– Как и я, Куланн. Потому что мы арбитраторы, а не судьи. Это их работа – знать совокупный эффект, производимый накопившимися за десять тысяч лет декретами на закон, который мы применяем, а наша работа – знать совокупный эффект, производимый залпом из ста снарядов "палач" на шеренгу бунтовщиков, – она на миг улыбнулась своей формулировке. – А с другой стороны, послушай мой совет, Куланн – будь внимательнее каждый раз, когда тебе предоставляется возможность посмотреть, как работает другая ветвь Арбитрес. Мне бы хотелось думать, что я подкована в обеих областях, но меня застают врасплох чаще, чем я готова признать. Одного только наличия судей среди моего персонала не всегда хватает, – она моргнула. – Трон единственный, ну я и разболталась. Слишком много времени провела с Леандро. О чем я говорила?
– Об имперских каперских грамотах, мэм.
– Правильно, и почему эта хартия к ним не относится. Мы имеем дело с тем, что несколько превосходит обычные грамоты планетарных губернаторов и "дикие" патенты Адептус. Я говорю о хартиях настоящих вольных торговцев, древних эдиктах для капитанов, которые так же часто летали за пределами имперского космоса, как и внутри него. Они отправлялись в такие места, где могли найти все что угодно, и не знали, что им придется там делать, чтобы выжить, и поэтому им дана была власть делать все, что только могло потребоваться.
– Все, что они…
– Понимаешь, я родилась на Восточной Окраине. Дикий космос и граница Империума там куда ближе, чем здесь. Там ходило множество рассказов о великих вольных торговцах старых времен, которые играли роль в истории нашего сегментума. Был один торговец, который воспользовался своей хартией, чтобы направить флот в дикий космос, а там атаковал два ксеносских корабля-фабрики, которые добывали минералы из астероидов, и разграбил их. Потом его сын потратил богатство, нажитое этим предприятием, чтобы снарядить целую флотилию, вернулся в эти системы и полностью изгнал оттуда ксеносов. Затем его внучка при помощи хартии набрала колонистов с полудюжины имперских миров и сформировала собственное ленное владение в захваченной системе. И был еще один, что заключил пакт с Экклезиархией, он должен был перевезти целевую группу миссионеров через границу Империума – сообщалось, что они загрузили в трюм крупнейшего корабля заранее изготовленный храм, целиком, чтобы поставить его на первом же найденном обитаемом мире, если этому, конечно, можно верить. Он пересек границу, и сто восемьдесят лет спустя в имперский космос вернулся его внук, а за ним следовал гигантский флот пилигримов. Они нашли два человеческих мира, утраченных более чем тысячу лет назад, и сделали их преданной Императору частью Империума. Не правда ли, это достойно того, чтобы их помнили?
Они вышли из туннеля, и Куланн заморгал от внезапного света. Вагон с грохотом ехал в высоте над главным холлом уровня, где располагались казармы, и далеко внизу мельтешили арбитры, входящие и выходящие из дормиториев.
– Таковы эти вольные торговцы. Настоящие, великие древние торговцы. Когда всякие мелкие ничтожества на списанных Муниториумом грузовозах, обладатели пожизненного патента от местного губернатора, бахвалятся, что они – вольные торговцы, они хотят, чтобы их принимали именно за таких людей.
– И поэтому этот человек, Хойон Фракс...
– Нет, уже не Хойон Фракс. Возраст доконал его где-то за течением Ансили, что в сторону сегментума Соляр, – она потянулась и скривилась. – В середине одного из этих досье была загадка, которую какой-то старый клерк, видимо, счел забавной. "Вольный торговец Фракс никогда не приезжает на Гидрафур, но с него уехало бессчетное множество вольных торговцев Фраксов".
– Думаю, я понял ответ, мэм.
– Тогда твоя очередь говорить. Я устала.
– Ну, если каждый новый вольный торговец Фракс получает хартию на Гидрафуре, это значит, что ни один из них не приезжает сюда с этим титулом. И если они все умирают вдали от Гидрафура, это значит, что они никогда сюда не возвращается. Обратно приезжает только хартия, но уже без них.
– Отлично, только я все равно не понимаю, что тут такого остроумного.
– Это связано с принципом работы наследной хартии. Видимо, он действует как-то иначе, чем обычные имперские законы о наследовании.
