– Нет, я сам по себе. – В доказательство каравай отпочковал от румяных бочков две ручонки и помахал ими княжне.
Девушка взвизгнула и подняла ноги на лавку.
– Дикая какая-то, – удрученно прокомментировал Хлеборобот.
– А глаз у тебя не стеклянный?
– Куда котится Эрэфия? Слабоумные наследницы… Оченьки мои настоящие, не стеклянней твоих.
– А разве не ты с Иваном да Егорием прибыл?
– Я.
– Так ты не голова Лиха Одноглазого?
– Довольно! – нагло прикрикнул каравай. – Аз есмь Колобок, Хлебороботом именуемый. Он же ушедший ото всех. Он же поскребенный по сусекам. Хотя последнее есть ложь.
Княжна нервно хихикнула, но успокоилась.
– Верить ли тебе?
– Сама решай, – буркнул непоскребенный. – Токмо витязей славных, Злебога посрамителей, незаслуженно в темницу бросили.
– Вот и я не верю, что Теребило сподобился на подвиг ратный, – вздохнула Рогнеда. – Он хоть и сильный, но малодушный. Постоянно тягает железяки тяжелые, вырастил на себе мышцы, ажно смотреть противно. Каждую жилку видать, каждый сосудик. Поперек себя шире.
– Ого, такому небось девки проходу не дают? – подзадорил каравай, стараясь вытянуть из девушки как можно больше сведений о самозванце.
– Опомнись, любезный! – расхохоталась княжна. – Таким страхолюдом младенцев пугать, чтоб не бузили. Мало того, что он бык быком да на лицо ужасен. Ко всему груб, аки самый распоследний мангало-тартарин.
Колобок стал подозревать Рогнеду в предвзятости. Со всех сторон плохим выходил Теребило.
– Авось хоть военным делом славен? – предположил Хлеборобот.
– Я ж говорю, трусоват. – Девушка надула губки. – Мощь при нем, выучка ратная, а в свершениях богатырских не замечен. Даже от потешных боев уклоняется. Странный какой-то. Судачат-де, он кроме себя никого не любит, оттого и бережет.
– Вот оно что, – протянул каравай. – Хорошо. Пришлые витязи Иван да Егорий совсем не таковы, правда?
Княжна закивала:
– Воистину иного поля ягоды. Особенно чернявенький. Этот просто красавец. – Девушка спохватилась. – Чувствуется, большой герой!
– Иван, стало быть, – расплылся в улыбке Колобок. – А Егорий?
– Большой-то? Видно, что человек надежный, силы немереной. Только Ваня кра… внушительнее, да.
Хитрец нащупал слабое место Рогнеды и нанес победный удар:
– Да, Иван – он такой. На него даже легендоградская княгиня Василиса глаз положила!
Ушки девушки густо покраснели, глазки округлились, рот несколько раз открылся и закрылся, будто не подобралось слов. По примеру отца княжна принялась загибать пальчики, Колобок с интересом наблюдал за этим ритуалом. На восьмом она полностью совладала с собой.
– Я полагаю, надо витязей спасать, – ровным тоном сказала Рогнеда.
– Именно! Обелить очерненных, вызволить запертых!
– А как?
Девушка и каравай долго глядели друг на друга, пока Хлеборобот не промолвил:
– Ну, ты же умная. В любом разе не глупее Василисы.
Подстегнул так подстегнул! Княжна соскочила с лавки и принялась мерить коридор шагами.
– Вестимо, не глупее. Уж я-то придумаю, уж я-то не посрамлю… Вот! – Она замерла, тыча перстом в белый потолок. – Пусть народ узнает, что Теребило врет!
– Каким образом?
– Я скажу. Вот прямо сейчас, пока тятенька просителей всяких принимает, на Алую площадь выйду и скажу, – постановила Рогнеда.
Вообще-то в данный момент она должна была сидеть подле отца и вершить государственные дела, но подслушивать было интереснее, да и скучное занятие уготовил ей Юрий: торчишь с умным видом у всех на виду, решения какие-то принимаешь. Ни отвлечься, ни пошалить, все-таки людские судьбы от тебя зависят. Вот, вчера помучилась полдня и поняла, куда просилась.
– Айда! – махнула девушка Колобку и отправилась на площадь.
