…Виктория стояла посреди выжженной пустыни, задыхаясь от жара. Пот заливал глаза, тек по спине, глаза резало от невыносимого слепящего солнца, болели обгоревшее плечо и спина. Вокруг, куда ни кинь взгляд, расстилалась белая растрескавшаяся земля, сливаясь на горизонте с блеклым небом. Ни одного дерева, ни одного облака, ни одной травинки. Виктория понимала, что этот пейзаж – плод ее больного воображения и связан с ее нынешним состоянием, но все равно было страшно. Раздался далекий грохот, очень похожий на раскат грома. Она с тоской подняла голову и всмотрелась в небо. На горизонте появилась маленькая тучка, она стремительно росла, и вскоре голубое небо превратилось в черный, клубящийся, постоянно меняющий свое очертание туманный хаос. Сверкнула молния, и на Викторию посыпался крупный ледяной град…
Через несколько часов жар сменился ознобом. Алана колотило так, что он чуть не прикусил язык. Ворон накинул на него несколько одеял, но тот никак не мог согреться. Болели каждая косточка, каждая мышца, каждый нерв. Голова превратилась в барабан, по которому стучал гигантскими палочками злой великан. Алан малодушно мечтал умереть. Забыть все, вернуться в небытие.
– Женщина, раздевайся, – услышал он голос Ворона. – Ляжешь с господином. Будешь греть.
– Н-не н-надо! – Не хочу! От нее воняет! Зира, пусть позовут Зиру. Никого другого не хочу!
Но сказать это вслух сил уже не было. Словно сквозь одеяло, послышался другой голос:
– Он не любит ваших женщин. Они волосатые и плохо пахнут.
Иверт, сукин ты сын! Запомнил же! Да ну вас к черту!
"Вот умру и плакать будете!" – хихикнул внутренний голос, и Алан вновь провалился в беспамятство, едва соображая, что вокруг происходит.
– Я принес травы, которые мы даем детям, когда у них горит тело. – Холодная рука легла на лоб. – Он горит, но его трясет. Как такое может быть, ксен?
– Завари травы, горец.
Кто-то отбросил одеяло и обтер Алана мокрой тряпкой, пахнущей уксусом. От пяток до макушки, осторожно переворачивая тело. Затем его подняли на руки, и голос Ворона приказал:
– Перестели простыни, эти мокрые.
Холодно, как же холодно. Отчего они не зажгут огонь?
Его положили на подушки, и рядом под простынь скользнуло обнаженное тело, сверху упали тяжелые одеяла. Кто-то прижал его к себе спиной, крепко обняв поперек груди.
– Пей! – Голос Иверта, в губы уткнулся тонкий носик чайника. Алан с трудом проглотил почти горячий тягучий горький отвар. – Бешеный Алан, ты меня слышишь?
– Д-да. – озноб никак не хотел отпускать измученное тело.
– Если ты умрешь, не поговорив со мной, я буду пинать твой труп ногами.
– Д-да пошел т-ты.
Очнулся Алан, когда рассвет уже позолотил виднеющиеся в окне ледники. Самочувствие показалось сносным. Если и была температура, то не очень высокая. Стало жарко, и конт попытался сбросить одеяла. Стоп! Чья-то рука лежала поперек живота, Алан чувствовал мужское тело за своей спиной. Э? Черт побери! Это что такое?
– Как вы себя чувствуете, кир Алан? – Шею защекотало чужое дыхание.
Дерьмо! Вам когда-нибудь дышали в шею? Это очень возбуждает. Тело моментально согласилось с этим утверждением.
– Нормально.
Абсолютно нелепая ситуация. Виктория хихикнула, с облегчением понимая, что Алан испуганно сбежал, уступив место женской сущности. Ну и зря. Ей-то как раз лежать, обнявшись с молодым мужчиной, было очень приятно. Приятно, но… неправильно. Даже если в медицинских целях – неправильно! А неправильно было то, что тело отреагировало!
– Ворон, не мог бы ты исчезнуть из моей постели и приказать служанке принести одежду?
– Если вам больше не холодно… – выдохнул в шею парень.
