Меня матушка тоже научила читать и писать, когда я была еще совсем мала. В одном из крепких кованых сундуков хранились в нашем доме привезенные из города книги, купленные в те далекие времена, когда Сузи еще не встретила Барта. Мне она выдавала их по одной и по прочтению требовала не просто пересказать, но рассказать, какие мысли возникали у меня во время чтения, кто из героев мне особенно полюбился и почему. Читать я любила - интересно было представлять иную жизнь, вовсе не похожую на наше размеренное существование в Бухте-за-Скалами. Героини книг будто бы жили в ином мире: они не пасли и не доили коз, не пропалывали грядки, не собирали летом с приятелями в лесу малину и ежевику, а осенью - грибы. И я иной раз вздыхала, думая о том, что, возможно, именно для такой вот книжной жизни и была рождена. Мечты о том, как я найду своего отца, нет-нет да возвращались ко мне, но с годами я все меньше верила в их осуществление. И никогда не рассказывала о них друзьям, опасаясь, что те поднимут меня на смех.
Детей моего возраста в деревне было немало. Мы то ссорились, то даже дрались (за что потом нам крепко доставалось от взрослых, ежели вдруг кто замечал синяки да царапины или, того хуже, разодранную рубаху), но потом все равно мирились. Лучшими своими друзьями я полагала Тину, дочь корчмаря, и Дена, сына одноногого Томаса. С Тиной мы были ровесницами, а Ден был постарше нас на два года, что отнюдь не мешало ему водиться с нами. К сожалению, Ден также дружил с рыжим Савкой, сыном Хаврона - а вот с ним мы друг друга недолюбливали. Савка имел обыкновение делать мне гадости исподтишка: то подножку подставит, то в спину толкнет, то сделает вид, что не заметил, если мне вдруг требовалась помощь.
- С гнильцой он, весь в папашу, - с самым серьезным видом заявила как-то Тина, когда я пожаловалась ей. - Так отец мой говорит. Хаврон-то вечно пытается кого-нибудь в корчме разжалобить, чтоб его выпивкой угостили, а отец так и сказал, что нечего, мол, ныть на судьбину, живется ему ничуть не хуже, нежели прочим. И что семеро у него по лавкам - так в том тоже нет чужой вины, а от пьянства лишний кусок хлеба в доме не появится.
- А что Хаврон? - спросила я, обмирая от любопытства и восторга.
Отец Тины представлялся мне в этот момент почти рыцарем из недавно прочитанной книги - отважным и справедливым. Надо же, не побоялся сказать такое прямо в лицо!
Тина пожала плечами.
- Да что он мог-то? Ведь ежели возмутится да нагрубит отцу, то куда ходить пьянствовать будет? Вот он и сделал вид, будто и не слыхал ничего.
Но вот Ден и слова плохого о друге слышать не желал, оттого мы с Тиной и вынуждены были мириться с тем, что Савка стал почти неизменным участником всех наших игр и проказ. Причем ежели случалось нам набедокурить так, что про то дознавались взрослые, то подлый Савка мигом выдавал всех нас, заверяя, что он-то сам ни в чем не участвовал, так, стоял в сторонке. Удивительное дело, но, глядя в его честные наивные голубые глаза, взрослые верили ему, так что он единственный из всех избегал наказания. Ден же объяснял этот удивительный факт не мерзким Савкиным характером, а его невероятным везением.
- Да Савка твой нас и выдал, - горячилась Тина, когда мы втроем отрабатывали наказание - мыли полы в школе. - Кто, как не он, знал, что мы хотим обрядиться в русалок да разыграть Стена?
- Нас случайно поймали, - упрямо повторял Ден.
Стыдно признаться, но задумка, из-за которой нам троим сильно влетело, принадлежала мне. Кривой Стен, любивший выпить еще в те далекие времена, когда море выбросило на берег разбитую лодку, в последние пару лет отдавался излюбленному занятию с особой страстью и напивался уже не раз в неделю, а почти ежедневно. Зачастую ночами будили всю деревню его пьяные песнопения, которые подвываниями и хриплым лаем подхватывали дворовые собаки. Несколько раз был Стен даже крепко бит мужиками, после чего клятвенно, со слезами на глазах, обещал исправиться. Но едва только начинали сходить оставшиеся после вразумления пьянчуги синяки, как Стен принимался за старое. Однажды, когда он бродил по улицам и горланил особенно долго, почти до рассвета, я, хмурая и невыспавшаяся, предложила план.
