Обменявшись с Торфинном коротким, понимающим взглядом, Синяка стал ждать. Анна-Стина отстранилась от Разенны. Она еще не полностью освободилась от власти Торфинна. Покуда старинный пистолет не разряжен, Анна-Стина не принадлежит себе целиком. И если никто не решится выстрелить, то стрелять придется ей. Так задумал Торфинн. Если никто не спасет ее от необходимости взять страшное дело на себя, Анна-Стина взвалит его на свои худенькие плечи. Так задумал Торфинн…
- Ларс Разенна, - громко сказал Торфинн, - Анна-Стина Вальхейм, подойдите ко мне.
Оба вздрогнули. Чародей смотрел на них с легкой усмешкой.
- То, что надо, - сказал он, забавляясь. - Два болвана юных лет. И оба вы предполагаете, что от каждого бесчестного поступка мир переворачивается. Забавные вы ребята. - И расхохотался от души.
- Перестань, Торфинн, - сказал Синяка. - Не надо издеваться.
Торфинн тут же стал серьезным.
- Как хочешь. Распоряжайся, Синяка. Ведь это ты потребовал, чтобы я принес сюда Косматого Бьярни.
Разенна встал рядом.
- Что скажешь, Синяка?
Синяка шевельнул губами. Потом ответил:
- Поставьте его на ноги.
Дюжие этрусские боги вздернули Бьярни на ноги и с двух сторон придержали его за локти. Спутанные волосы упали капитану на лицо. Он тряхнул головой, и на Разенну уставился его горбатый нос.
- Мерзавцы… - хрипло сказал он.
Все смотрели на Бьярни и молча слушали, как он ругается.
- Сопляки! - дергая связанными руками, орал Бьярни. - Да любой матрос с "Медведя" уже заткнул бы пасть пленнику, вздумай он поносить его так, как поношу вас я! Я плюю в ваши трусливые морды! Что вы можете со мной сделать? Убить? Вот уж чего я не боюсь!
Он засмеялся. Скаля зубы, он повторил:
- Больше, чем убить, вы не сможете.
- Ты глубоко заблуждаешься, пират, - мягко сказал Торфинн.
Бьярни замолчал на полуслове, раздувая ноздри.
Торфинн протянул руку к Анне-Стине.
- Подай мне пистолет. - Когда она повиновалась, чародей показал оружие Косматому Бьярни. - Видишь, Бьярни? Я велел зарядить его колдовской пулей. Не знаю уж, какое заклятие вложила сюда старуха Имд, но ничего хорошего тебя не ждет, могу обещать. У ведьмы богатая фантазия.
Ларс Разенна заметил, что на лбу капитана выступил пот.
- Сам я не могу тебя пристрелить, - продолжал Торфинн. - К сожалению. Это должен сделать кто-нибудь из тех, кто потребовал твоей жизни. - Чародей обвел рукой всех, стоявших на сопке, включая в этот жест и Анну-Стину. - Кто-нибудь из вас. Решайте.
Косматый Бьярни забился в железных руках богов.
- Проклятье! - кричал он. - Я не верю в ваши колдовские трюки! Боги морского берега, неужели вы не можете просто меня зарезать?
- Синяка, - растерянно проговорил Ларс Разенна, - зачем ты все это затеял?
Услышав это имя, Бьярни дико посмотрел в сторону Синяки. Юноша растирал в смуглых пальцах кусочек смолы, вдыхая ее терпкий аромат и стискивая зубы.
- Ему плохо, - сказала Анна-Стина, - разве вы не видите? Оставьте его в покое.
Тагет немедленно разразился громкими возмущенными криками:
- Кто допустил женщину на военный совет? Что это за нарушение субординации? Кухня, капище и эти… третье "к"… как их… дети - вот и все, что требуется женщине.
Ларс тихо обнял Анну-Стину за плечи и шепнул ей на ухо несколько слов. Она кивнула и ушла в дом.
- Напрасно ты отослал ее, Ларс, - заметил Торфинн, но Ларс ему не ответил. Он протянул руку к пистолету, и широкий металлический браслет с узором в виде спирали блеснул на его запястье.
- Ты не промахнись, слышь, Ларс, - встрял Сефлунс, который держал Бьярни за левый локоть.
Из-за правого локтя пирата тут же откликнулся Фуфлунс:
- Опять трусишь? - с презрением сказал он. - Чего ты на этот раз испугался? Тоже мне, бог.
- Мало ли что, - рассудительно сказал Сефлунс. - Пуля-то колдовская.
Похоже было, что после этого заявления Фуфлунс глубоко задумался.
Разенна вдруг понял, что ему предстоит стрелять в связанного человека. Он замешкался и нерешительно посмотрел по сторонам. Торфинн открыто усмехался ему в лицо. Тагет отвел глаза.
Разенна поднял пистолет, потом опустил его. Снова поднял и снова опустил. Косматый Бьярни стоял неподвижно, приоткрыв рот. Ветер трепал его черные волосы. Скулы у капитана заострились, как у трупа. Потом он сильно вздрогнул и хрипло заорал:
- Да стреляй же, ублюдок!
