Думая о "Духе мщения" сейчас, я вспоминаю, во что мы его превратили, столько тысячелетий обитая на борту и направляя корабль в бой. Он был совершенно иным в ту ночь, когда мы втроем впервые ступили в его обесточенные покои. Даже при отключенных системах и полностью лишенном жизни машинном духе назойливая темнота была не пустой, а гнетущей. Легенды гласили, будто корабль был брошен, но он казался затаившимся, выжидающим. Не пустым, не безлюдным.
Не могу сказать вам, как долго мы шли в этом густом мраке. Час. Три. Десять. Там, в ту ночь, время ничего не значило. Помню, что мы проходили через энергетическое горнило, камеру с неработающими запасными генераторами, которые пялились на нас из тени со злобой дремлющих горгулий. Именно на другом краю того помещения, когда мы вновь вошли в лабиринт коридоров, на краю моего ретинального дисплея взметнулась и опала синусоидальная линия, отслеживающая новый звук. Шаги, тяжеловесные и неторопливые. Керамит по костяному полу.
- Хайон, - предостерегающе произнес Леор, вскинув руку, чтобы мы остановились.
- Я слышу.
Целеуказатель тут же навелся на новоприбывшего, вышедшего из-за поворота на перекрестке перед нами. На нем была потрепанная и выцветшая броня, фрагменты которой были сняты с воинов всех Девяти легионов, а длинные, неопрятные и спутанные волосы свисали на лицо, наполовину скрывая его черты. Даже на таком расстоянии я заметил блеск золота в его глазах. Неестественного, нечеловеческого золота, придававшего радужкам металлический оттенок. У него в руках был болтер - такой же простой и побитый, как и его боевой доспех. Он не целился, а держал оружие опущенным, расслабив руки. Затрещал вокс: системы его доспеха автоматически настраивались на наш общий канал.
- Я буду признателен, если вы перестанете бить мои сервочерепа.
Звучный голос, сиплый, но без нарочитой грубости для придания эффекта. Приветливый голос.
- Я - Искандар Хайон, а это…
- Мне известно, кто ты. Я знал это еще до того, как ты стал повторять свое имя каждому встретившемуся вам сервочерепу.
- Мы назвали тебе свои имена, кузен. А как зовут тебя?
Прежде чем ответить, легионер Сынов Хоруса наклонил голову.
- Для чего именно вы уничтожали эти сервочерепа?
- Показалось, что так мы быстрее всего привлечем чье-нибудь внимание, - ответил Леор.
- С грубой логикой сложнее всего спорить. Постарайтесь больше ничего не ломать, пока находитесь на борту. В самом деле, братья, нельзя отказываться от цивилизованности, иначе у нас вообще ничего не останется.
Похоже, теперь все его внимание переключилось на встроенный в наруч ауспик. Я слышал, как тот издает тихое постукивание эхолокационного слежения, будто бьется сердце.
- Пришли только вы трое?
- Да, - ответил я.
- А где Фальк? Угривиан? Ашур-Кай?
- На борту моего корабля, на орбите… Кто ты? Назови себя.
- Когда-то мое лицо смотрело с тысяч гололитов по всему Империуму. А теперь ты говоришь мне, что меня не узнают даже воины Легионес Астартес.
Наше ответное молчание вызвало у него мрачный низкий смешок.
- Как же пали могучие, - добавил он.
Воин провел закованными в броню пальцами по гриве грязных волос, открывая рябое бледное лицо, по которому нельзя было определить возраст. Ему могло быть тридцать лет или же три тысячи. Война исчертила его лицо сетью старых отметин и рубцов от ожогов. Битва оставила на нем свое клеймо, пусть даже этого не удалось сделать времени.
За нами, не мигая, наблюдали глаза нездорового, глянцевитого золотистого оттенка. В них мерцало веселье, придававшее теплоту холодному металлическому взгляду.
