Нехорошо.
Как интересно.
"Река близко, Лойош?"
"Ветер меняется, босс. Не могу сказать."
"Ладно."
Надо заметить, пока ничто и близко не походило на мой прошлый визит в Фенарио. Впрочем, это было давно, и я тогда не уделял большого внимания пейзажам.
Внезапно - так внезапно, что это застало меня врасплох - стало темно. То есть совсем темно. В небе имелись какие-то светящиеся точки, но освещения они не давали. Во всяком случае, для меня; лекарь (не-драгаэрянин) как-то сказал, что ночное зрение у меня очень слабое. Это исправимо, но коррекция - сплошное мучение, и напротив, имеется простенькое компенсирующее заклинание. Вот только прежде чем сотворить даже самое простое заклинание, надо убрать защиту, которая мешает плохим парням меня отыскать… Короче, я не решался, а значит, с точками света в небе или без них, оставался слепым. Интересно, я слеп именно потому, что не исправил зрение, когда можно было? До сих пор не знаю.
Сойдя с тракта на несколько шагов от обочины я, за отсутствием лучшего варианта, сбросил рюкзак, извлек одеяло и улегся. Лойош и Ротса позаботятся о ночных визитерах, а если появится что-то достаточно большое - по крайней мере разбудят меня. Уже закрыв глаза, я обнаружил, что среди ночных визитеров есть громко жужжащие насекомые. Интересно, кусаются ли они? В поисках ответа я и уснул.
Наверное, все-таки не кусаются.
На следующий день я снова пустился в путь, и через пару часов повстречал воз, доверху забитый сеном; правил возом юнец. Я поприветствовал его, он остановил лошадь - одну из самых здоровущих, что я прежде видел - и поздоровался в ответ. Кажется, юнца удивили сидящие у меня на плечах джареги, но вежливость взяла верх.
- Как добраться до Бурза? - спросил я.
Он указал в том направлении, куда я и шел.
- Через мост и потом еще немного, там дорога разветвляется и стоит указатель. Вскоре почувствуете запах.
- Годится, - решил я и вознаградил возчика парой медяков. Он постучал себя по лбу, что я счел знаком благодарности, и продолжил путь.
Тут я понял, что как-то чересчур расслабился, и надо бы усилить бдительность. А потом сообразил, что принимаю сие решение где-то в двенадцатый раз после того, как спустился с гор.
"Я чувствую себя в безопасности, Лойош. Как будто никакой опасности и нет. Не уверен, стоит ли доверять этому чувству."
"Не знаю, босс, но у меня то же самое ощущение."
"Как будто мы вне досягаемости?"
"Ага."
"Пожалуй, так и есть, но давай не будем слишком на это полагаться."
Я добрался до моста - он возвышался над потоком футов двадцати шириной - и прошел "еще немного", что вылилось практически в остаток дня. За мостом тракт определенно улучшился, здесь за ним следили. Пару раз я останавливался погрызть хлеба с сыром и колбасками, купленными в Саэстаре (в деревне, а не в горах). Хлеб уже черствел, но все лучше, чем натощак. Я заметил, что лес, который вроде бы остался позади, снова вернулся, по правую руку от тракта. Или это другой лес? Надо бы раздобыть карту; хотя они тут, говорят, большая редкость и обычно далеки от достоверности.
За несколько часов пути лес приблизился, но все-таки держался в стороне. Да, я понимаю, это тракт проложили в обход леса, но я-то говорю так, как сам видел, понятно? Наконец, обнаружилась развилка, и там был указатель, там, где ему и следовало находиться, на толстом деревянном столбе.
Я последовал указаниям. Тракт, прижимаясь к лесу все теснее, шел через невысокие холмы, между которыми аккуратно колосилось нечто мне незнакомое. Все больше овинов и иных сельскохозяйственных сооружений. Свежевыкрашенные домишки выглядели вполне прилично. Я старался не смотреть на местных свысока оттого лишь, что они строят все из дерева; это у меня от долгой жизни среди драгаэрян. Если взглянуть непредвзято, достаток у здешних жителей был получше, чем у тех, кто обитал под Адриланкой. Интересно, что бы сказала Коти, намекни я ей о чем-то подобном?
