""Дух мщения" - произнес он. - Ты еще поможешь мне его найти?"
"Тебе повезло, что ты вообще выжил. Эти поиски уже стоили тебе флота, сотен воинов и тысяч рабов".
Создание ударилось о переднюю секцию емкости, протягивая ко мне когти. Щелевидная пасть щелкнула зубами, словно пытаясь полакомиться моей плотью.
"Я найду Абаддона я найду Абаддона я най…"
"Фальк…"
"Я заберу "Дух мщения", это надежда моего легиона, я за…"
"Успокойся, брат. Я тебе помогу. Конечно же, я тебе помогу. Я же здесь, разве не так?"
Конвульсии ожившего мертвеца замедлились.
"Они держат нас заторможенными при помощи когнитивных подавителей и блокаторов адреналина. Предотвращают побег".
"Предосторожности Правительницы, не более того".
Мне уже доводилось иметь дело с Дваждырожденными, бесчисленное множество раз. Я их не сдерживал. У меня не было в этом необходимости.
"Освободи меня, Хайон".
Что характерно, даже от этого истерзанного, изуродованного тела исходило недовольство выпавшим на его долю заключением. Но от чего освободить? От оков здешнего заточения или же от демона внутри? Несмотря на всю мою силу, власть человека имеет свои пределы. Чтобы изгнать демона из плоти смертного, недостаточно простого экзорцизма вроде жреческой молитвы или шаманских песнопений. В реальности это почти всегда заканчивалось смертью носителя.
"Я освобожу тебя, друг мой. Когда ты окажешься на борту "Тлалока", мы обдумаем, как изгнать демона".
Изуродованный человек забился в жидкости, содрогаясь, истекая кровью и корчась. Сперва я подумал, что злость Фалька наконец-то прорвалась наружу, однако его тело изгибалось мучительными рывками из-за неконтролируемых спазмов. Критический отказ органов? Биологические показатели не подскакивали и не падали, но он продолжал дрожать, разинув вибрирующее клыкастое отверстие рта. Его мутировавшее тело кровоточило, тряслось и билось в поддерживающих путах, сжимая и разжимая когти.
А затем с помощью слабой связи между нашими разумами я понял, что происходит.
Он не умирал. Он смеялся.
Часть вторая
АБАДДОН
Глава 9
ВОЗРОЖДЕНИЕ
Я диктую эти слова Тоту и чувствую, как среди моих пленителей нарастает беспокойство. Эти мужчины и женщины, называющие себя инквизиторами, предпочли бы, чтобы я рассказывал истории о победах Черного Легиона - о Черных крестовых походах, о переродившихся Сынах Хоруса, Вестниках Конца Времен. Они жаждут найти среди слов крупицу слабости и молятся, чтобы моя откровенность выдала уязвимость в сердце моего легиона.
Однако, веря в это, они обманывают сами себя и совершают ту же ошибку, которую допустили Девять легионов, когда Черный Легион только начинал свое возвышение. Наша правда заключается не в простой воинской силе или нерушимой воле. Точно так же дело обстоит и с Абаддоном. Магистр войны владеет клинком, раздирающим реальность на части, и носит коготь, который сразил двух примархов, но даже это оружие - лишь ничего не значащие безделушки на его жизненном пути. Хроники вроде этой требуют определенного контекста. Важно знать, где заканчивается легенда и начинается история.
Так что мы еще дойдем до прибытия Морианы, прислужницы Императора и провидицы Осквернителя, известной во всей Империи Ока под именем Плачущей Девы. Дойдем до Башни Безмолвия и демонического клинка Драх'ниена. Дойдем до "Крукал'рай", сотворенного в океанах нереальности и нареченного Империумом Людей "Планетоубийцей".
Первые из нас - Леор, Телемахон, Ильяс, Валикар, Фальк, Саргон, Вортигерн, Ашур-Кай и я сам, а также множество других - много раз говорили о том же самом. История Абаддона - это история о сломленных людях, которых он воссоздал заново как братьев, и точно так же история Черного Легиона переплетена с рассказами о тех изгнанниках и отверженных, которых он со временем собрал вместе. Вот что делает нас уникальными. Вот почему мы покорили Империю Ока и почему займем Трон Терры.
