Иверт за спиной Алана тихо засмеялся. Смешно ему. Вот и женился бы! И Сарх, и Ведмедь так и не оставили желания подсунуть холостому хозяину Крови еще парочку девушек. Даже маркиз Генри Раман осторожно посоветовал конту взять в дом одну или двух дочерей горцев. Конечно, не в качестве официальных жен, а как матерей своих детей. Вокруг Алана постоянно крутилось несколько зеленоглазых красавиц. Но ни одна из них не тронула сердце конта. Он улыбался девушкам, но глаза при этом оставались печальными. Иверт это замечал, и все чаще на лицо телохранителя набегала тень. Зира ничего не сказала брату, только грустно сообщила, что сердце конта разбито из-за неразделенной любви. Виктория покосилась на Иверта. Разговор между братом и сестрой подслушал Оська и тут же сообщил о нем конту за пирожок с малиной. В тот момент, когда шут рассказывал о беседе, Виктория молилась всем известным богам, чтобы Зира не выдала ее секрета. Иначе… она даже не представляла, как бы смогла смотреть в глаза своему телохранителю. Иверт все же принес конту клятву верности и теперь не отходил от Алана ни на шаг – зорко следил за окружающими. Они с Рэем сами обо всем договорились. Капитан вздохнул с облегчением, когда рядом с контом замаячила стройная фигура горца, и полностью переключился на дела гарнизона Осколка. Да, замок теперь назывался так: "Осколок моего сердца". Как и приказал господин Алан Валлид. Но для краткости все называли его просто "Осколок". Виктория смутно помнила об этом своем приказе, но название ей приглянулось. Она не хотела, чтобы хоть что-то напоминало о бароне Кайрате. Вот только сожаление о его сыне иногда мелькало в душе. Может быть, из мальчишки вырос бы нормальный человек? Теперь она об этом никогда не узнает. В то, что парень отравился сам, Виктория не верила. Слишком хорошо она успела узнать методы Алвиса. Не одобряла, но понимала.
Алан при помощи Иверта забрался в коляску – ездить верхом он пока еще не мог, и Берт на пару с вездесущим Оськой раскопали где-то старую дребезжащую двуколку. Они ее вымыли, смазали скрипящие оси жиром, устлали внутри коврами и подушками, запрягли серо-голубого понурого ослика, в гриву которого шут вплел цветные ленты, и торжественно вручили поводья смеющемуся конту, предварительно украсив их цветами и колокольчиками. Ну прям свадебный возок. Когда Виктория попыталась возмутиться по поводу пестроты и нарядности упряжи, Берт непонимающе заявил: "Так красиво же, сразу видно – господин едет". Теперь, когда начинали звенеть колокольчики, все в Осколке знали – Алан Валлид куда-то отправляется.
Они направились к замку, и Виктория следила за Гихардом Ведмедем, который ехал рядом верхом на своей рыжей кобыле и внимательно слушал увлеченно размахивающих руками старейшин. Она до сих пор не поняла, что он за человек. Гихард ходил по замку, как старый еврей по доставшейся ему в наследство ювелирной лавке. Он щупал стены, открывал и закрывал двери, заглядывал во все закутки и задавал массу вопросов слугам и рабам. Брат Турид записал его в шпионы и несколько раз приходил к конту жаловаться на любопытного горца, Рэй косился на игуша с недоверием, Кусь рычала, а Райка презрительно игнорировала. И только довольный неугомонный Оська таскался следом, составляя Ведмедю компанию во всех его изысканиях, а вечером на стол конта ложился доклад шута, написанный аккуратным почерком Тура. Пока горец не сделал ничего такого, чтобы заподозрить его в измене. Но на замок он смотрел взглядом хозяина, и это немного напрягало. Иверт отзывался о нем как о старом хитром лисе, с которым нужно держать ухо востро, но уверял, что слово свое вождь держит крепко. Главное, чтобы он его дал. А вот давать слово Гихард не торопился.
– Бешеный Алан, – начал Ведмедь, когда они, сытно пообедав, откинулись на подушки в шатре горца. Хотя в замке и хватало комнат, игуши предпочитали спать в собственных шатрах. – Тебе не приглянулась ни одна из моих дочерей?
