Перед закрытыми глазами неожиданно возник образ Вики, хотя до этого мои мысли были далеко от нее. Она улыбалась и выглядела счастливой, отчего в груди у меня заныло - она была счастлива, но не со мной. Какое-то время я смотрел на нее, следил за ее движениями, словно Вика была живой, а не плодом воображения. Подсознание нарисовало ее так четко, во всех деталях ее внешности и характера, что легко можно было обмануться. Вика превратилась в образ, воспоминание, которое уже никогда не изменится. Изменилась настоящая. Возможно ли, чтобы все, что мы говорили друг другу, оказалось обманом? Или мы были такими только ради друг друга? А оказалось, что мы вовсе не те? Или мне хотелось видеть ее такой? А теперь мы просто образы, фотографии, оставленные неизменными на память…
Грянул гром - и я вздрогнул. Оказалось, я заснул на несколько минут, но этого хватило, чтобы выспаться и отдохнуть. Та пустота, гнетущая меня несколько дней, исчезла - ее заменил прилив новых сил, но не физической энергии, а какой-то внутренней. Мне очень захотелось взять гитару - за долгое время ее пребывания у Вики я не сыграл на ней и аккорда. Оказалось, Вика тоже не очень-то ей занималась, гитара оказалась жутко расстроенной.
Я настроил гитару под тюнером, достал из кармашка медиатор и начал играть. Тихий звон лелеял душу, почему-то охрипший голос удивительно послушно взял ноту. Настроение поднималось, хотя особой радости я не испытывал. Скорее некоторое умиротворение. Боль плавно переходила в грусть, а та в свою очередь распахивала окно в какое-то эйфорическое состояние, разрушающее преграды обыденности и дарующее чувство полета. Какая-то сила растекалась по пальцам, поднималась из живота к связкам, я балдел от этого чувства и играл не переставая…
Наконец руки устали, на подушечках пальцев левой руки проявились темные канавки от струн. Я чувствовал удовлетворение. То, что было необходимо мне на протяжении нескольких дней, нашлось. Точнее - вернулось.
Глава 3
Я рос довольно закрытым ребенком, несмотря на то, что охотно плавал в общественном социоёме: мне нравились командные игры на физкультуре, я любил принимать участие во всяческих школьных мероприятиях и целыми днями пропадал во дворе. Но никогда и ни перед кем не открывал своего внутреннего мира, считая это место священным и предназначенным лишь для меня одного. Наверно, это был такой способ маскировки, чтобы никто не заподозрил во мне чего-то, не присущего человеческому роду. Я боялся, что родители откажутся от меня, посчитав странным ребенком, бросающим тень недоверия к их социальному месту. Я боялся потерять друзей и сделаться мишенью для насмешек. Меня пугала мысль об изгнании, хотя желание одиночества невыносимо ныло в груди, выманивая из кипучего города на простор сельскохозяйственных полей и узкую полосу леса вдоль реки Кубани.
Короче говоря, я с детства больше жил на небе, чем на земле. В прямом и переносном смысле. Но больше всего манило звездное небо.
Однажды, лежа на крохотном плоту-Земле, дрейфующему посреди Океана Вселенной, вдали от фонарей, окруженный лишь несмело переговаривающейся темнотой летнего поля, я созерцал звездное небо и неожиданно сознанием провалился в его глубину. В тот момент я перестал быть на своей планете. Сила притяжения как будто иссякла, или почва подо мной вдруг провалилась, а я остался висеть в тех же вселенских координатах. Я парил где-то в необъятном, черном, украшенном соцветиями звезд пространстве. И это пространство больше не было двухмерной картинкой романтичного фотографа или астронома. Это был Космос, с его глубинами, расстояниями, с его движением, силой и загадками, недоступными никогда человеческой расе, ибо чтобы добраться до этих тайн уйдет не один срок, предназначенный людской цивилизации…
Тогда я понял ее - Тьму. Я условно так назвал Ее, потому что видел только мрак с россыпью искр. Слово "космос" не подходило, так как обозначало лишь какое-то пространство, скорее Вселенная - это чуть ближе, но тоже не то. Даже свет, излучаемый звездами, электрическими лампами, кострами в глухом лесу - весь он был только ничтожной частью огроменной Тьмы. Кроме Тьмы больше ничего нет, Она - совокупность жизней, обитающих во вселенной, будь то муравей или целая галактика. Она - то, что мы называем природой, но в большем масштабе. Это целая система, громадная машина Жизни.
