На наковальне лежал раскаленный светящийся клинок. Арьяк искусно работал над ним, используя небольшой молот для придания острию нужной формы. Зрелище было странным: огромная фигура Арьяка, которая казалась еще больше из-за толстых пластин керамитовой брони, осторожными ударами обрабатывала серебристую полосу металла, лежавшую на наковальне.
Гуннлаугур не произнес ни звука. Он остался в тенях, почтительно наблюдая за работой. Арьяк не обращал на него внимания. Молот поднимался и опускался, блестя в отсветах пламени, выбивая искры, с которыми из металла уходили инородные частицы.
Наконец Арьяк подхватил клинок и опустил его в котел с водой, из которого с шипением стали подниматься густые клубы пара. Он вынул будущее оружие из воды, поднес его к пламени печи, стал поворачивать, рассматривая свою работу.
Клинок был длиной с его предплечье, идеального размера для дуэльного гладия. Гуннлаугур оценивающе взглянул на его. Он не слишком хорошо умел оценивать оружие на глаз, но мастерски пользовался мечом, и ему казалось, что этот клинок ему бы подошел.
- Что, парень, нравится? - произнес Арьяк, по-прежнему не поднимая головы.
Гуннлаугур улыбнулся.
- Это для меня? - спросил он.
Арьяк бросил свое творение обратно на наковальню.
- Ни для кого, - ответил он со вздохом. - Я переплавлю его, как и остальные.
- Похоже на напрасную трату…
- Напрасную трату чего? Металла? Здесь больше, чем мы могли бы использовать за тысячу лет.
Арьяк выпрямил спину. Когда он стоял прямо, то выглядел еще более устрашающим из-за своих габаритов. Гуннлаугур, который и сам обладал выдающимися физическими данными, казался почти хрупким по сравнению с ним.
- Напрасной тратой было бы отправить воина на битву с негодным клинком, - проворчал Арьяк, медленно разминая громадные плечи. - В любом случае только идиот пойдет в бой с мечом.
Фомадурхамар, огромный громовой молот Арьяка, висел на громадной железной раме в задней части зала. Даже с выключенным питанием он излучал спокойную ауру неумолимой мощи - так же как и его хозяин.
- Согласен.
Любимым оружием Гуннлаугура тоже был громовой молот, который носил такое же прозвище, как и он, - Скулбротсйор, - лежавший в безопасности на алтаре войны в его личных покоях в Ярлхейме. Взгляды этих двух воинов во многом совпадали, в том числе на то, какой инструмент лучше всего подходил для проламывания голов.
Арьяк вышел из-за наковальни и приблизился к Гуннлаугуру. Огонь печи осветил широкое лицо бойца с выпирающими тугими жгутами мышц, шею с толстыми жилами, уходившими вместе с пучками кабелей под доспехи.
В течение нескольких секунд Арьяк рассматривал Гуннлаугура, как только что обработанную металлическую заготовку. Гуннлаугур немногим позволил бы так на себя смотреть. С тех пор как он был повышен до Волчьего Гвардейца, только ярл Черная Грива, жрецы и сам Гримнар имели право проверять его готовность к чему-либо.
Арьяк, однако, был другим, исключительным во всех отношениях. В его жилах текла кровь железного жреца, что влияло на характер. Только несравненные навыки ближнего боя удерживали его от спуска в лавовые кузни, куда стремилось его сердце. Гуннлаугур знал, как и все остальные, насколько Арьяк хотел вернуться в круг истинных оружейников и создавать уникальные топоры и молниевые когти вместе с молчаливыми и задумчивыми мастерами-кузнецами.
Но Арьяк никогда не жаловался, за что его уважали в залах Клыка. Именно это когда-то заставило Гуннлаугура обратиться к нему за советом, в первый раз за века службы Своре. Удивительно, но Арьяк не возражал. Возможно, воин по прозвищу Наковальня Фенриса увидел в неопытном Гуннлаугуре что-то родственное. Может быть, он был рад передать кое-что из обретенной за годы сражений мудрости, поскольку к нему редко обращались за серьезным советом.