Вот так я его и узнал. Он больше не носил массивной черной боевой брони юстаэринцев, а волосы не были связаны в церемониальный узел подземных группировок Хтонии. Он был лишь тенью непобедимого воителя, который некогда украшал собой победные гололиты и пропагандистские передачи Империума, но я узнал его в тот же самый миг, как он встретился со мной взглядом, и разделил его сухое, резкое веселье. Мне уже доводилось видеть этот взгляд. Я видел это выражение лица на Терре, когда вокруг нас пылал Дворец.
Мы безмолвно глядели на него, а он смотрел на нас троих. Патовую ситуацию нарушил Леор, сделавший это совершенно недипломатично:
- Бросай оружие, капитан Абаддон. Мы пришли угнать твой корабль.
Глава 13
ЭЗЕКИЛЬ
Когда-то, в другую эпоху, в этом зале размещалось десять боевых титанов Легио Мортис, а также огромные штабели ящиков с боеприпасами, загрузочные леса, ремонтные краны и таинственная аппаратура, необходимая Механикум для обслуживания своих богомашин. Титанов больше не было, пропали и все следы их присутствия, однако громадное помещение далеко не пустовало. Отчасти мемориал, отчасти архив, отчасти музей - теперь ангар представлял собой памятник странствиям Абаддона по всему Оку и свидетельство работы его мысли.
Я чувствовал чуть ощутимое благоговение Телемахона, нерешительное изумление Леора и знал, что, будь остальные в силах читать в моем разуме, как я читал в их, мое собственное удивление было бы столь же явным.
Мне еще никогда прежде не доводилось видеть зала, подобного этому. Абаддон привел нас туда после встречи в коридоре. Обещанный Леором угон корабля его явно не впечатлил.
К одной из стен были прикованы кости колоссального змееподобного существа. По ним было видно, что размеров зверя хватило бы, чтобы проглотить "Лендрейдер", не пережевывая. Самые короткие из клыков увенчанного тремя рогами черепа были длиной с цепной меч, а самые длинные - с дредноут. На внешнем изгибе каждого из зубов виднелись своего рода желобки. Бороздки, позволяющие крови стекать при укусе и не дающие клыкам застрять в теле добычи. Я и представить не желал, на кого же мог охотиться подобный зверь - какой же была эта добыча, если ему требовалось пускать противнику кровь, а не пожирать целиком?
Несколько передних клыков черепа были раздроблены, неровно переломившись от ударов тупым предметом.
- Я повстречался с ним на Скориваэле, - пояснил Абаддон, заметив мой интерес. - Они живут на дне самого крупного из океанов, в ульях из ядовитых кораллов.
- А сломанные клыки? - поинтересовался я, все еще не отрывая взгляда от существа.
- Я их сломал силовым кулаком, - сказал он. - Оно пыталось меня съесть.
Абаддон шагал по залу, ни к чему не прикасаясь, и мы вели себя так же. В этом бардаке понятие порядка становилось чем-то мифическим. На цепях с мясницкими крючьями висели разлагающиеся трупы такого количества биологических видов, что я не смог их быстро пересчитать. Целые скелеты и их части были прикованы к стенам или же свалены грудами среди хаоса. Целые ящики были заполнены свитками пергамента, а сотни информационных планшетов мигали, то напитываясь энергией батарей, то вновь ныряя в беспамятство. Гремели и гудели десятки работающих машин - на полу, на стенах, на потолке.
По всей палубе были хаотично разбросаны детали аппаратуры и оружие. Повсюду, без малейшего намека на какую-то систему, валялись трофейные доспехи. В беспорядке снятых частей виднелись цвета всех легионов, включая дюжину кобальтово-синих, принадлежащих Тысяче Сынов. Орудия сотен культур и эпох либо хранились внутри мерцающих стазисных полей на мраморных пьедесталах, либо оставались ржаветь и гнить на полу.
Я подобрал золотую алебарду имперского кустодия и повертел ее в руках.
- Она генетически привязана к воину, который ею когда-то владел, - сказал Абаддон, - но если хочешь, я могу ее для тебя активировать.
