От нее пахло вином.
- Элга, где Кузнецов? - Она не понимала. - Кузнецов, практикант из Советского Союза? - Я решил наплевать на конспирацию.
Элга пожала плечами:
- Здесь где-то. А я вот захотела тебя увидеть и увидела.
- Элга, мне нужен Кузнецов, - внятно сказал я, сжимая ее запястье. Она скривилась.
- Элга, где он?
- Пусти, - попросила Элга.
Я отпустил ее.
- А ты совсем не тот, за кого себя выдаешь, - погрозила мне пальцем.
- Мне еще Бенедикт сказал: таинственный инспектор. Кузнецов тебе нужен. В телецентре Кузнецов, где ж ему быть. Они сейчас всей бандой впрыскивают нам молодежный отдых.
- Идем, - приказал я.
Элга повисла у меня на руке. Мы пересекли улицу. Она тыкала пальцем:
- Туда. - И лепетала: - А ты мне нравишься. Хоть Бенедикт и сказал, что ты… чур, молчу… ты мне все равно нравишься.
Мы остановились перед одноэтажным домом, окна которого закрывали железные ставни.
- Здесь, - сказала Элга. - Только туда нельзя. Пока идет трансляция, туда никому нельзя. Даже Бенедикту нельзя.
Дверь была заперта. Я постучал. Мне никто не ответил.
- Пойдем, выпьем, - сказала Элга. - Не будь таким скучным.
Я рванул дверь. Замок отлетел. Внутри было темно. Мерцали экраны настройки - палуба корабля, горящий город, горящий форт. Я нащупал выключатель. Вспыхнул бледный свет. Комната была небольшая. Все четыре ее стены представляли собой пульты со множеством кнопок и тумблеров. Не в лад мигали десятки зеленых глазков. На полу, прорвав сплетение проводов, опрокинув табуретку, лицом вверх лежал Гера Кузнецов. Стеклянные глаза смотрели в потолок.
Элга заглянула через плечо.
- Пьян вдребезги, - сказала она и захихикала.
5
Кузнецов был убит примерно за час до моего прихода. В клинике скорой помощи ему заменили сердце, проводи регенерацию сосудов и нервов, аэрировали мозг. Все было бесполезно. Он пролежал слишком долго.
Подробности я выяснил по "блохе". Стреляли болевой иглой, вызывающей паралич сердечной мышцы.
Я знал эти болеизлучатели - легкие, компактные пистолетики, стреляющие волновыми разрядами. Они применялись в медицине для интактных операций - блокировали нерв в точке укола. Превосходное оружие, совершенно бесшумное (можно стрелять в толпе), не оставляющее следов.
Август запретил мне вмешиваться в это дело. Было ясно, что Кузнецов раскрылся и убит кем-то из фантомов, поэтому мне следовало быть предельно осмотрительным. Расследования решили не проводить. По официальной версии, смерть наступила от сердечной недостаточности. Несчастный случай. Мне предписывалось продолжать работу.
Я доложил о последней связи.
- Великие Моголы? - переспросил Август. - А ты не ошибся?
- Он повторил два раза очень отчетливо.
- Ладно. Разберемся, - Август помолчал. - Прошу тебя, Павел, будь осторожней - без самодеятельности.
На похоронах я появиться не мог. Я понимал, что конспирация необходима, но было очень горько. С Герой мы дружили давно - вместе кончали Школу, четыре года наши кровати стояли в одной комнате, каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо: "Вставай, защитник планеты". Я тогда очень гордился своей профессией и считал, что именно мы, сотрудники МККР, обеспечим Земле спокойствие и безопасность.
К тому же у меня было свидание с Анной. Я пытался убедить себя, что это нужно для дела. Получалось не очень убедительно: для дела была необходима встреча не с ней, а с Элгой, чтобы выяснить, почему директор не поверил в мою легенду.
В конце концов, я махнул рукой и направился в городскую библиотеку. Там мне выдали толстенный том по средневековой истории.