Хлеборобот последовал за княжной. Она без особых проблем отделалась от стражи, просто к Рогнеде и караваю присоединились четверо охранников.
Забравшись на помост, девушка окинула взором кипящую ярмарочную площадь и на мгновение оробела. Но симпатия к чернявенькому Ивану и природное упрямство пересилили нерешительность.
– Мозгвичи и гости столицы! – крикнула княжна.
Девичий голос утонул в гомоне, будто и не было.
Рогнеда топнула, чуть не сломав каблучок о неровные доски помоста.
– Люди, слушайте меня!!! – еще громче призвала она.
Бесполезно.
Сжав кулачки добела, княжна завопила что было сил:
– Насилуют!!!
Базарный шум и гам мгновенно стих, сотни голов повернулись в сторону помоста. Любопытные глаза уставились на Рогнеду.
– Ну вот, совсем другое дело, – пробормотала девушка и приступила к существу вопроса.
Глава седьмая,
в коей судьба дембелей качается на весах, а пыль стоит столбом
Если по сценарию мне надо будет много целоваться, то мне можно и не платить.
Орландо Блум
Сияющий Теребило стоял по правую руку от трона Юрия Близорукого. Помощники князя находились чуть сзади. Седой советник сцепил пальцы перед собой и озабоченно жевал нижнюю губу. Суровый воевода смотрел в пол и изредка подергивал плечом, отчего позвякивала тяжелая кольчуга.
Владетель Мозгвы поднялся и обратился к боярам да дружинникам, толпившимся в зале:
– Многие из вас уже слышали последнюю новость, но я просто обязан огласить ее всем и каждому. Вчера дружинник Теребило победил разорявшее наши окрестности Лихо Одноглазое. Теперь тракт на Легендоград свободен. В знак признания заслуг Теребилы жалую ему шубу, конскую голову золота и звание сотника.
Люди явно удивились, зароптали, а герой расцвел, демонстрируя кривые зубы.
– Приветствуйте избавителя Мозгвы! – раздраженно велел князь.
Толпа неровно прокричала здравицу.
Шкафообразный Теребило с челюстью, похожей на утюг, и кривоватым носом-ледоколом шагнул вперед:
– Ну… это… Благодарствую.
Распахнулась дверь, вбежал посыльный, закричал с порога:
– Не вели казнить, княже! Там княжна Рогнеда к народу обратилась. Говорит, дескать, какие-то Иван да Егорий Лихо одолели, а Теребило их славу присвоил, ибо сами богатыри израненные да слабые.
Лицо Юрия Близорукого пошло красными пятнами. Мнимый герой стал растерянно озираться, мол, мы так не договаривались. Воевода досадливо сплюнул. Советник-мудрец подступил к князю и что-то зашептал ему в ухо. Юрий сначала мотал головой, потом нехотя закивал.
Бояре и дружинники возмущенно загомонили. Кто-то смеялся над Теребилой, другие пораженно обсуждали поступок Рогнеды.
Наконец Близорукий поднял десницу. Установилась тишина.
– Хмурится мое сердце, когда нарушаются уложение Прави эрэфской, – сказал Юрий. – Дочь моя вспыльчива, но в уме ей не откажешь. Я не сомневаюсь в Теребиле, но и в Рогнеде не должен. Так ли?
– Да, да!
– Ежель есть спорщики, то пусть правота выяснится в поединке.
– Че же мне – княжну мутузить? – пробубнил Теребило, оборачиваясь к пасмурному воеводе.
В передних рядах откровенно заржали над гением, князь закатил глаза.
– Пусть наш дружинник вызовет любого из двоих претендентов на суд меча, – закончил Близорукий.
– Мы так не… – заныл было здоровяк, но воевода успел положить руку на его плечо, заставляя заткнуться.
– Не будем оттягивать решение сего вопроса. – Князь плюхнулся на трон. – В полдень на дворе перед моим теремом. Никаких зевак. Дружина, бояре, мы и спорщики. А сейчас все свободны!
Народ потянулся к выходу.
Юрий процедил сквозь зубы:
– Кто-нибудь приведите строптивую девчонку. А ты, бугай, либо выбей дух из поединщика, либо умри. Иди готовься. Бранибор, объясни этому тупому куску мяса, кого лучше вызвать.
