Атаман вошел в свою комнату, запер дверь, протопал к кровати и завалился, не снимая сапог. Сана, прижавшись к стене, смотрела на него - ждала, что сейчас будет: подзовет Леван и велит раздеваться или ругаться начнет. Он ощутил, как красноглазая бестия снова просыпается в душе, и погрозил Сане кулаком:
- Мутанты ей по ночам снятся! Тоже сбежать думаешь, как Ляков? Гляди, курица, насквозь тебя вижу. Если только попытаешься свалить - поймаю и шкуру спущу… А Ляков мне еще попадется. Я его найду, старого дурня, сюда притащу… чтобы все видели, что я ему тогда… как я его казнить буду! Поняла?
Женщина побледнела до синевы, и Левану стало лучше, страх отпустил.
В дверь постучали.
- Это я, Снулый.
- Санка, отвори ему.
Мрачный бандит вошел и потоптался на пороге - как всегда, собирался с мыслями, прежде чем выдавить из себя хоть слово. Наконец надумал:
- Никого. Всё обшарил.
- И что ж теперь получается, а, Снулый? Кто-то прятался у нас сегодня ночью? Так?
- Не так. Может, не сегодня, может, вчера или еще днем раньше.
- А может, на прошлой декаде?
- Не-е, тогда бы пыль собралась. А пыли не было. Там, внизу.
- Ладно… - Теперь и Леван задумался, чего бы сказать. Ему как атаману полагалось быть самым проницательным и догадливым, а никакого объяснения случившемуся у него не нашлось. - К некрозу это всё. Кто был чужой, все с Ляковом сбежали. Ты, Снулый, это… ты пойди поспи там, отдохни. Ночью будь настороже. И замок себе на дверь навесь, что ли.
Снулый махнул рукой и утопал. Можно было не сомневаться - о замке даже не подумает. Сана тут же заперла дверь за ним и испуганно оглянулась на Левана, но тот уставился в потолок и обдумывал, что еще нужно сделать до начала дождей. В голову ничего существенного не приходило.
* * *
Снулый вернулся к себе и тоже завалился в кровать. Денек выдался суматошный, в самом деле не мешало бы поспать. От южанина, жившего в этом помещении при прежнем атамане, осталось немало добротных красивых вещей, Снулый ими не пользовался и без сожалений выкинул бы, если потребуется освободить место. Остались зеркало, изящный стол на тонких изогнутых ножках (Снулый вещицу не оценил - хлипкая). На кровати - вышитое покрывало, края которого свисали почти до пола. Края украшала разноцветная бахрома. Должно быть, покрывало нравилось прежнему жильцу, но Снулый к подобным красотам был равнодушен. Он ни разу не сдернул покрывало, чтобы раздеться и лечь в постель, спал всегда одетый, укрывшись собственной курткой. Вот и сейчас разулся и плюхнулся на вышитую красоту. Поглядел в окно - уже темнеет. Закрыл глаза и вскоре задышал ровно и размеренно. Заснул он спокойно и тихо - точно так же, как вел себя, когда бодрствовал. И спал крепко, как человек с чистой совестью.
Потому и не услышал, как из-под вышитого полотнища, приподняв бахрому, поднялась черная тень.
Глава 9
ВЕЛИКИЕ ГЕРОИ
Когда медленно сходящиеся створки ворот остались позади, Чак скинул мешковину, которой был укрыт с головой, и снова направил обрез на Лякова.
- Как забор кончится - сворачивай, человече! - велел он. - Очень неприятно на душе, когда за спиной твои дружки. Еще разберутся, что к чему, и пальнут вслед.
Ляков послушно свернул. Покосился на спутника, наткнулся взглядом на дуло обреза и поежился.
- А теперь куда?
- А теперь снова свернешь, потом на дорогу вернемся. Здесь же один выезд из долины, верно?
- Так и есть.
- Вот туда и кати, чего спрашиваешь? Я, человече, собираюсь отсюда подальше оказаться. Не нравится мне это место, народ здесь недобрый. Гостей плохо принимают… и вообще.