Оказалось, что Великие Моголы - это династия царей Индии, которые правили с шестнадцатого до середины девятнадцатого века. Так их назвали европейские путешественники в семнадцатом веке.
Наибольшего расцвета Великие Моголы достигли при Шах-Джакане. Государственное их устройство представляло собой централизованную феодальную монархию. В семнадцатом веке оно включало в себя почти всю Индию и Кабул. Однако уже в то время, несмотря на внешнее могущество, в стране стал назревать внутренний кризис, приведший в итоге к усобице и распаду государства. Власть Великих Моголов ослабла. К середине восемнадцатого века эта династия владела фактически только Дели и прилегающими районами, а к концу восемнадцатого века Великие Моголы стали простыми марионетками в борьбе князей Северной Индии. Этим воспользовались англичане и в 1803 г. захватили Дели. Формально Великие Моголы продолжали считаться правителями Индии до 1858 г., когда английские колониальные власти упразднили династию. Далее перечислялись представители Великих Моголов.
Вот что я выудил из книг. Какое отношение все это имело к фантомам? На всякий случай я выписал основные факты и запомнил их.
Потом я поехал к Анне.
На перекрестке, где мы договорились встретиться, куря красную сигарету, лихо топталась девица - из тех что ищут партнера на один вечер. Каблуки ее звякали при каждом шаге, из сережек неслась популярная мелодия Анны не было. Я посмотрел на часы.
- Павел, - позвала девица.
- Да… - глубокомысленно протянул я, окидывая ее взглядом.
Анну было не узнать. Волосы она зачесала вверх, столбом, - ультрамодная прическа "Нефертити", косметика светилась: на глазах - синим, на губах - зеленым, вместо обычного платья она надела переливавшуюся радугой футболку и джинсы, на которых вспыхивали живые картинки.
- Вам не нравится? - Анна медленно покраснела, бросила сигарету.
- Очень эффектно, - я взял ее под руку. - Куда мы пойдем?
Анна закусила губу:
- Вы не подумайте, это я в первый раз так. Потому что надо быть, как все. А то меня пригласит кто-нибудь - посмотрит и больше не показывается.
- Вам не требуется быть, как все, - искренне сказал я.
- Правда?
- Правда.
Она обрадовалась:
- Я сбегаю, переоденусь. Я тут недалеко живу. А то словно это и не я…
- Не надо, - остановил ее я. - В следующий раз.
- А будет следующий раз?
- Вы хотите этого?
- Да. А вы?
Я кивнул.
Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.
Я сказал нарочито весело:
- Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно, что к вам на Спектакль, но используя свое положение инспектора…
Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами - по десять человек. Плечом к плечу. Все в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами. Единым махом вбивались в мостовую сотни увесистых сапог: Трум!.. Трум!..
По бокам колонны не в ногу шагали равнодушные полицейские.
- "Саламандры", - без выражения сказала Анна. - Фашисты.
- Фашистская партия у нас запрещена, - возразил я.
- Разве дело в названии? - Она процитировала. - "Призовем молодых, призовем жестоких, призовем тех, чья вера - нация, чей долг - нация, чья совесть - нация". Как там у вас в Столице с верностью нации?
- У нас потише. Все-таки Столица.
Перед колонной несли склоненное знамя - тяжелое, с золотыми кистями. На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква "С". Из нее вырывалось пламя.
Эту букву я уже видел. Она стояла под запиской, которую я нашел в своей разгромленной квартире. Так. Значит мной занимаются "саламандры". Или некто похуже. Допустим, сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему поручению я якобы произвожу инспекцию.
Я почувствовал себя неуютно.
- Если "саламандры" кого-нибудь убивают, то полиция никогда не находит преступников, - сказала Анна.
- Вот как? - я знал это не хуже ее.
- Вы же не инспектор, Павел.
- А кто?
Она пожала плечами:
- Не знаю.