Опять двадцать пять! Две девушки с улыбками смотрели на конта. Симпатичные, но…
– Гихард, давай говорить о делах. – Конт протянул одной из девушек руку, и она пересела к нему поближе. Алан улыбнулся. – Почему ты хочешь пойти со мной?
– Вождь приказал. Ты сильный, большой, красивый. Дети от тебя будут здоровыми.
Иверт что-то быстро заговорил на своем наречии. Девушка вскочила на ноги и вместе с сестрой выбежала из шатра. Интересно, что он им сказал?
– Я все понял, Бешеный Алан. Больше не буду тебе предлагать в жены своих дочерей. А теперь давай перейдем к решению наших вопросов. – Ведмедь бросил на Иверта недовольный взгляд, но телохранитель конта его проигнорировал.
Виктория отправила Берта за Туром и братом Взывающим. Они лучше ее знали положение дел в стране. Когда в шатре собрались все заинтересованные стороны, начался торг. Виктория хотела иметь долю с добычи соли. Что бы там игуши ни думали, а это были ее земли, и упускать свою выгоду она не собиралась. На себя она брала доставку соли на рынки континента. Взывающий пообещал помочь наладить связи с торговцами. А еще у Виктории имелся корабль, который достался Алану Валлиду как трофей. Капитана корабля вздернули на замковых воротах, а хозяин повесился в своей комнате не без помощи Искореняющего, и его собственность стала собственностью конта. Небольшое парусно-весельное одномачтовое судно с высокими бортами. На таких судах местные перевозили грузы и рабов. Как пояснил Алвис, эти суда использовали в неглубоких водах, в основном они плавали вдоль побережья, где проходили быстрые теплые течения. Обслуживало такое судно всего двенадцать человек. Даже вместе с грузом посадка корабля составляла не более двух с половиной метров. Именно на нем ушел Искореняющий, но моряки, которых здесь называли "морские люди", обещали вернуться через десятницу. С ними ушел десяток воинов маркиза. Для гарантии их возвращения. Впрочем, после тесного общения с Дланью те из моряков, которые остались живы, приняли руку конта и принесли ему клятву верности, изрядно подкрепленную золотом. Виктория была человеком двадцать первого века и не верила в клятвы, даже если залогом их выполнения являлась жизнь близких. Тем более что половина матросов оказалась рабами. Она считала, что клятвы клятвами, а жалованье не помешает. После такого бывший боцман, а ныне капитан корабля, проникся к конту большим уважением и даже предложил неплохой план обогащения. Но об этом пока говорить было рано, требовалось дождаться моряков и посмотреть, как они выполнят ее первое задание, а пока следовало поторговаться с горцами.
Алан повернулся к ксену и вопросительно поднял брови.
– Мы сами будем продавать соль, через своих людей. Кроме соли мы можем продавать лошадей, меха, жемчуг, раковины и древесину. – Взывающий наклонился к Гихарду. – Пополам!
– Но мои люди будут для этого работать. А что будут делать ваши?
– А наши будут это доставлять, охранять в пути, продавать, договариваться, платить подати, закупать то, что нужно здесь, на фронтире, – брызгал слюной Турид, загибая пальцы перед носом Ведмедя. – По какой цене ты продаешь жемчуг?
– По весу серебра.
Виктория видела местные весы. Ничем не отличались от земных аптечных. В одну чашу складывали жемчуг, а в другую серебряные монеты. Полновесная серебряная монета здесь весит около двадцати грамм, но сколько в ней чистого серебра, а сколько примесей, она не знала. Насколько Виктория помнила из истории, у Екатерины II были бусы из тридцати черных жемчужин. Крупных. Самая большая из них весила около четырех грамм. Здесь жемчуг водился некрупный, но очень чистый. Пусть три грамма. Выходит, за одну серебряную монету продавали около семи жемчужин.
– А сколько стоит жемчуг в королевстве? – повернулся конт к Взывающему.
– Вот! – поднял палец брат Турид. – Верный вопрос! Жемчуг дороже алмаза. Серьги с белым жемчугом стоят от трех до пяти золотых, а с голубым доходит и до десяти.
– Отчего так дорого? – удивилась Виктория.
