Байола задумалась.
- Вы фаталисты, - сказала она. - Я уже слышала об этом раньше от людей, которые имели с вами дело. Теперь, встретившись с вами, я убедилась в этом.
- На Фенрисе нас постоянно окружает смерть, с самого рождения. Она приходит быстро, в виде трещины во льду или потока пламени. Нельзя защититься от таких вещей. Поэтому мы научились принимать их: порядок вещей, судьбу. Вюрд.
- Я не смогла бы так жить, - заметила Байола. - У меня… проблемы с судьбой.
Ингвар ответил не сразу. Все это время Байола не отводила взгляд, следя за ним своими карими глазами.
- Почему-то говорю только я, - наконец произнес Ингвар. - Это была нечестная сделка.
Байола улыбнулась и опустила глаза.
- Справедливо, - согласилась она. - Что ты хочешь узнать?
- Я мог бы задать тебе те же вопросы, что и ты мне, - сказал он. - Ты выделяешься на фоне своих товарищей. Я никогда не слышал, чтобы кто-то из ваших говорил так, как ты. Мне интересно, какие силы тебя создали. Что привело тебя сюда? Твое присутствие в этом мире так же невероятно, как и наше.
Байола коротко кивнула в знак уважения, как бы говоря: "Хорошо подмечено".
- Я прошла обучение в Ордо Фамулус, - начала она. - Сопровождала инквизиторов Ордо Еретикус на миссиях высокого уровня и разрешала споры между планетарными губернаторами. Если тебе интересно, то я бегло говорю на двадцати девяти языках и еще на шести сотнях с помощью лекс-имплантатов. Я могу прочесть состояние души по одному жесту. Как только ты разглядел душу человека, его можно контролировать. Ну, или, по крайней мере, так меня учили в Инквизиции.
Когда она перечисляла свои достижения, то в ее голосе было что-то похожее на тоску.
- Однако я осмелюсь предположить, - продолжила она, - что вы не очень высокого мнения об Инквизиции.
- Предположения - опасное занятие, - ответил Ингвар. - Это не вся история. Орден Раненого Сердца - боевой, а не церемониальный.
Байола казалась усталой.
- О да. Раненое Сердце гордится количеством сожженных им еретиков. - Она опустила взгляд на руки, сложенные так, чтобы кончики пальцев едва касались друг друга. - Почему я к ним присоединилась? В конце концов, я решила, что провести жизнь в разговорах недостаточно. Я чувствовала, что теряю себя. Я видела последствия войн, но никогда не принимала в них участия. Я всегда говорила за других, и никогда - за себя.
Байола снова взглянула на космодесантника. В уголках ее глаз плясали вызывающие искорки.
- Меня отговаривали от перехода. Говорили, что мне не место в боевых орденах. Но всегда есть способ получить то, что нужно, если очень хочется, даже в Адепта Сороритас.
- Понятно, - сказал Ингвар. - И ты никогда не жалела об этом?
Пламя вызова поблекло в ее глазах, сменившись привычным выражением смирения.
- Я о многом жалею, - произнесла она. - Например, что этот мир такой чертовски жаркий и засушливый. Сокрушаюсь, что скоро здесь все предадут мечу и множество людей погибнет. Если бы я осталась в Ордо Фамулус, моя жизнь была бы проще и, возможно, дольше.
Она коротко улыбнулась космодесантнику. Это была понимающая улыбка, которая говорила о том, что у женщины еще остались силы радоваться жизни.
- Но жалею ли я о том, что могу стоять на собственных ногах и научилась стрелять из болтера? - спросила она саму себя. - Нет, конечно нет. Оказалось, что это у меня неплохо получается.
В этот момент, после ее слов, Ингвар понял, что знает все необходимое об Уве Байоле. С учетом обстоятельств было трудно остаться невпечатленным.
- Похоже, нас таких здесь двое, - сказал он.
- Где вы его нашли?
Гуннлаугур слышал подавляемый страх в голосе канониссы. Труп бесформенной кучей лежал на идеально чистом полу ее покоев и вонял гнилой рыбой. Его невидящие глаза уставились в потолок и уже начали разлагаться. Шея трупа отекла, покрылась синяками и истекала слизью.