Я бросил оружие обратно на палубу, все еще пребывая в замешательстве от увиденного. Казалось, будто по военному музею прошелся шторм. Сокровища из паломничества Абаддона по всему Оку… Целое состояние реликвий и культурных ценностей, а также масса металлолома и мусора, которые не имели никакой очевидной значимости.
Абаддон с неожиданной учтивостью указал одной из своих непарных перчаток вверх. Высоко, очень высоко над нами трещали сотни генераторов, прикрученных к готическому сводчатому потолку.
- Узнаешь?
Я не узнал. Поначалу. Комната слишком подавляла. Большая часть стен, мутировавших вместе с остальным кораблем, состояла из кости - однако костяная конструкция пребывала в искусственной синергии с балками из побуревшего железа и черной стали. Они поддерживали и усиливали сводчатую костную структуру, создавая основу для крепления к полу, потолку и стенам зала новых машин.
Я видел турбинные реакторы, теплообменники, даже нечто похожее на плазменную чашу - хотя она была слишком маленькой для настоящего генератора с плазменным питанием. Три сооружения вдоль одной из стен явно представляли собой пыточные стойки, оснащенные оковами и невральными иглами. Создавалось впечатление, что всей этой машинерии недостает единства формы и функций - она была подобрана настолько эклектично, что это казалось случайным выбором.
Все было соединено кабелями и пронизано серыми кристаллами. Каждая из машин управляла группой устройств меньшего размера, когитаторов, мониторов и генераторов. Всю левую стену занимали хирургические столы и настенные сервиторы, оснащенные инструментами для бионической аугментации и необходимой микрохирургии, которая всегда ей сопутствует.
Я осмотрел все помещение в целом и расстановку сгруппированных машин. В особенности я следил за линиями силовых кабелей, идущим между ними. Те складывались в фигуры. Знакомые фигуры.
Каждая из машин занимала место звезды. При общем рассмотрении они оказывались… созвездиями.
Скорпиос Вененум, отравитель. Фералео, великий зверь. Джейма и Инайя, Служанки Императора. А вот Саджиттар Охотник и его облаченная в юбку супруга Ориенна Охотница. Я мог только догадываться, какой астральный эффект дало бы расположение машин при их использовании в психическом ритуале. Абаддон создал многообразную связь энергий.
- Это ночное небо, - произнес я. - Звезды с поверхности Терры.
Если судить по легкой улыбке, мой ответ доставил ему удовольствие. И все же он не стал объяснять дальше.
- Желаете выпить?
Кем был этот обезоруживающе скромный паломник? Куда делся холерик-владыка битвы, тот, кто командовал воинской элитой легиона, пользовавшегося наибольшим уважением? Мне было нечего сказать. Его святая святых представляла собой нору взбесившегося коллекционера, мастерскую обученного технодесантника, мрачное прибежище ученого, арсенал отчаявшегося солдата. Все вместе и ничего из этого. В своих одиноких странствиях он повидал больше, чем любой из нас, и это ясно отпечаталось здесь, в его святилище воспоминаний.
Предложенный им напиток оказался чистым спиртом, слегка обжигавшим корень языка. И я еще приукрашаю действительность, когда говорю, что питье отдавало грубым химическим вкусом охладителя для двигателей.
"Выпивку" разлили из бочки с предупреждениями о ядовитой кислоте в колбы из покоробившегося белого металла. У меня возникло неуютное чувство, что Абаддон и впрямь пытается быть гостеприимным. Телемахон отказался притрагиваться к жидкости. Я взял колбу из вежливости.
- Славно, - произнес Леор, выпив прозрачную дрянь. - Благодарю, капитан.
Я позволил себе заглянуть в сознание Леора. Любопытство вынуждало меня искать признаки обмана. Невероятно, но Пожиратель Миров говорил правду. Ему понравилось.
- Это адренохром, - сказал Абаддон. - Взят из надпочечных желез живых рабов и смешан с несколькими искусственными составами, включая формулу, которую я разработал в ходе попыток синтезировать эктоплазму.