– Кир Алан, – укоризненно покачал головой ксен, – вам не помешало бы поговорить с мастером Семоном.
– Иногда ты мне кажешься очень тупым, Алан-балан. Потому что раковины сулейматов живут только в нескольких местах. Возле наших островов и здесь, – раздался голос Оськи. Шут тихонько сидел у порога и внимательно прислушивался к разговору. – Они любят течения, соль и свет. В других местах их слезы маленькие и неровные.
– А еще никто не станет торговать с горцами. Их представители не входят в цеха ювелиров, не платят торговую пошлину и не являются гражданами королевства. Официально горцев не существует. Их земли номинально входят в состав нашего королевства, но сами игуши об этом не знают, – добавил брат Взывающий, пристально глядя на Ведмедя. Тому эти слова не понравились, но он кивнул, соглашаясь с ксеном.
Известие о ценах на украшения с жемчугом выбило Гихарда из равновесия, он поклялся выпустить кишки перекупщикам и развесить их на деревьях. Но зато согласился наконец-то на половину прибыли. Так как горцы не доверяли бумаге, договор скрепили клятвами и откровенными намеками на союзный брак, о чем конт Алан торжественно пообещал подумать. А еще договорились, что люди Гихарда, как и люди Гривастого Волка, могут останавливаться в Осколке и использовать бухту для выхода в море. За что они должны будут патрулировать окрестности. Когда об этом сообщили наместнику, Серый нахмурился, но возражать не стал. Он сам хотел просить помощи у горцев, пока численность гарнизона не дойдет до положенных пятидесяти человек, хотя игушам не доверял, особенно Ведмедю. Если Сарха сдерживал долг крови, то рычагов давления на Гихарда у конта не было. Поэтому Серый, испросив у Алана разрешение привлекать рабов и весчан, спешил набрать людей и начать обучение. Через день за стенами Осколка уже красовалась полоса препятствий и Оська давал концерт первым мученикам.
Посовещавшись с Рэем и Сархом, Виктория решила сделать Осколок своей летней резиденцией. Она собрала местных мастеров и отправила их в Кровь, чтобы они на месте посмотрели, что именно хочет увидеть в своих покоях к холодам новый владетель. С ними на подводах уехали некоторые рабы, нуждавшиеся в помощи друиды и связанная Олика. Остальных рабов загнали в баню, потому что ксен заявил, что такого количества вшей он никогда не видел. Виктория приказала безжалостно всех обрить и обработать настойками трав от паразитов, затем велела раздать новую одежду из сундуков барона, а старую сжечь, вымыть кипятком барак и набить матрасы свежей соломой. А всю постель прокипятить. Рабов у Кайрата было немного. Всего двадцать три человека, в основном мужчины и молоденькие девушки. Они сказали, что господин продал большую часть рабов, оставив лишь тех, кто работал в доме и обслуживал наемников.
Наконец, отдав последние распоряжения, они выехали в Кровь. На душе было неспокойно, словно Виктория забыла сделать нечто важное. Не доверяла она горцам, поэтому оставила в Осколке десяток своих воинов, доведя численность боеспособного гарнизона до тридцати человек. Да еще в приватной беседе с Серым посоветовала капитану держать горцев за стенами, пускать внутрь только вождей с домочадцами, да и за ними внимательно следить.
Виктория ехала в двуколке, только на этот раз в нее запрягли нормальную лошадь. "Пора усовершенствовать рессоры", – подумала она, в очередной раз подпрыгнув на ухабе.
– Эй, Бешеный Алан, – к ней подъехал Иверт. – Если ты сможешь немного подняться в гору, я покажу тебе что-то интересное.
Что-то интересное – это интересно. Виктория осторожно спустилась на землю. Тут же подскочил Берт, подставил плечо. Рэй, недовольно сопя, шагал рядом. Они медленно поднялись метров на сто, и вдруг идущий впереди Иверт просто исчез.
– Куда этого жабьего сына Вадий утащил? – растерянно произнес Рэй и по привычке потянулся за пазуху за очередной морковкой.
Иверт выскочил из-под земли, словно черт из табакерки. Он довольно лыбился, обнажив белоснежные зубы, при этом его зеленые глаза хитро блестели.
