Мы двигались по напоминающей улей группе неиспользуемых гидропонических камер, где все еще висел запах древней растительности. Когда-то вся эта подсекция, похожая скорей на лабораторию, чем на питомник, была прибежищем зелени, но теперь лотки с люльками пустовали. На "Тлалоке" было тридцать подобных ульев для пополнения пищевых пайков, потребляемых экипажем смертных. Большая их часть уже давно пришла в негодность как из-за утраты смертными слугами боевого корабля необходимых навыков, так и из-за воздействия Ока на здешнюю растительность.
- Тебя не тревожит, что Фальк возненавидит твоего оракула?
В темноте глаза Абаддона по-настоящему светились от психического резонанса. Мне доводилось видеть подобное только у Нерожденных.
- А почему я должен об этом тревожиться, Хайон?
- Ты знаешь, почему. Это рука Саргона довела их до такого состояния.
- Ты настолько в этом уверен?
- Ладно, Абаддон. Ссылайся на свое неведение, если тебе так угодно.
В одном из этих помещений мы обнаружили первого из воинов Фалька. Он неподвижно застыл в одиночестве в своем боевом облачении. Казалось, что терминаторский доспех почернел от жертвенного пламени, а шлем с чудовищными бивнями свирепо сверкал глазами. Молниевые когти воина праздно повисли по бокам, клинки не были включены. Когда мы приблизились, я увидел, почему. Они представляли собой не стандартную модель из освященного железа, а толстые костяные когти, выступавшие из кончиков пальцев перчаток. Судя по виду брони, она полностью срослась с плотью - что, впрочем, едва ли было редкостью среди тех из нас, кто обитал внутри Ока. Зловонная серебристая отрава, капавшая с костяных когтей, была, однако, чем-то новеньким. Она напоминала ртуть и пахла спинномозговой жидкостью.
Я не чувствовал внутри воина никакой борьбы. Не было демона и смертного, сцепившихся в яростный клубок, просто… спокойствие. Шлем с плечом и лодыжку с покрытием пола соединяли первые нити паутины. Он стоял тут, по меньшей мере, уже несколько дней. Ждал.
- Куревал, - поприветствовал воина Абаддон.
Терминатор медленно и тяжело повернул голову, сочленения брони зарычали. По бивням неторопливо потекли ручейки того же серебристого яда.
Прежде чем воин заговорил, я почувствовал, как его мысли встали на место. Это самое точное описание ощущения, которое я могу дать, - пока мы приближались, череп юстаэринца заполняла безжизненная, отстраненная боль, но в тот же миг, как его внимание остановилось на Абаддоне, его мысли выстроились в узнаваемые схемы. В присутствии Абаддона он стал человеком, как будто его бывший Первый капитан стал своего рода психическим якорем.
- Верховный Вожак? - скрежещуще-урчащий голос Куревала отдавал холодком недоверия.
В ответ Абаддон оскалил зубы в свирепой улыбке, проглянувшей сквозь неопрятно свисающие грязные пряди.
- Верховный Вожак, - повторил Куревал и тут же опустился на колени.
Терминатор был злобой, принявшей телесную форму, и воином, способным возглавить группировку себе подобных. Вид того, как он встает на колени через три секунды после встречи со своим бывшим командиром, слегка обескураживал. Я начинал осознавать, кем был Абаддон для своих воинов.
Бывший предводитель юстаэринцев не стал смеяться над почтением, выказываемым ему братом. Он положил руку на наплечник Куревала и прошептал хтонийское приветствие, которого не уловил даже мой улучшенный слух. В каждом легионе были свои обряды и ритуалы, скрытые от чужаков. Я ощутил себя незваным гостем, вторгшимся на тайную церемонию.
Терминатор медленно поднялся. Сочленения его доспеха приглушенно рычали. Как и у остальных юстаэринцев, его броня была окрашена в черный цвет элиты легиона, а не в морскую лазурь простых Сынов Хоруса.