Кальпурния, которая сидела, откинувшись на спинку сиденья с полузакрытыми глазами, спокойно, с легким весельем посмотрела на Куланна.
– Выходит, ты предвосхитил мой совет: ты уже начал учиться. Продолжай, проктор. Объясни мне, чем он отличается.
Куланн с трудом удержался от того, чтобы звучно сглотнуть.
– Большая часть должностей, которые по законам Империума являются наследными, переходят к новому владельцу, как только умирает предыдущий. Я знаю, что зачастую устраивается какая-нибудь церемония, чтобы закрепить передачу должности, но здесь должно произойти нечто иное.
– Давай дальше, – Кальпурния наклонилась вперед, и из-за освещения линии шрамов на ее лице как будто побагровели.
– Таково свойство этих хартий, тех древних хартий, о которых вы говорили, мэм. Среди них нет двух одинаковых. Теперь мы куда строже контролируем выдачу хартий губернаторами, поэтому в них никогда не бывает ничего из ряда вон выходящего, а "дикие" патенты, которые дает Администратум, по сотне штук за раз печатают сервописцы – в соответствии со стандартами, указанными Адептус, с пустым местом для имени вверху и штампом внизу. Но старые хартии – ну, их делали индивидуально, подгоняли под любые обстоятельства, из-за которых в тот момент возникла надобность в вольном торговце. Поэтому были и такие, что давали торговцам возможность собирать армии и заключать пакты с Астартес...
– Верное наблюдение. Есть по меньшей мере две прославленные семьи, которые вели дела с орденами Астартес.
– ...а некоторые назначали торговцев де-факто служащими Экклезиархии, как тот миссионер, которого вы описали.
– Это не совсем одно и то же, но параллель понятна, – сказала Кальпурния. – Я тебя все перебиваю. Продолжай.
– И было также, что хартии, вернее, их владельцы оказывались привязанными к определенным зонам космоса, – продолжал Куланн, чувствуя чуть большую уверенность в себе. – Может быть, для того, чтобы новый вольный торговец оставался в той области, где нужны были его влияние и умения. И эти оговорки в хартиях никогда не менялись и не аннулировались, по крайней мере, в большинстве случаев, потому что изначально эти хартии были выданы магистрами войны, или, иногда, примархами, или членами двора Императора во время Его крестовых походов. Так что не было никого, кто занимал бы достаточно высокое положение, чтобы вносить какие-то правки. И хартии не теряли силу со смертью владельца, как большинство новых.
– Отсюда все эти сомнительные россказни о хартиях, – сказала Кальпурния, – истории о том, как их крали, или продавали, или подделывали, или проигрывали в азартные игры. Отвратительная мысль. Когда хартию можно... но я тебя снова прерываю.
– Я хотел добавить только, что в этом случае правило наследования заключается в том, что единственный легальный способ передать хартию – это церемония, производимая в пределах системы Гидрафур. Так что неважно, в какой уголок Империума попадет семейство Фракс, гонясь за своими интересами, каждое поколение они должны возвращаться на Гидрафур, чтобы назначить нового вольного торговца.
– Так они и делают. Не в обиду, Куланн, но помимо твоих резюме я также попросила претора-минорис Збелу поискать следы хартии Фраксов в самых старых архивах, какие только есть в Стене. И они туда довольно глубоко уходят. Хартия эта по всем параметрам является законным имперским постановлением, и в ее составлении принимали участие Арбитрес, по крайней мере, такой смысл мне удалось извлечь из записей. Гидрафур тогда был на самом краю имперского космоса, и, очевидно, тогда было решено использовать вольных торговцев, чтобы они продолжали двигаться по направлению к краю галактики, в то время как сам Крестовый поход идет на Калибан. И вот тогда-то род Фракс и получил свою вечную хартию вольных торговцев, привязанную к Гидрафуру. Я думаю, план был таков, чтобы Фраксы – или Фракси? – за несколько поколений посредством торговли цивилизовали окраинные просторы, а к тому времени Крестовый поход вернулся бы, готовый присоединить их к Империуму.
