Нереал - Трускиновская Далия Мейеровна 4 стр.


После чего прошел мимо Васи, как мимо придорожного столба, и, чуть отстранив рукой Сашку-Лешку, скрылся на лестничной клетке. То, что он держал в руке, только показалось Васе стволом - это был блестящий металлический прут, изогнутый под прямым углом, и та его часть, что торчала из кулака, достигала сантиметров, наверно, тридцати.

Парень даже не пытался бежать - шаги по ступенькам были бесшумны. Он уходил спокойно, как человек, заявившийся по вполне приличному и невинному делу.

Первой опомнилась Асенька.

- Валерий Яковлевич! - вскрикнула она, через раскрытую дверь заглянув в кабинет. - Что с вами?

Ротман сидел за столом, глядя прямо перед собой. Он был жив, но жив как-то странно. Функционировал - дышал, обменные процессы в организме тоже, наверно, совершались, - однако не соображал.

Его хлопали по щекам, трясли, даже нашатырный спирт раздобыли, но зазвонил телефон - и Валерий Яковлевич, как ни в чем не бывало, схватил трубку.

- Да я это, я! - вполне бодро и безмятежно сказал он незримому собеседнику. - Как и договаривались восемнадцать и тридцать пять. Из расчета семь, семь и по двадцать сверху. Четыреста и потом еще триста пятьдесят. И за номером сорок семь "а". Минус эти проклятые восемнадцать! Что? Сорок!

И нажал на кнопку.

Вася подумал, что это смахивает на шпионский шифр. "Сорок" может означать "до выхода на связь". И тут же он одернул себя - ситуация хуже некуда, а он фантазирует вроде Игорсши за бутылкой "Киндзмараули"!

- Это был гипноз! - услышал Вася даже не в самом ухе, а чуть ли не в собственном рту Шепот Сашки или Лешки был таков, что обдавал жаром и пронизывал бедную голову насквозь.

- Точно, гипноз, - согласился Вася, стараясь как можно незаметнее исчезнуть из кабинета. Зачем стрелять в президента фирмы - это он, следователь, еще мог понять. А вот зачем гипнотизировать? Может быть, Ротман только что подписал какие-то суперважные документы?

- Кто его зам? - резко разворачиваясь, спросил Вася.

- А вот!

Замом оказалась женщина более чем средних лет.

- Следователь угрозыска Горчаков, - отрекомендовался Вася. - Погодите, не кричите, нужно срочно связаться с вашим банком и наложить вето на все операции!

А ведь она и впрямь собиралась закричать - в присутствии представителя угрозыска черт знает кто беспрепятственно колдует в кабинете самого Ротмана и преспокойно удаляется!

К счастью, женщина оказалась из того же теста, что и Ротман. Слово "банк" было для нее более свято, чем молитва. И она даже не задала ни одного вопроса - сама сообразила, для чего это вето.

Вот теперь можно было спокойно сматываться. Вася только набрал номер дежурного и узнал, что Синицын действительно звонил, более того - сперва поганец всеми силами исхитрялся, чтобы Вася не наносил визита в школу, теперь же - как раз наоборот, сам его туда гонит!

- Василий Федорович! - зашептал Сашка-Лешка. - Что это такое - инкуб?

- А черт его знает... - машинально отвечал Вася, и вдруг заткнулся. Точно - черт его знает! Поскольку инкуб - это что-то вроде злого духа. В какой-то книге попадался! Вроде бы сексуально ориентированный. Действительно - кроме черта знать его некому. Впрочем...

- Только инкуба не трогай, - сказал киллер, гипнотизер, или кем там он был. - Он - мой.

Очень любопытно, подумал Вася, как это работник угрозыска может трогать инкубов? Чем? Которым местом?

Какое отношение может инкуб иметь к Ротману?

И почему с этим странным сообщением адресовались именно к Василию Горчакову?

Было над чем Васе поломать голову, спеша к шестнадцатой школе.