Трум!.. Трум!.. - отбивали свой жесткий ритм сапоги. Невидимые палочки поддерживали его на барабане. Молодые, каменные лица смотрели вперед. Только вперед. Трум!.. Трум!.. Сегодня нам принадлежит эта страна, а завтра весь мир!
- А вы знаете, что Краб - "саламандра"? - взглянула на меня Анна. - Он у них даже какой-то начальник. И Элга им очень интересуется. Бегает на собрания. Истеричка. Напрасно я устроила ее к нам в Дом.
- Вы не любите Элгу? - спросил я.
- Это моя сестра, - сказала Анна.
Темнело. Зажглись голубые панели на домах. В кромке тротуара проступила сиреневая линия. Мы шли вдоль улицы. Дул слабый ветер. Деревья шелестели, словно бумажные. Прозрачные, хрупкие такси бесшумно проносились над мостовой, в их желтой скорлупе сидели люди, беззвучно смеялись.
- Элга, конечно, наврала, что она инженер, - сказала Анна. - Работает у нас всего полгода, но удивительно вписалась. Словно рождена для Спектаклей. А вот я нет. У меня все получается, не как у других. И не нарочно. Просто не выходит. Наверное, я не ко времени. Мне бы родиться в двадцатом веке…
- Время не выбирают, - ответил я чисто машинально, так как в этот момент оглянулся и заметил того же мужчину в посверкивающем металлическом костюме. Он шел за нами.
Случайность или слежка? В подобных ситуациях я закуриваю. Зажигалка, разумеется, не сработала.
- Сел аккумулятор, - объяснил я Анне. Стал заряжать вручную, нажимая рычажок большим пальцем. Анна что-то рассказывала. Мужчина приближался. Подзарядка аккумулятора - дело длительное. Когда он проходил мимо нас, я его хорошо рассмотрел.
- …Очень странные сны, - говорила Анна. - Большой сад. Тропический. Пальмы, магнолии, орхидеи. Да-да, так просто растут орхидеи - распускаются по ночам. Песчаная дорожка. Я бегу по ней, спотыкаюсь, падаю, плачу. Меня поднимает женщина. У нее злое лицо. Мы идем с ней к морю. Она держит меня за руку. Больно. Море очень теплое, а песок горячий. Вам приходилось видеть непонятные сны? Такие, что даже не знаешь, откуда они взялись?
- Нет, - сказал я, краем глаза следя за улицей. Как я и ожидал, мужчина немного прошел вперед и свернул в первую же парадную. Все стало ясно: за мной следили, причем примитивно - визуальным способом.
Разумеется, это могли быть наши сотрудники. Вряд ли бы меня пустили без всякого прикрытия. Но я сильно сомневался, чтобы люди Августа работали так прямолинейно. Во всяком случае портрет мужчины зафиксирован в зажигалке и завтра его личность установят.
- …Самая настоящая пустыня, - говорила Анна. - Это ведь странно - я никогда не была в пустыне. Ровная, как стол. Барханов нет. До горизонта - серый песок. Дует ветер, и песок змеится под ногами. Шипит. А потом - вскидывается столбиком. И далеко, у самого неба, - озеро, чистое-чистое, серебряное. Там - вода. И мне кто-то говорит сзади: "Мираж". И голос очень знакомый.
Мы прошли за парадную метров сто, и мужчина вынырнул, приклеился сзади. Я решил больше не обращать на него внимания.
- Правда, не могут сниться такие сны нормальному человеку? - сказала Анна.
- Вполне обычное явление, - немного невпопад ответил я.
- Я читала, что сок - это небывалая комбинация обыденных фактов. Но не могу же я видеть во сне то, чего никогда не видела в жизни. Нет. Это ненормально. Сейчас никто не видит снов. Вы знаете, я ходила к врачу. Он провозился со мной целый день. Надел шлем, и вижу - то свет, то тьма, то пятна цветные плавают. И я должна была говорить, что вижу. Совсем меня замучил. А потом сказал, что это - воспоминания о детстве. А какие могут быть воспоминания, если я родилась здесь, в городе, и всю жизнь жила только в нем.