- В подвале, - ответил Бальдр. - Прямо у вас под ногами.
По мнению Гуннлаугура, Бальдр выглядел плохо. Он казался уставшим и невнимательным, а волосы патлами свисали на лоб. Это было странно: изо всей их стаи Бальдр обычно меньше всех походил на дикаря.
"Сначала Ингвар, теперь он, - подумал Гуннлаугур. - Да что с ними всеми не так?"
Канонисса отвернулась от трупа и сморщила нос.
- Это был схолиаст Гериод Нерм, - сказала она, нервно перебирая пальцами. - Он пропал несколько дней назад. Я решила… Император, прости. Я решила, что он дезертировал. Некоторые сбегают, считая, что жара убьет их быстрее.
Гуннлаугур изучал груду разлагающейся плоти у своих ног. Признаки заразы были достаточно знакомыми. Тело схолиаста практически не отличалось от тех, что они видели в оскверненных недрах чумного корабля.
- Нерм сталкивался с врагом? - спросил он.
Де Шателен покачала головой.
- Он был чиновником и никогда не покидал цитадель, - произнесла она.
- А остальные ваши войска? - поинтересовался Бальдр, устало проводя рукой по лбу. - Те, которых отозвали с фронта?
На какой-то момент канонисса, казалось, растерялась.
- Я… Я думаю, да, - ответила она. - Часть наших подразделений отступила сюда из зоны боевых действий для переоснащения и пополнения запасов. А что я должна была сделать - оставить их умирать?
Гуннлаугур поджал губы:
- Были еще случаи, подобные этому?
Женщина снова покачала головой. На ее лице читалось смятение.
- Нет, - слабым голосом сказала канонисса. - Мы не думали, что…
- Конечно, вы не думали, - выпалил Бальдр. Его голос звучал обвинительно. - Вы сражаетесь с этими тварями уже много недель. Каждого, кто вернулся с фронта, нужно помещать в карантин. Видите, что вы натворили?
- Довольно, - отрывисто бросил Гуннлаугур. Он понятия не имел, почему Бальдр вел себя так дерзко. Обвинения были бессмысленными. Учитывая скорость и агрессивность вторжения, не было никакой возможности проверить каждого.
Однако лицо де Шателен побледнело.
- Нет, он прав, - сказала она с тревогой. - Мы считали, что оттянуть их от линии фронта будет правильно. Думали, что спасаем их. О Пресвятой Император…
Гуннлаугур бросил яростный взгляд на Бальдра.
- Сейчас это уже не имеет значения, - подытожил он. - У нас еще есть время. Каким штатом медиков вы располагаете?
Канонисса попыталась сосредоточиться.
- Сестры-госпитальерки - несколько отрядов, - ответила она. - У них есть необходимая подготовка. Мы можем провести проверки и организовать карантин для тех, кто расквартирован в гарнизонах.
- Хорошо, - сказал Гуннлаугур. - Делайте. Врата закрыты?
- Еще нет. Мы надеялись получить подкрепление. Двенадцатая боевая группа Гвардии отступает с севера, от руин Багаза. Судя по данным отчетов, они в двух днях пути.
Бальдр закатил глаза.
- Неужели вы не понимаете? - вопросил он устало. - Им позволили выжить. Среди них есть разносчики чумы. Вы не можете впустить их внутрь.
- Их нельзя бросать.
Бальдр мрачно посмотрел на женщину.
- В этом городе миллионы жителей, канонисса, - сказал он тихим, но настойчивым голосом. - Некоторые из них уже заражены. Если мы начнем действовать прямо сейчас, то получим шанс подавить заразу, но если пустить внутрь еще больше людей, то чума распространится. Мы получим десятки, сотни ходячих трупов внутри стен. Вы этого хотите?
Де Шателен смотрела на лежавший у ног труп. Ее лицо перекосило от разрывавших ее колебаний.
- Заприте ворота, - настаивал Бальдр, бросив краткий взгляд на Гуннлаугура в поисках поддержки. - Никого больше не впускайте и не выпускайте. Затем начинайте чистки. Вам понадобятся огнеметные расчеты. Все следы заражения должны быть уничтожены.