Спустя какое-то время я задал себе вопрос: неужели эта Жизнь, эта Тьма движется, трансформируется сама по себе? Что, какие силы ведут этот колоссальный механизм? Управляют им, следят за порядком. Многие бы ответили мне, что это Бог. Но что за Бог? Иисус, Будда, Тласольтеотль?.. Если Бог один, то почему у него столько разных имен? Нет, религия не может быть истиной. И эти персонажи не имеют никакого отношения к Богу, кроме того, что их так называют. Невозможно понять всю полноту Бога, находясь в ограниченном восприятии человека. Не эти боги сотворили человека по своему образу и подобию, а наоборот. Мы можем только очеловечить Его в знакомых нам формах, поставить идолы, иконы, мечети и разбивать лбы в молитвах, надеясь, что чудо свалится с небес само по себе, без нашего вмешательства. Я уже имел тогда представление о религиях, как о некоторой национальной идее, как о человеческом вымысле, созданном для осмысления своей жизни, которое накатывалось снежным шаром и превращалось сначала в ниточки для управления государством, а затем в бизнес.
И тогда мне пришло в голову такое слово - "судьба". Конечно, эта движущая сила - Судьба. Но не в классическом диктаторском варианте. Судьба - огромный локомотив, тянущий за собой все остальное. Она движет всеми цепочками жизней, не только органических, но и неорганических, ведь, в сущности, Жизнь не ограничивается только биологической формой. Эти жизни сходятся вместе случайным образом в зависимости от вектора направления и угла, под которым они отскакивают друг от друга при встрече. Такая модель Судьбы напоминает бильярдный стол, где шары - это не только физические субъекты вселенной, но и такие эфемерные, как мысли или желания. Кий в этой картине совершенно нельзя обнаружить, глупо даже допустить его существование, потому как нет ни одной силы, способной толкнуть сам локомотив. Гораздо логичней предположить, что локомотив движется изначально, вернее - всегда, так как нет и не может быть никакого Начала. Старт и финиш - это просто отрезок на закольцованной беговой дорожке.
Разумеется, эти умозаключения тринадцатилетнего подростка могут показаться несерьезными, только спустя много лет Тьма открыла для меня настоящий облик Действительности. Но и этого хватило, чтобы пробить крохотную брешь в яйце традиционного мировоззрения. С тех пор я стал внимательней к окружающему миру и заметил, что он способен общаться: сначала я воспринимал это с помощью знаков, потом научился эти знаки перекодировать в слова. Тьмой я стал называть своего незримого собеседника, сохраняя верность недавнему открытию. (К тому же это загадочное слово было для меня жутко соблазнительным из-за неприязни подавляющего большинства ко всему, что не относится к продукции религиозной попсы.) Тьма стала моим гидом, я словно впервые изучал окружающий мир, получал новые знания и поражался их простотой и доступностью. Вопросы эти носили очень обширный характер: от психологии до астрофизики, - и не все ответы были до конца ясны. Но вопреки ожиданиям я не стал всезнайкой, способным вот так вот запросто выложить всех джокеров истинного порядка вещей. Мой мозг был подобен маленькой флешке, время от времени подключавшейся к огромному харду вселенского знания, и это давало значительные ограничения в хранении информации. В памяти перемешивались данные из всевозможных источников, так что разделить истинные от ложных зачастую было довольно трудно. К тому же огромное количество знаний попросту забывались ввиду невостребованности, точнее - путь к ним терялся в нагромождении миллиарда файлов. Для того чтобы знать все обо всем необходимо было иметь постоянное подключение к Тьме, но поговорить с Ней получалось только в определенных условиях. Зачем в таком случае мне нужна была Тьма? Она была моим единственным другом, общение с Ней я расценивал как развлечение, недоступное остальным.