– Мне уже жарко! Исчезни из моей кровати! – гаркнул Алан, понимая, что ему как раз этого и не хочется. Это испугало и вылечило быстрее, чем микстура. Нет, от Виктории в этом теле пора избавляться!
– Как пожелаете.
Ворон выбрался из-под одеяла, и Алан с облегчением увидел, что тот был в коротких облегающих штанах, заменявших местным мужчинам трусы.
– А что, у вас не осуждаются такие… э… моменты? – не сдержал конт любопытства.
– Я с пяти лет живу в мужском обществе, – просто ответил Ворон. А выводы делайте, какие вам хочется. – Наши казармы отапливаются только в сильные морозы. Мы привыкли так согреваться.
Э-э-э… Так – это как? Но вслух задавать этот вопрос конт не стал. Меньше знаешь, крепче спишь. И вообще, это память о развратном двадцать первом веке пытается подогнать все под свои стандарты, а здесь, возможно, никто не придает никакого похабного значения такому методу согревания больного!
– Лежите. Сегодня вам еще нельзя вставать. Я прикажу подать завтрак и заварю травы.
– Завтрак не надо, я не хочу есть. Спасибо, Ворон.
– За что?
– За то, что был мне нянькой. Я это ценю.
– У меня приказ, – безразлично произнес юноша и вышел за дверь.
Вот и пойми этих придурочных Искореняющих! Виктория потерла виски. Еще и проблема раздвоения личности. Черт! Как жить дальше?
"Прекрасно жить, – хихикнул внутренний голос. – Зато теперь тебе не придется мучиться с выбором".
Да уж. Щелк – и я мальчик, еще раз щелк – девочка. Здравствуй, шизофрения!
…Проснулся конт от чужого взгляда. Ничего не болело, только слегка першило в горле. Это было так невероятно восхитительно, что он поначалу не поверил, но, прислушавшись к ощущениям, понял, что жара нет. Алан открыл глаза, и губы сами растянулись в счастливой улыбке. Вокруг кровати тихонько сидели и с нежностью смотрели на конта те, кого он никак не ожидал увидеть.
– Он проснулся! – воскликнул Дарен.
Литина всхлипнула и тотчас улыбнулась…
– Алан, скажите что-нибудь! Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – просипел Алан, переводя взгляд с одного лица на другое. Литина плакала, муж гладил ее по плечу и улыбался очень искренней улыбкой. Алан вдруг почувствовал небывалую нежность ко всем этим людям. – Дорогие мои, – сказал он, ощущая, как щемит сердце. – Я вам еще не говорил, как я вас всех люблю?
– Нет, – без улыбки ответила ворожея, наливая в чашку пахнущую полынью жидкость. – Но мы как-то и сами догадались и, смею уверить, мы тебя тоже любим. – Она положила ладонь на лоб конта. – Однако, несмотря на это, я сейчас всех выгоню, а ты поешь и отдохнешь как следует.
– Отдыхать? – возмутился Алан поспешно пытаясь сесть. – Но я выспался и отлично себя чувствую!
– И думать не смей вставать! – нахмурилась ворожея. – Иначе я попрошу Рэя силой напоить тебя сон-травой! – категорично заявила она, вставая. – Дела подождут.
– Кстати, где капитан?
– Они с Ивертом в коридоре. Дядя Рэй сказал, что здесь и так воздуха не хватает, они потом зайдут. – Дарен смотрел на конта сияющими глазами.
– Алан-балан, ты нас перепугал. Нельзя же умирать, не оставив завещания! – Оська лежал на спине в ногах у конта и подбрасывал большое зеленое яблоко. – Яблочка хочешь? Я у Серого украл!
– Какое яблоко, коротышка! Тетка Райка велела накормить хозяина крепким бульоном. – Мая сидела на полу по-турецки, опираясь рукой о колени замкового художника Неженки, который, примостившись в углу на трехногом стуле, что-то рисовал на листе бумаги. – Ты бы еще больному человеку предложил жареную курицу!
– Я бы не отказался от курочки, – мечтательно протянул конт, ощутив вдруг, что он не ел несколько суток.
– Так я прикажу, – подхватился Берт, с умилением глядя на конта. – Господин, а вы специально бороду отращиваете, чтобы горянкам нравиться?
– Каким горянкам?
