Глава 6
Тропинка вела ангела все дальше и дальше, пока не вывела к соседствовавшей с лесом деревеньке. Вывела, а сама нырнула в фунтовую дорогу и растворилась в ней. Дорога эта была для деревни единственной улицей, потому что все избы, а было их не больше двух десятков, своими окошками выходили на нее. Дальше, за деревенькой, дорога бежала вдоль лугов и где-то там, среди них, терялась.
"Ну вот и первое жилье!" - подумал ангел.
Близился вечер. Во дворе ближней избы женщина развешивала для просушки выстиранное белье.
Ангел подошел к забору и поздоровался, а она, окинув подошедшего взглядом, забежала в дом, так и не ответив на приветствие.
Ангел было развернулся, чтобы идти к другой избе с просьбой о ночлеге и пище, но тут его окликнул мужской голос.
- Подойди-ка! - крикнул невысокий мужичок в полотняных штанах и подпоясанной шнурком холщовой рубахе серого цвета. - Ты беглый, че ли?
Ангел подошел.
- Мне бы переночевать… - сказал он, глядя в лицо хозяина вполне дружелюбно.
- Беглый… - проговорил задумчиво мужичок, оглядывая красноармейскую форму ангела. - Ну заходь!
Пол в сенях из-за нанесенной сапогами грязи казался земляным. Хозяин сам разулся и ангелу сказал сапоги снять, да вдруг заметил, что гость-то босиком пришел. Удивился, порылся в сундучке, стоявшем тут же, достал худые короткие сапожки и протянул их ангелу: "Надень-ка!" Ангел послушно надел, потопал в них по полу.
- Ну как? - глядя на ноги гостя, спросил хозяин.
- Хороши, - ответил ангел.
Были сапожки чуть велики, но скрываемая ангелом радость от встречи с такою добротою была еще больше.
Прошли в горницу, а там у русской печки уже хлопотала хозяйка, просовывая кочергою поближе к огню большой горшок.
- Сейчас все будет, все сейчас будет готово… - приговаривала она.
Гость присел на скамью и, уже сидя, покрутил головою, осматривая комнату. Жилье было чистым и аккуратным, широкая кровать, стоявшая за русской печкой как за углом, была покрыта вышитым красными петухами покрывалом. На столе уже лежала осьмина хлеба.
Хозяин заглянул в комнату, улыбнулся гостю и снова исчез в сенях, а потом, видимо, во двор вышел - дверь на улицу хлопнула.
Пока ангел рассматривал горницу, загорелась своим неживым светом маленькая лампочка, привешенная к потолку, а вслед за этим снова хлопнула дверь в сенях и появился хозяин, довольный, но серьезный. Зашел, глянул на лампочку, потом же, переведя взгляд свой на гостя, пояснил, что какая-то птица провод оборвала и пришлось его узлом связать, чтобы пустил он по себе электрический ток в избу.
Полюбовавшись еще недолго светом лампочки, хозяин уселся по другую сторону стола на такую же деревянную скамью и принялся ждать еды.
Тушенная с салом картошка меньше всего походила на райскую пищу, но ангел ел ее с удовольствием, хотя, конечно, больше всего радовался сытному мягкому хлебу. Хозяин тоже набросился на еду так, словно полстраны плугом вспахал. Жевал он жадно и как-то уж очень спешил.
- Еще положить? - спросила хозяйка.
- Нет, спасибо… - сказал ангел.
А хозяин просто помотал головою отрицательно.
- Ну, тогда я остальное вниз спущу! - проговорила женщина и взяла со стола пузатый горшок.
С горшком она прошла в угол горницы, ближний к дверям в сени, и одной рукой подняла деревянный щит -вход в подпол.
Ангел доел свой ужин и почувствовал, что неплохо было бы ему прилечь. Он бросил взгляд на хозяина, но тот все еще жевал, а посему гость перевел взгляд в другую сторону и увидел хозяйку, выбирающуюся из подпола уже без горшка в руках.
Заоконная жизнь тем временем наполнилась темнотою, и сидевший лицом к окну хозяин дожевал последний ломоть хлеба и широко зевнул, тут же перекрестивши свой рот.
