- М-да, на этот раз опасное у меня приключение, - продолжал рассуждать вслух юноша, осматривая высокий забор.
В принципе перепрыгнуть такой при определенной сноровке нефиг делать. Что-что, а сноровка у Луки была.
Близкое присутствие воеводы лишь обостряло все чувства. Хотя полностью терять голову конечно же не следовало.
Молодка затворила за муженьком ворота и направилась, однако, не в натопленную избу, как того можно было ожидать, а прямо к сараю, в коем и затаился озябший юноша.
- Лука-а-а-а, - тихо позвала молодица. - Лука… выходи. Ты где это, озорник, спрятался?
- Да тут я. - Лука недовольно высунулся из-за приоткрытой двери. - Где же мне быть, как не здесь. Ну что, ушел уже твой евнух?
- И вовсе он не евнух, - обиделась Дарья, - а очень даже видный мужчина, с положением. Вон, дружина под его началом ходит, дюжина человек!
- Слушай, может, пройдем все ж таки в избу, озяб я что-то, - нетерпеливо предложил парень.
- Да-да, конечно, самовар как раз закипел, бараночки есть свежие.
- Да мне бы на печь, согреться, - ответил Лука, - ну а потом, сама понимаешь…
Дарья мило смутилась, залившись румянцем, что ей, к слову сказать, шло.
- Ну ты и скажешь, разбойник, - кокетливо махнула она концом длинной косы. - Соблазнил меня аки змий-искуситель. Ах, что я делаю?!
- Не притворяйся, - усмехнулся юноша, и они с молодицей прошли в уютную теплую горницу.
С Дарьей Лука познакомился совершенно случайно, по своему обыкновению заночевав в попавшемся на пути сарае, благо дворовых псов воевода у себя не держал, ибо сам был пострашнее любого Полкана. Лишь законченный безумец мог попытаться влезть к нему в дом. Но Лука как раз и был тем самым ненормальным, коему все на этом свете, кроме стихов да женщин, было по барабану. В общем, стихами своими он молоденькую женушку медведковского воеводы и пленил.
- Кто у тебя до меня был? - полюбопытствовал Лука, прихлебывая горячий чай с баранками, которые и впрямь оказались свежими. - Местный конюх?
- А откуда ты узнал? - изумилась молодка.
- Да так, ентуиция, - хмыкнул юноша, дуя на дымящееся блюдце.
Засиделся он что-то в этом Медведкове. Шутка сказать, целую неделю уже в избе у лопуха-воеводы живет, как сыр в масле катается. Тепло, уютно, утром любовь, вечером любовь. Муженек-то все время у заставы сидит, женился балда на свою голову. Вот так с дурнями в жизни и бывает.
"Пора делать отсюда ноги! - подумал Лука, хрустя бараночкой. - Удача - штука изменчивая".
Дарья, сидя напротив, продолжала застенчиво теребить косу. Огонь девка! С виду вроде как скромница да прилежница, но это лишь с виду.
- Прочти стишок, Лука, ну что тебе стоит, - принялась канючить молодка. - Ну еще один для твоей лапушки.
Юноша тяжело вздохнул.
Ничего не поделаешь, коль просит… и он зычно, с чувством прочел…
Сегодня снова Купидон
Пытался подстрелить меня,
Но то ли промахнулся он,
То ль в сердце выросла броня…
- Ох, - томно вздохнула Дарья, - хватит чаевничать, лучше иди ко мне…
Лука с тоскою поглядел за окно. Внутренний сторож уже битые полчаса настырно твердил: "Беги, беги, беги…"
Дарья задула лучину и, расстелив на печи одеяло, изяшным пальчиком поманила парня.
Пиит снова прислушался к себе. Что-то было не так, и потому вместо того чтобы прыгнуть на печь к бесстыжей молодке, он ловко юркнул за стоявший у двери избы огромный кованый сундук.
В ту же секунду крыльцо на улице грозно заскрипело, дверь приоткрылась и в щель просунулся тяжелый булатный меч.
Дарья вскрикнула и метнулась к окну.
- Еханый бабай!!! - взревело под дверью, и, звеня доспехами, в дом с оглушительным грохотом вломился раскрасневшийся воевода.
