Я согласен с хранителем, что между воровством и убийством нет никакой связи. Да и какая тут возможна связь? Кто-то – не профессионал, потому что профессионал знает, что такую вещь продать невозможно, – поддался внезапному безумному искушению. Вероятно, он тут же искренне раскаялся и попытался избавиться от ожерелья. Единственная проблема – найти, куда он его засунул.
Вы говорите: музею повезло, что я оказался там, – улыбнулся мистер Киркхем. – Что ж, еще больше повезло мне. Не хотел бы я оказаться в положении человека, первым вышедшего из музея, может быть, единственного вышедшего."
При этих словах хранитель, несмотря на все свое беспокойство, от всей души рассмеялся."
Было еще много, много другого, но я привел все слова, которые приписывались мне. Охранник, которого я видел лежащим на пороге, рассказал, как его сбили с ног и "кто-то дал мне в ухо". Второй охранник участвовал в погоне. В специальном выпуске одной из газет поместили ужасное рассуждение о возможности того, что вор заполз в рыцарское вооружение и теперь умирает там от голода и жажды. Очевидно, журналист представлял себе вооружение рыцаря железным ящиком, в котором можно спрятаться, как в шкафу.
Все газеты соглашались, что вряд ли удастся установить личность убитых. В их одежде или на них не нашли ничего, что могло бы привести к разгадке.
Вот и все. Мое абсолютное алиби. Шахматные фигуры Сатаны заняли свое место, включая тех троих, которые больше никогда не двинутся. Мне было совсем не приятно читать об этом, вовсе нет. Особенно я морщился, читая, как веселился куратор от предположения, что моя честность может быть поставлена под вопрос.
Но мой двойник хорошо поработал. Это, конечно, он прошел мимо меня, когда я нагнулся, завязывая шнурок; он спокойно занял мое место без всякого перерыва. И это мимо него я прошел за обелиском и занял его место. Никто не видел, как я спускался по лестнице и сел в автомобиль рядом с Евой. Добавочной гарантией этого была отвлекающая драка. В алиби не было ни щелки.
А трое мертвых, которые отвлекли внимание всех в музее и дали мне возможность украсть ожерелье? Рабы загадочного наркотика Сатаны – кефта. Доказательством служили описания их странных глаз и бледности – если мне нужны были бы доказательства. Рабы Сатаны, послушно играющие отведенную им роль в благословенной уверенности, что наградой им будет вечный рай.
Я перечитал газетные отчеты. В восемь часов ко мне впустили репортеров. Я строго придерживался фактов своего прежнего интервью. Репортеры вскоре ушли. В конце концов я немного смог им добавить. Доклад, который так занимал меня, я оставил на виду, и они все могли его видеть.
Я пошел даже дальше. Поняв намек, содержавшийся в словах двойника, я запаковал доклад, написал адрес и попросил одного из репортеров бросить его в ящик на обратном пути.
Когда все ушли, я попросил прислать обед ко мне в номер.
Но когда несколько часов спустя я лег в постель, где-то внутри было болезненное смутное ощущение. Больше чем когда бы то ни было я был склонен поверить в рассказ Сатаны о его истинной сущности.
Впервые за все время я его испугался.
13
На следующий день рано утром меня разбудил телефон. Говорил портье. Срочное сообщения для меня, посыльный ждет, когда я прочту. Я велел послать сообщение ко мне.
Это было письмо. Я вскрыл его и прочел:
"Хорошо сделано, Джеймс Киркхем. Я доволен вами.
Навестите своих друзей в музее сегодня днем.
Дальнейшие инструкции получите от меня завтра. С."
Я позвонил портье, чтобы отпустили посыльного, а мне прислали завтрак и утренние газеты.
Конечно, это была сенсация, и все за нее ухватились. Меня вначале удивило, что очень много писалось об украденном ожерелье и мало об убийствах и самоубийстве. Потом я понял, что поскольку связи между этими происшествиями нет, газетчики рассудили здраво. В конце концов что такое три жизни для других миллионов? Они жили – и больше не живут. Есть еще множество людей.
А ожерелье уникально.