Воевода будто лимон лизнул, но поклонился князю, потащил Теребилу прочь из залы.
– Чего ты мне насоветовал? – спросил Близорукий мудреца, когда они остались наедине.
– Княже, мне жаль, что ты не позвал меня ночью для обдумывания рассказа Влесослава, – спокойно начал советник.
– Погоди, – остановил его Юрий. – Эй! Подать сюда Влесослава! Давай дальше.
В дверях нарисовался и тут же исчез слуга, а мудрец продолжил:
– Путь, избранный тобой, таит великую опасность разоблачения. Теребило бестолков. В темнице сидят два самых известных богатыря Эрэфии. Ранее ты говорил, что пообещал им за Лихо золотой ключ. Витязи исполнили твое условие, умертвили чудище. Теперь ты не хочешь держать слово.
– Не береди!
– Что ж, ныне Теребило может одолеть кого-то из них, если они так плохи после встречи с Лихом. А второй?
– Ну, и второго… того. – Мозговский князь заерзал, как уличенный в хулиганстве школьник.
– А где же справедливость? – Советник прищурился.
– Не могу я отдать ключ, он слишком важен, ты же знаешь! – вспылил Близорукий. – Он должен остаться у нас!
– Дай его на время. Парни надежные, судя по их деяниям.
– Боги мои! – страдальчески простонал князь. – И это мой мудрец!
Стали ждать Рогнеду, не говоря больше ни слова. В пустом зале слышалось жужжание пары мух. "Уже ноябрь начался, а мухи живы. Природа сошла с ума", – с грустью подумал Юрий.
Вошла княжна.
– Я тебя собственноручно выпорю, – пообещал владетель Мозгвы.
– Непотребством больше, непотребством меньше, – со спокойной дерзостью сказала дочь.
– Захлопни рот, непутевая! – заорал Юрий. – Нынче же твоих богатырей… А это кто?!
Следом за княжной двигался Колобок, и из-за подола его не было видно, теперь же, когда девушка остановилась, каравай выкатился к подножью трона.
– Это Хлеборобот, – представила Рогнеда.
– Дуреха! Голова Лиха! Беги от него, богомерзкого!
Близорукий был в ужасе, советник же рассматривал Колобка с нескрываемым любопытством.
– Прости, княже, только сия диковина никак не может быть головой Лиха, – изрек мудрец.
– Почему? – Юрий пустил петуха.
– По двум причинам. Во-первых, не видно никакой шеи либо отверстий и среза. Во-вторых, я читал об этом существе в научном трактате древних супругов-многознатцев Сусекских-Скреби.
Хлебец ловко отрастил ручки, захлопал в ладошки:
– Вот! Приятно встретить ученого человека в этом вертепе мракобесия и предрассудков! Позвольте узнать ваше имя, мудрейший!
– Розглузд. – Советник удостоил каравая легким поклоном.
– Проходной двор, – почти прошептал Юрий, держась за сердце. – Так это тебя Влесослав за башку Лиха принял?
– Очевидно, меня. Ваш распорядитель зело суетливый тип. Не от ума оно, не от ума.
Розглузд тихо рассмеялся. Рогнеда улыбнулась.
– Что ты лыбишься? – спросил князь у дочери. – Заварила кашу. Мое имя доброе под удар подставила. Какая слава пойдет о Мозгве после путаницы с лихоборцами?
– Не я ее начала. – Девушка упрямо насупилась.
– Стало быть, не ты ее закончишь.
* * *
Близнецов Емельяновых вывели на внутренний двор княжьего терема. Если фасад был идеально белым, то задняя часть дворца носила следы изрядной потасканности и небрежения. На некогда молочной стене расплылись черные подтеки, до окон первого этажа все было заляпано грязью. Вонь стояла несусветная. Тут и гниющая требуха, и вылитое кислое молоко, и много чего еще, выплеснутого из ночных ваз.
Иван поддерживал Егора. Ефрейтора качало, как на палубе при шторме, но, выбравшись из темницы, он почувствовал себя намного лучше. Рана перестала гноиться, черный цвет почти отступил, опухоль уменьшилась.