Чтобы поведать даже о малой толике произошедшего за десять тысяч ваших лет, потребуется много сотен страниц, и я не стану отмахиваться от пролога Черного Легиона. Все будет рассказано без театрализованных преувеличений и удобной лжи.
Но сперва мы дойдем до Эзекиля Абаддона. Моего магистра войны, моего брата, на котором лежит бремя ответственности, какое не выпадало ни одному из когда-либо живших воинов. Человека, что смотрит на горящую Галактику глазами, выцветшими до оттенка тусклого золота под светом ложного бога.
Путешествие к Элевсинской Завесе заняло почти половину стандартного терранского года в безвременьи Пространства Ока. За этот период тренировок и восстановления сил у нас выработалось то относительное равновесие, на которое претендуют многие боевые ватаги.
К нам присоединились Фальк и его измененные братья, принесшие с собой множество новых проблем. Мы с Ашур-Каем выделили им отдел оружейной секции, где когда-то тренировалась и готовилась к сражению моя рота. Через считаные дни это место превратилось в грязную, физически нестабильную дыру. Сами стены здесь были преображены горькой яростью, исходившей от выживших Сынов Хоруса. Некоторые из них управляли демонами внутри своих тел. Другие почти полностью сгинули, поддавшись демонической одержимости.
- Контролируй их, - предупредил я Фалька, когда он привел своих на борт.
Я не стал добавлять никаких предостережений, помимо очевидного: при желании я мог уничтожить любого из них.
Быть Дваждырожденным - такая вещь, которую никогда не свести к делению на черное и белое. Как и все, к чему прикасается варп, это континуум. Многие носители умирают в первые недели перерождения: их физические оболочки увядают под действием страдания, которому подвергаются тела. Других же подчиняет себе проявляющееся сознание демона. Даже если носитель переживет первые изменения, невозможно предсказать, что за существо получится в итоге. Дваждырожденный может быть продуктом двух сознаний, одновременно делящих одно тело, или же сущность демона может пробуждаться лишь во время боя и накала эмоций.
Фальк принадлежал ко второй разновидности. Его внутренняя сила не допускала иного финала. Впрочем, такую судьбу разделили не все его воины. Но и те, кто не поддался демонам, в первые сложные месяцы периодически устраивали беспорядки на "Тлалоке". Сыны Хоруса охотились в туннелях корабля, вопили и резали ту добычу, что захватывала их метафизическое воображение в ночь погони. Глаза женщины, никогда не ступавшей на поверхность планеты, кровь мужчины, убившего своего брата, кости кого-то, кто никогда не видел звезд… Для неинициированного в их желаниях было мало смысла, однако потребности демонов необъяснимы. Их питают вещи, имеющие самое странное значение.
Мои рубрикаторы охраняли наиболее обитаемые районы корабля, а Анамнезис призвала несколько когорт Синтагмы присматривать за ядром. Если не считать этого, мы решили, что Фальк сумеет преодолеть Изменение, не причинив кораблю чрезмерного ущерба.
За время путешествия умерли несколько его людей. Некоторые подверглись ожидаемому физическому угасанию. Одного убили мои рубрикаторы, когда воин прорвался в густонаселенную область, бездумно учиняя резню, а еще троих убила Нефертари, когда они приняли идиотское решение поохотиться на нее. В качестве улики она принесла мне их шлемы с бивнями.
- Понимаю, почему Правительница держала их под успокоительными, - заметил Леор, когда мы обсуждали это.
Он воспринимал Дваждырожденных как приятный повод отвлечься, ставя их силу и энергию выше недостатка самоконтроля. Многие из Девяти легионов полагали, что подобный союз в какой-то степени священен или же является признаком значимости в глазах Богов. Лишенные веры члены легионов, каковых немало, не упускают из виду преимущества, которые дает единение с демоном. Пережить одержимость означает обрести неимоверную силу по окончании мучительной связи.