- Идем с нами, Куревал.
Терминатор не стал возражать и послушно последовал за нами неторопливой поступью. Он совершенно не обращал на меня внимания, полностью сосредоточившись на Абаддоне. Не знаю, считал ли Куревал своего бывшего командира видением, или нет.
- Я практически не чувствую демона внутри тебя, - обратился я к воину, пока мы шли. - Ты изгнал его из своей плоти?
В ответ он издал низкое, булькающее рычание. Я задался вопросом, был ли это смех.
Мы двигались дальше, и процесс повторялся снова и снова. Воины Фалька были рассеяны по всей подсекции, и каждый из них стоял без движения, напоминая в своем уединении статую. Некоторые смотрели в стену, другие стояли возле отключенных генераторов переработки отходов, трое занимали разные части одного помещения, глядя сквозь армированное обзорное стекло на планету, которая вращалась внизу.
В присутствии Абаддона все они пробуждались, словно близость к нему возвращала их души обратно в телесное обиталище. Все они следовали за нами неплотной колонной под слаженный рев сервоприводов суставов. Пока они шли, я слышал пощелкивание вокс-коммуникации между ними, но они не подключали к каналу меня.
Я не чувствовал ни в ком из них никаких хищных сущностей. У всех заметна была определенная степень биомеханических мутаций: выросты из сплавленных воедино керамита и кости, образующие шипы, гребни и клинки. У большинства сочилась та же ядовитая жидкость, что стекала по когтям Куревала, однако души были их собственными. Демоническая сущность не гнездилась в глубине их сердец и не пузырилась на поверхности, двигая их тела, словно марионетки.
Казалось невозможным, что всем им удалось вышвырнуть демонов из своей плоти. И все же моим ощущениям не находилось простого объяснения. Это было не просто отсутствие вторгшихся сознаний Нерожденных - также не было болезненной пустоты, когда душу раздирают, отторгая демоническое прикосновение. Казалось, будто демон зарылся вглубь каждого из них, словно паразит, который закапывается, чтобы скрыться от света.
Расспросы шагавших вперед воинов не принесли никакого озарения. Несколько из них поприветствовали меня по имени так тепло и по-товарищески, будто мы только что не натыкались на них, стоящих во мраке с отключенным разумом. В каком бы медитативном состоянии они не пребывали перед тем, как мы их обнаружили, это проявление жизни прогнало его.
К моменту, когда мы нашли Фалька, по палубе за нами глухо топали шестнадцать юстаэринцев. Несмотря на то что они явно были живы, это сильно смахивало на похоронную процессию.
Фальк занимал еще одну высохшую и мертвую гидропоническую лабораторию. Он был столь же неподвижен, как остальные, и отреагировал в точности как они, когда Абаддон приблизился к нему.
- Фальк, - тихо произнес Абаддон.
Рогатый шлем поднялся и повернулся, и я ощутил, как по ту сторону красных глазных линз скользят мысли воина, занимая положенное им место. Я назвал это пробуждением, однако выразился не вполне верно. То, что я видел, больше напоминало возрождение, а не подъем ото сна.
- Хайон, - первым делом проговорил он.
Его голос был вялым, словно медленный ток крови из трупа. А затем:
- Эзекиль. Я знал, что ты не умер.
- Брат мой! - Абаддона не устраивало отстраненное приветствие.
Они с бывшим помощником пожали друг другу запястья, и аура Первого капитана вспыхнула красками доверия.
Признаюсь, я уделял их воссоединению мало внимания. Пока они говорили обо всем, что произошло при Луперкалиосе, я отвернулся, осматривая собравшихся юстаэринцев. Мои чувства раскрылись вовне, став паутиной похожих на пальцы щупов, выискивающих трещины в уголках их разумов.