– Ой, папа! Ты не знаешь? – Дар и Тур примостились на узком подоконнике, как два воробышка на жердочке, такие разные, но такие похожие счастливым сиянием глаз.
– Я! Я расскажу! – перебил Дара Оська.
– Дайте киру Алану прийти в себя, – мягко произнес брат Турид. – И не шумите, пока ворожея нас не выгнала.
– Кирена Литина, пойдемте отсюда. Не стоит вам возле больного находиться, – травница грозно нахмурила брови. – А вы чтоб через полрыски оставили конта в покое!
Женщины ушли, вместе с ними ушел и брат Турид, не желающий оставлять жену одну, а Берт убежал передать кухаркам, чтобы готовили бульон.
– Как вы здесь оказались? – Алан сел, опершись на стену и натянув одеяло до подмышек, потому что одежду ему так никто и не принес, а мелькать голым торсом вдруг показалось неудобным.
– Мы – провожающие! – гордо сообщил Оська и перевернулся на живот, свесив лицо с кровати. – Кэп как узнал, что на Осколок напали, сразу поскакал проверять, как там его разлюбезная лодочка.
– И как? – с тревогой спросил конт, он и забыл о корабле.
– Да что ему будет, – беспечно махнула рукой Мая. – Морские люди, как увидели горцев, сразу ушли в море.
– А когда все закончилось, брат Турид с мальчишкой прислал кирене Литине сообщение. Вот все собрались и поехали, и мы тоже отправились в путь, их провожать. Чтобы красиво было и пышно, – закончил Оська и протянул руку под кровать, оттуда раздалось тихое рычание, и Дар вдруг резко смутился.
– Папа! Я не хотел, он сам за нами побежал! Честное слово!
– Кто "он"? – уже догадываясь, кто прячется под кроватью, спросил с улыбкой Алан.
– Акела, – потупился Дарен.
– Ай! Он меня укусил! – Оська выставил вверх укушенный палец с капелькой крови. – Вы видели? – радостно спросил он, перебираясь в центр кровати и облизывая палец. – Я теперь ему брат по крови!
– Хорошо, допустим, я вам поверю, что вы просто поехали провожать Литину и Маю и больше никаких целей не преследовали. Но что здесь делает наш замковый художник? Неженка, ты здесь зачем?
Парень залился румянцем и засмущался, он всегда смущался в присутствии Алана.
– Хозяин, я никогда не видел моря. И мастер Семон позволил мне поехать с ними. А еще брат Эдар приказал нарисовать ваш портрет. Когда вы спите.
– Семон здесь? Но это же отличная новость! Он мне как раз нужен. Зайдете ко мне после того, как я поговорю с Рэем. А зачем Эдару мой портрет?
– Я не знаю, хозяин, – чуть слышно прошептал парень, опустив голову.
– Он его жутко боится, – похлопала Мая Неженку по ноге.
– Отчего? – с любопытством спросил Алан.
Парень еще сильнее покраснел. Вот уж точно неженка.
– А теперь рассказывайте, как вы посмели выехать из замка без охраны?
– Мы выехали с охраной! – возмутился Дарен, а Тур вдруг широко улыбнулся. – Еще с какой охраной! Две звезды лучниц!
– Я! Я расскажу! – Оська кубарем скатился с кровати, встал посреди комнаты и, выставив вперед укушенный палец, пафосно начал: – Когда спускался с гор утренний туман, когда солнце только вышло из-за моря, зоркий одноглазый стражник заметил грозный отряд воительниц. Они бежали к Крови, потрясая луками и мечами. Доспехи их сверкали на солнце словно бриллианты, длинные волосы развевались по ветру, стройные ноги притягивали взоры всех стражников! Девы были так восхитительны в своей первозданной красе, что в Крови сразу начался переполох, зазвенело оружие, раздался громкий голос капитана Рэя. Воины выстроились на стенах, лучники приготовили смертоносные стрелы, но никто не смог выстрелить в прекрасных воительниц, все были сражены их красотой и грацией.
– Ну ты и врун, тебе только баллады писать, – раздался у двери низкий голос Рэя.
– А что, не так было? – возмутился Оська.