- Единственная разница между ними и нами состоит в том, что их демоны существуют в буквальном смысле слова, - сказал Леор. - Они не тоскуют по сгоревшим родным мирам и не впадают в забытье из-за машин боли, вцепляющихся в ткани мозга.
Он сделал паузу, постукивая грязными бронированными ногтями по своим металлическим зубам.
- Фальк остается Фальком, что бы еще ни обитало в его теле.
Ему уже доводилось сражаться вместе с Дваждырожденными раньше. Коль скоро им требовалось время, чтобы приспособиться и сдержать трансформации, терзающие их новые тела, он хотел им его предоставить.
- Людей ты всегда сможешь заменить, - добавил он, подразумевая изувеченных и убитых членов экипажа.
Ашур-Кай воспринимал Дваждырожденных как бедствие. Его возражения основывались не на каких-то заблуждениях касательно поразившей Фалька порчи, а на том, что Белый Провидец всегда был не в восторге от ненадежных и неуравновешенных союзников. По той же самой причине он питал отвращение к Леору.
- Токугра плохо о них отзывался, - сказал мне альбинос во время одной из наших редких бесед по поводу Дваждырожденных.
Я подумал о вороне-фамильяре Ашур-Кая: противной бормочущей твари, которая только и делала, что восседала в покоях моего брата и каркала бессмысленные стишки.
Мне не было дела до того, что Токугра сказал о Фальке. Мне никогда не было дела до слов Токугры по любому вопросу.
Пока Дваждырожденные находились на свободе и руководствовались хищническими инстинктами, они хотя бы были предсказуемы. Довольно скоро Фальк перестал отвечать на вызовы по воксу. Потянувшись к нему чувствами, я ощутил лишь перепады злобы и ярости. Какая бы внутренняя война ни терзала его, сейчас она шла всерьез.
- Оставь их в покое, - посоветовал Ашур-Кай. - По крайней мере, на время.
Я внял совету.
- Ты почувствовал родство между демонами, обитающими у них под кожей? Кажется, будто они - зеркальные отражения друг друга.
Ашур-Кай признался, что не ощутил ничего подобного, да и не хотел бы этого. Его таланты в манипулировании демоническим родом всегда были в лучшем случае нестабильны.
- Не понимаю, какое это имеет значение, - заметил он. - Даже возможность этого едва ли манит.
- Я любознателен, - отозвался я.
- Черта, которую наш легион считал добродетелью. И полюбуйся, что случилось. - Его тонкие губы сложились в нечастую улыбку, и мы оставили вопрос как есть.
Во время путешествия Нефертари постоянно следовала за мной, словно тень. Ашур-Кай уже давно привык к присутствию чужой, но у Леорвина и его Пожирателей Миров ее близость вызывала в лучшем случае замешательство, а в худшем - раздражение. Она никогда не упускала возможности втянуть Леора в состязание по обмену взаимными оскорблениями, а тот в свою очередь никогда не противился желанию ответить.
- Разве нашей обязанностью не было очищать Галактику от несовершенства чужеродной жизни? - поинтересовался он однажды на мостике.
Как обычно, воин не стеснялся присутствия Нефертари, пытаясь вывести ее из себя.
- Нашей обязанностью также было служить Императору в реальности, где демоны являлись мифом, а боги - легендой. Времена меняются, Леор. Я обзавожусь союзниками там, где могу их отыскать.
- Зачем она вообще тебе нужна? Эльдары слабы. Потому-то мы и переломили им хребет в Великом крестовом походе, а?
Никто из нас не заметил ее движения. Нефертари была слишком быстра, даже для наших обостренных чувств. Кнут метнулся к горлу Леора, обвился с хлестким треском и резким рывком сбил того с ног. Только что он стоял передо мной. А в следующий миг уже раскорячился на четвереньках перед моим троном.
- Чужая… ведьма… - выдохнул он, пытаясь подняться на ноги.