Я подумал, что Сатана, несомненно, рассуждал точно так же. Эти три жизни казались ему чем-то ничтожным по сравнению с ожерельем. И, очевидно, газеты были с ним согласны.
Три тела оставались в морге неопознанными. Музей после поисков, продолжавшихся всю ночь, не смог отыскать ожерелье. Таковы были новости, если это можно назвать новостями.
Я спустился вниз и вступил в неизбежные обсуждения случившегося с другими членами клуба. В час посыльный принес мне еще одно письмо. На конверте был адрес влиятельной юридической конторы, которую возглавлял известный адвокат.
В письме чек на десять тысяч долларов!
В сопроводительной записке давалась высокая оценка моего доклада. Чек, было сказано в ней, за эту и возможные последующие работы. За последующие, разумеется, лишь как аванс. Они будут оплачены соответственно.
И вновь Сатана сказал правду. Он платил хорошо. Но что это за "последующие работы"?
В три часа я пошел в музей. Без труда прошел заграждения. В сущности я стал героем. Хранитель был расстроен, но полон надежд. Уходя, я чувствовал себя гораздо несчастнее его, а что касается возможности находки ожерелья, тут у меня вообще надежд не было. С трудом я скрыл от него свое состояние.
День прошел без известий от Сатаны или его служителей. Часы шли, и я все больше и больше чувствовал себя не в своей тарелке. Предположим, это единственное, что ему нужно было от меня. Выполнив поручение, я буду отброшен в сторону! Может быть, его королевство – ад, но пока там находится Ева, для меня он – рай. Я не хотел, чтобы его ворота захлопнулись передо мной. Выброшенный, я не смог бы пройти через них. Я даже не знал, где они находятся. Сон у меня в эту ночь был беспокойным, я разрывался между бессильным гневом и кошмарным ощущением невозместимой утраты.
Когда на следующее утро я вскрывал письмо Сатаны, у меня было чувство, будто ангел с пылающим мечом отошел от закрытых врат рая и знаком приглашал меня пройти.
"У меня прием, и компания для вас подходящая. Можете приказать, чтобы вашу почту из клуба пересылали вам ежедневно. По зрелом размышлении, отказа я не приму.
В четыре часа вас будет ждать машина. С."
Внешне – сердечное настойчивое приглашение немного отдохнуть. На самом деле приказ. Даже если бы я хотел, мне не стоило бы отказываться.
Совесть перестала меня мучить. С легким сердцем я упаковал дорожную сумку, дал распоряжения портье и с нетерпением ждал, когда подойдет назначенный час. Точно в четыре красивый лимузин остановился перед клубом, так же красиво одетый в ливрею шофер вышел из машины, с почтением приветствовал меня, как будто хорошо знал, взял мою сумку и сопроводил меня в машину.
Тут я немедленно получил доказательство, что выдержал испытание, назначенное Сатаной. Занавеси были подняты. Мне позволено увидеть, куда мы направляемся.
Мы проехали по Пятой авеню и свернули на мост Квинсборо. По нему проехали на Лонг Айленд. Примерно через сорок минут мы оказались у въезда на скоростную дорогу Вандербильта. За пятьдесят минут мы по ней проехали сорок пять миль до озера Понконкома. Далее свернули к заливу на север, проехали Смиттаун и двинулись по дороге Норт Шор. Вскоре после шести мы опять повернули к заливу и через несколько минут увидели узкую частную дорогу, проходящую по густой сосновой и дубовой роще. Мы повернули на нее. Через несколько сотен ярдов остановились у коттеджа, и шофер протянул нечто вроде пропуска вышедшему из дома человеку. Человек был вооружен мощным ружьем; очевидно, это был охранник. Через милю мы остановились у другого коттеджа, и все повторилось.
Дорога начала огибать прочную высокую стену. Я понял, что о ней мне рассказывал Баркер, и удивился, как он умудрился миновать другую охрану. В 6:30 мы остановились у массивных стальных ворот. По сигналу шофера они открылись. Вышли несколько человек, расспросили шофера, осмотрели через окно меня и знаком велели проезжать.
Мое уважение к Сатане постоянно росло.