Де Шателен по-прежнему сомневалась. В первый раз за все время Гуннлаугур заметил глубокие морщины, залегшие вокруг ее глаз из-за переутомления. Она уже слишком долго сражалась без отдыха.
- Он прав, - тихо произнес Гуннлаугур.
Медленно, очень медленно подбородок де Шателен опустился.
- Будет сделано, - сказала она. - Я позабочусь об этом. Мы пустили эту дрянь в город, и мы ее вычистим.
Женщина глубоко вздохнула.
- Итак, они получили, что хотели. Мы заперты здесь без возможности атаковать и, словно крысы в ловушке, будем ждать, когда они придут к нам.
- Нет, не будем, - гневно ответил Гуннлаугур. - Мы, стая, еще можем драться. Мы ударим по ним на равнинах, пустим им кровь, покажем, какие воины стоят на страже этого города. Это выиграет вам немного времени.
Де Шателен не выглядела убежденной.
- Я надеялась, что вы поможете нам здесь, - сказала она.
- Сейчас наш враг не боится ничего на этой планете. Когда мы закончим, они будут бояться, как и полагается. - Он улыбнулся, обнажив длинные изогнутые клыки. - Мы созданы для этого.
В иное время она, возможно, сопротивлялась бы дольше. Однако объем работы, которую предстояло совершить, вкупе с чувством вины, похоже, сделали ее не такой непреклонной.
- Делайте то, что считаете нужным, - подытожила она, бросив короткий взгляд на лежащее перед ней тело. - Но раз уж вы уходите, то убедитесь, что они получат свое по полной. В первый раз с того момента, как все это началось, я хочу, чтобы они страдали по-настоящему.
Канонисса с каменным лицом смотрела на тело схолиаста. Затем собралась с силами и подняла взгляд на Волчьего Гвардейца.
- Мне предстоит много работы, - сказала она. В голосе снова стали появляться стальные нотки. - Я отправлю очистительные команды. Мы выкорчуем это зло. - Ледяная улыбка на секунду мелькнула на ее лице. - Что мы умеем делать хорошо - так это сжигать.
Гуннлаугур кивнул.
- Вы не останетесь одни, - произнес он. - Пока солнце светит, мы будем сражаться здесь. А потом стая пойдет на охоту.
- Да будет так. - Де Шателен поклонилась. - Пока светит солнце.
Затем она резко развернулась на каблуках и вышла из комнаты. Звук ее тяжелых шагов по мраморному полу отдавался эхом.
После того как она ушла, Бальдр тоже собрался к выходу, но Гуннлаугур остановил его, выставив руку перед его грудью.
- Брат, - сказал он твердо. - Нам нужно поговорить.
Бальдр посмотрел в глаза своему командиру. Его лицо было бледным, а глаза потухли, но он не выглядел по-настоящему больным. Скорее, измотанным.
- О чем?
- Ты сам не свой.
Взгляд Бальдра дернулся.
- Я в порядке, - ответил он. - Варп-переход был… трудным. Я справлюсь.
Гуннлаугур не отступил.
- У Ингвара есть такие проблемы, - сказал Волчий Гвардеец. - Мне теперь нужно беспокоиться за вас обоих?
Бальдр улыбнулся. Вышло нервно и рассеянно.
- Не стоит беспокоиться ни за кого из нас, - заметил он. - Мы же не дети.
Гуннлаугур не отвел взор.
- Мне не нравится видеть тебя в таком состоянии, - произнес воин. - Хватает того, что у Ёрундура вечно дурное настроение. На тебя всегда можно было положиться в части спокойствия духа. Если что-то не так, скажи мне.
Бальдр замешкался. Какой-то момент он казался неуверенным в себе. Гуннлаугур на секунду поймал взгляд его тусклых глаз.
- Правда, - сказал Бальдр, разрывая зрительный контакт. - Это просто варп-болезнь. Пройдет. - Он глубоко вздохнул и размял плечи. - Мне нужно поохотиться. По-нормальному. Бои в пустоте - это другое. Они не могут сравниться с преследованием добычи. Ты тоже это знаешь.
Гуннлаугур кивнул и убрал руку.