– Документ эпохи Крестового похода, – сказал Куланн. – Я видел сообщения, где упоминался его возраст, но даже не думал о том, что это значит, до этого момента. Десять тысяч лет. Только представьте, каково будет взглянуть на него! Представьте, каково это было, быть там, когда его подписывали! И увидеть – кого? Мэм, есть ли у нас информация, чьей рукой подписана хартия? Кем-то из святых крестоносцев или самых первых лордов-милитантов? Может, это был лорд-маршал Виэрталла, говорят, он был одним из основателей самого ордена Арбитрес!
– Попробуй еще раз.
– Мэм, я не уверен, что знаю так уж много иных имен. И потом, истории, сохранившиеся с тех времен, сильно искажены, и я помню, даже в схоле говорили, что в них намешано так много мифов, что мы не можем, ну, гадать...
– Это не такая уж сложная загадка. Я усомнилась в первых сообщениях, которые прочла, по тем же самым причинам, которые ты только что описал. Но все более поздние упоминания в старых инфоковчегах, которые откопал Збела, судя по всему, только подтверждают это, поэтому я считаю, что так оно и есть. И кто мы такие, чтобы сомневаться в дошедших до нас словах наших великих предшественников?
– Не понимаю, мэм.
– Как я сказала, Куланн, это несложно. Подойди к этому с другой стороны. Вспомни все легенды, и писания, и проповеди, и саги, и картины, и мистерии, которые ты когда-либо видел или слышал, посвященные Великому Крестовому походу. Кто присутствует в них всех, Куланн? Если Крестовый поход остановился на Гидрафуре в то время, как был назначен самый первый вольный торговец Фракс, то кто был единственным человеком, про которого мы с полной уверенностью можем сказать, что именно он мог приложить руку к подписанию его хартии?
Куланну понадобилось лишь мгновение, чтобы имя всплыло в его разуме, но в десять раз больше времени, чтобы понять, что она не шутит. Он почувствовал, как бледнеет, и кожа на его плечах и ладонях стала покалывать. Его лицо видимо переменилось.
– Правильно, Куланн, – сказала Шира Кальпурния. – Он.
Глава третья
Система Шексия
Флотилия Хойона Фракса вошла в порт Шексии, чтобы набрать припасов, заключить кое-какие сделки, избавиться от принадлежностей старого торговца и церемониально расправиться с его конкубинами.
Для флотилии и ее действующих руководителей уничтожение не особо крупного гарема Хойона было рутинным делом. С незапамятных времен существовал обычай, согласно которому ко времени вступления во власть нового наследника от значимой собственности его предшественника и родителя ничего не оставалось. Обычай был так же стар, как традиция брать конкубин – первая представительница рода Фраксов, гарем которой упоминался в анналах флотилии, основала его в конце тридцать второго тысячелетия. И если вся флотилия могла считаться, по сути, личным транспортом, поместьем и свитой нынешнего вольного торговца Фракса, как указывала формулировка хартии, тогда выглядело вполне логичным, что члены флотилии, входящие в гарем торговца, шли на шаг дальше, становились его собственностью в прямом смысле слова, и, будучи собственностью, уничтожались в ходе погребальных церемоний.
Во всяком случае, таково было общее мнение, и лишь отдельные личности бывали чем-то недовольны. Разумеется, эту практику совершенно иначе воспринимали имперские граждане в целом, которых народ флотилии именовал "зуднями" (происхождение термина уже никто не помнил, а вот презрительный оттенок не забылся). Тот факт, что почти каждый зудень, который слышал об этом обычае, проявлял изумление или отвращение, невероятно раздражал флотилию. У зудней были свои, зуднячьи дела: они хотели что-то купить, или имели вещи на продажу, которые хотели бы купить другие зудни, или изредка поднимались на борт, чтобы осматривать или чинить что-то, с чем при всех своих впечатляющих возможностях не могла справиться флотилия. Не их зуднячье дело, чем занимается семья Фракс, чье дело, в свою очередь – заниматься тем, чем позволяет им заниматься хартия, которая, за исключением нескольких формальных ограничений, соблюдаемых флотилией как дань традиции, позволяла им делать почти все, что угодно. Так сказал сам Император, не правда ли?