– Если двадцать оборванных, грязных и голодных баб и пяток едва живых горцев – это для тебя грозный отряд воительниц…
– Нет в тебе, Молчун, поэтического таланта, одна только правда жизни. Сам тогда рассказывай, – обиделся Оська и полез под кровать, судя по тому, как захихикали Мая и мальчишки, он начал оттуда корчить рожи. Но Алан этого не видел.
– Вы бы знали, как мы все удивились, когда послушник Храма привел горцев в Кровь и сообщил, что это ваше племя и вы теперь вождь, – начал рассказ Рэй. – Я сразу решил, что это какой-то обман, чтобы мы открыли ворота, но брат Эдар задал несколько вопросов храмовнику и сказал, что это не шутка, это действительно ваше племя. – Он замолчал, выжидательно уставившись на конта, словно боялся, что тот сейчас опровергнет его слова, но Алан лишь кивнул и улыбнулся, представив себе, какое выражение было на лицах встречающих. – Храмовник передал ваш приказ разместить племя за стенами. Мы так и сделали. Да только Светика как увидела, какие они грязные, тут же потащила ребятишек и баб мыться, а за ними и горцы попросились в баню. Вот там с одним я разговорился, он мне все и рассказал. Сказал, что это те, которые решили остаться у вас, а еще семеро ушли к родне в другие племена, да какого-то слепого весчанина храмовники отправили домой. Горец по-нашему говорит неплохо, сказал, что бабы все охотницы и очень хорошие лучницы. Да я не поверил, у горцев детей одинаково учат, но только до того, как девочка первую кровь бросит. Потом у них уже другие науки начинаются. А тут… Ну и устроил я им испытание. Поставил щиты, выставил своих лучших лучников, дал каждому по одной стреле. Сказал, если моих парней победят, то я поверю. Не соврал старик. Ни одна не промахнулась, а у моих парней случались промахи. Ух, я их потом гонял на покойницкой полосе. Так опозорили! Ну и я не прост, взял да и предложил горянкам вступить в ваш отряд. Как отдельное под-раз-деле-ние лучниц. Ну, как вы писали в ин-струк-ции. Думаю, женитесь же вы когда-нибудь и будет у вашей жены своя охрана.
– А они что, согласились? – с интересом спросил конт, подавшись вперед.
– Еще бы! И в племени, и вождю служить, и жалованье получать, да и мужиков у нас холостых много, – хитро улыбнулся Рэй. – Я им сразу сказал, что жить отдельно они не будут, что вы этого не любите. Так что пусть себе женихов присматривают.
– Ну вот у нас и появились свои амазонки, – довольно усмехнулся конт. – Это ты хорошо придумал. Правильно.
– Амазонки? – переспросила Мая.
– Так называли женщин-воительниц на одном далеком острове.
– Значит, так и назовем, – серьезно кивнул Рэй. – Я с ними позанимаюсь, коль вы не возражаете. Только вы как вождь прикажите им меня слушать. А то они подчиняются только вам да Дарену.
– Они сами пришли, когда мы уходить собрались. Сказали, что я сын вождя, а значит, их долг – меня защищать, – гордо сообщил Дарен с восторгом в голосе. – Папа, а отчего они меня зовут "маленьким кузнечиком"?
За приоткрытой дверью заржал Иверт, но у Алана было слишком хорошее настроение, чтобы обращать на это внимание.
– Потому что я теперь – вождь Алан Бешеный Кузнечик.
Мая прыснула в ладошку, но затем не удержалась и в голос расхохоталась, ей вторил из-под кровати Оська, Дарен и Тур сначала удивленно переглянулись, а затем захихикали, да и сам Алан не смог удержаться и присоединился к общему веселью.
– Хозяин, ты их только одень по-людски. А то они в каких-то шкурах ходят и в штанах.
"Ага, в кожу и бронелифчики, – хихикнул внутренний голос. – Это будет круто".
– А еще их надо откормить, – продолжила Мая, когда все отсмеялись. – Ты бы видел, хозяин, как их дети затирку ели, тетка Райка чуть не плакала. Ругалась на какую-то змею так, что даже дядька Рэй заслушался.
– Никогда не слышал, чтобы Райка такие слова говорила, – смущенно покаялся Рэй и полез за пазуху за морковкой.