"Я так и знал, - с тоскою подумал Лука, - знал ведь, не мог не знать".
- Где?!! - страшно взревел обманутый муж и с мечом наперевес погнался за визжащей благоверной.
Изба была просторная, и супруги потешно забегали вокруг крепкого дубового стола, за которым давеча пил чай с баранками Лука.
- Где-э-э-э он?!!
- О чем ты, родимый?
- Я все знаю, признавайся, выдра!..
- А… на помощь!!!
- Рога мне наставила?!!
- Нет…
- С кем, С КЕМ? Я все равно его найду и… зарублю!!!
- А… нет-нет…
Лука задумчиво наблюдал за семейной сценой из своего укрытия. Сколько раз он уже видел подобные представления. Все повторялось даже в мельчайших деталях, вот только он следил за драмами, как правило, из разных мест. Из-за печи, с чердака, из чулана, а вот теперь… за сундуком схоронился.
- Ты думала, я ничего не знаю, охо-хо… А я все знал с самого начала, когда нашел несколько дней назад под подушкой чужой лапоть!
- Нет, только не за косу-у-у-у…
"Какой еще лапоть? - недовольно подумал Лука. - Сроду я никаких лаптей здесь не терял. Да и не ношу я их, в сапогах вот удобных путешествую".
Стало быть, конюха лапоть. Ай да Дарья, ай да коза бесстыжая!
Намотав на левую руку длинную косу жены, воевода, судя по намерениям, собрался отсечь благоверной голову.
- Пора! - хрипло прошептал Лука и незаметно, словно хищный зверь, прошмыгнул на двор.
- А… - донеслось из избы, - не надо-о-о-о… - После чего раздались громкие шмякающие звуки.
- Порет! - сразу определил юноша, прислушиваясь к диким визгам неверной. - Что ж, любишь кататься, люби и саночки возить…
И, произнеся вслух сию известную расейскую мудрость, Лука ловко, точно ярмарочный акробат, перемахнул через высокий дощатый забор.
Выйдя из разгромленной корчмы, Колупаев направился к своей скромной повозке, на которой и путешествовал по землям русским бескрайним уже изрядное количество лет.
Запряженная в повозку лошадка по имени Буцефал встретила хозяина довольным всхрапыванием. Присмотревшись, Степан заметил, что лошадь взирает на него с укоризной. Видно, не одобрял Буцефал учиненной кузнецом драки.
Ну да ладно, где еще русскому человеку пар спустить, как не в благородном честном поединке, особенно когда силы противника превосходят твои собственные в десять раз.
Прикрыв старой медвежьей шкурой рабочий инструмент, лежащий на дне повозки, Колупаев залез на козлы и громко скомандовал:
- Поше-о-о-ол…
Сегодняшнее происшествие в корчме стало последней каплей в той бочке дегтя, которую уже столько лет носил под сердцем Степан. Тяжело жить на земле русской обманутым героям. Да разве можно было помыслить такое в прежние-то времена?
Кто бы тогда посмел приписывать подвиги какого-нибудь богатыря совершенно чужому человеку?
А какие встарь были силачи, горы сворачивали: Микула Селянинович, Никита Кожемяка, Добрыня Никитич, Гол Воянский, Иван-богатырь крестьянский сын, Алеша Попович… Да целого дня и ночи не хватит, чтобы все их подвиги пересказать.
Непонятно было, чем Степан заслужил такую горькую участь. Сколько подвигов совершил, животом рисковал, а слава вся какому-то ироду поганому Илье Муромцу, что б его, досталась. За что про что? На каких, в конце концов, основаниях?
А все этот летописец, как же его… даже имени не вспомнить. Вот кабы встретился он кузнецу… Ох и навалял бы ему Степан, ох и навалял бы!
- Гей, иди быстрей, Буцефалушка, смеркается уже…
Буцефал недовольно застриг ушами, но скорости все-таки прибавил.