Пока Ляков велел бандитам отпирать ворота, пока заводил сендер и медленно выруливал по двору, Чак прятался в мешке, целился в старика из старого обреза и волновался - а ну как дед передумает? Теперь карлик приободрился, к нему возвратилась обычная самоуверенность, но обрез он по-прежнему держал направленным на Лякова.
Сендер прогрохотал мимо спящих фермерских хозяйств. Сумерки расстилались вокруг и окрашивали в серое и без того небогатую красками округу. Заборы и крыши над ними проплывали справа и слева, наконец впереди показалась седловина между двумя холмами, туда и вела колея.
Сендер нырнул в лощину, миновал ее, теперь перед беглецами лежала равнина.
- Дальше куда? - буркнул Ляков. Вроде все прошло гладко, но вид направленного на него ствола старику был не по душе. - И перестал бы ты меня на прицеле держать, что ли? Тряхнет на ухабе, ты палец не удержишь - и привет, застрелил зазря.
- Я, старичок, зазря ничего не делаю, - самодовольно улыбнулся Чак. - Так что не сомневайся: если пристрелю, то исключительно за дело. Теперь на север держи.
- Может, лучше по дороге? Если повезет, проскочим мимо кочевых, выберемся к жилью, а там…
- На север, старичок, на север! - Чак качнул обрезом. - Ты ж помогать обещался, а не спорить.
Ляков послушно свернул. Сендер выкатился из наезженной колеи.
- На севере ничего, - осторожно заметил старик. - Плохая земля, ядовитый пар из ущелий валит. Зачем туда?
Ответить Чак не успел - на гребне дальнего холма промелькнули силуэты всадников на манисах. Показались и пропали - кочевые спустились с вершины в тень. Можно не сомневаться, что спустились именно по эту сторону холма.
- Ну вот, заметили нас, - с тоской промолвил Ляков. - Что делать будем? Девка говорила: не бежать.
- Это она там говорила, - объяснил Чак, - а мы-то здесь. Нам отсюда лучше видно, как быть. Гони дальше к северу.
- Да что тебе там?
- Не твое дело, старичок. Гони знай.
Ляков добавил газу. Сильно разгонять сендер он опасался - и так трясет на бездорожье, подвеска лязгает, корпус дрожит и, кажется, вот-вот на куски развалится. А дикари на манисах слишком далеко - не догонят, их зверям не под силу долгая скачка с такой скоростью. Но вскоре появилась еще одна группа верховых - и гораздо ближе.
- Они своим дали знать, - забеспокоился Ляков, - теперь обложат, будут гнать.
- Ага, - согласился Чак и легонько ткнул обрезом старика под ребра. - И ты гони себе, ни о чем не беспокойся.
Карлику было плохо видно - он сидел низко, так что голова едва торчала над бортом. Но погоня его как будто совсем не беспокоила. Он время от времени привставал и глядел вперед - там уже показалась темная зубчатая полоса, над которой небо дрожало и переливалось. Та самая плохая земля, о которой толковал Ляков, скалы и ущелья, на дне их есть выходы ядовитого газа. Этот газ и стелился над скалами, создавая иллюзию движения в небесах.
Дикари маячили позади, медленно отставая. Они манисов не гнали - берегли силы. Ляков вертел головой по сторонам, ожидая подвоха, и дождался. Из-за холмов справа вынырнула новая группа кочевых, многочисленнее прежних. Эти визжали и понукали ящеров, словно всерьез вознамерились догнать беглецов. Ляков повернул руль, забирая левее, - тут-то наперерез ему выскочили новые преследователи. Старик уже не щадил сендер, вдавил педаль газа на полную и снова вывернул руль, бросая машину вправо. Столкновения с визжащими дикарями он избежал, но те, что присоединились к погоне последними, теперь отставали всего на четыре десятка шагов и азартно колотили манисов пятками, стремясь сократить расстояние.
Сендер заходился хрипом и лязгом, что-то в задней подвеске дребезжало, вот-вот старая машина могла отказать…
Впереди выросли скалы, местность изменилась, сендер теперь мчался по ухабам - казалось, что он перепрыгивает с кочки на кочку.
- Что делать?! - заорал старик. - Настигнут ведь! Здесь не разгонюсь!
Чак привстал и глянул вперед.