– Тур, а ты что все время молчишь? – Алан улыбнулся своему секретарю.
– Я просто рад, что вы живы, – с облегчением вздохнул Тур, и Алан понял, как сильно парнишка переживал за него. – Мы пойдем, а то ворожея ругаться будет.
– Там Иверт стоит, он ее не пустит, – спрыгивая с подоконника, заявил Дарен.
– Спорим, она его даже не заметит! Пройдет мимо, даже если он будет яташем махать! – раздался из-под кровати голос, и Оська выполз на свет, следом за ним, виляя коротким хвостом, выкатился рыжий шарик и сразу полез к Дарену лизаться.
– На пять щелбанов, – азартно согласился Дар. – Папа, мы потом еще придем! Мая, ты с нами?
– Хозяин, ты как? Хочешь, чтобы я осталась и почухала тебе спинку? – Она прыснула.
– Иди уже, "подарочек". А Светика разве тебе не рассказала, чем закончилось ее чухание?
Мая показала язык, и они, смеясь и толкаясь, покинули комнату. И сразу стало тихо и отчего-то грустно. Алан отчетливо понял, что минуты отдыха закончились и впереди его ждут дела, проблемы и непростые разговоры. Он откинулся на подушку и притих, пытаясь запомнить те приятные ощущения, которые не покидали его с того момента, как он открыл глаза и увидел родные лица.
Дверь распахнулась, и в комнату решительно вошла ворожея, она держала поднос, на котором стояли две дымящиеся чашки. Следом за нею показалось возмущенное лицо Иверта.
– Эй, женщина! Я же сказал, что Алан занят!
– Подставляй лоб, Дарен-мадарен! – радостно заорал в коридоре Оська, и следом послышался дружный хохот.
– Закрой дверь, горец, – скомандовала ворожея, ставя на кровать поднос. – Сейчас выпиваешь бульон, потом травяной чай. А через рыску Берт принесет тебе курицу. И чтобы все съел! – Отдав приказ, она развернулась и стремительно вышла из комнаты. Пока не захлопнулась дверь, Алан успел услышать, как Снежка говорит Иверту: – Никогда не стой на моем пути, горец, иначе нашлю на тебя почесуху!
– Не баба, а огонь, – покачал забинтованной головой Рэй. – Как вы ее терпите?
Алан только плечами пожал и потянулся за чашкой с бульоном. Он медленно пил горячую жидкость и вел сам с собой беззвучный разговор.
"Ворожея тебе напоминает саму себя? Ту тебя, которой тебе никогда уже не стать?"
"Да, – печально отвечал голос Виктории. – Знаешь, я тоже была безапелляционной и бескомпромиссной, не любила, когда со мной спорили, и всегда была уверена в своей правоте".
"Знаю, ведь это наша общая память".
"Не молчи, а то Рэй сейчас с ума сойдет. Он явно переживает из-за Учителя".
"Ага, сейчас начнет каяться и просить наказать его".
"И что будешь делать, Алан?"
"Да ничего. У него не было выбора, я же не идиот, понимаю".
"Угу, ложки нашли, но осадок остался".
"Знаешь, это ты заварила всю кашу! Ты обижена на Иверта, подозреваешь Рэя, вот сама с ними и разбирайся! А я вернусь, когда Мая опять предложит почухать спину!"
"Милая беседа меня и меня, – хихикнула Виктория. – И я еще надеюсь, что это просто стресс, а не психическое расстройство?"
В комнату зашел Иверт и бросил на Рэя вопросительный взгляд, капитан слегка покачал головой.
– Ладно, – отставив в сторону пустую чашку, тряхнул головой Алан. – Кайтесь.
Он сел, спустил ноги с кровати и накинул на бедра простынь. Больше всего сейчас хотелось помыться, приказать сменить пропахшую потом постель, поесть и лечь спать. Слабость накатывала приливами, бросая то в жар, то в холод, словно намекая, что до полного выздоровления еще далеко.
Виктория покосилась на Рэя. Капитан смотрел глазами нашкодившего пса, и ей стало его жалко.
– Рэй, я знаю, что ты не можешь поступить иначе. Знаю, что тебе не оставили выбора, поэтому прекращай заниматься самоедством и лучше расскажи, как прошла операция у Найка.