Он избавил ее от корсажа и в растерянности уставился на рубаху: поди угадай, как расстегиваются манжеты!
Деяниру насмешило выражение его лица. Она поднесла руку к его глазам, чтобы он мог лучше рассмотреть пуговки на манжетах.
- Вот еще кусочек, и лакомый, - сказала она. - Подбери-ка и его заодно, но сразу не ешь, сперва все-таки вытри. Фу, у тебя к губам прилипли жир и грязинки!
Евтихий наконец совладал с пуговками. Пальцы у него подрагивали, так что пришлось повозиться. Да еще Деянира то отбирала у него свою руку, объявляя парня "настоящей дубиной без понятий о манерах", то возвращала назад - как драгоценный дар со словами: "ладно уж, раз откусил кусок - доешь целиком".
Вот и манжеты упали, отстегнутые.
- Чумазый поросенок! - фыркнула Деянира. - Не вытирай руки о волосы. Лучше умойся.
- Зачем мне умываться, - возразил Евтихий, - если через минуту я опять испачкаюсь? Что там у тебя на блюде - оливки? Давай их сюда! Не жадничай!
- Где ты рос? В хлеву? - закричала Деянира, топая ногами.
Она пыталась избавиться от пояса, удерживающего юбку, но от волнения ей это плохо удавалось. Она изгибалась всем телом, пытаясь поскорее дотянуться до застежки на спине.
- Может, и в хлеву, но моя мать готовила тушеное мясо получше, чем ты! - рявкнул Евтихий.
Он схватил Деяниру за талию, обернул ее к себе спиной и в два счета расправился с поясом. Он сдернул ее грохочущие крахмальные юбки и швырнул их в угол кухни.
- Ах, твоя немытая деревенская мать готовила лучше? - возмутилась Деянира. - Как ты смеешь! Врываешься в порядочный дом да еще бранишь хозяйкину стряпню!
- Завела бы кухарку, не пришлось бы возиться… Смотри, какие у тебя гадкие руки - все в заусеницах и цыпках!
- Это у меня гадкие руки? У меня? - Деянира задохнулась от негодования. - Я выщипаю тебе волосы, плешивый боров!
- Лучше подай-ка мне эти овощи с подливой, кусачка, - сказал Евтихий, посмеиваясь, и осторожно потянул Деяниру за кисти рук. Она послушно подняла руки, а он, помедлив, провел ладонями по ее телу, тонкому и теплому под просторной рубашкой.
Деянира тихо вздохнула.
- Не смей обмакивать пальцы в соус… - пробормотала она.
Евтихий поцеловал ее в ухо и шепнул:
- Убедительнее… Твой хозяин все еще торчит под дверью…
- Не смей! Обмакивать! Пальцы в соус! - закричала Деянира во весь голос, освобождаясь из его объятий.
Евтихий изумленно и радостно смотрел на нее. Деянира засмеялась, встряхнула распущенными волосами, глаза ее вспыхнули. Вовсе они не серые - ярко-зелеными они стали, как у Джурича Морана, а в пепельных волосах вдруг сверкнуло золото. Евтихий слышал, что у женщин в минуту страсти изменяется цвет глаз; но Деянира преобразилась вся, как будто ее заново создали, переделав, вызолотив, разукрасив до неузнаваемости старое изделие.
- Посмотри, что ты натворил! - сердилась и топала ногами Деянира. - Как тебе не стыдно вытирать пальцы о стол!
- Я приберу, - обещал Евтихий, избавляясь от рубахи, принадлежавшей мастеру Дахатану. - Я все вымою!
- Только не рукавами! Клянусь Гераклом, - сказала Деянира, - такого грязнули свет еще не видывал. Завтра же убирайся вон из Гоэбихона! Тебе здесь не место. Здесь приличные люди живут, а не свинтусы.
- Ну, денег-то на дорогу дай, - заныл Евтихий. - Всегда ты была скупердяйкой… Не жмоться!
Она поднесла к нему раскрытые ладони и задержала их в нескольких миллиметрах от его кожи. Евтихий стоял неподвижно, позволяя ей рассматривать себя. Он оказался более широкоплечим и крепким, чем можно было подумать, глядя на него одетого. И куда лучше сложен. Ему нужно носить одежду немного другого покроя.