- Когда придет ночь, брат.
- Хорошо. - Взгляд Бальдра остановился на трупе. - Но нас еще ждет работа.
Гуннлаугур недовольно фыркнул.
- Ага, - проворчал он, глядя на груду гниющего мяса у своих ног. Этот первым отправится в печь. И вслед за ним полетят еще многие. - Собирай остальных. Пора начинать.
Глава двенадцатая
Алья Йемуэ проснулась. Глаза открылись неохотно, зрение затуманивал затекший в них пот. Поднять веки было сложно. Она не прочь была бы поспать еще. Сон - это все, чего ей хотелось в последнее время. Боль стихала во сне, хотя при этом ей снилась всякая жуть.
Но она не могла уснуть. Не сейчас. Зуд подстегивал ее. Из-за него конечности были непокорными, а разум находился в смятении. Нужно было идти. Она должна была что-то сделать.
Алья откинула тяжелое от пота вонючее одеяло. Матрас, на котором она лежала, оказался влажным и горячим. В комнате было полно мух.
Это нехорошо. Она не любила мух. Откуда они взялись? Необходимо вычистить здесь все. Она хорошо убирала, тщательнее всех в жилом модуле.
В какой-то момент у нее завелись мухи и так и отказались улетать из квартиры. Она не помнила, как давно это случилось. Вспоминать было тяжело. Почему вспомнить что-то было так сложно?
Она сбросила ноги с кровати и заковыляла вперед. Хотелось пить. Горло было сухим и саднило. Глотать было больно.
Алья посмотрела в окно и вздрогнула от испуга. Жаркие солнечные лучи пылали в щелях между ставнями. Похоже, было далеко за полдень. Она не должна была спать весь день. У нее есть работа. Нельзя лениться.
"Есть работа. Есть работа".
Казалось, что ее мысли зациклились. Когда она пыталась подумать о чем-то другом, старые мысли все равно продолжали крутиться в голове.
"Вставай. Вставай. Вставай. Есть работа".
Алья ввалилась в ванную. Ноги болели и казались опухшими. Похоже, у нее не получится втиснуть их в обувь. Придется идти наружу босиком. Это будет очень неудобно. Хелод увидит ее такой. Она будет болтать. Мерзкая Хелод. Почему ноги так отекли? Должно быть, случилась какая-то беда.
Она добралась до раковины и уставилась в разбитое зеркало над ней. Алья не помнила, когда оно разбилось. Похоже, что кто-то специально запустил чем-то в него.
Алья посмотрела на свое отражение.
"Трон святый! Я выгляжу…"
"Вставай. Вставай. Есть работа".
Она отвела взгляд. Ей не нравилось видеть все эти штуки на своем лице. Алья провела руками по животу, чувствуя, как колышется и пучится плоть.
Она растолстела. Действительно сильно растолстела.
Ей было плохо. Нужно было попить. Нужно поесть.
Алья, шатаясь, вышла в другую комнату. Там не было еды. Просто ее жилая комната, обшарпанная, вонючая и полная гудящих мух. На полу виднелись какие-то пятна. В одном из углов высыхала лужа комковатой рвоты. В остальных все было еще хуже.
"Я должна вычистить это. Очень скоро. Нужно просто найти время".
Она продолжала идти, а ее телеса грузно покачивались под сорочкой, заставляя вздрагивать каждый раз, когда ткань касалась воспаленных язв. Ноги ступали по лужам клейкой жижи.
"Нет времени. Нет времени. Нет времени".
Алья провела руками по бедрам и почувствовала изгибы отекшей плоти, выпиравшие из-под ткани. Такие разбухшие, неудобные, как будто что-то пыталось вырваться наружу. Сколько времени она была такой? Вспомнить не получалось.
Зато она вспомнила человека, который ей помогал. Он был милым. Как там его звали?
"Это неважно. Есть работа".
Она была благодарна за его доброту. Человек хорошо к ней отнесся и предложил мазь, которая подлечила самые болезненные высыпания, а еще он делал чай со специями, от которого в голове прояснялось, и терпеливо перевязывал язвы на ногах, руках и шее. Он был рядом с тех пор, как она заболела. И никогда ее не покидал. Такой внимательный. Такой добрый, хотя пах он странно.