- А давайте устроим так, что Стену сам Морской Бог запретит пить.
- Ты что, правда можешь обращаться к Морскому Богу так, что он тебя непременно услышит? - глаза Тины загорелись любопытством. - Он тебя спас, выходит, ты его любимица - это все знают. Отец говорит, что у Морского Бога на тебя есть свои планы, но то не людского ума дело. А соседки судачили, что твоя мать купила тебе жизнь в обмен на свою и теперь ее душа навечно томится в морских чертогах. Значит, это правда?
- Да мне-то почем знать, - недовольно поморщилась я. - Со мной Морской Бог говорил не более, нежели с тобой.
- Сама ведь сказала про Стена, - разочарованно протянула подруга.
- Так это ведь не сам Морской Бог будет, - объяснила я. - Где уж Стену спьяну разобрать, взаправду он слышал глас Бога или его разыграли. Смотри, вот вечером он напьется и примется, как обычно, бродить по околице, а затем выйдет на берег. А мы с тобой обрядимся в русалок и усядемся на камнях. Спорим, он нас с пьяных глаз и не узнает? Окликнем его, а потом, когда он подойдет поближе, Ден из-за валуна запретит ему пить и мешать спать честным рыбакам, не то, мол, покарает. Ну как?
- Боязно как-то, - передернула плечами Тина. - А ну как Морской Бог на нас же и разгневается?
- Да ну, - неуверенно протянула я. - Не думаю. Мы ведь не просто забавы ради, а для общей пользы. Дело-то ведь доброе, разве нет?
- Признайся, Тина, ты просто трусишь, - насмешливо предположил Ден. - Небось тебе боязно ночью выбраться из дома, выйти на берег да прикинуться русалкой - а вдруг настоящие утащат?
- И вовсе нет, - фыркнула подруга. - Подумаешь, русалки! Да они к берегу и не подплывают никогда. Про то всякому известно.
- А ведь и точно, - задумчиво сказал Ден. - Русалки держатся от людского жилья подальше, Стен вам не поверит.
Но меня не так легко было сбить с намеченного пути.
- Да разве после выпитого Стен задумается о том, подплывали ли русалки к берегу раньше? Он увидит нас, услышит угрозы Дена и испугается, вот увидите. Вот только Дену потренироваться надо, чтобы его голос звучал достаточно грозно.
Остаток дня мы посвятили приготовлениям. Для начала следовало выбрать русалочьи наряды. Савка, которому роли в розыгрыше предусмотрено не было, тем не менее постоянно лез к нам с советами.
- Русалки голыми должны быть, - авторитетно заявлял он. - Сами небось слыхали, как о них говорят: девы прекрасные обнаженные.
- Вот еще! - возмущалась Тина. - Чего удумал, пакостник! Нет, вот Вортуш рассказывал, что видел русалку, и та была в белой рубахе.
- Пену морскую видел твой Вортуш, а не русалку! - азартно стоял на своем Савка. - А с перепугу ему там девка почудилась.
Ден большей частью отмалчивался. Было заметно, что идея об обнаженных русалках его заинтересовала, но предложить подобный срам нам с Тиной он не отваживался.
Остановились мы все-таки на белых рубахах. Присмотрели на камнях место, где можно было бы усесться так, чтобы нельзя было заметить, что у нас с подругой и не рыбьи хвосты вовсе, как то у русалок заведено, а самые обычные ноги - но чтобы мы не свалились при этом в воду. Возможно, что визжащие и ругающиеся русалки произвели бы на пьянчугу впечатление не меньшее, нежели глас самого Морского Бога, но никакого желания проверять сие на практике ни я, ни Тина не испытывали.
- Можно еще и венки сплести, - предложила Тина.
- Какие венки? - возразила я. - Из чего бы русалкам их плести? Распустим волосы - и довольно.
Ден нашел себе убежище в расселине скалы и долгое время тренировался, выкрикивая с подвыванием:
- Внемли мне, о сын мой!