- Левей бери, там участок ровный, - велел он. - И гони на полную!
- В скалы упремся!
- Слушай меня, старичок, все будет хорошо!
Последняя фраза сопровождалась новым тычком под ребра.
Ляков уже не пугался обреза - людоеды были куда страшнее, он надеялся, что у мелкого имеется какой-то план.
Сендер вылетел на ровную каменистую площадку и покатил резвее. Погоня немного отстала, но дикари видели, что впереди скалы, и уверенно мчались следом. Деваться-то сендеру некуда…
- Держи вон на ту кручу с двойной вершиной, - распорядился Чак. - У скал тормози.
- А потом что? - Голос Лякова сорвался. Нервы старика были на пределе, слишком много всего с ним приключилось за это утро.
- Потом кричи: "Улла-Халгу!"
Больше Чак ничего не стал объяснять, да и времени уже не оставалось - пологий подъем закончился. Сендер, окутанный пылью и плюющийся камешками из-под колес, подлетел к каменистой гряде и встал.
- А теперь счастливо оставаться, дедуля! - пискнул Чак, отворяя дверцу, и скользнул вниз.
Он ни разу не обернулся, бежал вперевалку к каменному лабиринту со всей скоростью, какую могли позволить его короткие ноги.
Ляков встал, держась одной рукой за руль, второй схватил "гатлинг". Дикари верещали уже в паре десятков шагов - старик не успел бы нацелить тяжеленное оружие. Сердце колотилось бешено, как пойманный катран, подпрыгивало, казалось, к самому горлу и грозило выскочить наружу. Старик поднял "гатлинг" обеими руками над головой и изо всех сил заорал:
- Улла-Халгу! Улла-Халгу!
* * *
Чак, не оглядываясь, бежал между камнями. Он старался держаться так, чтобы между сендером и им были крупные валуны. Некроз его знает, старикашку, еще вздумает из "гатлинга" в спину палить. План Йоли карлику сразу не понравился - девчонка сумасбродная, может, выдумала невесть что. А вдруг дикарей имя вождя не остановит? Они ж людоеды, ты им: "Улла-Халгу!" - а они все равно сожрут. Он, Чак, поступит, как всегда, по-своему. То есть он станет действовать примерно так, как уговорились, но в план будут внесены кое-какие поправки. Например, попадаться в лапы людоедов Чаку не хотелось. Перед ним лежали скалы с зубчатыми изрезанными очертаниями, из ущелий поднимался зеленоватый туман, ветер рвал его в клочья и разносил по округе. И воняло здесь какой-то тухлятиной - то ли гнили туши зверей, убитых отравой, то ли сам туман такой запах имел.
Позади раздались крики: "Улла-Халгу! Улла-Халгу!" Чак оглянулся и увидел силуэты преследователей: двое кочевых верхом на ящерах упрямо гнались за ним. Заметили всё же…
- Настырные какие, - на бегу прохрипел Чак. - Мало им сендера с дедом и пулеметом, еще и меня хочется заграбастать.
Тут он с головой окунулся в полосу ядовитых испарений, рот пришлось закрыть. Гнавшиеся за ним людоеды сперва потеряли беглеца из виду, потом снова заметили и развернули манисов, вереща что-то на своем языке. Чак их речь маленько понимал, но сейчас не разбирал ни слова. Может, эти дикари, когда скачут за кем-то, в такой раж входят, что и сами себя не понимают? Налетел порыв ветра, потащил тяжелые полосы зеленого тумана, скрыл верховых, и вопли их смолкли.
Чак огляделся. Здесь у него был тайничок, как раз у подножия двухголовой скалы. Карлик нашел знакомый камень, перевернул его, вытащил маску со стеклянными глазами и длинным гибким шлангом, поспешно натянул. Дышать стало легче. Он побрел в туман, слыша позади надсадный кашель преследователей и сиплое шипение их манисов. Туман становился все гуще, он скрадывал звуки и делал окрестные скалы одинаковыми темными силуэтами. Пришлось вскарабкаться на груду камней, чтобы еще раз оглядеться. Чак определился с направлением и пошел дальше. Вскоре он остановился на краю довольно широкого ущелья. Под ним свивался спиралями туман, а среди тумана горбилась темная туша, похожая на спину гигантского маниса, в сто раз больше настоящего.