– Молчун Рэй, помоги конту спуститься, – и горец вновь исчез под землей.
Только подойдя ближе, они увидели в скалах узкий проход, закрытый высоким папоротником. Зря Иверт просил капитана помочь своему господину спуститься, Рэй в проход не пролез. Плечи застряли. Зато худощавый Берт и отощавший после болезни конт проскользнули внутрь словно два ужа.
Внутри их ждал Иверт с горящим факелом в руках, он провел мужчин по узкому проходу, спускающемуся вниз, и вывел в маленькую полузасыпанную пещерку.
– Смотри, Бешеный Алан, рисунки предков, – Иверт поднял факел выше.
Сначала Виктория ничего не увидела, но горец поднес факел к стене, и она чуть не заорала. На каменной стене было вырезано схематичное изображение города. Высотные дома, широкие улицы, по которым ехали автомобили, люди, одетые в брючные костюмы, по небу летел самолет, а вдалеке расцветал гриб ядерного взрыва. Лазерный резак?
– Эй, еще смотри, что мы откопали. – Иверт легонько стукнул конта по плечу, указывая в сторону.
В каменистой стене была выдолблена ниша, а в ней лежала немного деформированная, но целая пластиковая бутылка! "Время разложения от пятисот до тысячи лет", – вспомнила Виктория. Когда же произошла катастрофа на этой планете? Она дрожащими пальцами провела по пластику и осторожно взяла бутылку в руки. Такая обычная там и такая чуждая здесь.
– Мы нашли эту пещеру, когда были детьми, она открылась после очередного оползня, – проговорил Иверт, внимательно наблюдая за контом. – Здесь обнаружилось много интересного. Стеклянные сосуды странной формы, куски неизвестного нам материала, прочного и негнущегося. Мы решили ничего не говорить взрослым. Но потом произошел очередной обвал, и половину пещеры засыпало. Ты знаешь, что это?
– Пластик, – прошептал Алан по-русски, осторожно кладя бутылку на место. – Берт, возьми рабов, раскопайте завал. Я хочу, чтобы вы нашли все, что засыпано землей!
– Сделает, – задумчиво покачал головой Иверт, глянув на ошарашенного Берта, рассматривающего картину на стене. – Когда ты сможешь много и долго ходить, я отвезу тебя в Город древних. Там есть такое, – ткнул он пальцем в рисунок на стене, указывая на памятник, изображающий какую-то абстракцию.
– Обязательно. – И тут Виктория вспомнила. – Иверт, а что ты сказал дочерям Ведмедя?
– Что у Бешеного Алана тоже есть сердце и это оскорбление – предлагать ему роль жеребца вместо любви. Что женщины ведут себя как равнинные шлюхи, пытаясь соблазнить мужчину моей сестры.
Остальной путь они проделали молча. Виктория пребывала в шоке от увиденного и не замечала настороженных и задумчивых взглядов, которые бросал на нее горец.
– Конт! Конт вернулся!
Крик часового вызвал в душе бурю эмоций. Дома. Наконец-то она дома.
Встречать конта вышли все жители Крови. По крайней мере, именно так показалось Виктории. Но первой к конту подбежала Светика. Она с плачем кинулась на шею Алана и со всей присущей ей непосредственностью запричитала:
– Живой! А мы же не верили! Думали, пропал наш господин! Сгинул во вражьей пасти! Чтоб их Ирий светлый проклял да Вадию на суд отдал! А Нанни как жалко-о-о! Но, слава Ирию, вы живой!
– Светика, отпусти кира Алана. – Берт потянул девушку за плечи.
– Бертушка! – Она наконец-то перестала обливать рубашку конта слезами и переключилась на Берта. – Бертушка! Сиротинушка! Я так волновалась! Как же ты теперь будешь без матушки? Кто приласкает, пожалеет?
После такого бурного проявления чувств вновь нахлынула тоска по Нанни. "Светике плакальщицей надо работать", – подумала Виктория и нашла взглядом друиду. Ворожея улыбнулась одними глазами и махнула конту рукой в сторону пристройки.
– Пойдем, я тебя осмотрю.