В любом случае эти два воина всегда встречались, когда оба оказывались в родном мире в одно время, хотя это и случалось нечасто. Гуннлаугур многое извлекал из этого обмена опытом. Он надеялся - возможно, напрасно, - что и Арьяк тоже.
- Ты плохо выглядишь, - произнес Арьяк.
- Ты бы тоже так выглядел, если бы побывал там, где я.
- Не сомневаюсь. Как стая?
- Обескровлена, - честно ответил Гуннлаугур. - Нас осталось пятеро. Потеря Тинда была тяжелой, но мы сделали то, за чем нас отправляли, и большая часть воинов вернулась домой.
Арьяк хмыкнул. Огромный воин редко говорил и всегда был немногословен.
- Рад, что вы справились, - сказал он. - Итак, зачем ты пришел сюда?
Гуннлаугур глубоко вздохнул. Его взгляд снова метнулся к наковальне, где остывал забракованный мастером клинок.
- Скоро мы снова отправимся в путь, - ответил он. - Черная Грива хочет, чтобы мы взяли себе Кровавого Когтя. Он также может приказать, чтобы мы снова приняли Ингвара Эверссона.
Арьяк поднял кустистую опаленную бровь.
- Гирфалькон? Он вернется, - заметил кузнец. - Зачем притворяться, что может быть иначе?
Гуннлаугур пожал плечами.
- Потому что я не знаю, как с ним быть, - ответил он. Говорить что-либо кроме правды в разговоре с Арьяком стало бы потерей времени. - Больше не знаю.
Арьяк спокойно посмотрел на него. Взгляд золотистых глаз, способных заметить мельчайшие дефекты в металле на наковальне, был твердым.
- Тебе действительно нужен мой совет? - спросил Арьяк. - Я не ярл и не жрец. Ты мог бы сам поговорить с Черной Гривой.
- Мог бы.
- Но не будешь.
Гуннлаугур покачал головой:
- Не думаю.
Ты глупец. Однажды ты поймешь, почему Гримнар о нем такого высокого мнения.
Сердце Гуннлаугура упало. Он не знал, чего хотел от Арьяка. Он даже не понимал, почему проблема с Ингваром так беспокоила его. За пятьдесят семь лет, прошедших со смерти Хьортура, он никогда не ощущал тяжести бремени командования. Теперь же внезапно ему стало казаться, что на него взвалили одну из наковален Арьяка и она тянет его в темную бездну.
- Я сплотил эту стаю вокруг себя, - произнес он, разговаривая отчасти с Арьяком, отчасти сам с собой. Вальтир - это мой меч. Я научился пользоваться им, и со временем он стал еще более смертоносным. Бальдр и Ольгейр так же надежны, как Фреки. Ёрундур - вредный старый мерзавец, но и от него есть польза, к тому же с боевым кораблем он управляется так, как будто это ледовый ялик. Я горжусь ими и не хочу видеть, как стая развалится.
Гуннлаугур снова покачал головой.
- Ему здесь не место, - сказал он. - Не сейчас. Он сделал свой выбор.
Выражение лица Арьяка не изменилось, он не осуждал, не смеялся и не сочувствовал. Неподвижный, как камень, в честь которого он получил свое прозвище.
- Тогда ты должен не послушать Рагнара, - заметил Арьяк. - Но скажи честно, парень: тебя действительно беспокоит именно это?
Гуннлаугур поднял глаза.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты веранги отряда Ярнхамар. Если тебя волнует твоя стая, то ты можешь пойти против ярла в этом вопросе. Он может не уступить, но будет уважать тебя. Но если проблема в тебе, если все дело в твоей слабости, то он рассмеется тебе в лицо и прогонит с глаз долой, как кэрла. Я слышал, Молодой Король любит посмеяться, ему не надо будет искать вескую причину для тебя.
Гуннлаугур ощутил вспышку гнева, гордость, которая всегда жила в нем, оказалась уязвлена. Правая рука инстинктивно сжалась в кулак.
Арьяк был быстрее. Огромный воин отбросил Гуннлаугура от наковальни, с силой толкнув его в грудь. Выражение лица на секунду стало более жестким, на нем отразились презрение и растущая боевая ярость.