Она смотрела на белые и розовые рубцы, рассекавшие его плечи, спину, грудь. Интересно, почему детей так завораживают эти отметины на человеческом теле? Откуда такое желание - непременно показать одноклассникам шрам от вырезанного аппендицита? И почему рейтинги у тех, у кого такой шрам есть, несоизмеримо выше, чем у ребят, лишенных подобной благодати? Бормотание "а мне гланды удалили, только не видно" звучит в данной ситуации весьма жалко, если не сказать смехотворно.
Может быть, все дело в инициации, решила Деянира. Шрам - бесспорное свидетельство перенесенной некогда боли. Очень большой боли. И раз ты ее выдержал и все еще жив и даже способен радоваться жизни, - значит, ты очень сильный человек, и все должны тебе завидовать.
Кожа Евтихия вдруг покрылась мелкими капельками пота. Сразу вся, от шеи и до пояса, мгновенно. Деянира задержала дыхание и приложила ладони к влажному животу Евтихия. Живот дернулся, втянулся, потом расслабился и прильнул к рукам девушки.
- Не надувай брюхо, - сказала Деянира. - Ой, у тебя пузо, оказывается, какое!..
- Это все твоя стряпня, - ответил Евтихий.
- А чем это тебе не угодила моя стряпня?
- Она вся в животе.
- Фу, я не хочу об этом думать! Как она там переваривается! Меня сейчас стошнит!
- Тогда отойди от меня подальше. Я не хочу, чтобы ты запачкала мои чудесные новые штаны.
- Это не твои штаны. У тебя вообще нет ничего своего.
- Нет, штаны мои, ты украла их для меня у своего хозяина, Деянира. Ты воровка.
- Сам ты вор! - взвизгнула она и покрепче надавила на его живот.
Евтихий ухнул и подался назад.
- Что, обожрался? - завопила она. - Набил чрево? Не вздумай рыгать! Ненавижу рыгателей!
С этими словами она потянулась к нему и с хохотом дернула завязки на его поясе. Евтихий охнул, схватился за штаны, но было поздно: они упали.
Деянира обняла его за шею и прижалась к нему всем телом.
- Обжора, - прошептала она. - Неряха. На тебе даже штаны не держатся… В жизни не видывала такого проглота.
* * *
Тиокан смотрел на Деяниру неодобрительно. Евтихий мялся у нее за спиной: он начал побаиваться этого маленького могущественного человечка еще до того, как увидел его. Деянира пыталась успокоить Евтихия рассказами о том, какой Тиокан предусмотрительный, мудрый, строгий, и тем самым запугала своего спутника еще пуще. Евтихий всегда страшился мудрых, строгих и предусмотрительных.
Сама Деянира выглядела еще более строгой и сухой, чем обычно. Она не боялась произносить слова "любовник" и того похлеще и, наверное, не покраснела бы и от солдатских выражений, - в ее мире, в мире Екатерининского канала, все это почти ничего не значило; но одно дело - говорить, а другое - делать.
В душе она тряслась от ужаса: вдруг Тиокан догадается о том, что произошло вчера ночью! Поэтому-то она затянула шнурки корсажа туже обычного, а ее головной убор придавал ей сходство с жертвой катастрофы, только что побывавшей в руках умелых санитаров, которые наложили ей по меньшей мере десять повязок.
Бесцветные глаза на бледном личике Деяниры смотрели неподвижно, она даже не моргала, кажется, а когда заговорила, то ее бескровные губы едва двигались:
- Господин Тиокан, приветствую вас.
- Кто это с тобой? - недовольно осведомился Тиокан и закопошился в своем огромном кресле. - Я не ошибаюсь, и ты действительно привела в дом гильдий постороннего? Кто этот бродяга? Я вижу его впервые!
- Это мой друг, господин Тиокан.
- ДРУГ? - Тиокан повысил голос. - Друг, ты сказала? По-моему, ты лишилась остатков своего бабьего разума, Деянира! Какие у тебя могут быть друзья?
Ни один мускул не дрогнул на лице Деяниры. По части умения сохранять бесстрастие она могла бы дать фору любому из индейских вождей.