Случалось и такое, что ответа на какой-то вопрос я не мог понять из-за особенностей своего физического состояния, например, человеку невозможно стать деревом или облаком и оттого некоторая информация, касающаяся этих форм жизни, просто теряет свой смысл. Существовали и другие ограничения. Тьма называла недоступность некоторой информации и вследствие этого возникающие ограничения в возможностях человека "социальной блокировкой". Чтобы получить полное сверхзнание от сверхразума, необходимо было обладать сверхпониманием. Тьма говорила, что каждый человек рождается с какими-то способностями, даром, и что эти способности идут вразрез с политикой общества, что вынуждает его приглушать индивидуальный импульс человека, а то и вовсе резать на корню, оставляя лишь однотипные болванки, способные обеспечить сохранность доминирующей формы социума. Единственный способ снять эту блокировку, говорила Тьма, это родиться заново.
Использовать такую необычную способность в коммерческих целях я не стал - мешали совесть и недостаток опыта. Чем больше я взрослел, тем слабее становилась моя связь с Тьмой. Сначала меня социализировал институт, а затем в моей жизни появилась Вика. Голос Тьмы становился все туманней, и со временем я почти перестал взывать к ней, делая это лишь автоматически в слабой надежде на ответ.
Внезапно я вынырнул из сна и оказался на диване. В наушниках все еще мурлыкала гитара, приятный голос Хелависы пел о королеве, которой, возможно, и не существует на свете. Когда успел пройти дождь - я не заметил, но на окне до сих пор играли блики молний. Была уже ночь. Тишина поглотила город, так что любой шум во дворе казался преступлением, а рев сигнализации - и вовсе святотатством. Какое-то время я бродил по сонной квартире, не зная чем себя занять. В четырех стенах было тесно, и я как-то неожиданно оделся и вышел на улицу. Это произошло так естественно, словно я каждый день гулял под луной. На улице было холодно и сыро, в лицо дул противный ветер с острыми каплями дождя. Казалось бы, какого черта делать в такую погоду, не лучше бы вернуться домой и нормально поспать в теплой постели? Но нечто неуловимое, какой-то зов тянул меня вперед, я не совсем соображал, что делаю и куда иду, происходящее казалось продолжением сна. Ноги вели меня по пустынным улицам сквозь непроглядный мрак - фонари не горели, их выключали часа в три ночи для экономии электроэнергии. Сверкало от далеких молний небо, луна еле пробивалась сквозь завесу туч.
Я нырнул под дырявый, еще лишенный листвы, свод деревьев Фабричного парка. Голые тополя с необъятными, старыми стволами недовольно закряхтели, а меня пробил озноб - не то от холода, не то от жути происходящего. Я шел медленно и осторожно, боясь наступить на хрусткую веточку. В парке, совсем недалеко от меня, был еще кто-то. Я почувствовал это и свернул с аллеи, продолжая идти в направлении зова. В другое время я бы пожалел, что в кармане нет хотя бы газового баллончика, но сейчас он был не к чему - я удостоверился, что Тьма куда более серьезное оружие. Однако границы и сила этого оружия были еще неизведанны, так что следовало быть начеку.