Я перестал глядеть на ложные созвездия машин и уставился на него.
- Ты пытался синтезировать Эфирию? Искусственно воссоздать пятый элемент?
Он кивнул.
- С тех пор уже успело пройти какое-то время. Я забросил это занятие как совершенно бесперспективное.
- Ты… ты пытался сварить сырую энергию варпа? Из химикатов?
- Не только химикатов. Еще я использовал то, что ты бы назвал "сверхъестественными реагентами". Разумеется, это инертный продукт. Если угодно, отходы, впоследствии отфильтрованные и смешанные с такими количествами спирта, которые прикончили бы неусовершенствованного человека. - Он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня. - Похоже, тебе нелегко понять эту концепцию, Хайон.
- Признаюсь, так и есть. Какие материалы ты использовал?
Он ухмыльнулся:
- Слезы девственниц. Детскую кровь. Тебе известны тайны варпа, так что ты знаешь, в чем тут подвох. Символизм - это все.
Я снял шлем, продолжая просто смотреть на него и не понимая, правду ли он говорит. В воздухе висел прогорклый запах бронзы.
- Забавно, - усмехнулся Леор, прикончив остаток питья.
- Стараюсь, стараюсь. Еще там есть яд одного из Нерожденных, который возник на борту корабля несколько лет назад и доставлял мне немало проблем, пока я обманом не заманил его в заточение. Еще несколько заслуживающих упоминания ингредиентов - трупы псайкеров и Нерожденных, оставленные медленно растворяться в охлаждаемых плазменных чашах. Затем я процедил оставшуюся слизь сквозь очистители с защитными гексаграммами.
Он говорил так, словно тщательное алхимическое преобразование представляло собой ежедневную рутину. Я задался вопросом, осталась ли хоть одна запретная наука, которой он не занимался во время своего уединения хотя бы на любительском уровне.
- Ясно, - пробормотал Леор. - Как познавательно.
- Сарказм не подобает воину, Леорвин. Мне было скучно этим заниматься, и об этом процессе точно так же скучно слушать. В сущности, я уже оставил все эти эксперименты. Я решился попробовать из любопытства, но работа доставляла мне мало удовольствия. Как вы догадываетесь, большую часть времени я проводил вне корабля.
Он впервые обратил внимание на переплетенную кожей колоду карт Таро, пристегнутую цепью к моему поясу.
- Впечатляющий гримуар.
Термином "гримуар" пользовались практики Искусства, более склонные к театральности, чем я, однако я не стал поправлять.
- Ты собираешься пить? - поинтересовался Леор.
Не говоря ни слова, я передал ему свою колбу.
- Следует пить, пока есть такая возможность, - укорил он меня.
В его словах был смысл. О, в Оке мы вели настоящие сражения с такой простой и примитивной вещью, как жажда. Целые годы своей жизни я питался химическими составами, канцерогенной озерной водой и даже кровью. Я расправлялся с братьями и кузенами за сотню разных прегрешений, но вы и представить себе не можете, сколько пало от моего клинка в войнах за чистую воду.
- Чтоб мне ослепнуть, - прошептал Телемахон с другого края зала. - Коготь.
Мы подошли к нему. Он стоял перед оружейной стойкой, заключенной внутри мерцающего стазисного поля. Огромный черный доспех катафрактия, изготовленный из черненого керамита и украшенный недремлющим оком Хоруса, было ни с чем не спутать. Боевая броня Верховного Вожака юстаэринцев. Абаддон в своем выцветшем от времени доспехе, части которого были позаимствованы у всех Девяти легионов, выглядел бледной тенью того воина, что был облачен в эту изукрашенную терминаторскую броню на стенах Дворца Императора. Почти на каждом сантиметре керамита виднелись рубцы от болтерных снарядов и царапины от клинков. Не было никаких сомнений, что до своего паломничества Абаддон всегда находился в самой гуще схватки.