Колупаев горько усмехнулся и принялся от тоски рассуждать вслух, обращаясь к собственной лошади:
- А что как мне, Буцефалушка, этого мерзавца сыскать? Ну, летописца ентова, по непонятному почину меня славой народной обделившего. Найти и заставить все заново переписать по правде, по совести. Мол, вот он настоящий богатырь расейский, Степан свет Колупаев, погубивший Змея Горыныча и Кощея Бессмертного в бегство трусливое обративший…
И кузнец серьезно задумался. Чудно было, отчего ему раньше в голову сия простая мысль не забредала. Взять и все исправить.
- Хороша мысль, добрый молодец! - внезапно раздалось прямо за спиной Колупаева. - Но не все так просто, как тебе кажется…
Степан аж подпрыгнул на козлах повозки, будто ужаленный. Буцефал дернулся и, резко остановившись посреди дороги, испуганно скосил выпуклый глаз на телегу.
Колупаев обернулся.
Из-под медвежьей шкуры торчала всклокоченная голова незнакомого белокурого юноши. Юноша был розовощекий и на удивление наглый.
Кузнец снял с пояса хлыст:
- А ну отвечай, кто таков и почто ко мне в телегу забрался, а то…
Незнакомец сладко потянулся и нехотя выбрался из-под шкуры. Угроза Степана никакого впечатления на него не произвела.
- Да спрятался я в твоей телеге. Совершенно случайно спрятался, да и прикорнул малость. Прости, брат русич, виноват.
- Кто таков? - по-прежнему не шибко дружелюбно переспросил Колупаев.
- Вольный художник я, - ответил юноша и, достав из кармана красное яблоко, с удовольствием впился в него зубами. - Лукой Пырьевым зовут.
Кузнец с неудовольствием узнал в яблоке часть своего полдника из седельной сумки.
Однако нагл был этот безобразник до неприличия.
- Художник по какой части?
- По женской, - довольно ответил Лука. Степан прищурился, оценивающим взглядом обозревая юношу. В меру смазлив, опрятен, в общем недурен. Все портила лишь высокомерная усмешка, не сходившая с его губ.
- Больше мне в той деревне делать нечего, - решительно сообщил Лука; - Жену местного воеводы я соблазнил - это раз, девок деревенского старосты попортил - это два, ну и кое-чего еще там было… это три…
- Экий ты орясина! - возмутился Колупаев. - А ну пшел с телеги, я тебя возить тут не нанимался.
- Спокойно, кузнец, не кипятись, - примирительно сказал Пырьев. - Я, если ты не знаешь, сын самого князя Сиверского Буй-тура Всеволода от половецкой княжны Гюльчитай свет Кончаковны.
- Да ну?!!
- Вот тебе и "да ну". - Скорчив гримасу, Лука отбросил в сторону маленький огрызок. - Сбежал я от папочки. Хотел он меня своим преемником сделать, князем значит, скукотища-а-а-а.
- Ну а ты чего же?
- Чего-чего. Не этого мне в жизни всегда хотелось. Так уж вышло, что слаб я оказался с младых ногтей до женского пола.
- Ну на это мы все, мужики, горазды! - усмехнулся Степан, поглаживая окладистую бороду.
- Все да не все, - огрызнулся Пырьев. - Вот я, например, и дня прожить не могу, чтобы какую-нибудь молодку не соблазнить.
- Околдовал тебя, может, кто? - предположил Колупаев.
- Может, и околдовал, - согласился с ним Лука. - Что теперь уж говорить.
И немного подумав, нараспев прочитал:
Крылатый мальчик пару раз
Пальнул по мне из лука,
Но получил синяк под глаз,
То пацану - наука!
- А ты, однако, ко всему еще и пиит! - искренне восхитился кузнец.
- Есть немного, - согласился Лука. - Ладно, спасибо, что укрыл в своей телеге, а то… порешил бы меня воевода. Я едва ноги унес…
И с этими словами юноша ловко спрыгнул с повозки.
- Дам-ка я тебе напоследок совет… - Степан удивленно взметнул густые брови:
- Совет мне?
