День прошел быстро. Утром они с Эньярой по мощеному броду отправились в город, побродили по рынку, толкаясь в дружелюбной толпе, и там же повстречали Джьенну, прехорошенькую девушку того же возраста, что и Оризиан. Ее отцу, торговцу, принадлежала едва ли не четверть всех прилавков на площади. Джьенна с Эньярой весело сплетничали, более или менее игнорируя Оризиана, но когда тот, воспользовавшись паузой в их беседе, вмешался в разговор и похвалил внешний вид и платье девушки, та рассмеялась. Спасибо еще, что по-дружески и с благодарностью.
Потом Эньяра хлопала его по спине и ужасно дразнилась. Он краснел и отругивался, но беззлобно. Впрочем, она скоро устала от этой игры, и они вернулись к обычной болтовне: сколько гостей приедет в замок на пир, кто станет на празднике Зимним Королем, кто из торговцев больше заработает на предпраздничной торговле.
Они набрели на ларек, в котором продавались пирожки с медом, деликатес, который всегда любил их отец. Когда они были маленькими, он часто возвращался из поездок в Драйнен или Гласбридж с пирожками, спрятанными в каком-нибудь из вьюков. Это была такая игра: Оризиан, Эньяра и Фариль азартно рылись в отцовом имуществе в поисках липких сокровищ, существование которых он отрицал до самого момента их обнаружения. Но время все переменило: и роли, и отношения, теперь уже Эньяра с Оризианом принесут отцу небольшую коробку с пирожками.
После похода в город Оризиан пошел навестить Иньюрена. Он безуспешно обыскал весь замок. В конце концов его направили через узкие ворота в задней стенке конюшни. Оттуда такой же узкий проход в стене замка с обитой железом дверью вывел его на скалы к морю. Там, у мокрого причала, стояла небольшая парусная шлюпка Иньюрена, которую ему нужно было перегнать к дальнему берегу, в устье. Это была простая, но вполне скороходная лодка, достаточно крепкая для коротких переходов при хорошей погоде. Конечно, она не выдержала бы, если бы ее на открытом месте захватил крепкий ветер или крутая волна, и значит, по мнению Оризиана, ее пора было переводить к пристани города. Он всегда радовался, когда Иньюрен брал его с собой, тем более что случалось это редко. Посадка у лодки была очень низкая, и пока она скользила по воде, можно было опустить руку и наблюдать за искрящейся на солнце бороздой. Короткая поездка от замка до пристани, где лодка останется на зимней стоянке, станет последней до того, как зима окончательно скует суденышко.
У него за спиной стоял огромный замок, в котором обитало множество людей, а здесь, на север от устья Гласа до темнеющих за рекой гор за ним глаз Оризиана не обнаруживал никаких признаков ни человека, ни человеческого жилья. Ветра почти не было, и огромный залив был на редкость спокоен. Оризиан стоял, наслаждаясь простором, наблюдая за морскими птицами, устроившими гонки друг за другом почти над самой водой. Кар Энгейс, горный хребет из массивных и суровых голых вершин, возвышался, окруженный темными лесами, подступавшими почти вплотную к северному берегу. Зубчатая линия горных вершин уходила и вправо, и влево. Он знал, что на севере они все сбегались к Гласбриджу и сливались с огромными валами Кар Крайгара, а далеко на юге они спускались к проклятому мысу Дол Херигейг, где горный хребет рушился в море хаосом разбитых скал. Этот мыс еще называли Разрушительным. Там, так далеко, что Оризиану отсюда не видно, лежит не защищенный от ветра, исхлестанный океаном, унылый и промозглый остров. Он держится в отдалении от Дол Херигейга, как будто представляет собой последнюю гору гряды, целиком соскользнувшую в воду и оставившую на поверхности только верхушку.
В преданиях рассказывается, что остров был огромным и на нем жила одна из Первых Рас, канувшая в море. Для обитателей Колгласа он имел теперь особое значение: во время Лихорадки огромное число их родственников обрели на нем свой огненный покой, поскольку тела умерших на кораблях с черными парусами свозили туда на огромные погребальные костры. Таким же было последнее путешествие брата Оризиана и его матери. Их тоже завернули в холсты и втиснули среди других трупов на палубу судна. До того мрачного года остров носил древнее название Ай Дромнон, теперь все знали его под именем Могила.