Наконец мы решили, что получается у него достаточно правдоподобно, и разошлись по домам, уговорившись встретиться после полуночи. Савку с собою решено было не брать.
- Ты своим хихиканьем нам всю затею испортишь, - вразумляла его Тина. - Сам ведь знаешь, что не сможешь сдержаться.
Разобиженный парнишка удалился, даже не попрощавшись с нами.
Ночью я дождалась, пока матушка Сузи крепко заснет, и тихонько выскользнула из дома. Подруга уже поджидала меня.
- Мне пришлось вылезать через окно, - пояснила она. - Зато я видела, что Стен уже порядком набрался. Надо бы поспешить.
И мы поторопились к берегу, на ходу расплетая косы. На околице к нам присоединился Ден.
- Насилу выбрался, - посетовал он. - Старшая сестрица, будь она неладна, все никак не могла намиловаться с женихом на скамейке перед домом.
Но мы успели занять облюбованные днем места и подготовиться еще до того, как на дороге показалась темная фигура.
Несмотря на середину лета, ночь была холодной. Весь день небо было затянуто тучами, но к вечеру немного распогодилось и луна изредка выглядывала среди сизых клоков облаков. На тонкие рубахи то и дело попадали соленые морские брызги и тогда мы вздрагивали от холода, а вскоре уже и вовсе затряслись, отчаянно завидуя Дену - тот был одет тепло.
- Хочешь, кожух сниму? - спросил друг, услышав, как ругается себе под нос Тина. - Согреешься.
- Совсем рехнулся? - возмутилась та. - Даже Стену столько не выпить, чтобы ему русалка в кожухе померещилась.
- Тише вы, - зашипела я. - Идет!
Мы так обрадовались тому, что мерзнуть осталось недолго, что совсем не обратили внимания на твердую уверенную поступь приближающегося мужчины, вовсе не похожую на шаткую неуверенную походку пьянчуги.
- Стен! - позвала Тина и засмеялась, но смех у нее получился безрадостным, поскольку она все же здорово успела замерзнуть. - Стен, иди к нам!
- Иди к нам, Стен! - присоединилась к ней я.
Мы изогнулись на камнях, принимая наиболее соблазнительные, на наш неискушенный взгляд, позы. Все внимание наше было занято тем, чтобы не шлепнуться прямо в море, потому мы и не заметили, как подошедший к берегу ловко подбирается к нам.
- Ой! - внезапно завизжала Тина.
Я обернулась и от удивления все-таки не смогла удержать равновесие, поскольку стоял на берегу вовсе не Стен, а староста. Трезвый, разумеется.
- Внемли мне, - начал было Ден, не видевший из своего укрытия, кого именно собрался вразумлять. - Внемли, сын мой, к тебе я взываю!
Промокшая и продрогшая, я выбралась на берег как раз вовремя, дабы увидеть плачевное зрелище - староста вытягивал Дена из расселины за ухо.
- А ну марш в деревню! - велел нам рассерженный мужик. - Тоже мне, шутники выискались! Я вас мигом отучу дурью маяться.
Меня он, правду сказать, все же пожалел и отдал свой кожух, что, впрочем, вовсе не помешало ему наказать нас по всей строгости.
Досталось нам знатно. Мне еще повезло, поскольку матушка Сузи, разбуженная старостой и выслушавшая с самым серьезным лицом о моем прегрешении, закрыв за ночным гостем дверь, просто потрепала меня по волосам и сказала:
- Ступай в кровать, до рассвета уж недолго осталось.
Я, ожидавшая серьезной выволочки, замерла на месте, недоверчиво уставившись на матушку.
- Ожидала, ругать тебя буду? - понимающе усмехнулась она. - Не стану, Лесса. Ты сама себя наказала: замерзла, продрогла, хорошо еще, ежели не простудилась. И выспаться утром я тебе, уж не обессудь, не позволю: будь любезна встать вместе с солнцем и заняться делом. А что до выходки вашей… Так и сама я была юной и глупой, много чего натворила. И как постарше стала, вовсе ума не прибавилось.
- Матушка, ты сейчас о замужестве своем? - робко спросила я.