Потеряв равновесие, Гуннлаугур отступил назад. Он ударился обо что-то - это оказалась оружейная стойка, и металлические клинки и рукояти посыпались на пол вокруг него.
- Что такое, Волчий Гвардеец? - поддразнивал его Арьяк, надвигаясь, подняв огромные кулаки для удара. - Испугался Гирфалькона? У тебя кровь остыла с тех пор, как вы в последний раз сражались друг с другом на равных?
Гуннлаугур бросился на Арьяка в ответ. Два воина столкнулись, борясь, как старые медведи в пещере.
- Я ничего не боюсь! - проревел Гуннлаугур. Он обхватил руками торс Арьяка и яростно толкал его назад. - И ты это знаешь!
Арьяк выдержал давление, и из его рта вырвался странный звук. Наполовину ослепленный гневом, Гуннлаугур едва услышал его, уже занося кулак для удара.
Затем он узнал грохочущее фырканье - самый похожий на смех звук, который могло издавать высушенное жаром кузни горло Арьяка.
Гуннлаугур остановился, его яростная атака неожиданно утратила смысл. Он разомкнул захват и отошел от Арьяка с пылающими щеками.
Арьяк терпеливо рассматривал Волка, не переставая улыбаться.
- Хорошо, - произнес он. - Хорошо. На какой-то миг я подумал, что у тебя крыша поехала.
Гуннлаугур перевел дух. Гнев уходил так же быстро, как появился, уступая место стыду.
"Почему меня так легко разозлить? - подумал он. - Почему так просто спровоцировать?"
Арьяк, по-прежнему посмеиваясь, вернулся к наковальне.
- Ты позволяешь этим чувствам завладеть тобой, - сказал он, подбирая клинок и снова начиная его рассматривать. - Хьортур назвал бы тебя вожаком стаи, если бы прожил достаточно долго, чтобы выбирать. Кровь Русса, я бы и сам так сделал, ты можешь бить довольно сильно, когда сам этого хочешь.
Гуннлаугур опустил руки вдоль тела. Он чувствовал себя измотанным. Одно задание за другим, год за годом; когда-нибудь это должно было сказаться.
- Итак, что ты будешь делать? - спросил кузнец.
- С Эверссоном? Я встречу Ингвара как брата. Я бы хотел получить его клинок в свою стаю. Если он бросит мне вызов, я смогу подавить его. Если он будет бросать вызов остальным, я приму это.
Арьяк провел латной перчаткой по краю наковальни.
- Стая священна, - сказал он. - У нее своя жизнь, более важная, чем наша. Ты не можешь контролировать эту жизнь, только немного направлять. Если судьба снова сводит тебя с Ингваром, то стая сплотится вокруг вас обоих, так или иначе.
Гуннлаугур слушал.
- Гордость придает тебе сил, парень, - продолжал Арьяк. - Позволь ей сделать тебя еще сильнее - ты заслуживаешь своего места, но не позволяй ей ослепить тебя. Никто из нас не может быть важнее, чем стая. В конечном счете именно она должна выжить.
Взгляд Арьяка расфокусировался. Было похоже, что он обращается теперь не столько к Гуннлаугуру, сколько к себе.
- Запомни это, - сказал он. - Ты, я, Ингвар, сам Старый Пес, мы все никто поодиночке. Мы живем только ради стаи. Именно она делает нас смертоносными, вечными. Ничто больше не имеет значения.
Гуннлаугур поклонился. Он получил свой ответ. У него было то, за чем он пришел.
- Я понимаю, - ответил он.
Арьяк кивнул:
- Хорошо. Тогда ты можешь идти, и я вернусь к работе.
- Да. Примите мою благодарность, владыка.
Арьяк нахмурился:
- Не называй меня так. У нас одно звание.
Гуннлаугур улыбнулся сам себе. На какое-то мгновение он действительно забыл об этом.
- Ну конечно, - сказал он.
Волчий Гвардеец. Веранги.
Арьяк снова взялся за молот. Это было намеком, что пора уходить, и Гуннлаугур развернулся, направляясь к далекому шуму Хаммерхолда. Он шел медленно, прокручивая в голове слова Арьяка.
"Мы живем только ради стаи".