Оризиан, оскальзываясь на камнях, сполз по скалам туда, где увидел Иньюрена, который, присев у воды, тыкал в нее палкой. Край темной накидки на'кирима волочился за ним по воде.
Оризиан окликнул его:
- Что ты делаешь?
- Ищу морских ежей.
- Зачем?
Иньюрен прислонился спиной к валуну:
- Ну, во-первых, если их высушить и растолочь в порошок, то, как говорят, они предотвращают грудную мокроту, особенно если принимать с бульоном. Сам я в этом сомневаюсь, но кто знает? А во-вторых, у меня было достаточно заготовлено порошка, но Идрину понравилось его склевывать, в результате почти все исчезло между половицами.
- Эх. - Он с огорчения бросил палку в воду. - Ни одного здесь нет.
Оризиан сел рядом. Оба глядели на холмы. Иньюрен наконец заметил, что его одежда намокла, и начал выкручивать ее, что-то ворча под нос.
Через минуту Оризиан прищурился и вздернул голову. Ему показалось, что он видит что-то непонятное, неясное, блеклое. Похоже, тончайшая, не толще волоска, струйка дыма поднималась среди деревьев на том берегу.
- Ты видишь дым? - спросил он, зная, что зрение у на'киримов гораздо острее, чем у него самого.
Иньюрен, даже не взглянув, ответил:
- Конечно. Он уже несколько раз там появлялся. Довольно неосторожно.
Оризиан на мгновение смешался, потом понял и взглянул на на'кирима:
- Киринины? Их лагерь?
Иньюрен кивнул.
- Значит, Лисы? Там ведь только клан Лис может быть, да?
Отец Иньюрена, киринин, тоже был из Лис. Больше Оризиан ничего не знал о нечеловеческом происхождении на'кирима и никогда не осмеливался об этом спрашивать, хотя был почти уверен, что Иньюрен бывал на холмах и в лесах Кар Энгейса не только для сбора грибов или растений, но и для того, чтобы посетить лагерь Лис. Много нашлось бы желающих сопровождать на'кирима в какой-нибудь из его прогулок и взглянуть на лагерь кирининов, но все же, что бы ни думали о нем соотечественники, Оризиан ощущал большее любопытство, чем другие, к кирининам, которые жили на границе его родных земель.
- Только Лисы, - согласился Иньюрен. - Полагаю, они считают себя в безопасности в таком недоступном месте. Я имел в виду, что легкомысленно так явно обозначать себя. Я был о ней лучшего мнения.
- О ком?
Иньюрен моргнул:
- Да кто бы там ни был… О них.
- Но там же нет для них опасности, верно?
Иньюрен пожал плечами:
- Твой дядя заявляет о своих правах на эти земли, даже несмотря на то, что на них никто не живет. Сейчас не лучшее время для кирининов, чтобы появляться так близко от границ Ланнис-Хейгов.
- Но если это Лисы… ведь неприятностей надо ждать от Белых Сов…
Иньюрен, выгнув бровь, посмотрел на молодого товарища:
- Ты действительно полагаешь, Оризиан, что для твоих соотечественников есть какая-то разница между Лисами и Белыми Совами? Или ты это знаешь не хуже меня, или не настолько умен, как я считал. Не все думают так же, как ты. То есть очень даже немногие. Лисы и Белые Совы грызутся друг с другом с таких давних пор, каких все ваши Крови даже представить себе не могут, но для твоих соплеменников-хуанинов и те, и другие всего только лесные твари, и не больше того.
Оризиан и не отрицал. Война Порочных разверзла глубокую пропасть между двумя расами, хотя было время, когда три королевства расы хуанинов - Эйгл, Олсир и Адреван - стояли вместе против объединенных сил кирининовских кланов.