Тени удлинялись, Горнило готовилось скрыться за горной цепью, но пока все еще светило мне в спину. Справа доносился легкий гул, и вскоре я обнаружил, что дальше с той стороны вдоль тракта протекает приличных размеров река.
Горнило опускалось за горы. Темнело. Какой-то свет все еще пробивался, но надо бы привыкать, насколько быстро тут темнеет и насколько темно становится. Мне никогда не приходило в голову, что затянутое облаками небо Империи обеспечивает не только постоянную тень, но и постоянное освещение; однако, похоже, так и есть. Прошагав еще милю, я недовольно подумал, что мне предстоит еще одна ночь под открытым небом.
Тракт, извиваясь, вполз на очередной холм. Вдали показался огонек.
"Лойош, проверь."
Это действительно было "вдали", пока Лойош вернулся, я прошел почти милю, а ведь огонек мог оказаться чем угодно, от костра до…
"Как раз то, что тебе нужно, босс. Маленький уютный постоялый двор. А неподалеку - городок, и судя по запаху, тот самый, который ты искал."
"Ты только что заработал прощение за последние девять проступков, которые требовали прощения."
"Кстати, о запахах. Там у них, похоже, хорошая кухня, босс. Не забывай о друзьях."
Пока я добрался до двери, уже совсем стемнело. Единственный свет пробивался из двух окошек, затянутых промасленной бумагой, и осветить мне вывеску он определенно не мог. Ну и ладно, изнутри доносились смех, и голоса, и аромат плохого пива и доброй еды, более сильный, чем та вонь от (вероятно) бумажной фабрики, которую я начал чувствовать последние несколько сотен шагов.
Силой воли я превозмог урчание желудка и на минутку остановился под окном, давая глазам привыкнуть к свету. Затем я открыл тяжелую дверь, вошел и сразу шагнул в сторону. Мне уделили пару взглядов, и еще несколько получили Лойош и Ротса, пока я осматривался. Два этажа, задняя дверь, но большую часть здания занимал как раз этот зал. Справа - длинная полированная стойка на пол-стены, а в зале несколько дюжин восточников - в смысле, людей, - сидят за столами, стоят вдоль стойки или просто подпирают стены.
Я подошел к стойке, и вскоре ко мне подошел средних лет человек, пузатый и в безрукавке, которая выставляла напоказ внушительные бицепсы. Прежде чем я успел что-либо сказать, он указал подбородком на моих дружков и заявил:
- Уберите этих тварей отсюда.
Я смерил его взглядом. Сильный, но не слишком проворный. Глаза у него были карими.
Через пару секунд он опустил взгляд.
- Бренди, - заказал я, - и еще поесть бы.
Он едва заметно кивнул, наполнил стакан и проговорил:
- Еду закажите у одной из девчонок.
Потом толстяк удалился к противоположному краю стойки. Я положил на стойку пару монет и подыскал себе незанятый кусок стены.
"Вульгарные предрассудки, босс. Позорище."
"Будьте начеку."
"Ну да, ну да."
Вскоре мимо прошла девушка, одетая в красное, синее и желтое, с аппетитными коленками и полным подносом кружек и кувшинов.
- Еды, - намекнул я.
Девушка остановилась, взглянула на рептилий у меня на плечах, превозмогла испуг и сказала:
- Есть жареная дичь, гуляш из баранины и охотничий гуляш.
- Охотничий гуляш.
Она кивнула, окинула взглядом зал:
- Кажется, сидячих мест не осталось.
- Ничего, постою.
Она через силу улыбнулась, повернулась и ушла. Я воспользовался своими отточенными наблюдательными способностями и проверил, насколько аппетитно ее коленки выглядят сзади. Не хуже, чем спереди.
Только теперь до меня дошло, что при всем обилии народу женщин в зале нет, лишь три подавальщицы. Не знаю, что это значит, но отметить нужно.