Сузи никогда не рассказывала мне о том, как познакомилась с покойным ныне Бартом, но вовсе не требовалось обладать недюжинным умом, дабы понять, что родители ее брак дочери с рыбаком одобрить никак не могли. И вот теперь я даже затаила дыхание: а ну как матушка расскажет что-нибудь интересное? Но надеждам моим не суждено было сбыться.
- Не любопытничай, Лесса, - сурово сказала она. - Все, что тебе надобно знать, расскажу в свой черед. А пока ты еще слишком мала.
Мне было немного обидно услышать такие слова. В то лето мне исполнилось целых тринадцать лет и по меркам Бухты-за-Скалами я была уже почти невестой.
Впрочем, моим друзьям, несмотря на наш уже столь солидный возраст, досталось куда сильнее, нежели мне: их попросту выпороли розгами. И если корчмарь пожалел дочь и отвесил ей несколько несильных ударов, то бедолага Ден еще два дня сидеть не мог: Томас постарался на славу. А староста еще и велел нам в наказание отдраить школу. И вот теперь Тина вполголоса переругивалась с Деном, доказывая другу, что выдал нас рыжий Савка - больше некому.
- Ты сам-то хоть веришь, что староста среди ночи ни с того, ни с сего решил вдруг прогуляться по берегу? Дружок твой нас выдал, из обиды, что с собой его не взяли.
- Нет у тебя никаких доказательств, - твердо отвечал Ден. - А наветам верить нельзя, любого оклеветать можно.
Тина только сплюнула в сердцах. А Савка так и не отстал от нашей компании, как ни пытались мы с подругой воротить от него нос.
Каждую осень в деревню приезжали сборщики податей. На сей они заявились, пока мы были в лесу - собирали грибы. Недавно прошли обильные дожди, но все еще стояло тепло, и грибов в лесу выросло множество. Отрядили на их сбор почти всю ребятню, ведь грибы можно было высушить над печью и есть потом всю зиму. Похватав корзины, мы отправились в лес, когда только светало, а вернулись к обеду, уставшие и голодные. Ходить по лесу, внимательно глядя под ноги, то и дело приседая в поисках грибной поляны, было интересно. Листья уже устилали землю золотым ковром, успевшим частью побуреть. Мы набрали полные корзины и, донельзя довольные собой, возвращались в деревню.
Вся деревня как раз собралась перед домом для общих сходов - тем самым, который в утренние часы превращался в школу. По высокому крыльцу расхаживал невысокий тучный мужчина в богатой одежде и с завитыми в локоны каштановыми волосами - сборщик. Лица рыбаков были хмурыми - видать, слова новоприбывшего им пришлись не по душе. Однако же стояли молча, роптать не смели. Только староста вышел вперед и злым голосом спросил:
- А нам зимовать как прикажете? Почитай, боле десяти лет год от года все больше и больше требуете. И так из последнего тянемся. Нельзя подати повышать, не с чего нам платить их станет.
Толстячок на крыльце замахнулся хлыстом. Вид у него был вовсе даже не забавный, скорее уж грозный - во всяком случае, жена старосты, испуганно охнув, тут же схватила мужа за руку.
- Молчать, смерд! - презрительно процедил сборщик сквозь зубы. - Или ты осмелишься оспаривать приказ его светлости?
- Гастон, - боязливо пробормотала жена старосты, крепко вцепившись ему в руку, - Гастон, не надо.
Тяжелый взгляд сборщика тем временем остановился на нас с Тиной.
- Что в корзинах? - спросил он негромко, но слова его в повисшей тишине прозвучали подобно громовым раскатам.
Побледневшая Тина сглотнула и уставилась на мужчину расширившимися от испуга глазами.
- Почто онемели, девки? Отвечайте немедля.
- Грибы, - тихо выговорила я, с трудом шевеля непослушными губами.
- Подойди сюда, - велел мне сборщик.
Тина рядом со мной тихонько всхлипнула, а я медленно подошла к крыльцу. Дикий страх и желание бросить корзину и убежать сменились странным безразличием.
- Ну вот, - насмешливо протянул толстяк, вытаскивая из корзины огромный боровик. - А плакались, что с голоду дохнете. Да с вас еще брать и брать. Что с грибами делать намерены?