Я был так глуп. Совершенно слеп. То, что оставалось невидимым для меня, когда я читал каждого из них в отдельности, стало абсолютно очевидным в момент наблюдения за их разрозненной группой. Еще на борту Ореола Ниобии демоны внутри плененных юстаэринцев казались неестественно схожими, каждый из них был равен сородичам по силе и значимости. Или так я полагал. Правда была куда более поразительной, и я проклял сам себя за то, что до настоящего момента упускал ее особенности.
Их связывал воедино один Нерожденный дух. Не множество демонов, полностью овладевших ими, а одно-единственное существо, пронизывающее их, словно тонкий туман. Они вдыхали его в себя и выдыхали обратно. Оно приправляло кровь в их жилах, растворяясь почти до исчезновения. Распространившись по всем воинам Фалька, демон обеспечил себе бессмертие в материальном мире. Пока в живых оставался хотя бы один из юстаэринцев, демон не мог умереть.
И для юстаэринцев этот симбиоз был не совсем бесполезен. Демон плыл по их мыслям, не имея сил формировать их эмоции, однако он объединял их слабой связью, почти приближавшейся к телепатии. Я сомневался, что они способны общаться безмолвной речью, но они двигались со странной, сверхъестественной сплоченностью - так стая птиц синхронно поворачивает на лету - и их восприятие казалось более тонким и острым, когда они собирались вместе.
Чтобы узнать, насколько глубоко укоренился симбиоз, я стал преследовать демона в них. Его сущность, и без того едва ощутимая, рассеялась еще больше, пытаясь скрыться от моего пристального внимания. Большинство Нерожденных оказали бы сопротивление, агрессивно преображая носителя, но этот разделялся на части внутри них. Всякий раз, когда я тянулся к сенсорному следу существа, оно растворяло свою сущность еще сильнее, делая ее более разреженной, менее заметной. Я преследовал отголоски в костях юстаэринцев и охотился за пузырьками в их крови. Все это время я продолжал проклинать создание за его невероятную ловкость. Я твердо намеревался немедленно связать его, если смогу заполучить его имя, чего бы это ни стоило людям Фалька. Столь коварному и неповторимому демону нашлась бы сотня применений.
Я наседал, ища что угодно и не находя ничего. След Нерожденного полностью пропал, затерявшись в потоке биения сердец воинов и их кружащихся мыслей. Демон столь тонко рассеялся между несколькими носителями, что практически полностью скрылся.
- …Хайон?
Я открыл глаза, только теперь осознав, что они были закрыты. Я настолько сосредоточился на погоне за этим сводящим с ума демоном, что мне потребовалось несколько секунд, чтобы заново сконцентрироваться на окружающей обстановке. Абаддон смотрел на меня.
- Я его почти достал, - сказал я ему.
- О чем ты говоришь? - спросил он.
Теперь на меня смотрел и Фальк. На меня смотрели все юстаэринцы. Красные глазные линзы, глубоко посаженные в рогатых шлемах с бивнями, безмолвно пялились. На усиленных сервоприводами руках были закреплены архаичные пушки. Изукрашенные булавы и топоры крепились магнитными замками к пластинам брони цвета прогорклого пепла.
Знали ли они? Считали ли, что демон изгнан, или же чувствовали его непреходящее прикосновение там, за границами собственного сознания? Подстроил ли Саргон юстаэринцам такую участь по приказу Абаддона, или же это был всего лишь очередной порез, нанесенный вертящимся ножом судьбы? Если демон растворялся в их кровеносной системе почти полностью, можно ли было их считать по-настоящему одержимыми?
Вопросы, вопросы, вопросы.
Вот на это и похожа жизнь в группировке Девяти легионов. Видеть невозможные вещи и гнаться за ответами, которые могут никогда не появиться. Гадать, в каком состоянии пребывают души твоих братьев, и знать, что они в свою очередь сомневаются в твоем рассудке.
Верность - это все, однако мы редко можем похвастаться доверием.
- Ни о чем, - отозвался я. - Отвлекся на секунду. Все в порядке.