Я ловил обрывки разговоров. Ничего интересного, но говорили по-фенариански, и столь чистый говор немедля заставил меня скучать по деду, хотя мы всего несколько дней как расстались.
А потом коленки вернулись, доставив большую миску охотничьего гуляша, большую ложку и ковригу черного хлеба; семья из Южной Адриланки могла бы питаться этим неделю. Я поставил стакан на полочку, явно прибитую к стене для подобной цели, расплатился и взял снедь. Девушка внимательно изучила драгаэрские медяки, но приняла их без возражений.
Гуляш состоял из свинины (нет, я не знаю, почему тут блюда из свинины зовут "охотничьими", если только это не самая нежная кабанятина в истории кулинарии), лука, разнообразных грибов, каких я прежде не пробовал, трех сортов перца, фасоли, моркови и каких-то еще бобов. Хлеб еще хранил тепло печи и на вкус был восхитителен. Когда я скармливал несколько кусочков джарегам, на меня снова начали посматривать, но никто не сказал ни слова; потому, наверное, что я единственный среди присутствующих открыто носил оружие.
Примерно на середине миски стол неподалеку очистился, и я смог усесться. Замечательно. Народ потихоньку расходился. Когда я доел, в зале оставалось с дюжину гостей, в основном пожилых, а разговоры велись теперь тихо-тихо. Запойные пьяницы. Знаю таких. Пари держу, тридцать часов спустя те же самые физиономии снова будут здесь.
Я подозвал подавальщицу. У этой тоже были аппетитные коленки; наверное, профессиональное требование.
- Здесь сдаются комнаты на ночь? - спросил я.
Глаза у девушки были темно-лиловыми. Необычно для Фенарио.
- Да. Поговорите с хозяином.
- Так и сделаю. А пока что - еще бренди.
Она ушла за моим заказом, а я медленно расслабился и подумал, как же я устал. Одна мысль о настоящей кровати, второй после расставания с Нойш-па, просто очаровывала.
Я посасывал бренди, наслаждаясь чувством усталости, за которой вскоре воспоследует отдых. Затем подошел к хозяину и спросил о комнате. Он покосился на джарегов, но утвердительно проворчал, получил серебряную державку и указал на дверь в дальнем конце зала.
За дверью была лестница, которая привела в коридор с несколькими дверями. Я открыл первую дверь справа, обнаружил кровать и плюхнулся на нее. Расплылся в улыбке, удовлетворенно вздохнул - и это все, что осталось в памяти.
Утром, когда я спустился в зал, хозяин уже был там. Он покосился на меня и снова занялся протиранием стойки. Я открыл дверь и глубоко вздохнул. Напрасно я это сделал. Груди и пятки Вирры, ну и вонища!
"Босс…"
"Знаю."
"Ротсе это не нравится."
"Привыкнем."
"Надеюсь, нет."
Пытаясь не обращать внимания на запах, я осмотрелся.
Вывеска у меня над головой изображала колпак в красно-белую полоску. Даже думать не хотелось, как называется заведение. Слева не было ничего. Ну, то есть, ничего, кроме колосящихся полей и тракта. Справа находился городок - несколько дюжин домов и прочих сооружений, и улицы между ними. Там же, между домами, проглядывала река, и причалы на реке, и барки и лодки у этих причалов, а надо всем этим вставало Горнило, слишком яркое, чтобы я мог рассмотреть остальное.
В общем, я направился туда.
Народу на улицах было немного. Женщина в застиранном синем платье и ярко-ярко-желтых башмаках несла ребенка, направляясь в лавку; два старика сидели на низкой каменной стене перед узким домиком - кажется, вчера вечером я их видел; юноша в потрепанной шелковой шапчонке толкал тачку, нагруженную железным ломом, и совершенно при этом не торопился добраться туда, куда двигался.
Когда я проходил мимо стариков, они прекратили беседу и вежливо взглянули на меня. Впрочем, нет, не уверен, что дело было именно так. Я повернул направо, против ветра, в сторону пристани. Старики смотрели в ту же сторону, один спросил "Ну как оно, Янчи?", на что второй ответил нечто вроде "Дрыхнем помалу", если я верно расслышал. Затем они услышали мои шаги, переглянулись и встали, когда я проходил мимо. Я кивнул им, они мне, а затем вежливо отвели взгляды.