Может, это из-за чая у нее так опух живот.
Алья открыла дверь и заковыляла вниз по ступеням. За пределами ее квартиры воздух был чище. В общем коридоре не было всей этой мерзости, что скопилась у нее на полу. Какой позор! Все ее опередили. Хелод уже должна пускать слухи, зажимая нос и бросая злобные взгляды на ее дверь.
"Это неважно. Есть работа. Есть работа".
Она добралась до двери на улицу и толкнула ее. В проем хлынул солнечный свет и ослепил Алыо, из-за него в висках начало что-то пульсировать. Она почувствовала головокружение и облокотилась па косяк двери. Было слышно, как вокруг разговаривают и толпятся люди.
Эти люди были на улице. Она вышла на улицу в ночной сорочке. Зачем она это сделала? Это же неприлично.
"Это неважно. Это неважно".
Она продолжала идти. Солнце било по глазам, поэтому их пришлось закрыть ладонью. Идти было тяжело. Камни на улице врезались в кожу. Алья почувствовала, как вскрылись язвы на подошвах ног, из них полилась копившаяся там жидкость. Она ощущала, как колышется ее брюхо. Трон, она действительно стала жирной. Отвратительно.
Она услышала, как людей вокруг нее едва не выворачивает наизнанку, и сделала маленькую щелочку между пальцами, чтобы посмотреть, что там творится. Все разбегались от нее, или показывали пальцами, или смеялись. На их лицах было написано отвращение.
Из-за этого она почти решила остановиться. Почему они смеются? Откуда взялось отвращение на лицах? Может, ей нужно вернуться и помыться? Что она вообще делает в ночной сорочке посреди улицы?
"Это неважно. Есть работа. Есть важная работа. Они не имеют значения. Они не имеют значения".
Она продолжала идти. Ей не нравилось, когда мысли зацикливались. Когда она шла вперед, становилось немного лучше.
Потом Алья услышала крики. Сначала женский вопль, а потом мужской голос, выкрикивавший какую-то фразу снова и снова. Ей это не нравилось. Это расстраивало. Она побежала, хотя это было нелегко, с изрезанными ступнями и болтающимся пузом.
"Сделай сейчас. Сделай сейчас. Сделай сейчас".
Сделать что? Почему ее мысли опять стали повторяться?
Она набрала скорость, врезаясь в стены и отлетая от них. Алья споткнулась о крышку канализационного люка и чуть не полетела лицом в дорожную пыль. Из-за света почти ничего не было видно. Она не понимала, где находится. У собора? Она надеялась, что да. Ей нравился собор. Жрецы благословляли ее уже три раза, может, даже больше. Так трудно вспомнить.
- Стой, где стоишь!
Голос был, кажется, женским, только страшным. Ужасно громким. Алья обернулась и раздвинула пальцы.
Она увидела, что на нее бежит чудовище. Гигантский монстр, закованный в черную броню и облаченный в пламя.
В руках у монстра было огромное железное оружие, которое дымило и плевалось из жерла. Она увидела, как люди разбегаются в стороны от монстра, от нее, бегут по улице, крича и спотыкаясь.
"Сделай сейчас. Сделай сейчас".
Сделать что? Она очень испугалась. Монстр почти догнал ее. Она отняла руки от лица, пытаясь понять, где очутилась. Она увидела священную бронзовую аквилу, прибитую над притолокой двери. Услышала гул оборудования за скалобетонными стенами. Заметила узкие закрытые окна.
Тогда-то она и поняла, где находится. Она была рядом с силовым блоком подстанции, которая питала район. Она всего на несколько сотен шагов отошла от родного блока.
"Сделай сейчас. Сделай сейчас".
Чудовище остановилось перед ней. Их разделяло всего метров пять. Алья разглядела жуткую маску на его лице, развевающийся плащ, расколотое сердце на нагруднике. Оно направило свое оружие на нее.
Внезапно Алья поняла, что должно случиться. После стольких дней болезни, помутнения и глухоты она наконец точно знала, что случится дальше. Она попыталась сглотнуть, но было уже слишком поздно.
"Молодец".