Через пятнадцать минут мы были у дверей замка. Я решил, что он расположен примерно в десяти милях от нью-йоркской стороны порта Джефферсон, в лесистой местности между портом и заливом Ойстер. Построен он в небольшой долине и почти или совсем не виден со стороны залива, который, как я предположил, находится в трех четвертях мили отсюда. Местность, по которой мы проехали, такая пересеченная и так густо заросла, что я сомневался, можно ли увидеть дом с общественных дорог.
Меня приветствовал Консардайн. Мне показалось, что он рад меня видеть. Он сказал, что меня переместили в новое помещение, и если я не возражаю, он побудет со мной, пока я одеваюсь к обеду. Я ответил, что ничто не обрадовало бы меня больше. Я говорил искренне. Консардайн мне нравился.
Новое помещение служило еще одним доказательством моего повышения. Тут была гораздо большая спальня, большая гостиная и ванна. Все комнаты удивительно обставлены и все имели окна. Я оценил тонкость намека, что я больше не пленник. Меня ждал деятельный Томас. Он открыто улыбнулся при виде моей сумки. Одежда уже аккуратно лежала на постели. Пока я мылся и одевался, мы с Консардайном болтали.
Сатана, сказал Консардайн, не будет с нами сегодня вечером. Тем не менее он приказал Консардайну передать мне, что я оправдал все его ожидания. Завтра он со мной поговорит. За столом я встречу множество привлекательных людей. Потом бридж. Я, если хочу, могу принять участие. Происшествие с ожерельем мы не обсуждали, хотя, по-видимому, Томас все знал.
Я очень хотел спросить, будет ли за столом Ева, но решил не рисковать. Когда мы, пройдя три коридора в стенах и два лифта, вышли в столовую, ее там не было.
Всего там собралось восемнадцать человек. Как и пообещал Консардайн, интересные, остроумные, занимательные люди. Среди них исключительно красивая полячка, итальянский граф и японский барон, все трое часто упоминались в новостях. Сеть Сатаны раскинулась широко.
Прекрасный обед в прекрасном обществе – нет необходимости останавливаться на подробностях. Не говорили ни об отсутствующем хозяине, ни о наших действиях. Я испытывал сильное нетерпение вернуться к себе и ждать Баркера. Знает ли он о том, что я живу в другом месте? Сможет ли добраться до меня? В замке ли Ева?
Обед кончился, и мы перешли в другую комнату со столами для бриджа. Партнеров хватило на четыре стола, двое оставались лишними. Это дало мне возможность избежать игры. К несчастью для моих планов, Консардайн получил такую же возможность. Он предложил показать мне некоторые чудеса этого места. Конечно, я не мог отказаться.
Мы осмотрели с полдюжины комнат и галерей, прежде чем я смог, не нарушая приличий, изобразить усталость. То, что я увидел, описывать не буду; это не существенно. Но меня глубоко задели собранные тут редкости и их красота. Сатана, сказал мне Консардайн, живет в собственных огромных апартаментах, где держит наиболее дорогие для него сокровища. То, что я видел, лишь небольшая часть сокровищ замка, сказал он.
Возвращаясь, мы заглянули в комнату для бриджа. Во время нашего отсутствия появились другие игроки, в ходу было еще несколько игровых столов.
За одним из них с Кобхемом в качестве партнера сидела Ева.
Когда я проходил мимо, она взглянула на меня и равнодушно кивнула. Кобхем встал, и мы с большим дружелюбием обменялись рукопожатием. Ясно было, что он больше не сердится. Пока я знакомился с вновь прибывшими, Ева откинулась в кресле, напевая, и я узнал одну из модных джазовых песенок:
Повстречайся со мной, милый, когда часы пробьют двенадцать…
В полночь,
Когда от лунного света
Разгорятся наши сердца…
Мне не нужен был лунный свет, чтобы сердце мое разгорелось. Это сообщение. Она виделась с Баркером.
Через несколько мгновений я наступил Консардайну на ногу. Ева была подчеркнуто невежлива. Она зевала и нетерпеливо перебирала карты. Кобхем раздраженно взглянул на нее.
– Ну что, – наконец резко сказала она, – играем мы или нет? Я официально заявляю – в двенадцать часов буду уже в постели.