Школа была современная, белобетонная, с площадкой перед входом, выложенной бетонными же плитами. И плиты уже порядком покрошились. На приличном отдалении торчал киоск, где школьники могли запастись интересными журналами, пивом и презервативами. Вася нарочно пошел через площадку так, чтобы заглянуть в витрины и оценить ассортимент. Точно - все три позиции имелись.

И еще четвертая...

Из-за киоска высунулась знакомая круглая физиономия.

- Я тебя жду, жду, и от ожидания мозги мои, как весьма непривычные, плесенью покрываться стали... - взволнованно зашептал Игорь. Как всегда, в минуты тяжких испытаний его несло. - И если бы ожидание мое в камне воплотить, то Родену бы сие и не снилось, так что...

- Короче! - рявкнул Вася.

- Тебе все необходимое скажут в учительской, - перешел на человеческий язык Игорь. - Так ты потом пройди чуть дальше и заверни за угол! Там сразу же будет дверь, и на ней табличка - 11 "А". Ты туда загляни и попроси Маргариту Бояринову!

- Она что преподает?

- Она не преподает! Она... ну, учится...

- Ну и что мне сказать этой Маргарите Бояриновой?

- Что Игорь... ну, Игорь Петрович... но можно просто - Игорь, она поймет... в общем, я ее тут, за киоском, жду и очень беспокоюсь!

Вид у Игоря Петровича был, мягко говоря, безумный. И не только в смысле физиономии - на бывшем учителе имелись рубаха и штаны какого-то совершенно немужского цвета, лиловато-розового, только что не в цветочек. А когда он обеими руками вцепился в левый рукав Васиной форменной рубашки, то и вовсе сделался похож на беглеца из Бедлама.

- Ты спятил? - воскликнул Вася. - Пойди сам в этот одиннадцатый класс и говори там все, что хочешь!

Вовсе не желая назначать свидания для человека, по которому Бедлам плачет, он сделал изящный финт левой рукой, сбил дурацкий захват и поспешил прочь от киоска.

- Вася! Вась! - позвал, высунувшись, Игорь. - Ты просто скажи, что я ее жду!

И тут же спрятался.

Не задумываясь, для чего Игорю вся эта дурацкая конспирация, Вася и до дверей дошел, и в холле оказался, и к лестнице устремился, но был перехвачен женщиной, которую только патентованный кретин принял бы за что-то другое, кроме учительницы. Васе не доводилось мыться в женской бане, но, наверно, и там любая посетительница, увидев сквозь серый пар эту крепко сбитую, плотную, ровную, как ствол сосны, низкозадую фигуру, подсознательно сказала бы себе - осторожно, учительница...

- Вы к кому? - спросила эта женщина в темно-синем костюме, прямом и скучном, как асфальтированное шоссе. - Если вам нужен кто-то из педагогов - я вас провожу в учительскую.

- Мне нужна Ирина... Ирина... - тут Васю осенило. Он же напрочь забыл спросить у Игоря Иркину фамилию, не говоря уж об отчестве.

- Ирина, а дальше?

- Собственно, мне нужна не она лично, - тут Вася счел нужным достать и показать свой документ. - У нее в классе учится девочка, Настя Петрова. Мне нужно задать один вопрос этой Насте.

- Задать вопрос Насте вы сможете только в присутствии классного руководителя и родителей! - учительница настолько обрадовалась, что может перейти в нападение, что даже этой радости не скрывала.

- Вот и замечательно, - сказал несколько удивленный Вася. - Мне даже скорее нужны ее родители, чем она сама.

- Ее родители? - в голосе учительницы послышалось разочарование.

- Ну да. Может быть, вы мне дадите их домашний телефон? И скажете, как их обоих по имени-отчеству?

- А домашнего телефона я вам не дам!

- Почему? - поведение этой тетки казалось Васе все более странным, но он знал, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и не хотел лишний раз пускать в ход авторитет своего ведомства.

- Потому что вы позовете не родителей, а саму Настю, - вполне убежденно заявила учительница.

- Ну и что же тут криминального?