Это были знакомые слова, но ощущение от того, что ему о них напомнили, было странным.
"Именно она делает нас смертоносными, вечными".
С каждым пройденным шагом он чувствовал себя немного сильнее.
"Ничто больше не имеет значения".
Глава третья
Десантно-штурмовой "Громовой ястреб" под названием "Вуоко" стоял на приангарной площадке. От его уродливой, выщербленной серой поверхности исходил пар: лед, намерзший за время полета, испарялся в жаре ангара. Дальше, от самых пандусов въезда, на протяжении всего похожего на пещеру помещения сервиторы и обслуживающая команда кэрлов со стуком и грохотом выполняли тысячи рутинных задач. Шум в корабельных ангарах верхнего Вальгарда никогда не затихал. В них всегда раздавались рычание и свист работающих двигателей, или металлический лязг заряжаемых орудий, или громыхание машин-заправщиков, ползущих по скалобетонному полу.
Ёрундур Эрак Келборн по прозвищу Старый Пес осматривал свою гордость и отраду внимательно и критично. Он знал каждый сантиметр поверхности корабля, и любая новая вмятина или царапина раздражала его все сильнее. Он не беспокоился по поводу того, как машина выглядела, и странно было бы предположить иное, глядя на его собственное лицо с темными мешками под глазами и впалыми щеками. Но его всегда волновало, как корабль летал. "Вуоко" был таким же членом стаи, как он сам, частицей целого, элементом системы. Если бы корабль погиб, то они скорбели бы по нему так же, как по Тинду, а может, и сильнее, потому что Тинд был непростым товарищем: склонным к припадкам гнева и с изрядной долей яростной гордости Гуннлаугура, кипевшей внутри.
Ёрундур не любил брать "Вуоко" на тренировочные миссии. Дух машины ненавидел эту бессмысленную возню. Он был создан для охоты, так же как и его пассажиры. Если бы он мог поступать так, как считал нужным, то проводил бы наедине с кораблем больше времени, поднимая его ввысь, в верхние слои атмосферы, где небо уходило в фиолетово-синюю даль, а звезды усыпали свод космической пустоты. Именно там двигатели могли работать с максимальной эффективностью. Там можно было наслаждаться истинной силой его ускорителей и чувствовать импульсы яростной скорости.
В космосе "Громовой ястреб" был неуклюжей в силу обстоятельств машиной, ограниченный своими атмосферными двигателями, которыми не мог пользоваться в безвоздушном пространстве. На земле он походил на громоздкое чудовище, гротескную хищную птицу. Только между этими мирами, в разреженном воздухе, где встречались пустота и материя, ему не было равных.
- Итак, ты привел его обратно целым, - послышался голос из-за плеча Ёрундура.
Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать говорившего. Он продолжил смотреть на медленно остывающие шасси, проводя оценивающим взглядом блестящих глаз по контурам машины.
- В этот раз - да, - ответил он появившемуся рядом Вальтиру.
Ёрундур не был общительным человеком. Он не обладал ни непринужденностью Бальдра, ни тонким чувством юмора Ольгейра. Из всего Ярнхамара у Ёрундура лучше всего получилось поладить с Вальтиром. Они оба ценили хладнокровие в бою.
- Что ты увидел в нем? - спросил Вальтир.
- В щенке? Он умеет бегать. Я видел, как он дерется. С ним все будет в порядке.
Вальтир кивнул.
- Нам нужна новая кровь, - сказал он. - В последнее время все как-то навалилось.
Ёрундур сухо фыркнул.
- Это потому что все так и есть. - Он приблизился к Вальтиру, понизил голос, длинные серо-черные волосы упали ему на лицо. - Все устали, мечник. Если они продолжат отправлять нас на задания, год за годом, без возможности передохнуть или подготовиться или даже вспомнить, чем мы занимаемся, мы не просто устанем. Мы умрем.
Вальтир не отстранился.
- Времена тяжелые, - спокойно ответил он. - А чего ты хочешь? Мягкую кровать и горячую ванну каждую неделю?
- Я бы не отказался.
- Нет, наверное, не отказался бы.
