляли корабли Эйвона, захваченные, когда армия врага высадилась в Порт-Чарлее. К тому же на острове появилось несколько новых строений: огромные бараки, в которых разместились три тысячи пленных циклопов. Впрочем, большая часть их уже исчезла: на Даймондгейте произошло известное восстание, в ходе которого множество одноглазых погибло, а оставшихся Гахриз Бедвир приказал разделить на мелкие группы и поместить в небольшие лагеря, гораздо более приспособленные для содержания военнопленных.
Однако постройки на Даймондгейте по приказу Бринд Амора не стали разрушать и поддерживали в должном состоянии на случай захвата новых военнопленных.
Путники спустились к причалам и направились прямо на баржу вместе со своими скакунами. Кэтрин ехала на светло-сером выносливом Спейтенфере, а Лютиен - на Ривердансере, прекрасном коне породы Горный Морган. Могучий Ривердансер был замечательным жеребцом, ослепительно-белым, с более длинной шерстью, чем прочие лошади его породы. Немногие во всем Эриадоре владели столь приметными скакунами, и, уж конечно, такого коня не было ни у кого на Бедвидрине, так что Ривердансер более чем что-либо, привлекал к Лютиену внимание.
Молодой человек слышал шепот на берегу, еще до отправления парома, и разговоры о сыне Гахриза и Алой Тени.
- Тебе даже не было нужды надевать плащ, - сказала Кэтрин, заметив его смущение.
Лютиен лишь пожал плечами. Его слава опередила его. Он был Алой Тенью, живой легендой, и, хотя молодой человек искренне считал, что не заслужил ничего подобного, простой народ демонстрировал уважение к нему, даже благоговейный страх.
Шепот продолжался на протяжении длинного и медленного путешествия через канал. Когда паром проходил мимо бараков, десятки циклопов выстроились на прибрежных скалах, осыпая его проклятиями и угрозами. Он просто не обратил на них внимания, воспринимая ярость пленных врагов как признание его героизма. Юноша чувствовал себя виноватым перед соратниками не менее храбрыми, чем он сам, и все же встречал угрозы и проклятия с широкой улыбкой.
Паром причалил к Бедвидрину под гром аплодисментов, раздававшихся из всех доков и адресованных Лютиену. Предыдущая переправа молодого человека, дерзкий побег от разъяренных циклопов, а затем и от гигантского дорсальского кита стали здесь легендой, и путники услышали немало рассказов - весьма преувеличенных, как это знал Лютиен, - о тех событиях. Вскоре Лютиену и Кэтрин удалось ускользнуть от восторженной толпы, и они помчались вперед по мягкой торфяной земле острова Бедвидрин, своей родины. Однако Лютиен все же ощущал некоторую неловкость.
- Неужели все, что я делаю, обязательно должно заноситься в хроники и становиться общим достоянием? - заметил он спустя небольшое время.
- Надеюсь, не все, - игриво ответила Кэтрин, невинно хлопая ресницами в ответ на вопросительный взгляд Лютиена. Женщина из Хейла весело расхохоталась, удивляясь в душе, насколько легко ей удается вызвать краску смущения на щеках любимого.
Три последующих дня пролетели быстро и спокойно. И Кэтрин, и Лютиен знали дороги Бедвидрина достаточно хорошо, чтобы объехать стороной любое поселение, - они предпочитали оставаться наедине друг с другом и собственными мыслями. Что касается юного Бедвира, то его мысли напоминали скорее бушующий ураган чувств.
- Я был в Кэр Макдональде, - решительно сказал он Кэтрин, когда наконец вдали появились Дун Варна и белые стены поместья, много лет бывшего ему родным домом. - Случалось мне бывать в Эрадохе, я проделал весь путь до Принстауна бок о бок с нашим королем. Но теперь весь тот мир кажется таким далеким, таким чужим миру Дун Варны…
- Кажется, будто мы никогда не покидали этого места, - согласилась Кэтрин. Она повернулась к Лютиену, и они посмотрели друг другу в глаза, испытывая одни и те же чувства. Для молодых людей путешествие через остров напоминало прогулку в прошлое, в потайные уголки, хранимые в памяти. Эта прогулка привела их в более простые и, со многих точек зрения, более счастливые времена.