- Вы могли видеть такие картины в ваших Спектаклях, - сказал я. - И потом, во сне они преобразовались…
- Нет! - Анна возмущенно тряхнула головой. - Нет! Причем здесь Спектакли? Ненавижу наши Спектакли!
- Вчера было очень интересно, - сбитый ее горячностью пытался переубедить ее я. - Даже трудно отличить, где голограмма, а где - реальность.
- Там все ненастоящее, - уже спокойно сказала Анна. - От первой нитки до последней. Вот вы сначала чувствовали, что это выдумка?
- Да.
- А потом вдруг - поверили. Не до конца, но поверили. Я следила за вами.
- В какой-то мере, - помедлив, ответил я: странная мысль пришла мне в голову.
По пустынной улице навстречу друг другу неслись два такси, набитые дергающимися юнцами. Водители рулили лоб в лоб. Сближались они стремительно. Анна прижалась к моему локтю. За несколько метров до неминуемого столкновения включились автопилоты, и машины, резко вильнув в стороны, прошли буквально в сантиметре друг от друга. Отлетев в противоположные концы улицы, такси развернулись и опять, наращивая скорость, понеслись навстречу.
Захватывающее развлечение - ведь всегда существует хотя бы миллионная вероятность, что автопилот не сработает.
Анна отвернулась и проговорила сквозь зубы:
- Не переношу. А еще знаете, что делают? Надевают антигравы и прыгают с телевизионной башни. У кого откажет. И я прыгала. Что с вами, Павел?
Оказывается, я стоял с открытым ртом. Я опять ощутил ту легкость и веселье, которые я испытал в Спектакле.
- Ненавижу убожество, - еле сдерживалась Анна. - Спектакли! Картонные люди и картонные декорации. Куклы на пружинах. Взрослые младенцы развлекаются пустышками. И словно никто не видит. В газетах - слюни, по радио - идиотская патока. Приезжают инспекторы, вот вы, например, - одобряют. Бенедикт как-то уламывает. Он всех уламывает, Павел! Взяли бы и запретили!
- Это не так просто, - почти не слушая, ответил я.
В позапрошлом году мы вели дело "Нищих братьев". Они организовали несколько общин в Канаде - около десяти тысяч человек. Руководители общин, духовные отцы Саймон и Арпангейль, называвшие себя архангелами, кстати, оба выпускники технического колледжа, магистры наук, частью купили, частью смонтировали сами волновой генератор для направленной передачи эмоций. Им удалось составить коды различных экстатических состояний и довольно чисто вложить их в усилители. Каждый вечер проводился час молитвы. Я и сейчас будто вижу, как тысячи людей стоят на коленях на залитой водой плантации, в расползающейся, мокрой земле и, дергаясь, словно эпилептики, воздев руки к небу, возносят восторженную молитву задрапированному под часовню генератору с золотым крестом на вершине, а два архангела в белых мантиях, куда была вшита иридиевая мозаика для изоляции, упираясь головами в низкое, кровавое солнце, торжественно и величаво благословляют покорную паству.
Чтобы попасть на час молитвы и испытать благодать божью, люди были готовы на все - жили в землянках, работали по двадцать часов в сутки без еды, в грязи, в ледяной воде, окучивая голубые марсианские маки, которые громадными партиями шли на экспорт в Китай, расценивались на вес золота. Они отдавали жен, детей, могли убить кого угодно, чтобы испытать еще раз - хотя бы один-единственный раз - блаженство господней любви.
И вот, когда мы шли между молящимися, а они хрипели и бились, как слепые, и грязь текла по бескровным лицам, вот тогда я испытал точно такое же чувство легкости и веселья, а вслед за этим - огромного, всепоглощающего, нечеловеческого счастья.
- Вы не слушаете меня, Павел, - обиделась Анна.