Ёрундур был старше следующего за ним по возрасту члена отряда на добрую сотню лет. По сложившейся традиции, он уже давно должен был перейти в отряд тяжелой поддержки и занять свое место среди почтенных ветеранов с мозолистыми от оружия руками и жесткими, как у конунгура, шкурами. Никто не знал, почему он противился переводу и оставался в рядах Серых Охотников, даже когда у него был шанс повыситься до Волчьего Гвардейца. Кто-то говорил, это из-за того, что он живет полетом и ему не будет хватать возможности полетать на корабле. Другие считали, что он находил компанию Длинных Клыков еще более сомнительной, чем любую другую.
Ёрундуру нравились эти разговоры. Он любил, когда люди терялись в догадках, и никому не раскрывал настоящей причины. В любом случае он понимал, что Гуннлаугур нуждается в нем: дела уже давно шли не слишком гладко и он не мог потерять такого опытного воина, способного держать оружие, независимо от того, насколько тощее лицо и острый язык у него были. И его вполне устраивал сложившийся порядок вещей.
- Так эта штука готова к битве? - спросил Вальтир, отходя от Ёрундура, чтобы осмотреть борта "Громового ястреба".
Ёрундур последовал за ним.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он, неожиданно почувствовав тревогу. - Мы снова улетаем? Уже?
Вальтир кивнул. Он дошел до первой пары крыльев, вытянул руку и провел пальцем по толстой передней кромке.
- Как ты и сказал, они продолжат посылать нас на эти задания.
Ёрундур сплюнул на землю и с омерзением покачал косматой головой.
- Зубы Моркаи! - выругался он. - Мы не готовы. Ольгейр мог бы потратить еще три недели на этого щенка, и мы все равно не были бы готовы. Кто займет место Тинда? Задница Всеотца, это просто смешно.
Вальтир улыбнулся.
- Я знал, что ты обрадуешься, - прокомментировал он. - Нам дали два дня, и эта штука должна быть полностью в рабочем состоянии. Они уже готовят фрегат. Я его видел. Ведро с болтами, но вроде бы быстрый.
Ёрундур снова сплюнул. Он мог делать это весь день.
- И куда на этот раз?
- Рас Шакех.
- Никогда не слышал.
- Два месяца пути, на задворках безопасного космоса. Гримнар считает, что нам нужно немного податься вперед, увеличить охват, пока другие отводят свои силы.
Вальтир потянулся в сторону треснувшей линзы пиктера, встроенного в броню кабины "Вуоко", но Ёрундур хлопнул его по протянутой руке.
- Безумие, - прошипел Ёрундур, обходя Вальтира и тычком в грудь отталкивая его от священного адамантия бортов. - Нам нужно окапываться, а не расширять фронт. Кто-нибудь вообще говорил Старому Волку, что мы несем потери? Он считает, что мы можем затыкать собой бреши, остающиеся от всех обескровленных орденов в сегментуме?
- Вообще мне кажется, что именно так он и думает.
- Тогда он так же глуп, как и упрям.
Вальтир вздохнул.
- Тогда скажи ему об этом, - произнес он. - Гуннлаугур проведет инструктаж для стаи, когда все будет ясно. Я пришел сюда, потому что думал, ты будешь рад настоящему бою.
Ёрундур замолчал. Это был весомый довод.
Он посмотрел на все еще горячие двигатели корабля, прокручивая в уме список ремонтных работ, которые собирался поручить железному жрецу. Что-то можно было успеть за два дня, еще что-то сделать на борту фрегата, но с большей частью придется подождать.
Незавершенность раздражала его, это постоянное метание от одной работы к другой, когда не хватало времени уделить должное внимание чему-то, постоянные заплатки, необходимость справляться с тем, что есть.
Возможно, это говорили годы. Или оно и раньше было так, просто тогда он был терпеливее. А может, дела действительно становились хуже.
- Я починю его, - неохотно бросил он. - Но скажи Раскалывателю Черепов, что он будет не в идеальном состоянии. Одно серьезное попадание, и…
- Я передам ему, - ответил Вальтир, уходя. - Просто сделай что можешь. У меня есть ощущение, что у Гуннлаугура сейчас есть более насущные заботы.