Я оглянулся на нее.
- Нефертари, в этом не было нужды.
Она вышла вперед. Рельефная броня не гудела, как имперские силовые доспехи. Более мягкие и экзотичные лжемускулы технологии ксеносов приглушенно урчали при ходьбе. В ту ночь чужая не надела шлема, и было видно фарфоровое лицо, расчерченное нездорово контрастными венами и обрамленное копной волос цвета самой ночи. Она была прекрасной, как может быть прекрасна статуя, и отталкивающей, как все чужие.
Ее ответ прозвучал на эльдарском диалекте с сильным акцентом - сплошь отрывистые ноты и пощелкивания.
- Этот мне не нравится. Я наблюдала за ним. Терпела его. А теперь хочу попробовать его боль на вкус.
Я оглянулся, проверяя, понял ли Леор ее наречие, однако не увидел в его глазах никаких проблесков понимания. Он уже подрагивал от боли, причиняемой церебральными имплантатами, затопившими кровеносную систему адреналином. Смотреть в его сознание было все равно, что пытаться заглянуть под океанскую гладь. Его мысли окутывала искусственно усиленная ярость.
- Стой на месте, - сказал я ему.
- Ведьма, - обругал ее воин.
Однако повиновался. В тот момент я зауважал его еще сильнее. Эта способность противостоять тяге к убийству свидетельствовала о невероятном самообладании. Возможно, то был всего лишь инстинкт самосохранения - понимание, что я могу убить его еще до того, как он прикоснется к чужой, - но я предпочел думать иначе.
Леор с рычанием стянул кнут с горла и швырнул его на палубу.
- Зачем ты держишь это существо возле себя?
- Потому что она моя подопечная.
Это была правда, однако не вся.
- Она грязная чужая из умирающего племени. Дочь погибшей империи.
Дочь погибшей империи. Для сородичей Леора это было верхом поэтичности.
Нефертари вновь заговорила на своем чуждом наречии, отвечая на оскорбления Леора. Она назвала его слепым дураком, которого поработило полное ненависти божество, разжиревшее на бездумном насилии, чинимом глупыми, невежественными людьми. Сказала, что он - порченое наследие заблуждавшегося императора, мечтавшего о создании безупречного существа, но обнаружившего, что конечным результатом стал лишь миллион детей-недоумков, облаченных в доспехи божков. Она заявила, что увидела в его изувеченном мозгу грядущую гибель рассудка и поняла, что однажды от него ничего не останется, кроме слюнявой пустой оболочки, взывающей в кровавом жертвенном экстазе к безразличному богу. Обозвала его дерьмом, текущим по главному стоку Темного города, куда мутанты и чудовища испражняются грязью из своих отравленных кишок.
Это длилось почти минуту. Когда Нефертари наконец умолкла, Леор опять перевел взгляд на меня.
- Что она сейчас сказала?
- Сказала, что сожалеет о том, что ударила тебя.
Леор снова поглядел на нас обоих. На его лице было написано замешательство. А затем по палубе разнесся его хохот, внезапный, словно звук выстрела.
- Ну, хорошо. Пусть остается. Скажи мне только, почему она здесь. - Он подразумевал Великое Око, а не "Тлалок". - В такой близости от Младшего бога она в большей опасности, чем любой из ее расы.
Нефертари ответила сама:
- Я здесь, так как это единственное место, куда мои сородичи никогда не последуют за мной.
- Так ты чем-то провинилась, да? Гнусный грех в прошлом?
- Этого ты никогда не узнаешь. - И с этими словами она вопреки всем ожиданиям улыбнулась, обретя тонкую, но неприятную красоту.
Странное дело, но единственным воином на корабле, кому общество Нефертари доставляло глубочайшее удовольствие, был Угривиан, сержант Леора. Каждое утро по бортовому времени они с моей подопечной часами сражались, скрещивая цепной топор и перчатки с хрустальными когтями или любое другое оружие, приглянувшееся им в этот день. Я часто наблюдал за ними, сидя на ящиках с боеприпасами с Гирой под боком, и наслаждался свирепостью их непрерывных схваток.