Я опять понял – она подчеркивает свое сообщение.
Я пожелал всем доброй ночи, и мы с Консардайном направились к выходу. Вошла еще одна небольшая группа, и нас просили остаться.
– Не сегодня, – прошептал я ему. – Я нервничаю. Выведите меня отсюда.
Он взглянул на Еву и слегка улыбнулся.
– У мистера Киркхема есть срочная работа, – объяснил он. – Я вернусь через несколько минут.
Он отвел меня в мои комнаты, показывая по пути, как действуют панели и лифты.
– На случай, если передумаете и захотите вернуться, – сказал он.
– Не передумаю, – ответил я. – Немного почитаю и лягу спать. По правде говоря, Консардайн, я не выдержу сегодня общения с мисс Демерест.
– Я поговорю с Евой. Зачем вам чувствовать неудобство?
– Лучше не надо, – попросил я. – Я попытаюсь сам справиться с ситуацией.
– Как хотите, – ответил он и продолжал говорить о том, что утром меня будет ждать Томас. Вероятно, через него передаст свои пожелания Сатана. Если мне понадобится лакей, я могу позвать его по внутреннему телефону. Телефон давал мне впечатление уединенности, какого не давал звонок. Я решил, что Томас уже не исполняет обязанности моего надзирателя. И был этому очень рад.
Консардайн пожелал мне спокойной ночи. Наконец я остался один.
Я подошел к окну. Оно было не зарешечено, но покрыто тонкой стальной сеткой, такой же непроходимой. Выключив все лампы, кроме одной, я стал читать. Часы показывали 10:30.
– Я здесь, капитан, и очень рад вас видеть.
Несмотря на то, что я был уверен в появлении Баркера, сердце мое подпрыгнуло и огромная тяжесть, казалось, свалилась с плеч. Я влетел в спальню и схватил его за плечи.
– А как я рад, Баркер, клянусь Господом!
– У меня для вас сообщение, – он улыбнулся, закрыв маленькие глаза. – И теперь не нужно прятаться. Никто не придет проверять вас. Теперь вы на высоком положении у Сатаны. Стали одним из них. Хорошо проделано, капитан! Я знаю, что такое хорошая работа.
Он достал сигару, закурил и сел, с восхищением глядя на меня.
– Хорошая работа! – повторил он. – И без всякой тренировки. Я сам бы не мог ее сделать лучше.
Я поклонился и придвинул к нему графин с вином.
– Нет, нет, – отказался он. – Если вы в отпуске и собираетесь лечь спать, тогда пожалуйста. Но в нашей работе старина Джон Ячменное Зерно лишь помеха.
– Я ведь новичок, Гарри, – сказал я виновато и отодвинул нетронутый графин.
Он одобрительно посмотрел на меня.
– Когда мисс Демерест все рассказала мне, – продолжал он, – меня легко было сдунуть, как перышко. Приведите его ко мне, сказала она, как только сможете. Сплю я или не сплю, неважно, я хочу его видеть, сказала она. В любое время, сказала она, только без риска. Очень хочет видеть вас, сэр.
– Она сама дала мне понять, что будет в своей комнате в двенадцать.
– Отлично, мы там будем, – кивнул он. – Есть какой-нибудь план? Раздавить его, я хочу сказать.
Я колебался. Мысль, пришедшая мне в голову, была слишком неопределенной, чтобы назвать ее планом. Слишком хрупка она пока для рассмотрения.
– Нет, Гарри, – ответил я. – Я пока еще мало знаю обстановку. Нужно осмотреться. Я знаю только одно – я освобожу мисс Демерест от Сатаны или будь я проклят.
Он скосил на меня взгляд, как испуганный терьер.
– Капитан Киркхем, – серьезно сказал он, – это ваша последняя ставка. Самая последняя, сэр. Конечно, хорошо, если бы кто-нибудь нас поддержал. И если никто не узнает, что мы замышляем. Но никто не выступит против него, сэр. Никто. Все равно что просить гору обрушиться на него, землю проглотить его, сэр.
Он помолчал.