Это было в первый раз, когда я солгал Эзекилю. Он знал, что я лгу, однако я не почувствовал никакой злости или угрозы возмездия. Я ощутил внутри него медленную пульсацию одобрения. Проверка пройдена. Доверие предложено и принято. В конечном счете я его не обманывал. Мы оба обманывали юстаэринцев.
- Нужно начинать немедленно, - произнес Фальк, постучав себя поверх сердца хтонийским жестом искренности.
Я пропустил суть их беседы мимо ушей. Мне не было известно, о чем они говорили. Все стало ясно, когда Абаддон ответил тем же жестом, лязгнув кончиками пальцев о нагрудник.
- С помощью Хайона, - сказал он, - "Мстительный дух" вновь полетит. Братья, нас мало, а их много, но Град Песнопений падет.
Глава 17
ПОДГОТОВКА
Мы вернулись на дремлющий флагман, собравшись для планирования нападения. В первую ночь, что мы провели на борту "Духа мщения", некоторые из нас все еще носили цвета легионов, к которым больше не ощущали никакой принадлежности. Сам Абаддон был облачен в свою разнородную боевую броню, создававшую впечатление, будто он состоит в каждом из легионов, но не предан ни одному из них.
Через несколько коротких десятилетий мы уже собирались одетыми в черное, внушавшее к тому времени страх Империуму, и каждый из нас представлял на военных советах Абаддона свои собственные армии и флотилии. Мы сотнями стояли на мостике флагмана, заставляя прислушаться к нашим голосам и споря о том, какой из миров Империума уничтожить. Всей этой славе еще только предстояло прийти. Для начала нам нужно было провести сражение, которое скрепило бы нас воедино или же погубило.
Собрание состоялось на командной палубе "Духа мщения", где когда-то стояли Хорус, его братья-примархи и лорды-капитаны легионов Космического Десанта - те, кто сперва управлял судьбами Великого крестового похода, а затем решал судьбу восстания. Рядами висели знамена, изображавшие былые триумфы. Часть была соткана в виде гобеленов, другие представляли собой более грубые собрания трофеев, связанных вместе и поднятых как штандарт победы. Большинство из висящих флагов увековечивали завоевания планет и сражения флотов, проведенные Лунными Волками за двести лет их Крестового похода. Это было еще до того, как Император дал им право изменить название, признавая их честь именоваться сыновьями Хоруса. Более неказистые и потрепанные символы являлись трофеями с поля боя - не с захваченных миров, а из сражений против верных Трону сил по дороге Хоруса к Терре. Между ними располагались ритуальные эмблемы воинских лож, которые в равной мере распространяли в рядах XVI легиона просвещение и измену.
Глядя на обширный мостик, было сложно представить пустой зал заполненным тысячами офицеров и несущих службу членов экипажа. Легионеры собирались здесь целыми рядами, отчитываясь на брифингах кампаний и добавляя вес своих голосов к решениям, принимаемым внутренним кругом командующих Великого крестового похода. Галереи были выполнены в форме концентрических полумесяцев, чтобы вмещать военные силы, каких эти стены не видели уже сотни лет.
С каждой потолочной балки и настенного крепления на нас глядело яростное желтое Око Хоруса со щелью зрачка. Возможно, мне должно было казаться, что свирепый взгляд осуждает меня. Но на самом деле я не ощущал ничего, кроме жалости. Сыны Хоруса пали настолько глубоко, насколько это вообще было возможно. Я судил по личному опыту, поскольку то же самое произошло с Тысячей Сынов.
Мы стояли вокруг центрального гололитического стола: горстка воинов на том самом месте, где некогда стояли армии. Я чувствовал себя падальщиком, явившимся рыться в прахе славного прошлого.
Я перечислю имена присутствовавших, чтобы сейчас их внесли в имперские архивы. Некоторые из этих воинов давно сгинули, пав в Долгой Войне. Других не узнать - их подлинные имена забылись, а изначальная личность погребена под множеством воинственных титулов, которыми их наделил напуганный Империум. Эти имена они носили тогда, в тот далекий день.