- Ну че, гость дорогой, - заговорил он мятным полусонным голосом. - Спать небось хочешь?
Ангел кивнул, наслаждаясь внутренним спокойствием тела. Чувствовал себя он в этой избе уютно.
- Ну, че ж, пора уж… - хозяин еще раз зевнул, а после поискал взглядом жену. Взглядом не нашел, ио слухом услышал - возилась она с чем-то у кровати за русской печкой.
- Валя! - окликнул ее мужичок. - Где гостю постелем?
- Дак стелить-то уж нечего… Внизу все, пускай спускается да вместе с солдатиком и ляжет… - отвечала из-за печки жена.
- Ну, слышь, - хозяин развел руками. - Ну, да и ты вроде солдатик, так что уж не в обиде…
- Тама не закрыто, покажи ему! - добавила хозяйка и тут же уронила что-то и шепотом выругалась.
Подвел хозяин гостя ко входу в подпол, и полез ангел вниз по лесенке. Спустился, а там тоже светло и такая же лампочка горит, только низковатый подпол оказался - прямо по его росту. Правда, размером он был чуть поменьше горницы, и тоже стол там стоял, три лежанки деревянные, застеленные чем-то полотняным. На столе - горшок тот самый, что хозяйка уносила, а за столом - люди. Чуть пригнулся ангел, чтобы свет от висевшей рядом лампочки глаза не резал. И увидел троих сотрапезников за едою: старика и двух людей помоложе возрастом, из которых один был в похожей зеленой одежде, а второй - в суконной рванине.
Ангел поздоровался, и трое сотрапезников кивнули ему в ответ. Ели они сосредоточенно и как-то устало, но усталость эта скорее была написана на их лицах. Появление новичка их не смутило и не удивило.
Доев картошку, они передохнули чуток. Старик тут же пошел и улегся на стоявшую в углу лежанку. И отвернулся от света и от остальных.
Человек в зеленой одежде внимательным образом осмотрел ангела, потом обменялся взглядом со своим соседом по столу.
- Ты из какого отряда? - спросил он ангела, выковыривая пальцем что-то из зубов.
- Я не из отряда… - проговорил ангел. - Я с неба спустился… посмотреть хотел, что тут…
- С луны ты свалился, а не с неба!.. - оборвал злобно человек в зеленой одежде. - Что, не мог обменять где-то свою форму?
- Но ведь и у вас такая одежда… - возразил на это ангел.
- Я уже договорился. Мне хозяин принесет этой ночью.
- Может, он и мне принесет? - подумал вслух ангел, уже понявший, что одежда, которую он имел на себе, способна стать, причиной многих неприятностей.
- Тебе он не принесет. Нету у него больше… Да и чем ты платить будешь? Я-то ему ружье дал, а у тебя ж ни шиша нету, даже из карманов ничего не выпирает.
Ангел провел рукой по карманам и действительно убедился в их пустотелой гладкости.
- А ты скажи хозяину, что отработаешь у него на свинарнике! - посоветовал парень в суконной рванине. - У него свинарник есть, я когда подходил к дому - слышал!
- Не-е-е, - протянул солдатик. - Что он, себе дурень, чтобы разрешать дезертиру в форме свой свинарник убирать?!
Старик, лежавший на угловой лежанке, захрапел, и все трое посмотрели в его сторону.
- А че? - заторможенно проговорил парень в рванине. - Может, пристукнуть старика, тогда и переоденешься? Хотя коротковато все будет, но глянь, какое сукно.
- Зачем пристукнуть? - удивился ангел. - За что?
- Сам-то он не отдаст, и, вишь какой, на ночь не раздевается, во всей своей одеже спит, - объяснил парень. - А значит: если не пристукнуть, то и не переоденешься.
- Да ладно, - ангел махнул рукой. - Где-нибудь потом переоденусь.
- Дурень, - сказал, как отрезал, дезертир.
Открылся со скрипом вход в подпол, и хозяин, приспустившись на поллестницы, бросил дезертиру узелок.
Дезертир спешно развязал его - оказалось, что это и есть обещанные лохмотья. Тут же переоделся и разглядел себя.