Ларс беспомощно оглянулся. И тогда Синяка оторвался от дерева и, прижимая левую ладонь к горлу, взял у Магистра пистолет.
- А, щенок, - сказал Бьярни.
Вокруг Синяки образовалась странная пустота. Он сжался, стараясь не слушать, как все в мире противится тому, что он задумал. Синие глаза загорелись ледяным огнем, похожим на свет костра тролльши Имд. Юноша быстро поднял пистолет и, больше ни о чем не думая, выстрелил.
Он ждал, что выстрел разнесет капитану голову. Но этого не произошло. С выбитым глазом, заливающийся кровью, пират обвис на руках богов. Синяка выронил пистолет, хватаясь за горло, потом упал на землю и начал жадно глотать снег. Плечи его содрогались.
Разенна смотрел то на него, то на Торфинна. Чародей улыбался.
- Что вы держите это туловище? - обратился он к богам. - Можете бросить. А ты, Синяка, вставай, нечего раскисать. Я свое слово сдержал, теперь твоя очередь.
Синяка с трудом поднялся на ноги.
- Пузан! - хрипло позвал он.
Нехотя, очень медленно, великан подобрался к своему хозяину и посмотрел на него трусливо. Синяка дернул ртом.
- А ты-то чего боишься?
- Вас, господин Синяка, - ответил великан, моргая. - И господина Торфинна, с вашего позволения, тоже.
Устало махнув рукой, Синяка спросил:
- А покойников боишься?
- Нет-с. Покойники уже упокоились.
- Тогда отнесешь Косматого Бьярни на болота и оставишь там. Хоронить не надо.
Великан помялся. Синяка прикрикнул на него:
- Что еще?
- Да вот… Не по-людски как-то… не хоронить… Застрелили его, как собаку, а теперь еще бросаете, не похоронив…
- Не твое дело! - срывая голос, заорал Синяка, после чего долго кашлял и, наконец, просипел: - Не твое дело, тролль, разбираться, что по-людски, а что нет. Узнаю, что закопал - заставлю из могилы всю землю съесть. Веришь?
- Верю, - пробубнил великан.
Он забрал у богов тело Косматого Бьярни, взвалил его себе на плечи, пачкаясь кровью, и поплелся в сторону болот.
Торфинн одобрительно смотрел на Синяку.
- Идем, - сказал Синяка. - Я сделаю то, что обещал. Только помоги мне добраться до места.
Торфинн взял его за плечи.
- Конечно, помогу, сынок.
- Я тебе не сынок! - яростно прошипел Синяка.
Старый чародей обернулся к Ларсу Разенне. Вся свита Великого Магистра жалась к нему, перепуганная и сбитая с толку. Древней нечисти, по-видимому, казалось, что только этот человек и может их защитить. Ларс стоял, выпрямившись, с таким видом, словно он действительно мог это сделать.
- Прощай, Ларс Разенна, - сказал Торфинн.
И Ларс откликнулся:
- Прощай, Торфинн.
Паладины Ордена долго смотрели со своей сопки, как две темных фигуры движутся по снежной равнине. Все молчали, и было очень тяжело. На снегу остались пятна крови Косматого Бьярни.
Потом Тагет спросил:
- Как ты думаешь, Ларс, Синяка вернется?
Ларс пожал плечами.
- Кто теперь может знать, что будет делать Синяка?
Он покосился на маленького демона, сгреб его в охапку и прижал к себе. Тагет благодарно засопел ему в бок. Боги смотрели и откровенно завидовали. Это были старые этрусские боги, склочные, капризные, рассеянные, но Великий Магистр научился любить их.
- Фуфлунс, - сказал Разенна, - пожалуйста, присыпь кровь снегом.
Противу обыкновения, не возражая ни слова, Фуфлунс повиновался.
- Я помогу тебе, - сказал Сефлунс неожиданно.
- Спасибо, Сефлаус, - отозвался собрат-бог.
Уже много веков минуло с тех пор, как Сефлауса называли его настоящим именем, и старика до глубины души тронуло, что кто-то еще помнит его.
На пороге хибары показалась Анна-Стина, и в тот же миг из-за деревьев проглянуло солнце. Яркий свет вспыхнул в серых глазах девушки, скользнул по русым волосам, бросил синеватые пятна на ее белый фартук. С Тагетом на руках Великий Магистр шагнул к Хозяйке Ордена.
Она обвела взглядом паладинов и сказала звонко - казалось, на все болото:
- Трапеза поспела, братья долгожданные.
- Речь, - восхищенно зашептал Тагет на ухо Магистру, - Ларс, ты должен осчастливить нас речью.
Разенна улыбнулся.
- Что может быть лучше Устава Великого Тайного Ордена Закуски? - сказал он и процитировал восьмой, заключительный его параграф: - Да будет последняя кость делима!