- Прошу прощения, господин Тиокан, я употребила неправильное слово. Разумеется, никаких личных друзей у меня нет и быть не может. Ошибочно употребленный термин "друг" означал "делового партнера, которому на данном этапе разумно доверять".
- Разумно ли? - прищурился Тиокан. - Сбить с толку женщину ничего не стоит. Ты проверяла его?
- Да, - сказала Деянира. - У него нет шкурного интереса в том, чтобы испортить мне дело.
- Очень хорошо, - кивнул Тиокан и наконец расслабился. Но на Евтихия он по-прежнему не смотрел, что являлось у маленького человечка выражением неприязни. - Очень хорошо, Деянира. По крайней мере, рассуждаешь ты разумно. Рассуждаешь, я сказал. Я не сказал, что ты и действуешь разумно.
- Возможно, выслушав меня до конца, вы перемените свое мнение и о моих поступках, - хладнокровно заявила Деянира.
- Слушаю тебя. - Тиокан положил локти на стол и уставил на девушку немигающий взгляд.
Деянира сказала:
- Этот человек, Евтихий, нужен мне для осуществления одного замысла. Я хочу, чтобы он присутствовал при разговоре.
- Зачем?
- Чтобы получить наиболее полные инструкции.
- Хорошо, - процедил Тиокан. - Я уж боялся, что ты хочешь оставить его для того, чтобы он узнал об этом деле побольше.
- Нет, - заверила Деянира. - Только наставления и инструкции.
- Начинай, - приказал Тиокан.
- Что вам известно о семье Гампилов? - спросила Деянира.
Тиокан нахмурился:
- Ты пришла задавать вопросы?
- Ответ на мой вопрос чрезвычайно важен! - Деянира стиснула руки на поясе. - Прошу вас, ответьте. Что вам известно о семье Гампилов?
- Наиболее почтенное семейство в городе, - сказал Тиокан. - Проклятье, Деянира, рассказывая тебе общеизвестное, я чувствую себя глупо, а этого быть не должно.
- Весь город остался в дураках, но только вы и я знаем об этом, - сказала Деянира. - Пожалуйста, продолжайте, господин Тиокан. Кто такие Гампилы?
- Их процветание началось в те времена, когда река Маргэн еще не сменила русла и протекала под самыми стенами Гоэбихона. Об этом написано в книге Уставов. - Хранитель уставов постучал пальцами по столу, подразумевая драгоценный фолиант, заключавший в себе историю города и ремесленных родов и все важные уложения о ремеслах, гильдиях, материалах, сделках, заказчиках - и вообще обо всем, что касалось регламентации жизни мастеров и подмастерьев. - Во время страшного пиратского набега, разорившего множество гоэбихонских семейств, Гампилы проявили невероятное мужество. Еще несколько раз им везло, они получали выгодные заказы… Ну и так далее. Сейчас они богаты, могущественны, многочисленны.
- Второй вопрос: кто такие Таваци? - не унималась Деянира.
- Таваци? Не припоминаю… Хотя… - Тиокан наморщил лоб. - Да, был один Таваци, подмастерье, которого я дисквалифицировал за бездарность и систематическое пьянство… Обычно мастера не просят избавить их от подмастерьев, но этот оказался просто невыносимой обузой. Тут ничье терпение бы не выдержало.
- А другие Таваци?
- Других не знаю. Очевидно, они никак не связаны с гильдиями. Если эти твои Таваци вообще существуют… А теперь объясни, почему ты задала мне такие идиотские вопросы.
- В последнее время происходит нечто странное, - заговорила Деянира.
- Поживи подольше, курица, и ты поймешь, что странное происходит постоянно, а не только в последнее время, - фыркнул Тиокан. - Начало неубедительное. Попробуй еще раз.
- Мои воспоминания не соответствуют действительности, - сказала Деянира.
- Девичьи грезы никогда не соответствовали действительности.
Деянира неопределенно фыркнула, и Тиокан тотчас отреагировал - следует признать, явив при этом немалую проницательность:
- Если под "сбывшимися девичьими грезами" ты подразумеваешь громилу, который мнется за твоей спиной, - то поздравляю. - И Тиокан растянул губы в ехидной улыбочке. - Ты нашла наиболее совершенное воплощение своей куриной мечты: нечто рослое, широкоплечее, тупое, слепо влюбленное и готовое ради тебя на все.