При всей дикости тех столетий не было никакого повода для той резни, что разгорелась в результате обширного конфликта. Мертвых на полях осталось столько, что зловоние душило даже мерзких падальщиков. Рассказывали, что по трупам можно было идти целый день. Кирининский город Тейн, самый поразительный и чудесный из всех тогдашних городов, был разрушен. Война окончилась, только когда анайны, самая мощная и таинственная из всех рас, очнулась наконец от непонятной спячки, овладела разоренным Тейном и вырастила обширные Дебри, поглотившие и город, и его окрестности.
Победившим королевствам никакой награды это не принесло. Олсир приходил в упадок из-за ужасных беспорядков, пока не возродился в виде меньшего королевства Дорнак, и Адреван начал свое долгое отступление в упадок, безумие и изоляцию. Эйгл раздирали внутренние противоречия, которые погасили только кровопускания Бурных Лет, земли Эйгла отошли к тем Кровям, что поднялись из его пепла. Все эти исторические события произошли очень-очень давно, а сейчас Оризиан пристально вглядывался в далекие огни походных костров народа, которого не знал и знать не мог.
- Я еще не рассказывал тебе про кабана Нарадина? - спросил он. - В нем оказалась стрела Белых Сов. Свежая рана. И это случилось сравнительно недалеко от Андурана. Рот сказал, что давно уже ни один киринин не подходил к городу так близко.
- Да, это странно. - Иньюрен на мгновение нахмурился.
- Кросан думает, что это просто несколько молодых охотников решили покрасоваться, забравшись так глубоко в наши земли.
Иньюрен покачал головой:
- Тан не прав в своих предположениях. Сейчас не то время года, чтобы охотникам забредать так далеко. Нет, все это дурно пахнет. И в чем бы там ни было дело, только это не молодость себя показывает. Кросан лучше бы сделал, если бы обратил внимание на такие знаки.
На'кирим еще больше нахмурился и погрузился в долгое раздумье, закрыв глаза и ничего не замечая вокруг. Оризиан опять смотрел на северный берег.
- Они ведь сейчас должны разбрестись по своим зимним жилищам, разве нет? - задумчиво спросил он.
- Да, - поднимаясь на ноги, ответил Иньюрен. - Они как раз туда движутся. Все а'аны, что сейчас пробираются по лесам, соберутся в во'анах, зимних лагерях, чтобы дожидаться весны. А'анов немного, всего десять - двадцать.
Оризиан не отрывал глаз от тоненькой струйки дыма. Однако, несмотря на всю неосуществимость, его страстное стремление самому увидеть, что означает этот дым, никуда не денется. Где-то там существовал мир, в котором прошлое не давило так тяжело, где не было темных, погруженных в печаль и нависавших над ним стен, не было напоминаний о том, как все могло бы быть. Если этот мир не находится на палубах талдиринских кораблей, может, он лежит в лесу, по которому блуждают киринины и за пределы которого они не выходят? И вдруг все признаки костров исчезли, как будто их никогда и не было. Он взглянул на Иньюрена.
- Иньюрен, а тебе никогда не хотелось…
Тот прервал его:
- Не стоит носиться с желаниями, которым не суждено исполниться. Поскольку такое желание - самый быстрый способ отравить сердце. - На'кирим с грубоватой лаской взъерошил волосы Оризиана. - Твое сердце отравлено меньше, чем у всех, кого я знаю, Оризиан. И мне это нравится.
Оризиан прикусил язык. Но желание никуда не исчезло.
- Вот пройдут праздники, и мне надо будет поставить лодку в более безопасное место, - сказал Иньюрен. - Может, ты мне поможешь?
Оризиан заулыбался.
* * *
Встало солнце последнего осеннего дня. Его бледные легкие прикосновения сначала пометили заснеженные поля и высокие пики Тан Дирина, а потом соскользнули в долину Гласа. Сначала они упали на хорошо укрепленный город Тенври, расположившийся в нижней части Долины Камней, на самой северной границе земли Ланнис-Хейг. За его стенами уставшие за ночное бдение мужчины покидали наблюдательные посты, и жидкая каша выкладывалась из парящих горшков в миски с раскрошенным хлебом.
