Серега отчаянно покраснел. Ну прямо мыльная опера на средневековой сцене. Именно этого ему и не хватает для остроты ощущений, ведь, если память его не подводит, осложнения на этой почве в эти времена и при этих нравах ох как чреваты… Он схватил со стола кубок и залпом выпил его до дна. Кислятина с острым сивушным запахом тошнотворным комком прокатилась по пищеводу. Слегка затошнило, он с трудом сглотнул и вновь перешел на воду. Тем не менее дальше все шло как пo маслу. Он пересказал присутствовавшим сказку о Синей Бороде, от души разукрасив ее рыцарским антуражем и пространными описаниями всяческих материальных благ. Средневековый изверг был воспринят феодальным обществом весьма благосклонно. Причем симпатии, как понял Серега из редких прочувствованных возгласов, были на стороне отважного барона, коему мешали нормально жить лезущие не в свое дело дуры бабы. Леди Эспланида, к великому его облегчению, вела себя тихо, только громко взвизгивала вместе со всеми дамами в особо напряженных местах повествования. Сказка, или, точнее, легенда о несчастном бароне подходила к концу. На столах все уже было съедено, и Серега с некоторой дрожью начинал думать о том, что же рассказывать дальше… Конец затянувшейся трапезе положила леди Клотильда. Она просто-напросто встала из-за стола, – и весь зал тут же вскочил на ноги как по команде, следуя по пятам за леди Клотильдой. Серега вспомнил, что в зале не начинали трапезу, пока не явилась леди Клотильда, аки солнце, и все разошлись, едва рыцарственная дама встала. Опять-таки аки светло солнышко…
Он не выдержал, поманил пальцем одного из следовавших за ним по пятам пажей и спросил шепотом:
– Кхм… Ты случайно не знаешь, почему все из-за стола вон, едва Кло… леди Клотильда встала?
Паж метнул на Серегу опасливый взгляд, как на буйнопомешанного, потом, пожав плечами – ну что взять с этого сэра, он же воду пьет! – затараторил:
– Благородная леди Клотильда из рода рыцарей Персивалей, кои состоят в родстве, хотя и дальнем, с погибшим королем нашим Зигфридом. И хоть родство дальнее, но и ближе-то уже никого нет! Посему в любом замке хоть и не оказывают им почестей, подобающих верховному сюзерену, но тем не менее предоставляют королевские права – начинать и заканчивать трапезу, судить и казнить, ежели восхочет кто!
– И многие восхотели? – заинтересовался Сергей.
Паж заулыбался, приоткрыв щербатый рот.
– Не… Дураков нет…
На выходе из трапезной стояла странная парочка. Толстенная, страшно грязная старуха неопределенного возраста и мальчишка лет шести, тоже грязный, но, в отличие от старухи, худой и изможденный настолько, что… такое Сергей видел только в документальных фильмах о концлагерях – лицо с торчащими скулами и опустошенными, ни на что не надеющимися глазами. Завидев Клотильду, стремительно выходящую из зала впереди всех, старуха ссутулилась, наклонилась вперед и, сжав руку на плече у мальчика, затянула:
– Подайте нищей и старой, болеющей и лишенной кормильца… Вот внук у меня, и боле нету у нас никого, родители его страшной смертию помре… А и дом-то наш сгорел… Подайте ж хучь кусочек поисть…
Клотильда прошла мимо, равнодушно обогнув парочку как нечто бездушное. Серега глянул на пухлые, когтистые старушечьи пальцы, впившиеся в костлявое крохотное плечико, на мертвенно-бледное лицо, искаженное гримасой терпеливо переносимой боли. Лицо было на уровне его пояса. Он остановился. Старуха, надеясь найти в нем потенциальную жертву, совала руку под нос, безостановочно плаксиво скулила. Те, кто выходил из трапезной, огибали их так же равнодушно, как и леди Клотильда. Огибали и шли по своим делам, недоумевающе косясь на Серегу. Пауза затягивалась. Старуха, усомнившись в финансовых возможностях Сереги, теперь совала руку под нос другим выходившим.
Ушедшая было вперед леди Клотильда вернулась, смущенно покашляла рядом.