Вася честно не понимал, какую амбразуру норовит закрыть своим телом эта злобная тетка, а сама она, видимо, была уверена, что загнала его в тупик и что его ответ - признак поражения, отступления и скорого бегства. Поэтому она выдержала паузу - с ее точки зрения, идеальную, а с Васиной - идиотскую.

- А что тут криминального - спросите у вашего Друга!

- У которого? - Вася подумал, естественно, о сослуживцах.

- А у того, что за киоском прячется!

Мимо с гвалтом пронеслась толпа подростков, вся разом пропихнулась в двустворчатую дверь и унеслась по выщербленному бетону.

Так, подумал Вася, за нами следили. Но знать, что я заявлюсь в гости, эта мымра не могла. И вообще она меня впервые видит. Значит, она в окно высмотрела Игорешку. Но, поскольку она - дама занятая, часами сидеть на подоконнике не станет, то вывод один - Игорешка тут околачивается уже довольно давно, это - раз, и околачивается не впервые, это - два...

Что натворил этот безумец?

- Вы имеете в виду Игоря Синицына? - профессионально бесцветным голосом осведомился Вася.

- Да, я имею в виду Игоря Синицына.

- Который полтора года проработал в этой школе?

- Вот именно - полтора года. Теперь вы понимаете, почему я не могу допустить, чтобы он узнавал телефоны наших учениц?

- Нет, не понимаю, - жестяным голосом отрубил Вася. Тетка стала его раздражать. - Я был бы вам признателен, если бы вы объяснили, в чем дело.

- А ведь это я могла бы потребовать у вас объяснений, - тетка, похоже, совершенно забыла, что имеет дело с представителем угрозыска. - Приходите, ничего не объясняете, требуете сведения об ученице, требуете ее телефон! Я вот сейчас пойду позвоню вашему начальству и узнаю, действительно ли вас сюда посылали!

- Хорошо, - сказал на это Вася. - Звоните. Но если через двадцать четыре часа вам придется искать себе другую работу, и не в системе образования, - не жалуйтесь.

- Что?!.

- То, что слышали. Умышленно создавать препятствия для следствия, скрывать важного свидетели, угрожать представителю органов власти - этого всего, по-вашему, больше нет в уголовном кодексе? - не получив на свой риторический вопрос никакого ответа, Вася перешел в атаку. - Я не хочу тратить время на глупые препирательства. Через полтора часа я буду здесь с представителями РОНО и специалистом по психологии подростков, в чьем присутствии будет произведен допрос. Кроме того, будет интересно узнать, кто и сколько получил от хозяев газетного киоска за то, чтобы не вмешиваться в торговлю порнографией, спиртными напитками и наркотиками в десяти метрах от школы! Газеты будут просто счастливы опубликовать такой материал. Всего доброго!

Вася развернулся и зашагал к дверям.

Он знал эту гнусную породу склочниц, отточивших языки на беззащитной публике и теряющих всякое соображение, если повезет напороться на строгое сопротивление.

- Постойте, постойте! - завопила учительница. - Какой киоск? Я впервые слышу про киоск!

- Тот самый, возле которого вы заметили меня с Игорем Синицыным, - напомнил Вася, остановившись, но повернув только голову и всем видом показывая - ухожу, ухожу, и через полтора часа ждите меня с наручниками.

- Да постойте же! - учительница забежала вперед. - Это все - одно недоразумение! Сейчас я вам все объясню.

- Порнографию я видел своими глазами. Пока я не привезу верхушку РОНО и прессу, Игорь присмотрит, чтобы никто из вас не предупредил киоскершу.

- Хорошо, пусть пресса приезжает! У меня тоже найдется, что ей рассказать!

- Что вы имеете в виду?

- То, почему ваш друг Синицын вылетел из нашей школы!

Тут Вася очень кстати вспомнил одну испанскую пословицу из арсенала Игоря. Весьма нелепо, имея стеклянную крышу, гласила пословица, кидать булыжниками в соседей.

- Я полагаю, это несоизмеримо с наркотиками в газетном киоске, - возразил он, не желая показывать, что крыша-то и у него - стеклянная.

Учительница задумалась.