- Эге ж, конечно, тебе, не коню же твоему перепуганному. Я тут давеча, когда проснулся, услышал, о чем ты вслух толковал… Учти, не один ты кривой зуб на этого летописца имеешь. Много он неправды о земле русской пописал. Так что ты не думай, многие им недовольны. Непросто найти его, но уж если искать…
Лука хитро сощурился:
- Я на твоем месте потолковал бы для начала с самим Ильей, вдруг он ведает, где этого летописца найти можно. Наверняка ведь знает, сучий сын. Кумекаешь, кузнец?
- Кумекаю, - серьезно кивнул Колупаев. - Только где мне этого Илью сыскать?
- Ясное дело, в селе Карачарове у славного града Мурома. Он живет в избе отца своего Ивана Тимофеевича, великого оружейного мастера, небось слыхал о таком?
- Понятное дело, слыхал.
- Ну так туда и поезжай.
- Легко сказать поезжай, - возмутился Степан. - С какой физией я к этому Муромцу явлюсь. Да он даже говорить со мною не станет.
- Ой-ей-ей, - противно захихикал Лука. - Как же, не станет он с тобой говорить. Вмажешь ему разок, сразу шелковым станет. Это ты ведь богатырь, а не он!
- Вмазать самому Илье Муромцу?!!
- Эх-хех-хех, - сокрушенно покачал головой Пырьев. - Вот что значат у нас на Руси народные поверья. Даже ты за эти годы свыкся с мыслью, что есть такой великий русский богатырь. Теперь ты видишь, кузнец, как далеко зашла вся эта ложь?..
И, заявив это, пиит поспешно растворился в опускающихся на дорогу вечерних сумерках, оставив Колупаева наедине с мрачными думами.
Что ж это выходило-то?
Значит, и он, Степан, уже верил, что не совершал всех тех подвигов, которые были приписаны потом Илье Муромцу? Все и впрямь зашло слишком далеко.
- Довольно! - решительно произнес Степан. - Теперь я положу этому конец!
Буцефал посмотрел на хозяина с одобрением. Умная конячка.
- Ну, пошел…
Заскрипев, повозка сдвинулась с места.
По самым общим прикидкам, до славного града Мурома сутки неспешного пути. Тем более что места вокруг спокойные, неопасные: ни тебе разбойников, ни нечисти разгулявшейся. И в самом деле, скучна стала жизнь на Руси. Раньше хоть с половцами воевали. А нынче что?
Разленились русичи, забыли уже, наверное, когда в последний раз меч или копье булатное в руках держали. Не любил воевать. князь Всеволод Ясно Солнышко, да и другие князья удельные тоже. Не любили… и правильно делали. Иными заботами полна земля русская, а половцы могут и подождать чуток. Что им, кочевникам, много ли им надо? Степь, кумыс да вольный ветер…
Так вот и решил Степан Колупаев в град Муром ехать, вернее, в село Карачарово, славное тем, что жил там и, как видно, не тужил великий русский богатырь. Ну что ж, похоже, не тужить ему недолго осталось…
Вот только что ему скажет-то Степан, когда до села доберется?
"Здравствуй, богатырь самозваный! Пришло время отдавать старый должок!"
Нет.
Не так.
Или лучше…
Кузнец сокрушенно махнул рукой. Да ничего он ему не скажет, а для начала хрястнет по лбу как следует, чтобы знал, как славу чужую присваивать.
- Вот с этого беседу и начнем, - довольно произнес Степан. - Эй, Буцефал, ты как считаешь?
Буцефал, в принципе, не возражал.
ГЛАВА 2
Полна кретинами земля русская
Утро в княжьем тереме выдалось беспокойное.
Весь день, как говорится, теперь насмарку. Оттого Буй-тур Всеволод Ясно Солнышко, и был хмур, аки татарин, которого ратники поймали. за воровство на ярмарке. Недоволен был князь, страшно недоволен. Вроде и не понять, отчего. Но ведь так запросто и не спросишь. Норов у Всеволода крутой, хорошо еще если только палицей дубовой по спине перетянет, а то может еще и на границу послать для переговоров с половцами. А половцы народ дикий, у них всегда один ответ на любые разговоры: "секир башка!" и точка. Как ни юли, как ни уговаривай, "секир башка!" отвечают и, что самое обидное, тут же переходят от слов к делу.