Отдельно от доспеха, на собственном пьедестале покоился громадный молниевый коготь. Пальцы представляли собой слегка изогнутые серебристые клинки, каждый из которых сам по себе был чудовищной косой. Размеры оружия увеличивал изукрашенный двуствольный болтер, установленный на тыльной стороне перчатки. Отверстия для подачи боеприпасов были выполнены в виде широко открытых пастей голодных демонов из желтой меди. Черная поверхность когтя была покрыта царапинами и вмятинами.
Коготь Хоруса. В стазисе он выглядел почти обыденным. Смертоносным, ужасным, убийственным, но всего лишь молниевым когтем. Всего лишь оружием.
Дрожь удовольствия, пронзившая Телемахона, была самой сильной эмоцией из тех, что я ощущал в его разуме после переписывания. Я чувствовал, что под погребальной маской у него изо рта потекла слюна.
А потом я увидел, в чем дело.
Лезвия Когтя покрывала кровь - засохшие пятна крови, размазанной по блестящим металлическим остриям. Телемахон положил руку на репрессорный ореол стазисного поля, будто мог просто протолкнуться внутрь него и прикоснуться к защищаемому им Когтю.
Абаддон присоединился к нам. Его нечеловеческие глаза глядели на запертое оружие. Для него оно было менее мистическим, но более важным. Он тысячу раз видел, как его отец-примарх носит Коготь в бою, что придавало реликвии ауру чего-то знакомого, - но это именно он сорвал коготь с остывающего трупа отца, пока клинки еще были влажны от крови, принадлежавшей… принадлежавшей…
Я тихо выдохнул, чувствуя на лице тепло от дымки стазисного поля.
- Когда ты заключил его в стазис? - спросил я Абаддона.
- Через несколько часов после того, как забрал.
Абаддон тоже не отрывал взгляда от оружия, хотя я не мог сказать, какие эмоции сгущаются по ту сторону его золотистых глаз.
- Я ни разу не носил его в бою.
Он начал вводить код деактивации, чтобы выключить стазисное облако. Моя рука со страшной силой стиснула его запястье, но было уже поздно, слишком поздно. Сдерживающее поле затрепетало и отключилось.
Оружие обладает душой. Механикум Марса всегда знали об этом, проводя ритуалы, чтобы почтить и задобрить машинных духов своих пушек, клинков и боевых машин. Однако душа оружия также отражается и в варпе. В тот же миг, как стазисное поле упало и позволило Когтю вернуться в реальность, дух оружия - немыслимо хищное создание - вцепился в мой разум.
Я ощущал угрозу, исходящую от находящегося рядом смертоносного, вопящего Когтя - от убийственных клинков до крупнокалиберных орудийных стволов, приникших, словно паразиты, к его тыльной части. От запятнанных кровью лезвий исходила удушливая аура тягучего и жаркого трупного зловония. Насыщенная краснота пятен на изогнутых косах резала глаз, будто в лицо плеснули чем-то жидким и маслянистым. В ушах, проникая внутрь черепа, звучал оглушительный рев - похоронный плач скорбящего отца и умирающего бога. Каждый порез, царапина и вмятина на оружии были заработаны на поле боя, где брат шел на брата.
Даже не успев осознать, что двигаюсь, я отступил на полдюжины шагов назад и прижал руку к виску, чтобы сдержать острую давящую боль, размалывающую мой мозг в кашу. В глаза плыло, зрение мутилось, грозя полной слепотой. Я поперхнулся от смрада генетически очищенной крови. Ее вкус горчил на языке. Топор с лязгом упал на палубу, хотя я не помнил, чтобы доставал оружие.
- Ну же, - донесся откуда-то издалека голос Абаддона. - Какой же ты чувствительный, Хайон. Гораздо тоньше настроен, чем я думал.
Облегчение наступало, но не быстро. Напор на мои чувства отступал, неохотно откатываясь, словно океанский прилив. Я сделал вдох, чувствуя, как легкие расширяются в груди. В воздухе все еще присутствовал неестественный запах генетически модифицированной падали, но он больше не терзал меня.