– Вот что, капитан. Если вы решаетесь выступить против него, я с вами. Но мы должны понимать, что, кроме нас, нет никого. У нас нет ни малейшего шанса убежать. Если не он сам, то рабы кефта позаботятся об этом. Что? Мы отнимаем у них их рай? Это самоубийство, капитан, не меньше. И если они заподозрят мисс Демерест, узнают что-нибудь о ней… Боже, мне не хочется думать об этом! Нет, нужно найти какой-то другой путь, капитан.
– Я хочу сказать – если иного выхода не будет, – сказал я. – И если дойдет до открытой схватки, я не хочу, чтобы вы в ней участвовали. Я как-нибудь сам.
– Послушайте, капитан, – сказал он, его короткая верхняя губа дрожала, лицо исказилось, будто он собирался заплакать. – Не нужно так говорить со мной. Куда вы, туда и я. Разве мы не партнеры?
– Конечно, партнеры, Гарри, – ответил я, искренне тронутый. – Но когда дойдет до убийства… я сам. Вам нет необходимости идти на смертельный риск ради нас.
– Ну и ну! – огрызнулся он. – Нет необходимости! К дьяволу необходимость! Думаете, мне так приятно ползать сквозь стены, как крыса? Я бы ни слова не сказал против приличной богобоязненной тюрьмы. Но это? Знаете, что это? Настоящий ад! А вы с мисс Демерест как моя семья! Нет необходимости, вы говорите! Не нужно так больше, капитан!
– Ну, ну, Гарри, я не совсем это имел в виду, – сказал я и потрепал его по плечу. – Я хотел сказать, что если дойдет до самого плохого, предоставьте Сатану мне, а сами попробуйте спасти мисс Демерест.
– Мы будем вместе, капитан, – упрямо ответил он. – Если дойдет до убийства, я с вами, – он заколебался и добавил: – Хотел бы я, во имя Господа, быть уверен, что честная пуля справится с ним.
Это задело меня за живое. Слишком близко подошел он к моим глубочайшим сомнениям.
– Заткнитесь, Гарри! – резко сказал я. – Ведь первое, что вы мне сообщили, что Сатана человек, такой же, как вы и я. И что пуля или нож покончат с ним. Почему вы передумали?
– Я блефовал, – пробормотал он. – Я хвастался, чтобы поддержать свою смелость. Его нельзя назвать вполне человеком, сэр. Я говорил, что он не Сатана. Но я не говорил, что он не дьявол. О Боже, он такой огромный! – беспомощно закончил он.
Мое беспокойство усиливалось. Я думал найти поддержку в отсутствии суеверий относительно Сатаны у Баркера. Но теперь эти суеверия овладели им. Я попробовал высмеять его.
– Будь я проклят! – усмехнулся я. – Я считал вас прожженным парнем, Гарри. Сатана говорит, что он прямиком из ада. Конечно, говорите вы себе, откуда еще ему взяться? Наверное, если бы вам рассказали о Красной Шапочке, вы любую старуху в шали примете за волка. Спрячьтесь под кроватью, малыш.
Он серьезно взглянул на меня.
– За ним ад, – сказал он. – И он знает все пароли.
Я начал сердиться. Прежде всего, споря с ним, я спорил с самим собой. В конце концов он лишь высказывал мои мысли, которые я сам не хотел признавать.
– Ну что ж, – сказал я, – если вы так считаете, он вас прижал. Вы для меня теперь бесполезны, Гарри. Возвращайтесь в свои стены и ползайте. Ползайте и оставайтесь живым. Дьявол он или не дьявол, я с ним сражусь.
Я хотел уколоть его. К моему удивлению, он не рассердился.
– И дьявол он или нет, я тоже, – спокойно сказал он. – Морочите мне голову, капитан? Не нужно. Я сказал, что иду с вами. Хватит быть крысой в стенах. Вот и все, капитан Киркхем.
В Баркере было странное достоинство. Я почувствовал, как загорелось мое лицо. В конце концов он проявляет высочайшее мужество. И конечно, лучше, чтобы он высказал мне свои страхи, чем оставил их при себе. Я протянул ему руку.
– Простите, Гарри… – начал я.