– Эх, братка, я сейчас, наверное, даже ложку не поднял бы. А хотелось бы… – пожаловался Егор.
– Думаешь, расстреляют, не накормив? – вяленько сострил Старшой.
Центр двора представлял собой замощенную неровным камнем площадку. Ее обступили кольцом бояре да дружинники во главе с воеводой, внутри прохаживался хмурый князь. Рогнеда топталась рядом, прижимая к лицу кружевной платок. Возле крутился Колобок.
При приближении братьев в сопровождении охраны круг разомкнулся, люди пропустили Емельяновых внутрь.
Каравай подкатился к дембелям:
– Привет узникам!
Старшой отыскал глазами Неслуха-летописца. Его вытащили из книгохранилища, чтобы он мог достоверно описать нынешнее событие. Мужичок робко махнул богатырям в знак поддержки.
Егор глядел на Теребилу. Быкообразный боец стоял, широко расставив ноги и положив ручищи на большой меч. Сапоги, кожаные штаны, безрукавная кольчуга.
– А, качок, – презрительно усмехнулся ефрейтор Емеля. – Я таких на ковре в считанные секунды раскладывал. Горы мускулов и реакция, как у забора.
Здесь Егор пригорюнился, вспомнив: отпусти его брат, и он упадет без всякого боя.
Юрий Близорукий жестом убрал Рогнеду с круглого пятака и произнес короткую речь:
– Есть две стороны, утверждающие, что одержали победу над Лихом Одноглазым. Это наш добрый воин Теребило и пришлые парубки Егорий да Иван. По обычаю доброй Эрэфии, если кто-то захочет повиниться, признав свою ложь, то Правда воцарится бескровно. Иначе же быть ристалищу!
– На букву "д", – добавил Иван.
– Что ты сказал? – Князь понадеялся, что близнецы отступятся.
Старшой повысил голос:
– Я говорю, у нас с тобой был договор. Мы с братом побеждаем Лихо, а ты отдаешь нам золотой ключ. – Старшой заметил, как охнула удивленная и рассерженная Рогнеда. – Мы свою часть соглашения исполнили, Егор чуть дуба не врезал. Гони ключ. А этого истукана я впервые вижу.
Народ посмеялся над Теребилой.
– Я бы рад, ан где доказательство вашей победы? – спросил Юрий.
Иван усмехнулся:
– Надо было трупешник притащить, да, братан? А что, князь, слово богатырское в твоей Мозгве ничего уже не значит?
– Значит, – недобро улыбнулся Близорукий. – Но есть ваше слово и слово Теребилы.
Великан почесал макушку и изрек:
– Э… Да!
– Да ладно, землячок, тебя там и рядом не стояло, – отмахнулся Старшой. – Не позорься, признай вранье.
Прежде чем качок успел сморозить какую-нибудь глупость, вклинился Юрий, поправляя соболью шапку-блин:
– Слово супротив слова. Этот спор разрешится поединком!
– Эй, а если свидетели есть? – подал голос Хлеборобот.
– Ты, что ли?
– А то! Я все наблюдал, как говорится, изнутри. – Колобок подмигнул братьям.
Князь помахал перстом:
– Нет, странное существо без тулова, свидетель должен быть человеком.
– Иди ты в сопло! Притеснение по расовому признаку! – возмутился Иван, понимая, что драться с эрэфским бодибилдером придется именно ему, Егор-то беспомощен.
Каравай тихо пробормотал близнецам:
– Давайте отступимся и признаем себя лжецами.
– Еще чего! – Егор чуть не упал. – Правда восторжествует.
– Ну, мое дело предложить, – тоном умывшего руки адвоката сказал Колобок.
– Нет больше свидетелей? – насмешливо поинтересовался Юрий.
За кругом началось какое-то движение.
– Княже, княже! Княжна Рогнеда! Нашелся, нашелся Влесослав! – наперебой кричали слуги, тащившие под руки распорядителя. Зеленый кафтан был расстегнут, штаны кое-как натянуты на бедра.
Бояре да дружинники пропустили процессию в круг.
– Ты где прятался, змей подколодный? – рявкнул Близорукий.
Тут Влесослав узрел Хлеборобота, вырвался и под общее ржание убежал, поддерживая сползающие штаны и вопя:
– Голова! Голова!