– Сэр Сериога, подайте ей монетку, если хотите, конечно, и пойдемте. Я желаю поговорить с вами безотлагательно, сэр Сериога.
– У меня нет монетки, – тихо сказал Серега.
Клотильда шумно вздохнула, заглянула Сереге в лицо, еще раз вздохнула.
– Ну хорошо… Но вы становитесь моим должником, сэр Сериога. – Она повернулась к старухе с мальчиком и зычно крикнула на весь двор: – Эй! Кто эти двое?
Резиновыми мячиками с двух сторон подскочили пажи.
– Да нищие, миледи! Пришли когда-то в замок, попросили у милорда Баленсиаги крова, милорд жалостлив и милосерден был в тот вечер, ну и разрешил им остаться. Но запретил их кормить. Сказал, что у нас и так нахлебников достаточно.
– Да уж, милостив ваш милорд, ничего не скажешь, – пробурчала леди Клотильда, – значит, на кухне их не кормят? Живут подаянием и свиными помоями… Почему же старуха только что не лопается от жира, а мальчонка тоньше, чем древко моего копья?
Пажи переглянулись.
– Не знаем, миледи. Может, ей удалось добиться благосклонности одного из поваров? – высказался один и прыснул.
– Или она нарочно не кормит его, чтобы больше подавали…– рассудительно протянул его дружок,
Лицо мальчика скривилось, он быстро опустил голову. И заплакал. Две или три слезинки абсолютно беззвучно упали в дворовую пыль, оставив на ровном сером налете несколько темных оспинок.
Клотильда грозно и надменно свела брови, вскинула подбородок. М-да… Вот теперь Серега начал понимать, что именно обозначают слова "с королевским величием". Ей даже не понадобилось выпрямлять спину (впрочем, и без того прямую), приосаниваться. Кричать или хотя бы кашлянуть. Двор затих сам собой. Даже куры на скотном дворе перестали квохтать.
– Приговор! – рявкнула леди Клотильда. Где-то на задах всполошенно кукарекнул и тут же осекся петух. – Рассмотрев сие дело о перекорме и недокорме, я, леди Клотильда, благородная девица из рода Персивалей и баронесса Дю Персиваль по праву рождения, постановляю! Дабы воистину видно было, что эти двое – родные один другому, то бишь кровь от крови и плоть от плоти одной, повелеваю забрать этого отрока от данной старухи и кормить и лелеять в меру сил до тех пор, пока дитя не будет походить на свою прародительницу один в один, то есть станет столь же толстым! И если бог недоволен судом моим, то пусть явит волю свою и в скором времени либо превратит отрока в толстяка, либо старуху в стройную иву! Сроку для божьего суда – три дня! Ежели кто здесь считает приговор сей несправедливым, то пусть выйдет и сразится со мной в честном бою! Меч или копье для поединка – выбор за ним! И клянусь не причинять опасных для жизни увечий!
Было тихо-тихо. Увы, никто не спешил воспользоваться столь завлекательным предложением. И вообще, простота здешней судебной системы очаровывала. Раз-два -и готово решение. Господу Богу для апелляций – только три дня. От всех остальных возражения принимаются на месте. Голосуйте мечом или копьем… И в данном случае все воздержались. Правосудие восторжествовало!
– Благодарю вас, милорды, за то, что сочли суд мой справедливым и праведным! – провозгласила леди Клотильда громовым голосом на весь двор. – Опекуном же отроку назначаю благородного менестреля, сэра Сериогу! Такова моя воля, таков мой суд, и да будет так!
Старуха, до этих пор тупо и молча слушавшая леди Клотильду, вдруг очнулась, взвизгнула и вцепилась в мальчонку, как гарпия. Толпа зрителей, все это время почтительно молчавшая, издевательски загыкала. Похоже, что бы ни выкидывала слегка (или не слегка) склонная к авантюризму леди Клотильда, все сходило ей с рук. И даже вызывало бурное восхищение окружающих.