Парень в рванине хохотнул, хотя сам был одет не лучше, а ангел улыбнулся: на дезертире теперь были синие штаны, обрезанные чуть ниже колен, и верхняя часть женского сарафана, конечно, без рукавов, и цвета неопределенного, от которого в глазах рябило.
Дезертир, не сказав ни слова, бросил хозяину в руки свою военную форму. Скрипнула лестница, и вход в подпол закрылся.
- Спать надо… - буркнул только что переодевшийся и, подойдя к лампочке, что-то с ней сделал, отчего она погасла.
В полнейшей темноте ангел стоял и слушал, как устраиваются на своих лежанках обитатели этого подпола. А когда стало тихо, он спросил: "А где мне можно лечь?" - На стол ложись! - проговорил из темноты дезертир. Ангел послушно забрался на стол, лег на бок, подогнув под себя ноги, чтобы не свисали, и попробовал заснуть. Но было ему и холодно, и неудобно, и поэтому лежал он на столе без всякого удовольствия и занимал себя мыслями, в которых понять пытался встреченную им жизнь. Лежал он так и тогда, когда воздух в темном подполе наполнился храпами, сопеньями и чьим-то бормотанием во сне. Бормотание было про любовь, про любовь несчастную и неразделенную, и сделалось от этого ангелу еще грустнее и неудобнее. И слушал он это бормотание с затаенной болью до тех пор, пока не прозвучало откуда-то сверху, и не из комнаты, что над подполом располагалась, а вообще с земли, некое механическое рычание, которое, однако же, вскоре затихло, но на смену ему пришли другие шумы и голоса, и наполнили они собою уже не всю землю, а ту комнату, что располагалась прямо над ними, и заскрипели виноватым скрипом доски пола, по которым расхаживал кто-то, а может, и расхаживали, потому что голосов было несколько, и среди них улавливался негромкий голос хозяина, однако говорили чаще другие, более грубые голоса. Потом разом все стихло, но тотчас открывшийся вход в подпол впустил вниз целый коридор света.
- Эй, там, выходи все! - крикнул кто-то сверху, и тут же в углу ойкнули громко, словно от снившегося кошмарного сна.
- Выходи! Неча отлеживаться! - повторил голос. Ангел, будучи не спящим, слез со стола и, войдя в этот до рези в глазах яркий коридор, созданный такою маленькою лампочкой, поднялся по лесенке и остановился, увидев перед собою четырех вооруженных красноармейцев.
- Садись пока! - ткнул рукою на скамью у стола один из них.
Ангел сел.
Тем временем поднялись из подпола и остальные. И их усадили у стола; вперед на шаг выступил красноармеец постарше, осмотрел странную компанию, задержав взгляд на обрезанной верхней половинке сарафана, одетой на дезертире. Ухмыльнулся.
- Ну, - сказал он, - кто откуда будет? А? На сей вопрос ответа не последовало, и тогда красноармеец пальцем показал на парня в суконной рванине и, сощурив глаза, спросил:
- Ты! Откуда сбег?
- Из колхоза, - дрожащим голосом ответил парень.
- Какого колхоза?
- "Заветы Ильича".
- Ишь ты… - покачал головой красноармеец. - Из заветов Ильича сбег! И не стыдно?!
- Стыдно… - сказал парень и опустил голову.
- Эт у тебя первый побег? - все допытывался красноармеец.
- Ага, - сказал парень.
- Ладно, - красноармеец вздохнул и перевел взгляд на дезертира. - А ты?
- Я не сбегал, я по делам шел… и здесь заночевать попросился… - заговорил тот.
- А кто ж тебе такую сарафанную сорочку сшил? Жена што ли? - заулыбался красноармеец.
- Да, жена… - кивнул дезертир.
- Ну че, правду говорит? - красноармеец повернулся к хозяину, голубоватому лицом из-за недосыпа.
- Не-е, - ответил хозяин. - Эт он со мной поменялся. Свою-то форму мне дал, а это я ему кинул…
- Ах ты сволочь! - чуть было не бросился дезертир на хозяина, но вовремя заметив, как один из красноармейцев выставил в его сторону винтовку со штыком, усидел-таки на месте.