Тек серенький свет на юг и на запад, на тростник и камыш, на кочковатые пастбища, и далее к Таргласу. Скот пробуждался от сна, и бекасы с зуйками засуетились между кочками. Добравшись до Таргласа, солнце подсветило столбы дыма, поднимавшиеся от сотен очагов, пока загонщики, гуртовщики и охотники-трапперы разогревали после сна свои кости. Толпились овечьи отары, кричали на собак пастухи. Большая река Глас текла мимо города, и солнце сопровождало ее до самого Андурана.
Город уже наполовину проснулся. Торговцы открывали лавки на площади, собаки гонялись друг за другом по улицам. Замок над рекой распахнул свои ворота с первым намеком на рассвет. Факелы на зубчатых стенах погасили, и в светлеющем небе разоралась стая ворон. После Андурана рассвет добрался до спокойной глади и туманных островов Вод Гласа, поднимая из дремоты их болота. Руины старого Кан Эвора неохотно появлялись из ночи.
Цапли покидали разрушенные стены и, расправив над водой крылья, отправлялись на охоту. На Дамбе Сириана первый дневной свет застал людей уже за работой, они поправляли большой кусок плотины, которая могла не выдержать надвигающегося сезона.
Наконец солнце достигло Гласбриджа и моря. Оживился и зашумел порт, рыбацкие лодки открыли трюмы, и вокруг них сразу собрались толпы, началась торговля за лучший улов. Глас нес свои воды в море, и свет промчался по всему простору залива, заигрывая с пенистыми гребнями волн. На севере он подкрасил верхушки деревьев темного леса на берегу и перевалил за скалистый хребет Кар Энгейса, а на юге гонялся за темнотой от деревень и ферм на побережье до самого Кол гласа. Наконец, день осветил замок, похожий на большой гранитный холм, и лампы, горевшие в его окнах, одна за другой погасли.
Когда этот новый день пройдет своим чередом и превратится в ночь, родится зима.
* * *
В это яркое утро Тан Крови Ланнис-Хейг выехал верхом из своего замка и направился в центр Андурана. Половина его домочадцев отправилась с ним. Щит Кросана, неся вымпелы, маршировал во главе процессии. Сам тан ехал сразу за ними, окруженный дюжиной арбалетчиков. Его великолепного серого боевого коня украшали серебряные доспехи, поводьями, в знак особого отличия, служили узкие ленты и такие же свисали с седла. За Кросаном двигались наследник Крови Нарадин и его жена Эйлен, они ехали бок о бок и махали выстроившимся вдоль улиц горожанам. След в след за ними двигались высокие гости из Гласбриджа и Таргласа, чиновники и домашние слуги. Все были ярко и нарядно одеты, как будто в город прибывало некое пышное театрализованное представление, а с развевающимися на свежем ветру флагами и девизами это было зрелище столь же прекрасное, как и то, что устраивалось в Андуране два лета тому назад в честь свадьбы Наследника Крови.
Улица спускалась от замка через Ремесленный квартал на широкую площадь в центре города, всю заполненную народом, дружно приветствовавшим своего тана. Новый Зал Торжеств, Фист-Холл, располагался на западной стороне площади: деревянное здание, затмившее собой все дома по обе стороны от себя. Резную раму тяжелых дверей венчал герб Ланнисов. Перед зданием был сооружен деревянный помост. Кросан остановился и спешился. Пока его Щит выстраивался на помосте, он в сопровождении Нарадина и Эйлен вошел в огромный зал.
Несмотря на весь шум снаружи, в пустынной палате царили тишина и великолепие. Дубовые балки сводчатого потолка, стены и самый воздух, казалось, были наполнены предвкушением праздника.
Кросан повернулся к молодым и улыбнулся.
- Это будет самое счастливое Рождение Зимы, какое когда-либо видел Андуран. - Тан положил руки на плечи сына и невестки и легонько прижал их к себе. - Что может быть прекраснее на свете, чем стать дедом? - Он засмеялся.
- Даже для тана? - спросила Эйлен.
- Особенно для тана. С этого момента мой внук значит для меня много больше, чем все наши земли и замки, вместе взятые.
