За несколько стаканов крови - Игорь Мерцалов 15 стр.


- Дважды. Ты в Ховайске на каком фланге стоял?

- Ха! Ни на каком.

- Верно. Ну, здорово, что ли? Или ты все-таки решил влепить мне пулю из-за какой-то деревенской склоки?

- Это я еще не решил, - обнадежил его охотник. - Скажи сперва, кого поджидаешь.

- Бригадира, - не моргнув глазом ответил бригадир.

- А я тебя знаю, стало быть! Ты Жмур. И бригадир тебе… кем там приходится, а?

- Не чужим, - отрубил Тучко, но развивать тему не стал. - Я тебя тоже помню, только имя запамятовал. Ты третий звеньевой Удава. На той станции, где богатый хабар взяли, по центру пер. И хорошо пер, я прям залюбовался.

- Ага, было дело! - хохотнул охотник.

Лесин в продолжение этого разговора переводил недоуменный взгляд с одного на другого, потом не выдержал:

- Перегоныч, друг мой любезный, ты не собираешься ли отпустить этих?..

- Точно! - весьма правдоподобно обрадовался Тучко, словно и не замечая присутствия лесина. - Дурман Перегоныч!

- Верно, я! Как живешь, служивый?

- А то не видно? Слыхал небось, как бригадир с нами обошелся, паскуда?

- Слыхал. Но, видать, не со всеми! Тут он. И не один, сам-девят.

Тучко выругался.

- Где он?

- Обманули тебя пропащинцы. Хотя и не сказать, чтоб наврали. Хмур со своими дружками на нашей стороне, за Грамотеево согласился выступить. С минуты на минуту наша "деревенская склока" закончится… А мне его рожа сразу знакомой показалась, но они ж не представлялись, по душам говорить не спешили, вот я сразу-то его и не припомнил.

- Что ж, он действительно тут, как нам и сказали, - вздохнул Хмурий Несмеянович. - Сам-девят, говоришь? А кто с ним?

- Зачем тебе знать? Малахольный упырек и пустой посох - не те силы, которые тебе нужны.

- Мало ли, как дело обернется? - философски ответил Тучко. - Может, и прибудет еще моих сил.

- Может, и прибудет, - в тон ему сказал Дурман Перегонович. - Этого я тебе даже пожелал бы, наверное. У тебя ведь, поди, серьезный вопрос к бригадиру?

- Еще какой серьезный! Да ты ведь, наверное, и догадаться можешь какой?

- Перегоныч! - еле сдерживаясь, чтобы не закричать в голос, воскликнул лесин. - О чем ты думаешь? Нам на позиции быть надо! Если тебе не хочется убивать герильяса - воля твоя, давай хотя бы свяжем проходимцев…

- Цыц, салага! Хочешь счастье в жизни иметь - меня слушай, а будешь мешать - не обессудь… Значит так, Жмур. Все пополам - и у нас с тобой полный мир и согласие. Носика, - он кивнул на лесина, - с собой возьмем, он гонористый, но не бестолочь. Решайся, боец! Их там девять - но у нас два ружья, да твой посох, да упырь… если сработаем четко - осилим!

Персефоний едва поспевал за ходом беседы. Его еще толком не обструганный жизнью ум, словно по инерции, продолжал гадать, какая причина подвигла крестьян из-под Купальского леса искать помощи наемников и идти среди ночи на кладбище, а между тем у него на глазах два бывалых герильяса, впервые в жизни друг с другом встретившись и тем не менее поняв один другого не с полуслова даже - с полуслога, в минуту сговорились сообща убить девять разумных и поделить клад! Дурман мигом забыл о грамотеевских интересах, а Тучко так нагло разыграл роль собственного брата, что молодой упырь чуть было сам не поверил ему.

- Может, и осилим, - протянул Хмурий Несмеянович. - А, Перс? - Он толкнул Персефония в бок. Тот не сразу понял, что это дурацкое обращение звучит в его адрес. - Что скажешь? Кажется, это шанс! Третий звеньевой Хватко - это тебе не фунт изюму… Может, и сладим…

- Раз ты так говоришь - стоит попробовать, - кивнул Персефоний, прилагая немалые усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.

- И все пополам? - уточнил Дурман.