Чак отыскал привязанную к камню бечевку, потянул, с натугой выбирая слабину. К бечевке крепилась подвесная лестница: два тросика с перекладинами из дощечек. Он поставил ногу на ступень, взялся покрепче за тросы и, оттолкнувшись, шагнул в туман. Лестница плавно соскользнула с обрыва, Чак рухнул, мимо него вверх умчалась округлая туша полости, потом гондола, переделанная из древнего автобуса. Тросы дернулись в руках, когда он, пролетев мимо грузной туши, замершей в тумане, повис над пропастью. Подождал немного, покачался, как маятник. Потом стал карабкаться вверх. Маска помогала дышать в ядовитом тумане, но сквозь стеклянные кругляки видно было плохо, и карлик лез осторожно, на ощупь отыскивая ступени. Вот и темная туша, вокруг нее вьются зеленые туманные змеи… Чак нащупал вместо ступени плоский пол, нашел поручни справа и слева и пролез в проем.
- Ну вот я и дома, - пробурчал он сквозь маску.
* * *
Ляков изо всех сил удерживал на весу тяжеленный "гатлинг" и изо всех сил орал:
- Улла-Халгу!
Кочевники осадили манисов. Некоторые промчались немного вперед, развернулись - теперь со всех сторон были оскаленные морды ящеров. Звери щерили длинные желтые зубы, шипели. Один из наездников, рослый дикарь с волосами, торчащими в стороны, вскинул копье и прокричал:
- Улла-Халгу!
И тут же все завопили, повторяя на разные лады имя вождя. Ляков с облегчением опустил пулемет, уронил дрожащие руки и огляделся - вроде бы довольны, уроды пустынные. Во всяком случае никто не собирается немедленно вонзить зубы в стариковское тело. Кроме манисов, конечно, - эти скалятся очень даже хищно.
Когда кочевые наорались всласть, верзила с торчащими патлами указал копьем Лякову в грудь и заявил:
- Твоя хорошо!
- Йоля, Улла-Халгу, - повторил старик. Больше ему сказать было нечего.
- Хорошо! - энергично рявкнул дикарь. - Улла-Халгу, Йолла - хорошо! Моя радый быть.
- А уж моя как радый, - выдохнул Ляков.
Тут возвратились двое дикарей, преследовавших карлика. Оба надсадно кашляли, отплевывались, шатались на ящериных спинах, и манисы шагали с трудом, будто пьяные. Один вдруг резко опустился в пыль, дикарь повалился на бок, пополз, хватаясь за сухие стебли, потом изо рта его полилась зеленоватая пена. Упавший манис раскачивал башкой и одышливо сипел. Второй наездник выглядел получше. Он стал рассказывать на своем языке - Ляков не понимал ни слова. Людоед тыкал пальцем в зеленый туман и, округляя глаза, бормотал и бормотал.
Дикарь с чудной прической отдал приказ, кочевые развернули манисов в степь. Вожак обратился к Лякову:
- Моя к Улла-Халгу. Твоя с моя одно идет.
- Вместе идем, что ли?
- Да, да, моя, твоя, Много Смертей! Вместе!
- Много смертей?
Дикарь показал на "гатлинг".
- А, вождю отдать? - Ляков торопливо закивал. - Моя ехать, вместе ехать!
Он завел сендер и медленно покатил за дикарями, последним плелся отравившийся туманом манис с кашляющим седоком. Ляков глядел на его согнутую содрогающуюся спину и прикидывал, как бы ловчее удрать. Пока что бешеная девчонка не подвела - вышло, как она обещала. Но что потом? Ляков привык к тому, что везение непременно когда-нибудь заканчивается и тогда нужно убегать, просто смываться без всяких там размышлений.
Старик чуть повернул руль, забирая левее. Впереди был холм, и колонна наездников огибала его с правой стороны. Ляков решил, что он свернет в противоположном направлении, как будто хочет встретиться с дикарским конвоем по другую сторону холма, а сам махнет в степь - лишь бы путь был свободен. "Если там ровное место - врублю газ, только меня и видели, - подумал он. - Небось эти голозадые уже все здесь, и манисы под ними устали. Второй погони им не осилить, и в засаде никто не ждет. Теперь оторвусь".