Наконец послышались голоса - где-то в гуще деревьев. Я направился туда. За деревьями открылась поляна с расставленными по периметру скамейками, бесцеремонно принесенных сюда с аллеи. Причем стоит удивляться тому, насколько сильным было желание доставить сюда общественные седалища, ведь на своих положенных местах ножки скамеек были залиты бетоном, а наиболее древние из них давно утонули под слоями асфальта. Скамейки образовывали какой-то многоугольник, в середине фигуры пылал яркий костер - его пламя то и дело наклоняло ветром. На скамейках сидело около десятка человек. На первый взгляд их можно было отнести к числу каких-нибудь сектантов, собравшихся здесь ради своего пустого ритуала. В конце концов, какая еще причина могла выгнать нормальных людей из-под теплых одеял на этот холод? Тут я вспомнил, что и сам явился сюда как бы не по своей воле, и сердце стало биться чуть ровнее.
Направление ветра изменилось, и до меня долетел звон струн. Сквозь недружный хор подпевающих едва угадывались слова. Кажется, что-то из "Пикника", слышно было только отдельные фразы. Мягкая, неторопливая мелодия как нельзя лучше подходила к ночному лесу и пламени костра, дополняя их, связывая в один ансамбль. Тут я совершенно успокоился - ребята показались мне почти "своими".
Несколько минут я как завороженный смотрел на эту картину в стороне за деревом. Тяга зова угасла, значит, именно сюда меня и вели, но подойти ближе я все-таки не решался. Ладони хоть были спрятаны в карманах ветровки, но уже успели окоченеть, да и сама куртка едва спасала от холода. Я думал, стоит ли приближаться к этой компании, люди они мирные и у костра можно будет погреться, или лучше вернуться домой - все-таки зов не вел меня дальше этого дерева, да и ничего интересного на поляне не происходило. Но тут сзади раздался голос:
- Есть курить?
- Не курю, - машинально ответил я, поворачиваясь.
Передо мной стояли два человека, хотя сначала их можно было принять за вертикальные тени - в полумраке даже лиц не разглядеть, все тело было покрыто однотонной темной пеленой.
- Я тоже, - усмехнулась тень. - Просто надо как-то разговор завести. Если подойти вот так к простому человеку и спросить - он меня даже не заметит. Так, проверка.
- Почему ты стоишь здесь? - спросил второй.
- Да я… прогуляться вышел, - замерзшая челюсть едва разжималась, чтобы произносить слова. От темных фигур веяло какой-то защитой, я чувствовал себя в безопасности рядом с ними, а безопасность трансформируется в комфорт. - Вы оттуда? - спросил я на всякий случай и указал на поляну.
- Ага. Многим из нас сегодня не спится…
- Почему? - зачем-то спросил я. Белый волк уговаривал меня закончить разговор и покинуть это место. Но любопытство брало свое.
- В эту ночь мы зовем Искателей, чтобы познакомиться. Затем Михаэль выбирает тех, кого станут обучать, - тень продолжала говорить что-то еще, но я не понял ни слова.
Кто-то на поляне заслонил свет костра, и мои собеседники пропали.
- Я вас не вижу.
- Это нормально, потом привыкнешь. Костя научил нас этому трюку, теперь каждый раз отправляет на разведку. Он сильнее остальных, кроме Михаэля, конечно. Хотя тоже еще учится. Думаю, когда-нибудь его выберут Князем.
- Чему он вас научил? - я зацепился за единственное, что понял из слов этих странных людей.
- Теневой личности. Это сложная техника, многие идут к ней годами.
- Просто света мало, - начал оправдываться я, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. - Кто-то закрыл костер, и в темноте я вас перестал видеть.
Передо мной зашуршала прошлогодняя листва, я понял, что мои собеседники производят какие-то движения.
- Пойдем с нами. Тебе незачем тут стоять.
Отсвет костра вновь озарил их. Но я все равно не мог разглядеть ни лиц, ни деталей одежды.
- Куда?
Собеседники указали на поляну:
- Сегодня Посвящение. Но тебе пока еще рано. Можешь просто погреться в Храме, это не запрещается.
- В каком храме? - не понял я.