- Пополам! Глупо жалеть о деньгах, которых все равно за всю жизнь не потратишь. Пополам, Перегоныч!

- Вот и договорились, Несмеяныч. Слухай сюда, Нос, - не сводя прицела с Тучко, повернулся Дурман к своему молодому образованному товарищу. - Хмур в наших местах клад положил, и мы его возьмем, нужно только перебить его спутников, самого бригадира взять живым и выпытать, как клад поднимать. Если будешь слушаться, я тебе из своей доли отстегну, не обижу. Если я хоть заподозрю, что ты не то что помешать - ослушаться меня решил… убью на месте. Усвоил? Теперь ты, Несмеяныч. Не серчай, посох я тебе верну попозже. Мы теперь так сделаем. Брательник твой со своими хлопцами, я думаю, пропащинцев легко раскидает, без нашего участия. Так что мы тут посидим, подождем, когда все закончится, а потом в толпе подберемся поближе. Там я тебе посох-то в руку суну, и вдарим. Как тебе?

- Толпа точно будет?

- Точнее некуда. Вон там, у памятника… - Дурман кивнул в сторону изваяния, и тут же в ночи послышались выстрелы и крики. - Ага, началось! А ну, хлопцы, айда в часовенку, там из притвора хорошо все видно.

Он сделал шаг вбок, показывая, что союзники должны идти первыми. Тучко с Персефонием направились к часовне. Перестрелка нарастала, зажужжали пущенные наугад пули.

- Быстрее! - поторопил Хмурий Несмеянович упыря.

Пригнувшись, они достигли входа. В часовне царил сумрак, едва разгоняемый двумя или тремя лампадами. Узкие окна давали возможность наблюдать за ходом боя, чувствуя себя в относительной безопасности.

- Пустим молодых к окошкам, - предложил Дурман бригадиру. - У них и глаза позорче, не то что у нас, простых людей, они проследят, как драчка пойдет. А я тебе пока расскажу, кто с Хмуром ходит.

Он перечислил спутников Жмурия Несмеяновича: четверых людей, волколака, водяного, упыря и полевика. Лешего почему-то не упомянул, равно как и двух иноземцев. Бригадир после каждого описания хмыкал или крякал, называл имя и характеризовал бойца: "Слабак!" - или: "Серьезный тип…" - или: "Тот еще зверь!"

"Тех еще зверей" набралось двое, а вот "серьезных типов" шестеро, "слабаком", к сожалению, оказался только один. Самого себя Хмурий Несмеянович отнес ко второй категории. Они с Дурманом стали планировать схватку.

- Еще-то оружие есть? - как бы между делом спросил третий звеньевой Удавия Охватьевича. Вместо ответа бывший бригадир медленно распахнул на себе куртку. - А со спины?

- Может, еще раздеться прикажешь? Не дури, Перегоныч, нам обоим крупно повезло, что мы встретились. И насчет денег я правду сказал: их столько, что, отдав тебе половину, я ничего не потеряю - все равно столько нельзя истратить. Вот еще что у меня есть, - добавил он и показал два ножа: свой собственный и тот, который отнял у брата еще в Лионеберге. - Это простой, а этим можно убить упыря.

- Солидно! Сумеешь метнуть? Тогда первый шаг твой, иначе этот упырь доставит нам неприятности. Потом мы с Носиком…

Персефоний и молодой лесин по имени Нос тем временем наблюдали за ходом перестрелки, переросшей в настоящее сражение. Похоже, многие пользовались не обычными охотничьими ружьями, а армейскими скорозарядными образцами, то ли подобранными на местах боев, то ли купленными у не слишком щепетильных герильясов. То тут, то там полыхали отблески простейших заклинаний, но изредка доносился и демонический вой, и другие звуки, свидетельствовавшие о том, что в распоряжении противоборствующих сторон имеются и серьезные боевые чары.

На первый взгляд кладбище было охвачено хаосом безумия, но, присмотревшись, Персефоний быстро уловил картину боя. Пропащинцы угодили в засаду. Они сопротивлялись яростно, но грамотеевцы пришли раньше и, просчитав действия противников, поджидали их, сосредоточившись на флангах. Таким образом, не превосходя ни числом, ни вооружением, они получили тактический перевес, позволивший сбить пропащинцев в кучу и хладнокровно расстреливать, пока те метались. Однако уцелевшие пропащинцы, закрепившись среди могил, подняли в ответ ураганный огонь и начали медленно отступать, грамотно прикрывая друг друга - очевидно, среди них были те, кто имел армейский опыт.