Старик, сворачивая в объезд, то и дело вертел головой, оглядывался - как там дикари, не следят ли, не зыркают в его сторону с подозрением? Потому он не сразу сообразил, как это вышло, что его сендер, обогнув холм, оказался в толпе кочевых. Может, полсотни, а может, и целая сотня людоедов, размахивающих копьями и орущих:
- Улла-Халгу! Улла-Халгу!
Пока Ляков прикидывал, как удрать от тех, кому он сдался, за холмом уже собралась целая толпа. В нее и вкатился сендер. Манисы выворачивали в его сторону уродливые головы на длинных шеях, шипели и скалились. Дикари орали.
Делать нечего, Ляков остановился. К нему подъехал тощий, дочерна загорелый парнишка с волосами, заплетенными во множество косичек, часть которых спадала на лицо. Из-под жестких, словно из проволоки свитых, прядей хитро блестели черные глаза.
- Йолла молодец, Йолла не обманула, - заявил молодой, склоняясь через борт сендера, чтобы взглянуть на "гатлинг". Говорил он сносно.
- Ты переводчик, что ли? Толмач? - строго спросил Ляков. - Веди к главному вашему, к Улла-Халгу. Йоля мне наказала к нему доставить оружие.
Раз уж сбежать не вышло, придется делать вид, что он старательно исполняет, чего было велено.
- Я и есть Улла-Халгу! - Парнишка улыбнулся, оскалив крепкие белые зубы. - Хорошо!
- Хорошо, конечно, - кивнул Ляков, не сумев скрыть тоскливые нотки в голосе. - А теперь чего будет?
- Теперь пойдем на злого Левана. У нас пулемет, мы его победим!
- Патронов-то негусто, - осторожно заметил Ляков. - Знаешь, что такое патроны?
Парнишка его не слушал - протянул тощую лапку и гладил длинные стволы "гатлинга". Он любил оружие и выглядел в этот миг совершенно счастливым.
Не дождавшись ответа, Ляков предложил:
- Так что, Улла-Халгу, я свое дело исполнил, поеду теперь?
- Поедешь, - вождь оторвался от пулемета, - с нами поедешь. Мне сендер нужен. С манисовой спины из этого пулемета нельзя стрелять. С сендера можно хорошо стрелять.
Это Лякову не понравилось, но по крайней мере его не волокли жарить и есть, да и кочевые вокруг казались вполне сытыми. Вон как животы у всех оттопырились!
- Сейчас поедем, - продолжал Улла-Халгу.
- Лучше ночью, - возразил Ляков. Теперь, когда он очутился в битве на этой стороне, ему было выгодно, чтобы дикари победили. Если Левана с бандой уничтожат, все сразу встанет на свои места. Ляков уцелеет один из всех, как уже бывало не раз, а мстить ему за предательство будет некому. Когда старик представлял, как озлился на него новый атаман, сразу делалось жутко до желудочных колик. Леван умел внушать страх. Пусть с ним дикари разделаются, да и с остальными тоже.
- Ночью наш народ не воюет, - улыбнулся Улла-Халгу.
- Я знаю, - терпеливо принялся объяснять старик, - и все это знают, и Леван знает, поэтому ночью вас не ждут… Не спеши, погоди до ночи. - Потом он подумал, что за день его могут и съесть - кто знает, что на уме у кочевых? - и спросил: - Жратвы-то у вас хватит до ночи? Не оголодаете?
- Хватит, хватит! - Вождь совсем разулыбался. - Вчера много взяли, солонину взяли, кукурузу взяли, просо взяли, другие припасы взяли. Я научил народ кашу варить. Великий вождь Улла-Халгу знает много!
И тут Лякова как по башке молотком шарахнуло: кашу - из чего? Припасы, взятые у Кижана! Он крепко задумался. Теперь, когда нет возможности немедля бежать, пришло время раскинуть мозгами. А дураком Ляков не был - долгая жизнь, полная опасностей, приучила его взвешивать и рассчитывать.