Ветер дул мне в лицо, когда я приближался к пристани. Большое каменное строение на том берегу откашливало дым. С той стороны тоже была пристань и барки. Я остановился и рассмотрел их получше. Выше по течению у пристани находилось нечто вроде загона для бревен, по крайней мере, другого названия мне в голову не пришло. Там была огорожа с воротами, и внутри плавали бревна.
Река разливалась довольно-таки широко, где-то на четверть мили. Некоторое время я просто смотрел на нее. Есть что-то успокаивающее в созерцании реки. Знаю таких, кого приводит в то же настроение океан, но лично я предпочитаю хорошую реку. Ребенком я стоял на Цепном мосту и часами глазел, как внизу течет река Адриланка. Эта река ни на что подобное не претендовала, "оживленного движения", как на Адриланке, тут и близко не наблюдалось, по крайней мере, сейчас; и все-таки она успокаивала.
Никогда не спрашивал Коти, как она относится к рекам. Как-то не до того было.
Отложив подальше былую знатность, я прошелся по ближайшей пристани и уселся на краю. Цвет воды был грязно-бурым, однако ее запахи, какими бы они ни были, не могли пробиться сквозь толщу овощной гнили от фабрики. Я созерцал реку так, словно должен был, словно это было делом. В том-то и дело, что нет. Я никому ничего сейчас не должен. Чуток любопытства, выяснить про семью моей матери, и чуток намеков, как взяться за это - но ничего по-настоящему важного. Может быть, я задам несколько вопросов и подожду, последует ли хоть какой-нибудь ответ, но помимо этого, смысл моей жизни сейчас был - не дать джарегам с ней покончить. Я стремился ОТ, а не К. Новый для меня опыт. Я не был уверен, что однажды, когда отстраненность пройдет, меня будет беспокоить его новизна.
Интересно, где я буду, когда это случится.
Надеюсь, я буду один.
Мне внезапно захотелось иметь при себе горсточку гальки, чтобы потихоньку швырять камешки в воду, слушать тихое "бульк" и смотреть, как разбегаются круги.
Я просидел так, наверное, часа два. Потом встал и вернулся в трактир, где мне удалось убедить хозяина дать мне краюху вчерашнего хлеба, козьего сыра, копченой колбасы и кофе с теплыми сливками, шоколадом и свекольным сахаром. В зале было душновато и я уже собирался попросить хозяина открыть окно, однако вспомнил, почему оно закрыто.
Поев, я снова подошел к хозяину, который сидел на высоком стуле за стойкой, умостив затылок на стене и закрыв глаза. Услышав мои шаги, глаза он открыл.
- Меня зовут Влад, - сказал я.
- Инче, - отозвался он, чуть помолчав.
Я кивнул и счел, что пока этого хватит. А потом снова окунулся в вонь.
Незачем описывать последующие часы. Я гулял, здоровался с прохожими, знакомился с городом. Достаточно большой, вопреки первоначальному впечатлению, пара сотен почти одинаковых лачуг в дальнем конце, башмачник и галантерейная лавка, которые поддерживали их существование, и пустырь, на котором к выходню возникал базар. Лачуги были куда грязнее, чем крестьянские домишки за городом. Я видел многое, ничего не искал и ничего не нашел.
Когда тени стали длинными, я вернулся в трактир и перекусил жареной дичью, политой сладким вином. Пока я ел, появились две подавальщицы, в простых крестьянских платьях. Они скрылись за дальней дверью, а через несколько минут снова появились, уже с открытыми коленками и с грудями, распирающие синие или желтые лифы. Темнокудрая девушка спросила, не желаю ли я чего-нибудь, и я заказал стакан местного красного вина, которое оказалось кисловатым, но в общем ничего.
Снаружи темнело, зал заполнялся народом. На этот раз я сидел у задней стены, и поскольку голод и усталость остались в прошлом, я уделил куда больше внимания окружающим.