- Я слушаю, слушаю, - отрешенно сказал я.
Мы пошли дальше. Впереди сиял проспект. Над домами в чутком ночном воздухе, задевая крыши, вращались два исполинских серебряных шара. Оттуда лилась музыка.
- Значит, у них в Доме стоит волновой генератор, - подумал я. - Надо же, с ума сойти - волновой генератор.
6
Всю ночь я писал доклад, стараясь сделать его убедительным, а уже в пять утра вышел из дома. Встречу назначили на квартире у Августа, и я хотел избавиться от наблюдателя, кем бы он ни был. Поэтому я взял такси и поехал в Южный район. Вчерашнего мужчины на улице не было, но какой-то ранний прохожий сел вслед за мной в машину, и она, следуя в некотором отдалении, стала повторять мой маршрут. Фотографировать на таком расстоянии не имело смысла.
Южный район был столь велик, что физически представлял собой самостоятельный город с собственными предприятиями, больницами и кинотеатрами. Стодвадцатиэтажные дома, разделенные садами через каждые шесть ярусов, поднимались на горизонте. Утреннее оранжевое солнце стояло над ними. На вершинах пирамид посверкивали башенки связи. Подрулив к их подножию, я вошел в лифт и через десять минут, оказался на площадке междугородной аэробусной станции.
Тотчас передо мной вырос дежурный внутренней службы:
- Ваш билет?
- Начальника станции! - потребовал я.
Дежурный, видимо, понял, с кем имеет дело, потому что без промедления прошептал что-то в наружный карман.
- Вы подождете здесь? - спросил он.
- Да.
Дежурный исчез. Бетон был влажен. Стояли два пустых аэробуса, похожие на громадные серебряные капли. Начинало припекать. С пятисотметровой высоты город, затянутый утренним туманом, не проглядывался.
Небо прочертила огненная точка - покидал атмосферу рейсовый лунник. Позади меня на стене красовался, стереоплакат - молодой парень, подняв щиток шлема, шагал по красной пустыне. Брови его были сдвинуты, непреклонные глаза устремлены вдаль. Перед ним, смешно подпрыгивая, пробуя песок длинным клювом, перекатывался чибис.
Плакат призывал работать в Аркадии. Он был лишним. Желающих попасть в марсианскую Аркадию хватало: отбирали одного из десяти.
…Тогда в этой самой Аркадии я просидел две недели на базе у Дягилева - сразу после появления песчанок, которых сгоряча объявили разумными обитателями Марса. Бактериологи, направленные в пустыню высаживать штаммы для освобождения кремний-связанной воды, клялись, что через двадцать лет в Аркадии появится настоящее озеро, а через пятьдесят - на всем Марсе можно будет дышать без шлема, как тот парень на плакате. Потом, в карантине, я четыре дня рассказывал им о своей работе, они слушали, разинув рты, а я им завидовал: они занимались большим и чистым делом, они работали в будущем Земли, я же - в ее прошлом.
Мне стало грустно. По роду своей деятельности я редко сталкивался с нормальной жизнью. На мою долю выпадали в основном эксцессы…
Подошел начальник станции, со значительным выражением на лице. Я объяснил, что мне нужно. Значительное лицо вытянулось.
- Это невозможно, - развел он руками. - Только рейс на Париж.
- Я вас очень прошу, - ледяным тоном сказал я.
- Но…
- Очень.
Зачастую правильно выбранный тон действует лучше, чем любые удостоверения. Через пять минут я стартовал - в рулевой кабине стоместного междугородного аэробуса. Пилота я попросил закинуть меня в Северный район. Он был предупрежден, и возражений не последовало.
Теперь я был спокоен. От визуальной слежки я избавился, а запеленговать аэробус, выявить место его посадки или выслать хотя бы патрульный вертолет за такое время не успели бы и в Управлении полиции.
- А правда, что у нас высадились пришельцы? - кося глазом, спросил пилот.
- Не слышал.