- Та-ак, - красноармеец покачал головой. - Откуда сбег?
- Тридцать восьмой кавалерийский особый отряд по поимке беглых колхозников… - проговорил упавшим голосом дезертир.
- Ишь ты! - снова покачал головой красноармеец. - А мы из тридцать девятого механизированного особого отряда по такой же поимке… Первый раз бежишь?
- Второй… - сознался дезертир.
- Ясно, - красноармеец посмотрел на ангела. - А ты? - спросил он.
- Я… - начал было отвечать ангел, да запнулся, понимая, что правду говорить нет смысла, а неправду, в которую эти люди с радостью поверят, - не хотелось говорить.
- Чокнутый он! - брякнул беглый колхозник. - Старика пристукнуть не захотел…
- Эт точно, чокнутый! - подтвердил дезертир, и красноармеец с усилившимся интересом посмотрел на ангела.
- А в форме чего? Дезертир пожал плечами.
- Поменяться попросил один… - сказал ангел. - Я ему свою отдал, а он мне эту…
- Дезертиру, значит, помог! - негромко проговорил красноармеец. - Нехорошо. Придется приравнять тебя за это к беглым колхозникам. И то лучше, чем дезертиром из Красной Армии быть.
Красноармеец посмотрел пристально на дезертира, пожевал губы, размышляя о чем-то военном, потом спросил у хозяина:
- А много ли они съели?
- Да много, ясное дело. Картошки полпуда, сала четыре фунта, две курицы…
- Врешь! - заверещал беглый колхозник. - Не было куриц, и сала там на грош съели!
- Куриц старик съел, - добавил хозяин. - Ему ж положено?!
Старик кивнул.
- Ну а как вам здесь, отец? - спросил старика красноармеец.
- Да ничего, все одно лучше, чем в тринадцатом на каторге.
- Ну еще посидите…
Старик обратил свой усталый взгляд на красноармейца.
- Мне б гулять иногда… - попросил он. - А, сынок? Можно?
- Ну, ночью можно, - ответил красноармеец. Потом же, обернувшись к другим солдатам, стоявшим за его спиной, скомандовал: "Этих троих в кузов, старика оставить и принести сюда те два мешка картошки".
- Товарищ командир! - просительным голосом обратился хозяин. - А вы ж обещали еще проса и овса на три трудодня…
- Эт в следующий раз! - сказал красноармеец так твердо, что хозяин кивнул и замолчал.
Ангел, дезертир и беглый колхозник были выведены солдатами на дорогу, где им приказали забраться в кузов стоявшего там же грузовичка, куда также залезли два красноармейца. А командир их с другим солдатом, который кроме прочего был еще и шофером, сели в кабину машины и, не попрощавшись с вышедшим их проводить хозяином, завели мотор.
Мотор взревел так сильно, что сверху, с безоблачного глубокого неба сорвалась одна звезда и на глазах у хозяина застремилась вниз, однако по дороге угасла и упала вследствие этого невидимо, да и, должно быть, далеко от этих мест, так как при близком падении звезд должен возникать гром, а тут было тихо, и только удаляющееся рычание машины нарушало ночную тишину и отвлекало мысли хозяина от остальных звезд, светивших ярко и уверенно.
Глава 7
В столицу поезд прибывал утром.
Как только в окне появились первые постройки, Павел вскочил и приготовился выходить. Но дома все продолжались и продолжались, и не было им конца, и понял тогда Добрынин размеры столицы. Стал терпеливо ждать, а чтоб не скучно ждать было - решил проверить свою котомку, собранную женой Маняшей по случаю отъезда. Сначала вытащил оттуда топор, полученный от нее же напоследок, потом полотняный мешочек с сухарями, немного проса, карандаш, чистую бухгалтерскую тетрадь и просто листок бумаги с кое-какими буквами. Прочитал. Маняша в той записке просила не забывать ее и детей их и писать им письма из всяких мест, куда работа закинет. Больше в котомке ничего не было, и положил Павел все, кроме топора, обратно, а что делать с топором думал-думал, а придумать не мог. С одной стороны, топор - вещь хозяйская и полезная, но с другой - возить его по стране и тяжело, и как-то неприятно. Подумал было оставить в поезде, но тут же откинул эту мысль, ведь всякому человеку он может в руки попасть, а что, если убийца найдет его и убьет кого-нибудь? Нет, в купе оставлять его было нельзя. Отдать железнодорожнице? Но на что он ей? Дрова они в поездах не рубят, а топят все углем брикетным, а с другой целью он ей не понадобится. В общем решил пока взять с собой, а уже потом решить, как с ним быть дальше.