Эриадор, безусловно, зажил теперь более счастливой жизнью, он освободился от Гринспэрроу, и жителей Бедвидрина, как и всех прочих земель, не угнетали больше жестокие циклопы. Однако на протяжении многих лет Гринспэрроу был пустым звуком, именем, лишенным значения, далеким королем, не влияющим на повседневную жизнь Лютиена Бедвира и Кэтрин О'Хейл. До тех пор, пока в Дун Варне не появились два сановника, виконт Обри и барон Виллмон, принеся с собой правду о жестоком короле и заставив Лютиена понять, какова на самом деле была участь его страны.
Глядя на белые стены поместья, стоявшего на обращенном к морю склоне холма, Лютиен понял, что то был мир, основанный на невежестве. Прошло всего полтора года с тех пор, как он узнал правду об этом мире и отправился в дорогу. Всего полтора года, и вся жизнь юного Лютиена перевернулась с ног на голову. Он вспомнил свое последнее спокойное лето в Дун Варне два года назад, когда он проводил дни, тренируясь в борьбе на арене, или рыбача в одной из многочисленных укромных бухточек, или носясь на Ривердансере по полям, свободный и одинокий. Или воркуя с Кэтрин О'Хейл. Они вместе учились и веселились и впервые познали любовь.
Лютиен осознал, глядя на молодую и прекрасную женщину, что даже это чувство теперь изменилось. Его любовь к Кэтрин стала глубже, поскольку теперь он мог честно признаться самому себе, что действительно любит ее, что она стала его спутницей на всю оставшуюся жизнь.
И все же было нечто гораздо более волнующее в тех минувших днях, в неловких словах, в первом поцелуе, первом прикосновении, первом утре, когда они проснулись, сжимая друг друга в объятиях, хихикая и пытаясь придумать какую-либо историю, чтобы Гахриз, отец Лютиена и официальный опекун Кэтрин, не наказал их или не отправил девушку обратно через весь остров в деревушку Хейл.
Это были хорошие времена.
Но затем появились Обри с Авонезой, разукрашенной шлюхой, которая отдала приказ об убийстве Гарта Рогара, лучшего друга Лютиена. Они оба открыли юноше глаза на подчиненное положение Эриадора, на "благородство", свойственное Авонезе, как и прочим аристократам. Эти претенциозные хлыщи вынудили Лютиена пролить первую кровь - того стражника-циклопа - и выбрать участь беглеца.
- Надеюсь, Авонеза все еще в цепях, - заметил Лютиен, хотя и собирался придержать эти мысли при себе.
- Эрл Гахриз отправил ее на юг, - ответила Кэтрин. - По крайней мере, именно так сказал мне один из рабочих на верфи.
Глаза молодого человека расширились от изумления. Неужто его отец освободил эту тварь, из-за которой погиб его дорогой друг? На мгновение Лютиен ощутил такое же всеобъемлющее презрение к Гахризу, как и в тот миг, когда узнал, что тот из чистой трусости отослал его старшего брата Этана погибать на войне, боясь, что он послужит причиной недовольства приспешников Гринспэрроу.
- В цепях? - осмелился спросить молодой человек, молясь, чтобы было именно так.
Кэтрин уловила его тревогу.
- В гробу, - ответила она. - Похоже, пребывание в подземной темнице Дун Варны не пошло на пользу леди Авонезе.
- В Дун Варне нет подземных темниц, - возразил Лютиен.
- Твой отец построил одну специально для нее, - пояснила девушка.
Лютиен был удовлетворен этим ответом, и все же он миновал городские ворота, проехал по мощеным улицам мимо стен из красного песчаника и приблизился к дому Бедвиров со смешанными чувствами.
Они с Кэтрин встретились у дверей с теми, кого знали в прошлом, с мужчинами и женщинами, которых они не видели более года, - и на всех лицах улыбки смешивались с печалью. Люди были рады возвращению младшего Бедвира, но сожалели, что причиной послужили столь печальные обстоятельства.
Лютиену сообщили, что состояние Гахриза ухудшилось. Войдя в комнату, молодой Бедвир увидел отца, глубоко утонувшего в подушках огромного ложа.
Подойдя к Гахризу, Лютиен заметил, что его глаза цвета корицы утратили свою живость. Густая копна седых волос пожелтела, как и обветренное лицо, лицо человека, который провел бесчисленные часы под солнцем Бедвидрина. Тугие мускулы на руках Гахриза Бедвира ослабели, грудь опала, отчего плечи казались еще шире, хотя и лишились прежней силы. Гахриз был человеком высоким, на три дюйма выше Лютиена, такого же роста, как и старший брат молодого человека, Этан.
- Сын мой, - прошептал Гахриз, и лицо его на мгновение прояснилось.