Нос, хотя и держал ружье по-прежнему направленным в сторону Персефония, увлекся.

- Нет, не вырвутся! - сообщил он упырю. - Наемники их подсекут. Сам Хмур Тучко - подумать только! - куда им против него! Будут знать…

- Из-за чего у вас вражда? - спросил Персефоний.

- Ты что, действительно не знаешь? Неужели совсем газет не читал?

- В последние дни - нет.

- "В последние дни"! - передразнил Нос. - Да это уже которую неделю тянется! Впрочем, вооруженное противостояние началось и впрямь недавно, но я ежедневно шлю корреспонденции. Представляю, как сейчас в Лионеберге все рвут друг у друга из рук номера "Костомылки" с моими сообщениями! - вдохновенно произнес он и представился: - Каждырко Нос Просуваевич, собственный корреспондент лучшей газеты Кохлунда.

- Очень приятно. Персефоний.

- Взаимно. - Ритуал знакомства был несколько подпорчен тем, что Каждырко сначала переложил ружье в левую руку, чтобы держать его наготове; однако пожатие правой было быстрым и энергичным. - Я прибыл сюда еще в то время, когда ставили памятник Томасу Бильбо. Многие думали, что редактор отправил меня в родное село как в ссылку, но для прожженного журналюги нет скучных мест! Думаю, единственное место на свете, откуда я не смог бы прислать захватывающих дух корреспонденций, это пустыня, но только потому, что в пустыне нет телеграфа.

- Я всегда думал, что журналистская этика запрещает вмешиваться в ход событий, - заметил Персефоний, покосившись на ружье в руках собеседника.

- Я не только журналист, я - гражданин! И как потомственный обитатель Грамотеева не мог оставаться в стороне!

- В стороне от чего? Вы так и не сказали, по какой причине между двумя селами идет вражда, - напомнил Персефоний, с ужасом думая, что сейчас услышит вариацию на тему ссоры Дивана Дивановича с Диваном Некисловичем.

Опасение не оправдалось - однако упырь не мог сказать, что рад этому.

- Ну конечно, из-за исторической правды! Пропащинцы не признают Томаса Бильбо. Уверяют, будто на самом деле его звали Тормасом Бальбой. Вообрази, они говорят, что он был гаврокумариканцем! - Чувствуя свое подавляющее интеллектуальное превосходство, лесин плавно перешел на "ты".

- Кем-кем?

- Ну, негром! Экий ты неотесанный! Слово "негр" сейчас говорить нельзя. Надо говорить "гаврокумариканец".

- А "негр" почему нельзя?

- Это неполиткорректно! Нег… то есть гаврокумариканцы обижаются.

- Слово как слово, - пожал плечами Персефоний, которому как раз "политкорректное" определение показалось некрасивым: добро бы именоваться по одному континенту, но претендовать сразу на оба… - И вообще, какая им разница? Где негры, а где мы?

Носа передернуло.

- Ну не говори ты этого слова на букву "н", это неприлично! Графство Кохлунд теперь - часть мирового сообщества и должно отвечать его высоким требованиям! Ты уж мне верь, я все про это знаю.

- Ладно, верю, - согласился Персефоний, - только все равно не понимаю, из-за чего стрельба идет.