Очевидно, она была все же лучше, чем показалась с первого взгляда. Возможно, в своей студенческой молодости она даже играла в карты. И сейчас дело явно дошло до размена козырей.

- Я думаю, лучше нам обо всем этом побеседовать не тут, а в учительской. Меня зовут Марья Геннадьевна.

- Там полно народу, - как можно более брюзгливо ей возразил Вася. - Меня - Василий Федорович. Нам будут мешать.

- Урок уже начался.

И она действительно привела следователя в учительскую, где, кроме необъятного круглого, еще сталинских времен, стола имелся еще уголок отдыха, недорогой, правда, но расположенный искусно - чтобы действительно те, что исхитрятся туда пролезть между шкафами, оказались отрезаны от внешнего мира.

С учительницей, стоило ей сесть в кресло, сделалось что-то странное. Вася бы даже назвал это перевоплощением. Видимо, она связывала низкие кресла и журнальный столик с образом дамы, принимающей в салоне высокопоставленных гостей. В холле школы можно собачиться и грубить. В салоне, пусть даже выгороженном обшарпанными шкафами, - томно язвить и выделываться под графиню.

- Значит, вы не знаете, почему ваш друг вынужден был покинуть школу?

Артисткой, выдающейся артисткой была Марья Геннадьевна! И Вася слишком поздно понял это. О-о, как она выговорила слово "друг", у нее даже шею перекорежило, физиономию наискосок развернуло и рот набок поехал! А как торжественно прозвучало "вынужден был"! А сколько шипу подпустила она в эту невинную фразу! Ровно столько, сколько нужно, чтобы прозвучало зловеще, но ни в коем случае не навело на мысль о гадюшнике.

- Очевидно, он не ужился с творческим женским коллективом, - предположил Вася. Его интонации ему самому были противны, но ничего не поделаешь, салон есть салон.

- С коллективом он как раз неплохо ужился, - неторопливо кивая, сообщила Марья Геннадьевна. - Он ведь вежливый! И стульчик пододвинет, и пальто подаст!

В последние слова она влила все презрение, на какое только должна быть способна простая, но глубоко порядочная женщина.

- Вообще-то я сам женщинам пальто подаю, - Вася был невозмутим, как деревянная вешалка для этих самых благопристойных и неприметных учительских пальто, которую он приметил у дверей. - Криминала пока не вижу

- Вот и мы не видели! - судя по голосу, близилось торжество справедливости. - А он - вы не поверите, но он!..

Главное - вовремя сделать паузу, подумал Вася, вот она замолчала - и я должен подумать, что Игорешка по меньшей мере спер у всех этих теток норковые манто! Прямо отсюда. Ну, она эту паузу затеяла - она ее пусть и тянет.

- Вы не поверите!.. - актерским чутьем угадывая, что молчание не должно быть слишком долгим, воскликнула Марья Геннадьевна.

Вася молчал.

- Конечно же, вы такого от своего друга не ожидаете. И тем не менее...

Вася не хотел вопросами облегчать Марье Геннадьевне тяжкий труд провозглашения истины. Кто кашу заварил - тот ее пусть и расхлебывает.

- Конечно, вы мне уже заранее не верите! - решительно заявила учительница. Вася оценил ловкость хода. Теперь его молчание уже попахивало бы потомственным кретинизмом.

- Да вы хоть намекните, в чем дело, - спокойно попросил он.

- Да чего уж тут намекать. Этот ваш друг, Игорь Петрович, попытался изнасиловать школьницу.

Тут Вася даже рот приоткрыл.

Он допускал, что у тихих и безобидных людей кипят в душе и ниже пояса бурные и темные страсти. Но... изнасилование?.. Ничего себе стеклянная крыша!

И ничего себе кроткий безумец Синицын!

Причем Марья Геннадьевна не врала, он видел Это явственно.

- Откуда это стало известно? - строго спросил Вася.

- Он давно уже за ней увивался. Это все заметили. - Как увивался?

Вася действительно не мог себе вообразить процесс ухаживания учителя за ученицей.