Мальчика била крупная дрожь. Клотильда шагнула вперед, решительно отодрала от него старуху, которая визгливо орала про гнев милорда Баленсиаги, который вернется и будет разгневан, он заступится за бедную старуху, он покажет ей, гулене безъюбочной… После этих слов настала тишина. Тишина оглушительнейшая. Все затаили дыхание, и Сергей тоже. Казалось, даже камни в мостовой потихоньку съеживаются и пытаются спрятаться друг за друга… Леди Клотильда, направившаяся уже было прочь, запнулась на полушаге и медленно повернулась к старухе.
– Женщина… – Оказывается, мускулистая блондинка умела не только кричать, но и шептать. Голос прошелестел, как змея на камнях. Сухо и угрожающе. – Из уважения к старости и вообще к твоему полу… Я тебя не трону. Сейчас не трону. Но я собираюсь пробыть в замке еще две ночи. Вот если ты попадешься мне на глаза еще хоть раз, я не убью тебя. Я не поднимаю руку свою на недоумков, дураков и тех, кто лишен разума. Но мой жеребец в таких тонкостях не разбирается, его даже специально обучали топтать людей. Обещаю тебе, потом, после знакомства с моим конем, тебе начнут подавать вполне заслуженно. И очень-очень щедро. И для этого тебе уже никогда больше не понадобится твой внук. Он тебе понадобится для другого – скажем, на тележке тебя возить… Еду-питье в рот тебе засовывать. Если это то, чего ты хочешь, то тебе нужно только одно – попасться мне на глаза…
– Милорд Баленсиаги не будет ссориться с благородной леди из-за тебя, грязная тварь! – истерично взвизгнула появившаяся вдруг за старухиной спиной леди Эспланида. – Проваливай, грязная тварь, пока я не приказала посадить тебя на кол!
Старуха, похоже, наконец-то правильно оценила ситуацию, мгновенно побелела и буквально растворилась в воздухе. В застоявшемся, дворовом эфире на ее месте осталось только облачко вони – единственное напоминание о том, что здесь только что кто-то был. Клотильда ткнула мальчишку носом в Серегин живот.
– На! Владей! Дарю! От сердца оторву, но тебе отдам! Шутка! И не вздумай обратно отдаривать… И, это… Помой его, что ли.
И безукоризненная Клоти удалилась, на ходу насвистывая нечто вполне мелодичное. Когда-то. Ныне это было "печальной руиной", свидетельствующей о возможном былом великолепии. И об отсутствии музыкального слуха у исполнительницы. Вот уж кому медведь… нет, скорее, боевой жеребец на ухо наступил.
С уходом блистательной представительницы колен Персивалевых толпа быстренько рассосалась по своим собственным хозяйственно-прикладным надобностям. Серега растерянно оглянулся. Рядом оставались лишь неизменная парочка пажей и змеиноглазая леди Эспланида. Что ему следовало делать дальше с мальчишкой, он представлял плохо. Спросить, что ли, где у них здесь ванная комната?
Из затруднения его вывела леди Эспланида. Уперев руки в бока, она критически осмотрела мальчишку и самого Сергея. И затем вдруг растянула тонкие губы в умильной улыбочке. Бр-р-р.
– Благородный сэр менестрель чрезвычайно добр к этому отродью пеонов… Что ж, если его отмыть, одеть и с надлежащей строгостью обучить, возможно, со временем из него и выйдет сносный слуга для вас, мой господин.
Серега нерешительно покивал головой.
– Но сейчас, разумеется, его надо привести в вид, который не позорил бы вас, мой господин. Вы позволите мне распорядиться на этот счет?
– Э-э-э… – промямлил Сергей, – благодарю. И вообще признателен ужасно. Леди… Миледи… – Ситуация становилась все жарче. Змеиноглазая леди не отрывала от него своих глаз, вся разрумянилась и даже, кажется, похорошела отчего-то.
Пока Серега мучительно путался в титулах, выбирая более цветистый и, следовательно, наиболее подходящий для изъявления его горячего чувства благодарности, леди Эспланида, развернувшись к нему спиной, обстреляла весь двор беглой приказной очередью. Стая выбежавших из разных углов слуг пронеслась перед Серегой, а двор опустел. К великому его облегчению, промчавшийся самум унес и мальчишку, и леди Эспланиду.