Деянира и бровью не повела:
- Вы как всегда смотрите в корень и вскрываете самую сущность явлений, господин Тиокан. Поэтому-то я и утверждаю, что Евтихий нам необходим. Он именно готов, и именно на все, и именно ради меня. Осталось только поставить перед ним задачу. И эту задачу, мой господин, должны поставить перед ним вы. Поэтому, умоляю, выслушайте меня до конца, чтобы руководить нами без ошибок, владея всеми фактами.
- Ладно, - проворчал, смягчаясь, Тиокан.
- Итак, мои воспоминания. Я, например, точно помню о том, как соперничала с мастерами Таваци, как перехватывала у них заказы, как подралась, - прошу прощения, но это так! - с их подмастерьем, Тайноном…
- Впервые слышу о такой истории, - недовольно пробурчал Тиокан. - Я и понятия не имел о том, что ты дерешься.
- В данных обстоятельствах важно не мое антиобщественное поведение, а нечто совсем другое, - парировала Деянира (она все-таки покраснела). - Важно то, что нынешняя реальность не предполагает даже возможности подобного столкновения. Не существует ни мастеров Таваци, ни их подмастерья.
- Но кого же ты, в таком случае, отдубасила?
Не отвечая, Деянира прибавила:
- Я помню и другие вещи, которые тоже не могли случиться… Например, Котта Таваци, моя добрая приятельница. Я иногда разговариваю с ней, если мы встречаемся на рынке.
- О чем? - насупился Тиокан.
- Мы обмениваемся рецептами блюд, - объяснила Деянира. - Я хочу добиться совершенства также в кулинарном искусстве.
- Ты мастерица-гобеленщица, зачем тебе кулинарное искусство? - возмутился Тиокан. - Нельзя смешивать два ремесла, нельзя соединять два ремесла, нельзя отбирать ремесло у соседа.
- Я женщина, а все женщины должны уметь готовить, - отозвалась Деянира. - Это залог будущего семейного счастья.
- Ты рассуждаешь о семейном счастье? - возмутился Тиокан. - Ты? Ты не должна даже и мысли допускать об этом! Это, в конце концов, неприлично! Не всякую непристойность, которая приходит тебе на ум, следует тотчас выбалтывать, да еще и при… - Он покосился на Евтихия. - При посторонних!
Деянира поклонилась:
- Благодарю за совет и больше не повторю ошибки.
- То-то же. - Тиокан немного успокоился, но видно было, что он не на шутку возмущен. На его сереньких щеках даже проступил румянец.
- Я хочу сказать, что существовала некая Котта Таваци, и я нередко с ней беседовала, - вернулась к прежней теме Деянира. - Недавно она поделилась со мной своей радостью.
- Только не говори мне, что эта несуществующая Котта Таваци ждала ребенка! - нервно попросил Тиокан. - Подобной распущенности я не выдержу.
- Хорошо, не буду, - сказала Деянира с лицемерным смирением и опустила голову, подсматривая за Тиоканом исподлобья.
Тиокан некоторое время молчал, то сжимая, то разжимая кулаки и самым пристальным образом наблюдая за движениями своих пальцев. Затем он встретился с Деянирой взглядом и спросил:
- Что ты хочешь, в конце концов, мне сказать?
- Реальность изменена, - выпалила Деянира.
- Такого не может быть.
- Такое случилось.
- Твое объяснение.
- Джурич Моран.
- Моран… Моран… - пробормотал Тиокан. Он выглядел растерянным, но быстро обрел самообладание: - А доказательства?
- Пока нет. Но должны быть.
- Для начала - почему ты заметила, что реальность была изменена, а вот другие горожане, и куда более почтенные, чем ты, ни о чем даже не догадываются?
- Очевидно, все дело в том, что я… - Деянира вздохнула. - Я чужачка. У меня нет корней в Гоэбихоне. Изменение ткани прошлого никак не сказывается на моем настоящем… Моих предков здесь попросту не было.