Женщина развернулась и пошла, ничуть не сомневаясь, что конт последует за ней. И Алан последовал. Предварительно отдав Берту и Иверту короткие приказы. Здесь и без него разберутся. Рэй уже выслушивал доклад одного из десятников, Тур и Дарен исчезли сразу, едва успели слезть с лошадей, рабы разбирали багаж, им помогали слуги, у повозок раздавался зычный голос Райки, командующей разгрузкой телеги с рыбой и вином.
В комнате друиды пахло травами и мужчиной. Она заперла за Аланом двери и коротко приказала:
– Раздевайся.
– Я тоже по тебе соскучился, – улыбнулся конт, неуклюже стягивая рубаху. – Знаешь, я решил выделить тебе флигель под лечебницу. Оборудуем там большой хороший кабинет и лабораторию. В одной комнате будешь жить сама, а в другой сделаем комнату для больных. Разгородим занавесками, поставим несколько кроватей. Хватит тебе здесь с Саникой ютиться.
– Хочешь привязать меня к Крови, конт? – хмыкнула ворожея, внимательно ощупывая и осматривая раны и следы ожогов. – Шрам на груди останется, – недовольно пробурчала она. – Повернись спиной, гляну, что там под повязкой. А ты пока рассказывай.
И Виктория рассказала. Почти все.
– Выходит, они за Нанни охотились? А она им не сказала то, что они хотели. А твоя любовница выдала им Нанни! – жестко закончила друида, надавив на рану от стрелы.
– Ой!
– Гноя нет, – тихо произнесла женщина, намазывая плечо знакомой уже конту зеленой мазью и туго забинтовывая чистыми тряпками. – Какое слово она перед смертью сказала?
– Чупачурик.
– Никогда о таком звере не слышала. Но я поспрашиваю у своих. А Олике твоей люди самосуд устроили. Зря ты ее одну отправил, без охраны. Серый, как за Райкой приезжал, рассказал правду, ничего не утаил. Зол он был. И про смерть Нанни мученическую, и про вину твоей полюбовницы, и про муки, что тебе пришлось из-за ее предательства перенести. Вот люди и осерчали. Любят тебя, конт.
– Интересно, за что? – усмехнулся Алан.
– Вот и я себе такой вопрос задаю. Одевайся.
Пока конт одевался, друида рассказала новости.
– Дочь твоя дурная сбежала в свою веску на следующий день после того, как ее привезли, но мать привела девочку назад. Весчанка просила, чтобы простил глупую девчонку, которая не понимает своего счастья, что бы тебе ни говорили. Ваську пока поселили в комнате Тура, служанку к ней приставили из рабынь. Ревет, дуреха, все время. Совсем дикая. Рыжая кобыла ожеребилась. Конька родила. Симпатичного и здорового. Еще – рабыня брюхата. Прятали ее до сих пор от тебя, боятся все еще. Помнят, как ты приказал матери удавить своего ребенка. Прости. Знаю, что это был не ты. Но теперь спрятать рабыню не удастся, рожать ей на днях. Тоже ревет с утра до ночи, поговорил бы ты с ней, конт. Девка-то хорошая, работящая, красивая. Вот думаю, не ты ли ее обрюхатил? Саника учится. Спина у него подзажила, толковый мужик, может, в мужья взять? А, конт, что скажешь?
Виктория усмехнулась: можно подумать, друиде нужно одобрение конта.
– Что с Оликой? Насмерть забили?
– Светика не дала. Хотя первая в волосы ей вцепилась. Да только, когда камни в ход пошли, встала на защиту. Сказала, что ты не одобришь самосуда. Будет из девки толк. Только смотри, конт, не испорти ей жизнь.
– Даже в мыслях не было, – возмутился Алан, поворачиваясь к друиде, чтобы она помогла зашнуровать рубаху.
– Она же по тебе сохнет, а любовь – штука коварная, конт. Горит у девок от любви и свербит в одном месте. Гляди. И что бабы в тебе находят? Худющий, один нос торчит! – Ворожея завязала тесемки и повязала на талии мужчины пояс владетеля.
– Я обаятельный. Но спасибо, что предупредила. Я думал, она в Берта влюблена. Пошли, ворожея, Олику судить будем.