Бои всегда длились до первой крови. Нефертари сдерживалась - в противном случае Угривиан не пережил бы и первого поединка - однако больше всего меня заинтересовало то, что Пожиратель Миров, казалось, также ограничивает себя. Он использовал ее не только для того, чтобы испытать свои навыки, но и способность справляться с укусами имплантатов внутри черепа, постоянно подстегивающими его агрессию. Он не рассматривал Гвозди Мясника как изъян, который нужно преодолеть, - ведь они захлестывали его кровоток силой и наслаждением всякий раз, когда он вступал в бой. Однако и позволять Гвоздям беспрепятственно влиять на свой разум он не собирался. В отличие от многих своих братьев Угривиан подходил к имплантатам более философски. Несмотря на общепринятое мнение, что имплантаты управляют им, этот воин стремился найти идеальную точку контроля над изменениями в собственной физиологии. Где - спросил он меня - пролегает граница между усиливающей нейростимуляцией и уничтожением его личности во имя жажды боя?
Меня восхитило то обстоятельство, что он вообще задал этот вопрос. Подобные рефлексии часто встречались среди воинов-ученых Легионес Астартес, но редко укоренялись в XII легионе.
Во время поединков Угривиана и Нефертари, в моменты наивысшего накала страстей и бурлящего адреналина, воздух вокруг них переливался от близости бесформенных духов - слабых Нерожденных, которые кормились их эмоциями, не набирая достаточно силы, чтобы проявиться. Замечать эти тени уголком глаза - всего лишь один из повседневных аспектов жизни в Оке, однако Нефертари и Пожиратель Миров привлекали к себе больше духов, чем большинство из нас.
Подобные создания избегали меня благодаря присутствию Гиры. Нерожденные чувствовали в ней высшего хищника и никогда не появлялись слишком близко, сколь бы ярко ни пылало пламя моей души. Синтагма была вполне в состоянии зачищать наши палубы от демонов, стремившихся поживиться членами экипажа, а заботу об остальных мы брали на себя во время долгих охот в чреве "Тлалока".
В прошлом Нефертари, Гира и я охотились вместе с Джедхором и Мехари. Теперь же, по пути к Элевсинской Завесе, к нам присоединился Леор. Попадавшиеся нам Нерожденные были эндемическими формами жизни Ока и всегда принадлежали к более сильной породе, чем их призрачные собратья, порожденные мимолетными эмоциями. Этим демонам давал жизнь отблеск ножа, забравшего дюжину жизней, или же скорбь целого семейства мутантов, выкошенного болезнью. Там, где много страдания, всегда появятся Нерожденные. Ни один корабль в Оке, в каком бы отличном состоянии его ни поддерживали, не избавлен от подобных призраков. Большинство группировок их приветствует. Это хороший способ обзавестись сильными, рожденными Оком союзниками или пополнить почетный список отряда славными свершениями.
В результате одной из наших облав мы загнали в угол особенно гнусное существо, состоящее из жирной зараженной плоти. Тварь прилепилась к стенам одной из камер переработки отходов. Она приклеилась к полурасплавленным стенам при помощи пота и липкой кожи и восторженно подрагивала, лакомясь болью местного клана мутантов, истерзанного эпидемией. Погребальные жрецы племени сбрасывали трупы убитых чумой сородичей в установки измельчения и фильтрации отходов, из-за своей глупости распространяя заразу за пределы их подсекции. Когда я казнил правителей клана за то, что они не сжигали своих мертвых, как того требовала традиция, мы двинулись дальше, чтобы сразиться с демоном, порожденным их невежеством.
Трясущаяся масса плоти прилепилась высоко на покрытой прожилками, трансформировавшейся стене. На лишенном костей теле, будто плавающие солнечные пятна, перемещались многочисленные глаза. В мясистой громаде образовывались рты, которые щелкали деформированными зубами, подражая речи. Тварь была размером с "Лендрейдер".