Через десять минут (удивительное чувство времени можно воспитать в себе, терпеливо пережидая лекции) его, бесцельно топтавшегося во дворе, зазвали в какой-то чулан, Посредине помещения царила заполненная теплой водой огромная деревянная бадья. Леди Эспланида, ураганом влетевшая в чулан, всыпала в воду пригоршню какого-то вонючего порошка и вновь унеслась. Длинные широченные рукава одеяния летели за ней по воздуху, как стяги идущей полным ходом каравеллы. Леди деловито бормотала себе что-то под нос о старой детской одежде самого милорда, коя все равно без толку валяется где-то на чердаке и… Конца тирады Серега уже не расслышал, ибо леди захлопнула за собой дверь.
Он опустился перед бадьей на корточки. Мальчишка стоял молча, в глазах у него было покорное ожидание новых, самых разнообразных несчастий. Чувствовалось, что этот ребенок точно знал, – от любого из взрослых ничего хорошего ждать не приходится. Кожи, в Серегином понимании, на ребенке не было. Была пугающая смесь из расчесов, гниющих болячек и страшных, огромных по размерам синюшно-багровых и желто-зеленых синяков. Его передернуло. Нет, он, конечно, все понимает, средневековье есть средневековье, и жизнь человека, а уж особенно ребенка без роду-племени и денежного обеспечения за спиной, должна быть тут нелегка… Но ребенку всего шесть лет. Или около того. Нет, нельзя так с детьми… Феодализм проклятый. Хотя если вдуматься, то и в его время, в его мире – бывает. Всякое-разное… От кражи детей на органы для пересадки и до любительских фильмов с детьми. Тех, в которых "любители" могут полюбоваться не поддельными, как в американских ужастиках, а самыми доподлинными детскими муками и смертями. М-да… Звериное лицо у человечества…
Грязные лохмотья не снимались, а просто рвались под рукой. Сергей посадил мальчишку в бадью. Беспрестанно охающая служанка принесла местное грязно-серое мыло (чуть пострашнее обычного хозяйственного) и кусок мешковины вместо мочалки. Сергей, помявшись, принялся за несколько непривычное, но по-житейски вполне обыденное дело – мытье ребенка. Это немного смущало, но стоило только представить, что моет он не человеческое дитя, а… ну, скажем, пса неизвестной породы, стоящего на задних лапах и бесшерстного притом, как все пошло на лад.
Осторожно отмытый, окаченный теплой водой и закутанный в старую, но относительно чистую простыню, мальчонка сидел на табурете в кухне и смотрел на поставленную перед ним миску с кашей. Каша, по словам повара, осталась еще с завтрака. Учитывая, что люди добрые, включая и самого Серегу, успели уже и пообедать, аппетита это сообщение не вызывало. Да и выглядела каша совсем неаппетитно – жидкое овсяное месиво с редкими вкраплениями куриной пупырчатой кожицы. Мальчишка поднял от миски странно заблестевшие глаза и простуженным голосом просипел:
– Можно, да?! Мне?!
Серега, вконец раздавленный стыдом за себя, никогда в жизни не голодавшего, и за весь род людской, усиленно закивал. Приглашающе помахал рукой, мол, давай, приступай, не стесняйся.
Ложка мелькала, стучала об миску, мальчишка захлебывался, давился, но заглатывал еще и еще. Собравшиеся кухарки и повара с мрачными лицами стояли вокруг и смотрели, кое-кто время от времени надрывно вздыхал. Можно подумать, иронично подумал Серега, что до этого бедолага жил на другой планете… Или, по крайней мере, в другом замке. И здешняя прислуга его знать не знала. Хотя… В этом есть какой-то смысл. Теперь мальчишку считают кем-то вроде его слуги, его пажа, что ли… Стало быть, теперь он входит в определенную социальную прослойку, как личный слуга феодала. Стало быть, его страдания теперь видны и заметны. Им даже можно посочувствовать…
В кухню влетела леди Эспланида, взглядом армейского инспектора на строевом плацу обозрела собравшихся, одним движением пальца подогнала к себе главного повара и что-то шепнула. Повар, почти вытянувшийся во фрунт, тут же налил в кружку светло-розовую жидкость из крохотного кувшинчика. Трепетная осторожность, которая была им проявлена при этом, говорила о немалой ценности, которую имело в его глазах содержимое кружки.