- Сушить, - равнодушно ответила я, глядя в сторону.
- Сушить - это хорошо, - похоже, сборщик податей был чрезвычайно собой доволен. - Пожалуй, надо с вашей деревни еще и грибы сушеные брать. По связке с каждого дома. Или по две. Нет, лучше по три. Запиши!
Худощавый писарь, на которого я прежде не обратила внимания - все оно было приковано к напыщенному коротышке - быстро застрочил пером.
- Да помилуйте! - не выдержал кто-то в толпе. - А коли осень выдастся сухая аль холодная, где мы эти три связки наберем?
Толстяк покраснел от гнева.
- Что? Мне, представителю его светлости, перечить удумали? Ну я вам сейчас покажу! Вы у меня надолго этот день запомните!
Хлыст со свистом рассек воздух - и внезапно вспыхнул огнем и развеялся пеплом. Я успела еще заметить недоумение и растерянность на лице сборщика, прежде чем радужные пятна заплясали у меня перед глазами и все вокруг - толстяк, писарь, моя корзина на крыльце, толпа перед общинным домом - завертелось безумным хороводом. А потом наступила темнота.
…Виски и лоб приятно холодила мокрая холстина, а где-то неподалеку звучали встревоженные голоса. Слов я не разобрала, а вот говорящих узнала: матушка Сузи и Гевор. Я попыталась было открыть глаза и приподняться, но яркий свет вызвал вспышку головной боли и я со стоном откинулась обратно.
- Лесса! Очнулась! - тут же захлопотала вокруг меня матушка. - На вот водички попей.
Она поддержала мне голову и поднесла к губам кружку с прохладной водой. Я сделала глоток и ощутила, как понемногу отступает головокружение.
- Что со мной случилось?
- В обморок упала. Да и не ты одна. Оно и не удивительно - не каждый день эдакие страсти увидать можно. Шутка ли - сам Морской Бог вступился за детей своих.
- Алесса пришла в себя? - раздался от двери голос Гевора. - Тогда я пойду, Сузи, раз больше вам помощь не нужна.
- Ступай, Гевор, - ответила матушка. - И благодарю тебя за то, что перенес девочку домой - самой бы мне не справиться.
- Не стоит, Сузи, оно мне не в труд было, - добродушно откликнулся парень. - И пощупайте Лессе затылок - как бы шишки не было.
За Гевором захлопнулась дверь, и матушка устремила на меня пытливый взор.
- Рассказывай! - потребовала она.
- Что рассказывать? - не поняла я.
- А все. Что чувствовала, о чем думала. Я-то знаю, что вовсе не Морской Бог испепелил кнут в руках этого гада. Хорошо еще, что народ вокруг толпился, да многие бабы и девки от увиденного сомлели, вот никто на тебя и не подумал.
Я даже решила, что ослышалась.
- На меня? Матушка Сузи, уж не полагаешь ли ты, что это я учинила подобное?
- Я не полагаю, - Сузи жестко усмехнулась. - Я знаю точно.
- Знаешь? - я никак не могла поверить ее словам. - Но откуда? Почему я?
- Из-за вот этого.
И Сузи прикоснулась к моей руке пониже локтевого сгиба, как раз там, где темнела странная отметина.
- Ты знаешь, что она означает, да, матушка? Все это время знала, но ничего мне не говорила и на вопросы мои не отвечала.
- Увы, знала, - глухо ответила женщина. - И надеялась, что никогда мне не придется рассказывать об этом тебе. Хорошо еще, что деревенские и представления не имеют, кому ставят такую метку. Но все-таки лучше им не знать о твоей отметине. Мало ли, кому они могут сболтнуть. Ох, боюсь, не получится у меня тебя уберечь. Сила твоя проснулась.
- Какая сила, матушка? О чем ты?
- Магическая сила, Лесса. Вот эта метка - знак принадлежности к роду магов. Более того, ставили ее только детям, у которых определяли способности. Едва я увидела ее - в тот самый первый день, когда купала посланную мне морем дочь - как поняла, кого удочерила. Была, правду сказать, во мне безумная надежда сберечь тебя от судьбы, да только, как видишь, не оправдалась.