Фальк Кибре, Вдоводел, последний вожак разбитых юстаэринцев и предводитель группировки Дурага-каль-Эсмежхак. Вместе с ним было почти тридцать его братьев, облаченных в тяжелую броню их смертоносного клана.
Телемахон Лирас, капитан-мечник из Детей Императора. Он стоял в одиночестве - единственный из своих братьев, кто не стал пищей голодной страсти моей эльдарской спутницы. Тени, омрачавшие всю командную палубу, были не в силах приглушить блеск ликующей лицевой маски.
Ашур-Кай, Белый Провидец, колдун и мудрец из Тысячи Сынов. Он стоял вместе с фалангой рубрикаторов, в которой насчитывалось сто четыре наших пепельных брата. Токугра, его ворон-падальщик, наблюдал за происходящим со своего насеста на плече.
Леорвин Укрис, известный, к вящей его досаде, как Огненный Кулак, капитан-артиллерист Пожирателей Миров и командир Пятнадцати Клыков. Он стоял вместе с Угривианом и четырьмя их уцелевшими братьями. Каждый держал массивный тяжелый болтер.
Саргон Эрегеш, оракул Абаддона, воин-жрец из ордена Медной Головы Несущих Слово. Он также стоял один, одетый в исконно-красное облачение XVII легиона. Броню покрывали колхидские руны, нанесенные стершейся золотой сусалью.
И я, Искандар Хайон, в то время, когда братья еще не звали меня Сокрушителем Короля, а враги - Хайоном Черным. Мой доспех был окрашен в кобальтово-синий и бронзовый цвета Тысячи Сынов, а моя кожа тогда, как и ныне, отличалась экваториальной смуглостью, присущей уроженцам Тизки. Рядом со мной находилась Нефертари, моя эльдарская подопечная с темной броней и бледной кожей, плотно прижавшая к спине свои серые крылья. Она опиралась на изукрашенное копье, похищенное из гробницы старого мира эльдаров в глубине Ока. С другой стороны стояла Гира. Злые белые глаза черной волчицы постоянно оставались настороженными. Ее настроение совпадало с моим, мое нетерпение передавалось ее физическому телу. От нее смердело кровью, которую нам вскоре предстояло пролить. Ее шерсть пахла убийством, а дыхание - войной.
Абаддон оглядел это разношерстное собрание и с хтонийской скромностью постучал по доспеху поверх сердца.
- Мы жалкая и оборванная банда, не правда ли?
По всему помещению раздались низкие смешки. Из всех собравшихся я вел себя наиболее сдержанно. Мои мысли продолжали блуждать по залу паломничества Эзекиля на другом конце корабля, где в роли музейной реликвии лежал Коготь Хоруса. Хотя психический резонанс окровавленных клинков и был приглушен стазисом, он все равно давил на мои чувства.
Прежде чем произнести свою часть, Абаддон предложил высказаться остальным. Под пыльными знаменами прошлого не было формального порядка - только воины, говорившие о своих намерениях. Когда кто-то спотыкался в ходе рассказа, Абаддон подбадривал его дальнейшими расспросами, позволявшими слушателям больше узнать о прошлом оратора. Он прокладывал мосты через разделявшие нас пропасти, не форсируя события и заставляя нас понять, что же у нас общего.
Признаюсь, в этом свете казалось, что все как будто предрешено судьбой. Каждый из нас говорил о легионах, в которые мы более не верили, об отцах, которых мы более не боготворили, о демонических родных мирах легионов, которые мы отказывались считать убежищем. В каком-то отношении наши слова граничили с исповедью: так грешники когда-то искали искупления, признаваясь в своих преступлениях священникам древнейших религий. На более практическом уровне это просто было тактической оценкой. Мы, солдаты, рассказывали о своем прошлом и пытались понять, каким образом наша ненависть и наши таланты свяжут нас в единое и большее целое. Все делалось без рисовки и угрюмой помпезности. Это меня восхитило.