- Эх, Николашка, Николашка, - тяжело вздохнул князюшка и нехорошо посмотрел на своего личного секретаря Николая Острогова по кличке Пострел.
Николашка зябко поежился, будто и вправду в княжьих палатах температура упала. Явно замышлял супротив своего секретаря Буй-тур Всеволод что-то плохое.
Уж не придушить ли Николашку вознамерился?
Особенно раздражал князюшку берестяной короб со свернутыми в трубочку листами свежей бересты - государственные дела на сегодняшний день. Короб прямо по швам лопался от обилия требующих немедленного решения проблем.
Руки у Николашки задрожали, так ненароком и бумаги важные рассыпать можно.
- Что-то многовато на сегодня, - недовольно проворчал Всеволод, раздумывая, как бы это позаковыристей перетянуть палкой настырного помощничка. Да так, чтобы и по темечку, и по спине пришлось. Вот потеха-то будет.
- Ну так на Руси много чего деется, - виновато шмыгнул носом секретарь. - Дела разные неотложные, как же без этого?
- Эк ты завернул, на Руси, - продолжал ворчать князь. - Мой удел маленький. Мне всю Русь не удержать. Да тут одних ратников несколько тысяч надобно, дабы границы такой громадины оберегать. А где их взять, ратников этих? Может, подскажешь, Николашка, ты ведь у нас головастый?
Что и говорить, голова у Николая действительно была довольно нестандартной формы. Непропорционально большая и круглая, как пушечное ядро. Князь, в общем-то, и взял парня себе в секретари, чтобы тот его своим видом нелепым смешил. Но получилось все не совсем так, как было задумано. Николашка Всеволода не смешил, а доставал. Причем доставал со страшной силой. Слишком серьезно к своей должности, шельмец, относился. В том-то вся и беда.
Секретарь виновато таращился на князя, и Всеволод не выдержал.
- Ладно, давай, что там у тебя? - в сердцах крикнул Ясно Солнышко, насупив черные брови. Понятно теперь, чего от него старший сын Лука сбежал. Посмотрел на будни отца родного и тут же наутек пустился.
Всеволоду и самому иногда хотелось дернуть куда-нибудь подальше от своего удела. Но куда тут убежишь? На севере Чертовы Кулички - гиблые глухие места. На востоке половцы сиднем сидят, кумыс теплый лопают. На севере Тьмутаракань - паршивые люди. Ну а на запад податься, к грекам… Нет уж. Народ, который разбавляет водой вино, изначально не может быть хорошим. В общем, отъявленные мерзавцы греки эти. Философы, кифареды, короче, сплошные бездельники… Русскому человеку в Греции делать нечего, лучше уж к половцам с их "секир башкой".
"А что? - оживился князь. - Чем не вариант?! Все-таки я им как бы родственник".
Но эти полезные измышления были прерваны самым наглым образом.
- Купец Вересов челом бьет, - прочитал из большого берестяного свитка Николашка. - Просит твоего соизволения, князюшка, на заморской царице жениться.
- Чего?!! - Всеволод от неожиданности даже привстал из-за своего роскошного княжеского стола.
- Да вот тут значится… - замялся секретарь.
- Что за царица, кто такая? - взъерепенился князь. - Почему не знаю?
- Да вроде эфиопская, - пожал плечами Николашка. - Нифертитей зовут.
- Черная, что ли?
- Ага, черная, - подтвердил секретарь, - как вороново крыло.
- Не разрешаю!
- Но купец Вересов…
- Да плевал я на этого Вересова. Это ж какие дети у них будут? Срамота! Не допущу! И так на Руси всякой пакости предостаточно: лешие, кикиморы, водяные, половцы и тут еще эти ефиопы.
- Эфиопы, - робко поправил Николашка.
- Ну эфиопы, велика разница. Гнать Вересова взашей до самого… гм… до этой самой Ефиопии.
Секретарь быстро кивнул, беря следующий свиток.
- Князь Осмомысл Ижорский требует вернуть ему сосновый бор, что на границе наших княжеств располагается. В противном случае угрожает идти войной. Собрал дружину в пятнадцать голов.