В то время как зудни видели в Императоре некоего отдаленного, но требовательного бога, народ флотилии скорее видел его благосклонным бывшим покровителем, источником весьма ценной подписи на документе. Это был еще один фактик, который, судя по всему, лучше было держать при себе: новопосвященным в ранг младших офицеров флотилии всегда показывали переборки у мостика "Бассаана", флагманского корабля. Там виднелись выбоины от болт-снарядов, специально оставленные незаделанными как напоминание о том, что одной из тех вещей, от которых хартия Фраксов не давала иммунитет, была Имперская Инквизиция. Ходила байка, что каждый раз, когда "Бассаан" входит в имматериум, пятна крови, пролитой в той ужасной истории полуторатысячелетней давности, якобы на миг вновь становятся свежими и видимыми, но, с другой стороны, немногие такие сообщества не имели историй вроде этой.
И вот они летели среди пылевых облаков и планет, едва достигающих размера, что позволял им носить подобное звание, из которых по большей части и состояла система Шексия. "Бассаан" и его маленький сосед по формации, "Обещание Каллиака", маневрировали бок о бок. "Бассаан" был более мощным кораблем, домом командующих, офицеров, брокеров и фидуциариев, – изящный крейсер обтекаемой формы с тараном на носу. "Обещание" же было ни много ни мало как летающим дворцом, который мчался сквозь космос на потоке плазмы – небольшой, толстоносый, угловатый корпус, по верху которого тянулся сплошной гребень из шпилей. Кому-то это напоминало когтистую лапу, кому-то – зверька, что выгнул спину и поднял мех дыбом. Он был частным поместьем сменяющих друг друга Фраксов с тридцать седьмого тысячелетия, когда Олендро Фракс решил, что ему не подобает жить на каком-либо другом корабле, деля его с пилигримами (пускай это и были баснословно богатые и демонстративно благочестивые пилигримы, на перевозке которых он неплохо зарабатывал).
Когда два корабля сошлись настолько близко, что столпившиеся у высоких арчатых окон члены экипажа могли помахать друг другу руками, вылетели челноки и быстро, аккуратно пересекли крошечное расстояние между корпусами, в знак уважения не демонстрируя обычную браваду и хитроумные маневры. Их обреченные пассажиры были закутаны в саваны, перевитые рефракторной проволокой, от которой над их ссутулившимися плечами и раскрашенными лицами появлялись размытые тени. Они все знали, что Фракс умирает – его предсмертная кома продлилась больше года – и большинство уже смирились. Лишь несколько человек плакали, и только одной пришлось помочь выбраться из челнока и провести ее по коридорам к погребальной камере. Атмосфера стояла тихая и торжественная, как при исполнении любого неприятного, но значительного долга – это, пожалуй, походило на День Отметки, когда всех детей, родившихся во флотилии за прошлый год, собирали, представляли вольному торговцу и отмечали ритуальным клеймом на животе.
Вооруженные бойцы стояли в зале и в самой камере, следя за тем, чтобы все прошло пристойно. Флотилия уже не практиковала мудреные изуверские церемонии прежних поколений, и конкубины знали свою роль. В конце концов никто не стал сопротивляться, и после того, как их пеплом выстрелили в космос, он на некоторое время образовал легкую дымку над "Бассааном", прежде чем его развеяли вакуум и инерция. И так все закончилось.
По крайней мере, так тогда решили. Только когда флотилия вошла на орбиту Шексии, один из дежурных офицеров "Бассаана" понял, что его коллега на "Обещании Каллиака" неправильно составил список конкубин, и им двоим понадобилось больше часа, чтобы понять: этот документ был не просто неаккуратно подготовлен, его кто-то намеренно изменил. Они недосчитались двух конкубин, а между тем с кораблей флотилии вниз, на планету, ушло уже больше дюжины челноков. На ходу придумывая, как они будут оправдываться перед начальством, офицеры начали организацию поисков и отправили руководителям флотилии весть о том, что чистка прошла не полностью.
Не то что бы о таком раньше никогда не слышали. Особенно часто такое случалось с конкубинами, происходившими не из флотилии – они были склонны нарушать традицию и пытаться сбежать, хотя большинство обитателей флотилии этого не понимали. Конкубинам, вне зависимости от пола и возраста, всегда давали достаточно времени на подготовку. Сопротивление или побег рассматривались как неблагодарность, не говоря уже о том, что это было неподобающе и непрофессионально. Флотилия даже покончила со старым обычаем живьем выбрасывать людей в космос или обрекать их на медленное сгорание: из милосердия их посылали вслед хозяину при помощи тонкого шприца, заправленного мгновенно действующим нейротоксином. В конце концов, члены флотилии были не варварами.