А тут, пока решал он про топор, и вокзал показался. Поезд подъезжал к нему медленно. Павел терпеливо и смирно сидел на нижней полке своего купе, в котором без всяких попутчиков пережил всю дорогу.
Наконец поезд остановился.
Кивнув на прощанье проводнице, Павел вышел из вагона и огляделся, отчего сразу закружилась голова. Ведь это не то, что в селе или в поле оглядываться: кругом многоэтажные дома, столбы фонарные в два раза выше сельских. Звуки, краски, мельтешение людей и машин. Было отчего голове закружиться.
- Вот он! Вот он! - раздался рядом чей-то радостный выкрик.
Павел обернулся и увидел запыхавшегося молодого человека в сереньком костюмчике и кепке с фотоаппаратом в руках. Пока он разглядывал его, подошли еще трое. А за их спинами неслышно ехал по перрону черный и блестящий, как хорошо начищенный сапог, автомобиль.
- Расскажите о себе! Это для "Известий"! - попросил один из подошедших, держа в руках блокнот и ручку.
- Родился я в селе Крошкино в семье бедняка… - говорил Добрынин, внимательно наблюдая за приближающимся автомобилем. - А теперь я женат и имею двух детишек: Дарьюшку и Петьку…
- Скажите для "Стальной магистрали", - попросил парень в сереньком костюмчике и кепочке. - Как в вашем колхозе отнеслись к оказанному вам доверию?
- К доверию отнеслись хорошо… - Павел кивнул, глядя, как из остановившегося за спинами корреспондентов автомобиля вышли двое степенных мужчин. Один из них поправил съехавший на сторону бордовый галстук, а второй наклонился к автомобилю и вытащил оттуда букет красных гвоздик. После этого они просто стали за спинами корреспондентов, ожидая, по-видимому, окончания интервью.
- А как вам понравилось путешествие в столицу на поезде? - спрашивал третий корреспондент.
- Понравилось… - признался Добрынин.
- А вы до этого уже ездили на поездах?
- Нет, - ответил Павел.
- Закругляйтесь, товарищи журналисты! - строго, но с уважением произнес вдруг один из подъехавших на автомобиле. - Товарищу Добрынину следует отдохнуть с дороги. У него еще много дел. Прошу понять!
Корреспонденты, похоже, сразу поняли и, откланявшись и пожелав всего самого доброго, удалились.
- От имени руководства нашей великой Родины приветствуем вас в столице, - говорил мужчина, вручая Павлу букет гвоздик. - Сейчас мы отвезем вас на служебную квартиру. Отдохнете там немного, а позже заедем за вами и-в Кремль.
Блестящий черный автомобиль внутри был, просторен как сени в хорошей избе. Прильнув к стеклу задней дверцы, Павел все еще следил за проносящимися мимо зданиями и картинами городской жизни. Следил вяло, и взгляд его оживал только когда машина останавливалась на перекрестке, давая возможность Павлу увидеть кусочек столицы в своей гордой неподвижности. Правда, неподвижность эта была относительной, так как под зданиями, по тротуару, бесцеремонно ходили по своим делам свободные советские люди, даже не подозревая о том, что своим движением привносят они что-то особое в столичные впечатления заезжего гостя.
Однако автомобиль не очень-то задерживался на перекрестках, а вскоре и вовсе свернул на узкую дорожку, проехал мимо отдавшего ему честь милиционера и остановился во дворе солидного каменного здания, парадный вход которого был украшен двумя статуями тружеников.
- Ну вот вы и дома! - сладко произнес степенный мужчина, снова поправляя съехавший на сторону бордовый галстук.