- Осторожнее, тебя кто-нибудь может услышать, - шутливо предостерег Нарадин.
Кросан засмеялся и снял руки. Нарадин опустился в ближайшее кресло. Эйлен поцеловала тана в щеку.
- Вы будете самым прекрасным дедушкой, какого только может пожелать мальчик, - сказала она.
- Спасибо, - ответил Кросан. - Надеюсь, ты права.
- Конечно, права, - поддержал жену Нарадин.
Кросан подошел к столу на небольшом возвышении. Он встал рядом с огромным креслом, на котором ему предстояло сидеть во время ночного пира, и положил на него руку.
- Какая странная штука, чувствовать, что ты добрался наконец туда, куда стремился… хотя и не знал куда. Андуран процветает, мой внук спит в замке. Я смогу видеть будущее его глазами. Он еще не скоро будет сидеть в этом кресле, окруженный народом и собственными детьми. Но по крайней мере сегодня вечером я могу представить себе, что мне больше нечего делать.
- До завтрашнего утра, - вставила Эйлен.
- До завтрашнего утра, - согласился Кросан. Он вздохнул, и на миг радость исчезла с его лица. - Твоя мать гордилась бы тобой, Нарадин.
Наследник Крови не знал матери, она умерла при его родах, но тоже посерьезнел.
- И ты, - сказал он.
Кросан пожал плечами:
- Я сделал только то, что от меня требовалось. - Улыбка опять вернулась на его лицо. - Ничто не доставляет мне больше радости, чем сознание, что я стал дедом. Я-то волен представлять себе, что мне больше нечего делать, а вот о вас обоих я этого сказать не могу.
Эйлен приподняла брови.
А Кросан продолжал:
- Я хочу еще внучку. И даже больше того. Я хочу, чтобы меня, в моем старческом маразме, мучила целая орава горластых ребятишек. Я требую их толчеи, и чтобы они таскали меня за бороду, проказили на моих слабеющих глазах и своим смехом мешали мне отдыхать. Вот где было бы безмерное счастье.
Эйлен рассмеялась. На лице Нарадина появился комический ужас.
- Надеюсь, ты дашь нам хоть какое-то время, чтобы прийти в себя после первого? - заворчал он.
За это он получил крепкий тычок от жены.
- От чего это ты хочешь прийти в себя, - строго спросила она. - Насколько мне помнится, усилий потребовалось по большей части моих.
- Хватит, хватит. Не спорьте, - вмешался Кросан.
Он опять оглядел все вокруг и удовлетворенно вздохнул.
- Я еще не закончил со строительством, - сказал он. - Я должен преподнести вам и вашему сыну подарок. Дом, подходящий для будущего тана, где вы сможете проводить лето. Нет, это не блажь старика. Мы построим грандиозный дом в Грайве, достаточно близко, чтобы я мог приехать и остаться, когда годы тяжелым бременем лягут на плечи, и мне понадобится отдых от Андурана, хотя бы на несколько дней. Мы разведем сады, и ваши дети будут в них играть, построим конюшни для ваших лошадей и псарни для гончих.
- Счастливая мысль, - сказал Нарадин. - Спасибо.
Эйлен обняла тана и еще раз поцеловала. Довольный Кросан улыбнулся и погладил ее по пышной головке.
- Ты не оставишь меня ненадолго с моим сыном, Эйлен? Может, ты пока займешь чем-нибудь гостей, задержишь их снаружи еще на несколько минут? Во всяком случае, я уверен, что твоя компания понравится им больше моей.
Как только жена Наследника Крови вышла из зала, опять раздались радостные крики толпы.
- Они любят ее почти также, как ты и я, - заметил Кросан.
- Не так же, как я, - возразил Нарадин. - Во всяком случае, они приветствовали бы и наряженную ослицу; год был хороший, они готовы радоваться и веселиться.
Кросан кивнул:
- Лучший год за последнее время. Хотя и сейчас есть еще тень, которой я не смог избежать. Мне хотелось бы, чтобы Тейм Нарран был здесь и разделил все это с нами. Без такого человека, как он, праздник не в праздник. Не нужно было посылать его на юг.