- Так я же говорю: пропащинцы стоят за то, что Томас Бильбо был Тормасом Бальбой. Якобы он предок того самого арапа, от которого произошел известный имперский стихоплет. И когда стараниями лучших людей Грамотеева был поставлен памятник, пропащинцы отказались его признавать. В первую же ночь была предпринята попытка вандализма. Однако в Грамотееве уже было известно, что пропащинцы заготовили памятный камень своему Тормасу, чтобы водрузить его на постамент вместо изваяния Томаса, так что с вечера была выставлена охрана из числа добровольцев. - Увлекшись, Нос незаметно соскользнул на публицистический стиль речи, которым, кажется, неплохо владел. - Охрана блестяще справилась со своими обязанностями, однако первое столкновение оказалось не последним. С исключительным упрямством игнорируя тенденции мировых либеральных процессов, эти апологеты местнического протекционизма, руководимые Тамасом Бильбиевым, якобы прямым потомком упомянутого Тормаса, старорежимным ренегатом и наймитом имперской пропаганды, стремящимся очернить светлые страницы нашей славной истории, возобновляют попытки расправиться с монументом Томаса. Однако просвещенные люди из Грамотеева говорят: "Победа будет за нами!" Это же говорит и их духовный вождь, истинный патриот и бескомпромиссный либерал, потомок славного Томаса Бильбо, Тобиас Бильбоу. Его имя, безусловно, известно всем просвещенным людям Кохлунда: именно благодаря ему, сообщившему бережно передаваемые из поколения в поколение его семьи крупицы исторической справедливости, оная справедливость была восстановлена в полном объеме при подготовке истинной редакции произведения Н. В. Гигеля "Томас Бильбо"…

Нос жестом фокусника выдернул из внутреннего кармана своего сюртука изданную in quarto книгу в бумажном переплете и протянул ее Персефонию. Тот машинально взял издание. На серой обложке значилось: "Томас Бильбо. Сочинение г-на Гигеля Никогоя Вразумляевича. Истинная редакция. Издано с благословения епископа Усеченко, униарха Кохлунда и Накручины, по поручению графа-регента Кохлунда и вице-короля всея Накручины Викторина I Победуна. Запупырия. Издательство Зпугнева Брызжинского".

В голове у Персефония отчего-то все поплыло. Должно быть, многодневные блуждания по землям графства, пережитые опасности и откровения, научив упыря держать себя в руках и смотреть вокруг взором спокойным и невозмутимым, все же поселили в нем какое-то глубинное напряжение, которому обязательно нужно было разрядиться на какой-нибудь предмет - и так случилось, что это произошло именно теперь. А что послужило непосредственным толчком: очередной эпизод из новой жизни Кохлунда, история с Томасом, мнение Носа, излагаемое под звуки выстрелов и криков, или собственно серая книжка в руках - было уже несущественно.

- Сумасшествие… - проговорил Персефоний, потирая пальцем висок.

- Не говори этого слова.

- ?

- На букву "с". Надо говорить - "индивидуальное восприятие действительности".

- К черту индивидуальное восприятие! Ты что, хочешь сказать, что два села режут друг друга из-за того, на какой лад перекроить историю? Они же там убивают друг друга! Вам что, войны не хватило?

- Во-первых, - поморщившись, назидательно сообщил ему Нос, - произносить это слово на букву "в" неполиткорректно, нужно говорить: "вооруженное столкновение", "конфликт", а еще лучше - просто "обострение отношений". Во-вторых, "перекраивают историю" только имперские пропагандисты, а мы восстанавливаем историческую справедливость, и замечу тебе, мой вспыльчивый друг, что работы здесь непочатый край. А в-третьих - что же, по-твоему, может быть благороднее и возвышеннее, чем умирать за правду? По-твоему, было бы лучше, если бы эти разумные, - тут он указал за окно, где как раз в эту минуту возобновилась бурная перестрелка, - убивали друг друга ради низменной материальной выгоды?

Его речь, на которую Персефоний, если честно, навряд ли сумел бы найти спокойный взвешенный ответ, была прервана новой серией выстрелов.

Глава 18
ПОД СЕНЬЮ ТОМАСА БИЛЬБО

Несколько разумных, сумевших, как им показалось, найти лазейку в частоколе засады, меткой стрельбой разогнали грамотеевский фланг и ринулись к часовне. Зажужжали ответные пули. Пущенные большей частью наугад, они щелкали по стенам часовни и выбивали из могильных холмиков клочья слежавшейся земли и травы.

Нос поспешно пригнулся. Персефоний последовал его примеру - и вовремя: быстрый свинец отыскал узкое окошко, рассерженным шмелем ворвался под темный свод и обсыпал штукатуркой Хмурия Несмеяновича и Дурмана Перегоновича.

- Что там, Нос? - спросил последний.

- Двое сюда бегут!