Я легко опознавал тех, кто работал на бумажной фабрике, потому что одеты они были проще, чем крестьяне, которые ради удовольствия выпить вечернюю кружку разоделись в яркие синие, и красные, и желтые наряды; рабочие носили простого покроя темно-зеленые или коричневые блузы. Те, кто помоложе - длинноволосые и гладко выбриты; те, кто постарше - с усами и аккуратно подстриженными бородками. Среди рабочих таких имелось немного, старики в основном явно были из крестьян, лишь некоторые из них еще не доросли до бритья. И по-прежнему ни одной женщины, кроме подавальщиц. Чем дольше я так сидел, тем более странным казалось, что так легко определить, кто есть кто и кто к какой группе принадлежит. Кстати, между собой группы не смешивались.
Впрочем, были и такие, кто ни к одной из групп не принадлежал. Парень со светлыми слезящимися глазами скалился направо и налево, даром что у него заметно недоставало зубов; он носил черные штаны, белую рубаху и синий плащ, а на пальцах блестело несколько колец. И еще один, в высоких сапогах, с длинными усами, которые опускались хорошо так ниже подбородка. И тип в голубом фетровом жилете, обтягивающем могучий торс, с чернильно-черной кучерявой шевелюрой ниже плеч.
"Что скажешь об этой троице, Лойош?"
"Не знаю, босс. Там, дома, я бы решил, что Щербатый и Усач - торговцы. А вот с Кучерявым непонятно."
"Вот и мне так кажется. А почему тут нет женщин?"
"Без понятия, босс. Может, спросишь кого?
"Пожалуй, что так."
Пока я решал, что спросить, у кого именно, и как бы к этому подойти, решение взял на себя тип в голубом фетровом жилете, который подошел к моему столу, покосился на джарегов у меня на плечах, и спросил:
- Не возражаешь, если я тут подсяду?
Я кивнул на один из незанятых стульев.
"Кучерявый" мягко присел и махнул рукой; через минуту одна из подавальщиц возникла рядом и принесла ему фарфоровую чашечку, которой он мне и отсалютовал:
- Бараш Орбан. Зови меня Орбан.
- Мерс Владимир, - соврал я, приподняв собственный стакан. - Влад.
Он прищурился.
- Мерс? Интересное имя.
- Ага, - сказал я.
Он опрокинул чашечку и зажмурился, вздрогнул, дернул головой и улыбнулся. Я сделал глоток.
- Что ты пьешь?
- Ракию. Сливовое бренди.
- А. Следовало бы догадаться. У деда тоже был такой вид, когда он пил эту штуку.
Он кивнул.
- Да, ракию импортируют с юга. Не знаю, зачем мы ее импортируем, или зачем вообще ее пьют. Проверка на мужество, наверное, - ухмыльнулся он. У Орбана все зубы были на месте и очень белыми.
Я фыркнул.
- Местная палинка хороша, и по мне, безопаснее.
- Мудро, - проговорил он. А потом добавил: - Прости, но в твоей речи слышится нечто иноземное…
Я кивнул.
- Я пришел издалека.
- И все же имя у тебя явно местное.
- Разве? - сказал я. - А я и не знал.
Он кивнул.
- Впрочем, неудивительно, - добавил я. - Моя семья отсюда.
- Семья или родня?
На фенарианском это два слова, и различие между ними сильнее, чем в Северо-западной речи.
- Родня, - поправился я. - А ты знаешь кого-то, кто мог бы быть моим родичем?
- Хм. Надо подумать. Это довольно большой город, знаешь ли.
Вранье.
- Пожалуй.
Через минуту я добавил:
- Извини, что так отзываюсь о твоем городе, но он воняет.
Он улыбнулся.
- Пожалуй. Но поверишь ли, вскоре напрочь перестаешь это замечать.
- Наверное, ко всему можно привыкнуть.
- Точно.
- Слушай, а можно вопрос?
- Валяй.
- Почему здесь нет женщин?
Его глаза округлились.
- А что, там, откуда ты, женщины заходят в пивные?
- Если хотят выпить.
- Ясно. В общем… тут такого не бывает.