– Мальчишка давно не ел, – коротко пояснила леди Эспланида. – Это поможет удержать еду у него в животе, ну и еще кое в чем поможет…
Она деловито поманила его за собой, отступая в коридор.
Сергей вышел. Кто-то из слуг, толпившихся в кухне, сдержанно хихикнул ему в спину и тут же осекся, ибо леди Эспланида притормозила свой скорый шаг и предупреждающе полуобернулась.
Дама властно влекла Сергея за собой по коридору. Затем его втолкнули в какую-то дверь, за которой оказалось нечто вроде кладовки. Леди Эспланида влетела следом и задвинула засов.
– Сэр менестрель, я хотела бы предложить вам кое-что.
Сэру менестрелю хотелось провалиться сквозь землю. То бишь сквозь пол. То, как вела себя леди, вызывало у него самые гнусные подозрения. В отношении себя.
– Но прежде чем я начну, я прошу вас поклясться всем тем, что для вас дорого… Ну что там есть – ваша мать, ваш отец, ваше мужское достоинство, наконец… Что вы никогда и никому не расскажете о том, что я вам сейчас предложу. И не должно иметь значения, согласитесь вы или нет. Ну?!
– Клянусь, – пробормотал Серега.
Змеиноглазая леди Эспланида с насмешкой вздернула бровь.
– Благородные люди так не клянутся… сэр. Следует возложить руку на пряжку пояса и склонить голову. Поименовав при этом то, чем клянешься… Но это все пустяки, некоторые рыцари тоже все время об этом забывают. Что и неудивительно – их слишком часто бьют по голове. И вполне простительно – звание рыцаря и благородное происхождение превыше любого этикета… Чего не скажешь о вас, не так ли?
Леди Эспланида откровенно любовалась смущением и некоторым испугом Сереги. Интересно, что у них здесь делают с самозванцами? Нет, лучше не спрашивать.
– Итак, поговорим откровенно. Вы, сэр, весьма юны, но, судя по всему, вполне способны осмыслить то, что я вам сейчас предложу. Сначала о вас. Ваши манеры, осанка и речи выдают в вас благородную кровь. В какой-то мере благородную. Ибо воспитания в вас не видно. Стало быть, вы плохо одеты, дурно воспитаны и, что совершенно видно, не имеете ни гроша за душой. Я подытожу… Хоть вы и благородного происхождения, вы наверняка всего лишь бастард, ублюдок, рожденный не с той стороны простыни и в довершение всего – даже не признанный своим благородным родителем, ибо в противном случае вам дали бы хоть какое-то воспитание… Я не ошибаюсь, благородная кровь вам дана именно родителем, а не родительницей, не так ли… сэр?
Серега покивал. Отец, человек взрослый (предок, одним словом, а какой же предок не любит одаривать окружающий мир мудростью предков?), как-то раз выдал на кухне сногсшибательную тираду – мол, не надо спорить с женщиной и мешать ей делать свои умозаключения вслух, пусть даже в оскорбительной форме. И даже если в своих речах она совершенно не дружит с логикой. Вне зависимости от сути проблемы женщина в любом случае придет к своему собственному и несколько парадоксальному выводу. Смысл, мол, в том, заинтересована она в тебе или нет. Если да, то концовка все равно будет в твою пользу. Если же нет… Не по хорошу мил, а по милу хорош, короче. Так что сейчас посмотрим, заинтересована в нас эта леди или… Впрочем, если нет, то тогда зачем весь этот сыр-бор? Так что говорите и думайте, что хотите, леди. Куда ж деваться поезду из точки А, как не в точку Б…
– В ваши семнадцать с небольшим вы очень разумно выбрали стезю менестреля… Ведь вам примерно семнадцать, я права? Это вводит вас в благородное общество без упоминания имени вашего благородного предка. Крайне, крайне разумно… Но что дальше? Вам следует подумать о своем будущем. Женитьба на скромной леди из не слишком заносчивой семьи, с незапятнанной родословной, которая в силу неких обстоятельств… Это могут быть и материальные соображения. Или некоторые другие…