- Разве? - поразился Тиокан. - Мне всегда казалось, что ты родилась на Башмачной улице, в пристройке за домом Серебряной Ватрушки.
- Нет, - твердо сказала Деянира. - Я родилась далеко отсюда, и это непреложно.
- Ну, раз непреложно… - Тиокан вздохнул. - Выкладывай дальше. Что еще тебе известно?
- В книге уставов должна храниться какая-то запись… Заметка, где все изложено…
- Что такого может быть написано в книге уставов, чего я не знаю? - Тиокан медленно поднялся с кресла, навис над столом (для чего встал ногами на сиденье). - Ты хоть поняла, жаба безволосая, что ты сейчас сказала? По-твоему, я не знаю книгу уставов наизусть? По-твоему, я - плохой хранитель?
- По-моему, вашу память нарочно затуманили злоумышленники, - не сдавалась Деянира, хотя, следует признаться, вид разгневанного Тиокана мог напугать кого угодно. - И это произошло со всеми уроженцами Гоэбихона. Вы нарочно поручили мне следить за происходящим, зная, что я меньше других поддамся… э… - Она попыталась квалифицировать совершенное преступление, но не нашла подходящего слова.
- Ты говоришь об извращении ремесла, - с отвращением выплюнул Тиокан. Он опять уселся в кресло и притянул к себе книгу уставов. - Тут какая-то закладка, - заметил он с удивлением. - Я не помню, как вкладывал ее между страницами.
Деянира молчала.
Тиокан раскрыл книгу и погрузился в чтение. Деянира стояла неподвижно, не решаясь даже обменяться взглядом с Евтихием. Она боялась выдать себя. И напрасно она твердила себе, что Тиокану сейчас не до романов какого-то подмастерья, не до репутации Деяниры, вообще ни до чего - он полностью поглощен чтением.
Наконец Тиокан поднял глаза. Он выглядел потрясенным, если не сказать - убитым. Бородавки на его большой лысой голове пылали багрецом, они налились кровью, как рога оленя, готового к битве за подругу. Жилы на тонкой шее напряглись, губы тряслись. Несколько раз он раскрывал рот, чтобы сказать нечто, но не мог вымолвить ни звука. Он весь дрожал и наконец выпалил:
- Джурич Моран!
Имя, которым в Истинном Мире объяснялись многие странности и беды.
Тиокан перевел дыхание, показал пальцем на кувшин, стоявший на подоконнике. Деянира тотчас же подала ему и почтительно проследила за тем, чтобы хранитель уставов вполне утолил свою жажду.
Тиокан вернул ей кувшин и устало произнес:
- Гобелен. Работа Джурича Морана. Гобелен - ткань реальности Гоэбихона. Измени рисунок гобелена - и переменится реальность Гоэбихона. Гампилы действительно тайно завладели им и внесли какие-то новшества - разумеется, в свою пользу. Я был совершенно прав, когда поручил тебе, коза, наблюдать за событиями в городе. Если бы не моя предусмотрительность, мы окончательно погрязли бы во лжи. Во лжи этих злокозненных Гампилов.
Деянира молча ждала продолжения. Естественно, фразы типа "какая ты умная, Деянира, какая ты наблюдательная, какая отважная" были господину Тиокану совершенно чужды. Так что обижаться бессмысленно. Господин Тиокан выражает свою благодарность тем, что доверяет тебе какое-нибудь новое ответственное дело.
Так и произошло.
- Согласно моим записям, сделанным до всеобщего умопомрачения, я приказал тебе найти и уничтожить злополучный гобелен. Ты должна истребить всякую возможность повторения подобной ситуации. Никто и никогда больше не посмеет манипулировать с прошлым и трансформировать ткань бытия ради собственной выгоды. Ты все поняла?
- Да, - сказала Деянира. - Благодарю вас, господин Тиокан. До нашей беседы у меня еще оставались сомнения, ведь я все-таки успела врасти в ткань реальности Гоэбихона, хотя и не так прочно, как другие граждане. Теперь же моя задача ясна мне, как свежевыпеченная плюшка.
Тиокан поморщился:
- Увлечение кулинарией погубило не одного гобеленщика! Будь крайне осмотрительна в своих симпатиях, Деянира.