- Ну... Просил после урока задержаться. Когда она отвечала - он с ней по двадцать минут общался. Весь класс на головах ходит, а он с ней воркует!

Вася вздохнул - вот это действительно было похоже на Игоря... Марья Геннадьевна привела-таки настоящее доказательство.

- А что за девочка-то?

- Хорошая девочка, из приличной семьи, Маргаритой зовут. Очень милая девочка. Такая чистая, знаете, совершенно несовременная! Трогательная. Стихи прямо замечательно читает!

- И сколько же хорошей девочке лет?

- Шестнадцать! - с вызовом на смертный бой, как латную рукавицу, швырнула Васе в лицо эту цифру Марья Геннадьевна.

Вася вздохнул - на каком же свете живет это несчастное чудовище? Газет оно, что ли, не читает? Или опять - этюд по актерскому мастерству?

Итоги рейда, проведенного ровно неделю назад на проспекте Падших Бабцов... тьфу, Павших Бойцов... В общем, из семидесяти с небольшим повязанных девчонок явно несовершеннолетнего вида ровно тридцать девять были моложе шестнадцати. И даже две тринадцатилетние попались.

Проспект был одновременно и проблемой для милиции, и большим ее облегчением. Проблемой потому, что именно его выбрали для своих вечерне-ночных дел местные путаны и их покровители. Облегчением - все, включая милицию, знали, где эту публику искать.

А по данным городских гинекологов, шестнадцатилетняя девственница в школе стала таким же редким явлением, как фирма, выплачивающая все налоги.

Но спорить с педагогом Вася не стал.

- Шестнадцать... - задумчиво повторил он. - Ну, и что же произошло?

- У нас проводили новогоднюю ночную дискотеку для старшеклассников, - весьма неодобрительно сообщила Марья Геннадьевна. - Старый Новый год отмечали, теперь это модно. Педагоги дежурили. Ну и вот...

- Прямо на дискотеке?

- Да нет же! У нас комната есть на третьем этаже, ну, не комната, а такой чулан, что ли, она всегда заперта... Даже не знаю, как вам объяснить...

- Да вы прямо говорите.

- Ну, в общем... там есть диван. И он ее туда увел. Как потом оказалось.

- Пока я не вижу состава преступления.

- Она с криком вырвалась оттуда и побежала вниз по лестнице! Если бы вы слышали, как она кричала! Ее остановили мальчики. Она была... она была... ну, у нее платье было на плече разорвано, вот так...

Марья Геннадьевна показала. Получалось, что девчонка неслась по лестнице, голая по пояс.

- Мальчики вбежали в комнату, а он - там! И ничего не может объяснить! На следующий день он подал заявление. После беседы с директором. У нас очень умная директор, она не захотела шума поднимать, - Марья Геннадьевна поджала губы и всей мимикой изобразила чувство собственного достоинства. - Но в школе ему больше не работать. Это од-но-знач-но! Больных на голову нам тут не надо.

- Ваша директор действительно умница, - согласился Вася. И понял, что попытки дойти до 11 "А" обречены на провал. Марья Геннадьевна, помня, что за киоском торчит насильник, проводит его дружка до трамвайной остановки и убедится, что так называемый следователь уехал.

- У нее тридцать пять лет непрерывного стажа, - с гордостью сообщила Марья Геннадьевна.

- В таком случае давайте договоримся. Вот мой рабочий телефон, - Вася достал самодельную визитку. - Я вас очень прошу организовать звонок от мамы Насти Петровой. Это действительно очень важно. Зачем нам впутывать РОНО? Я вам даже больше скажу - вы ведь за новостями следите? Знаете, что стреляли в президента фирмы "Бастион"?

Глаза Марьи Геннадьевны выразили живейший интерес. Естественно, подумал Вася, с этого и следовало начинать. Прекрасная и полная приключений жизнь пролетает мимо школы. Да если пронюхать или подсмотреть хоть что-то, о чем телевизор промолчал, - об этом же три дня можно толковать за сталинским столом! - Ну, ладно, такого добра не жалко...

Назад Дальше