– Чего это он? – спросил Егор.
– Голова болит, наверное, – выдвинул гипотезу Иван.
Князь свистнул, прекращая веселье:
– Быть бою. Кого ты выбираешь, Теребило?
– Это… Того, который поздоровее. – Богатырь указал ручищей на покрытого испариной, шатающегося ефрейтора Емелю.
Дружинники и несколько бояр засвистели. Только слепой не увидел бы плачевного состояния Егора.
– Дайте этого щегла мне, я сотру его в муку! – воинственно заявил Колобок, спровоцировав очередной приступ хохота зрителей.
У Юрия окончательно испортилось настроение. Поединок, задуманный как торжество ратной Прави на земле, превратился в скоморошье представление.
– Довольно! Будешь сражаться с черноголовым, – в бешенстве сказал князь, зажимая трепещущие от негодования ноздри, и отступил с пятака, встал рядом с дочерью.
Рогнеда чуть не упала в обморок от страха за Ивана.
Старшой передал чуть не плачущего Егора дружинникам.
– Запомни, братка, – наставлял ефрейтор. – Бей в дыню. Понял? В дыню бей!
Иван странным образом "поплыл". Он почти не слышал советов Егора и ободряющих криков толпы, потом с отстраненным удивлением обнаружил тяжелый меч в своих руках. Кто-то добрый развернул дембеля к сопернику. Старшой обвел людей взглядом. Промелькнули заинтересованные, веселые, предвкушающие, угрюмые, самодовольные лица, тревожная мордашка летописца, недобрый оскал князя и огромные зеленые, полные ужаса глаза Рогнеды.
Затем Иван узрел противника, и наваждение пропало. Вернулись звуки, мерзкий запах, ощущение времени. Мысленно пожелав все-таки вернуться к маме, Емельянов-старший перехватил меч поудобнее и шагнул вперед.
Зрители завопили громче. Но и крики толпы не заглушили ударов крови в висках дембеля. По спине бегал мерзкий холодок, дрожали руки. Непросто выходить против местного Мистера Олимпия, да еще с огромным клинком наперевес.
Теребило взревел как теплоходный гудок и обрушил на Ивана чудовищный удар. Парень уклонился, нырнул вправо и, отмахнувшись, попал мечом по руке супостата. Лязгнул о булыжник, высекая искры, клинок "бодибилдера", кошкой кувыркнулся невредимый Старшой.
Увы, меч Ивана был непростительно туп. Даже царапины на предплечье Теребилы не оставил. Впрочем, у соперника был такой же. Воронежец пожалел о сабле Торгаши-Керима, оставленной в гостевых покоях. О том же подумал и переживающий за брата Егор.
Теребило осклабился и ринулся в новую атаку. Он действительно работал медленно, только не дай бог попасть под его раздачу! Меч гудел, словно пропеллер тяжелого бомбардировщика, огромные мышцы перекатывались, качок пыхтел похлеще паровоза. Просто терминатор, а не дружинник.
Пока что Ивану удавалось вовремя уходить, и, хотя Теребило начал уставать, эта пляска не могла продолжаться долго.
Подобно молодому мастеру кун-фу из гонконгского фильма, обезьянничающий Старшой припомнил наставление брата: "Бей в дыню!"
Он улучил момент, пропустил колющий удар мимо себя, крутнулся, сокращая расстояние до соперника, и от души сунул рукоятью меча в лицо Теребилы. Угодил в нос.
Качок уронил свой меч, попятился и уселся на задницу.
Иван совершил пижонское вращение клинком и тяпнул противника по макушке. Плашмя. Громила ойкнул и схватился за голову.
– Ну, примерно так, – проговорил Старшой в полной тишине и пошел к брату.
По законам жанра, Теребило утер кровавые сопли, зарычал и начал подниматься, чтобы кинуться на спину победителю, но услышал властный голос воеводы:
– Сиди уж, срамота мясная.
Грянули приветственные крики.
Близнецы обнялись.
– Молоток, братка! – повторял Егор, слабо хлопая брата по спине. – Я ж этот контингент знаю: дал по мурлу, он и скуксился.
– Моя школа! – пищал, подпрыгивая, Колобок.
Побежденный Теребило поднялся и побрел долой из круга.