Персефоний выглянул в окно - действительно, из бежавших уцелело только двое. Они скрылись из поля зрения и спустя несколько секунд ворвались в часовню.

Дурман Перегонович уже ждал их, выйдя на середину помещения. Едва стукнула дверь, пропуская пропащинцев, он поднял ружье. Грянул выстрел, один из искавших в часовне спасения рухнул как подкошенный. Второй, ослепленный вспышкой, ударившей в опасной близости к лицу, вскинул оружие, но Дурману Перегоновичу ничего не стоило уйти с линии выстрела и оглушить противника прикладом.

После этого он склонился, рассмотрел его лицо, в чертах которого угадывалось нечто восточное, и воскликнул:

- Вот это улов! Самозванец собственной персоной!

- Не может быть! - Нос тут же подскочил к нему. - И правда… Можешь посмотреть, Персефоний, вот тот, из-за кого началось кровопролитие! Ложный потомок Томаса Бильбо. Да скорее всего, он и к Тормасу Бальбе никакого отношения не имеет. Просто захотел обогатиться за счет казны, выбив субсидии на свой вариант памятника и биографии предка. Теперь его интригам пришел конец! - Он просительно посмотрел на Дурмана Перегоновича. - Я провозглашу?

- Ну, коли себя не жаль, - усмехнулся тот. - Вернее всего, как только высунешься, влепят тебе заряд картечи или какие-нибудь чары косоглазия. Пускай уж они там сами разбираются. Лучше помоги мне этого каплунчика связать. Жмур, ты пока пригляди, чтобы нам никто не мешал!

Он извлек из кармана моток веревки, и они вместе с Носом стянули за спиной руки "ложного потомка Томаса Бильбо". Все это время Хмурий Несмеянович сидел в нескольких шагах от своего посоха, но не сделал попытки вернуть его, и Дурман это оценил. Оставив пленника, он сам протянул бывшему бригадиру посох со словами:

- Я тебе доверяю. На, держи. Да, вот еще что: ты за сколько шагов бабочку к дереву пришпилишь?

- С десятка точно.

- Хм, а я с двадцати. Давай-ка мы с тобой кое-что переиграем. Я возьму зачарованный нож…

Через пару минут окончательный план боя был готов.

- Делаем так, - объявил Дурман Перегонович. - Жмур и Перс несут Тамаса, а мы с тобой, Носик, их собой закрываем. Выбираем момент, подходим. Ты толкаешь Тамаса вперед. Можешь провозгласить. Пока все на него смотрят, я бросаю нож в Эйса Нарна. Жмур тотчас наводит все чары, какие есть в его посохе. Это дает нам несколько секунд защиты и замешательства неприятеля. Нос, ты, не медля ни мгновения, стреляешь сначала в полевика, потом в водяного. Смотри не перепутай, полевик быстрее от чар отойдет, вали его сразу. Ну а водяной объемистый, в него не промахнешься. Я валю волколака, потом Оглоуха. Остаются Хмур, Хомка и гном и еще Зазряк, но он сопля, его хоть не считай.

- Теперь твоя задача, Перс, - продолжил Хмурий Несмеянович.

Он говорил уверенно, словно и мысли не допускал, что Персефоний может ослушаться. Молодой упырь не без труда подавил удивление во взоре. Он, конечно, давно был готов к мысли, что старое воинское братство не надолго предохранит герильясов от гнева бригадира и тот довольно скоро примется их убивать. Но как-то слишком уж резко это произошло. И при чем тут, собственно, он, Персефоний? Ведь речь уже не идет о защите - Тучко, воспользовавшись случайным союзом, собрался сам напасть на бывших товарищей. Это его дело, а почему, из каких соображений Персефоний должен идти с ним и участвовать в убийстве?

Однако было что-то в глазах Тучко, заставившее Персефония сдержаться и выслушать следующие слова:

- Позаботься о Хмуре. Понимаешь меня? Важно, чтобы его, случаем, не зацепило. Сразу после броска ножа кидайся к Хмуру, скрути его, и повали на землю, и держи, пока все не закончится. После стрельбы я нападаю на Гемье, Дурман - на Хомку. Ты, Нос, бери на себя Зазряка. Все все поняли?

Назад Дальше