- В этом, - мне снова указали на поляну. - Разве ты не видишь его?
- Это вы называете храмом? Выглядит как-то скромно, - я вернулся к выводу, что все эти парни, собравшиеся ночью в лесу, всего лишь кучка сектантов, игравших в какую-нибудь религию, и заигрались так, что в конце концов поверили в нее. Может быть, если позади меня действительно стоял бы какой-нибудь храм, церковь или мечеть, я бы с большим уважением отнесся к игре фанатиков. Социальная блокировка вряд ли позволила мне говорить так иронически, даже с издевкой, о настоящем храме. Ведь та же церковь, чем больше и пышнее она выглядит, тем больше заражает уверенностью в истинности своей религии. Большой размер и красота - это критерии материального мира, в котором обитает человечество, и чем крупнее объект этого мира, тем значительней он становится в глазах индивидуума. Какой-то внутренний голос шепчет тебе: если этот храм построили таким большим, значит, много людей ходит туда помолиться, и то, что ты будешь молиться вместе с ними, никому не покажется странным. Вы можете верить хоть в Макаронного бога, но над вами будут смеяться до тех пор, пока вы не построите этому богу огроменный храм. Размер имеет значение. Херр Фрейд удовлетворенно перевернулся в своем гробу на другой бок.
- Здесь только лавочки и костер, - ответил я.
- Это тебе сейчас так кажется, что здесь просто лавочки и костер, чуть позже ты поймешь, что это настоящий…
- Константин просит тебя подойти к нему, - вдруг перебил второй. Я оглянулся на поляну - одна из фигур стояла подле костра, широко расставив ноги и сцепив руки за спиной.
- Зачем я ему?
- Не знаю, хочет поговорить.
Фигура у костра ждала спокойно, но требовательно.
- Он очень хочет тебя видеть, - с нажимом повторил человек. От его слов меня сковал страх, я готов был подчиниться любому его приказу. Но через секунду хватка ослабла, я сделал глубокий вдох ртом, словно не дышал несколько минут. Я ошибся, эти парни действительно не от мира сего. В голове что-то щелкнуло, слетела какая-то преграда. И вдруг я увидел вместо поляны высокое сооружение со шпилями. Подробности разглядеть не удалось - ночь залила его однотонной черной краской. Лишь у земли из строения вырывалась арка рыжего света, и человек стоял, убрав руки за спину, посреди входа в храм.
С какого неба свалилось это сооружение посреди знакомого с детства парка? Почему я его вижу? Это галлюцинация?..
- Не бойся, сегодня праздник, - сказал человек у входа. Несмотря на расстояние, я отчетливо слышал его. - Сегодня Посвящение. И сегодня Тьма инициировала Князя.
Эти слова, и в особенности упомянутая Константином Тьма, сделали свое дело - я бросился бежать. Я не помнил себя в тот момент и не мог отчетливо сообразить, от чего я спасался. Рядом по темной аллее бежали мои волки, ни один из них не старался меня остановить. Это был один из тех редких моментов, когда мои звери были солидарны. Я пытался спастись, и в этом не было ни капли трусости. Я как будто только сейчас осознал серьезность происходящего. Если раньше я полагал, что в своем роде единственный человек на планете, знающий Тьму, имеющий с ней общий язык, то столкнувшись с такими же людьми, это знакомство стало отталкивать. Вступление в их общество было равносильно шагу через пропасть без уверенности ступить на почву. К тому же предполагало возникновение долга и ответственности, а к этому я не был готов еще больше.
Дома проносились мимо меня словно в перемотке кадров. Я бежал по мрачной дороге подальше от парка и лишь дома пришел в себя. Увидел привычную обстановку и схватился за нее словно за спасательный круг. Знакомая реальность позволила перевести дух и успокоила сердцебиение. Я завалился на диван, стремясь поскорее уснуть и уверить себя, что все происшедшее было только сном.