Вскоре совсем рассвело, и на улицах стало оживленнее. Поскольку мы с Ясмин дежурили на седьмом этаже, нам следовало наблюдать за территорией позади Мортуария (он был на четыре этажа ниже нашего здания), высматривая любые источники неприятностей. Непосредственно задний вход мы не видели - его загораживал купол - но улица за ним была как на ладони. По ней представители низшего слоя общества, прозванные Сборщиками, доставляли трупы тех, кто за ночь попал в Книгу Мертвых: старых пьяниц, захлебнувшихся рвотой; юных зачинщиков драк в тавернах; Простаков, свернувших не в тот переулок. Добро пожаловать в Сигил, болваны.
Я с неохотой достал альбом, сделал несколько штрихов углем и отложил его в сторону.
- Что это ты рисовал? - спросила Ясмин.
- Так, ничего, - ответил я, показав ей лист. - Захотелось вдруг набросать один уличный пейзаж - Мортуарий и жалкие группы Сборщиков, проносящие трупы через черный вход. Да вот передумал.
- Почему?
- Потому что никто не любит гнетущих картин.
- А я люблю, - сказала Ясмин.
- Ты-то, может, и любишь, - согласился я. - Ты и прочие Хранители Рока. И Упокоенные, и Помраченные, и может быть, кто-то из других фракций. Но такие картины не нравятся моим постоянным клиентам. Они не хотят видеть подобных работ в моей студии и не желают слышать, что я продаю их кому-то, кто... не такой, как они.
- Другими словами, - усмехнулась она, - ты не можешь рисовать то, что хочется, лишь потому, что это не нравится каким-то там толстосумам?
- Дело не в этом, - ответил я, - а в том, что когда я беру в руки кисть или уголь, передо мной встает выбор: написать что-то, что выручит для меня денег, или потратить время на то, что этого сделать не сможет. Нужно быть практичным.
Кроме того, я должен заботиться о матери, следовало добавить мне. Содержать Кэвендиш Кейс было недешево, но если бы нам пришлось переехать, мама этого не пережила бы. Но я не был готов разговаривать о семье с незнакомой женщиной; какое мне дело, если она сочтет меня эгоистичным и жадным?
Ясмин опять отвернулась, затем полезла в карман кожаного трико и бросила мне потертый золотой.
- На, держи, - сказала она. - Специальный заказ. Рисуй, что угодно и как угодно. Не бойся, я не скажу твоим драгоценным клиентам, что ты работал для тифлинга из Хранителей Рока.
Я немного подержал монету в руке, ощущая тепло золота, которое недавно было теплом тела Ясмин. Затем взял альбом, открыл новый лист и начал набрасывать чистые линии ее лица. Высокий лоб, волевой подбородок, скулы... как я и предполагал, она оказалась превосходной моделью.
К тому времени, когда я перешел к ее глазам, она, наконец, узнала очертания на бумаге.
- Что ты делаешь? - возмутилась она.
- Рисую то, что мне нравится. И прекрати вертеться, а то я не смогу закончить работу. К своим заказам я отношусь ответственно.
Как и многие начинающие натурщицы, Ясмин стала держаться застенчиво и неестественно, после чего миновала стадию, когда ей ежеминутно хотелось встать и убежать, и постепенно пришла к состоянию сердитой покорности. Под конец, она просто перестала обращать на меня внимание, устав сохранять "артистическое" выражение лица. Тогда я перевернул лист и начал настоящий портрет.
Так прошел день.
* * *
Утро третьего дня ознаменовалось появлением целой армии Сборщиков, тащивших по улице стылый труп гиганта.
К этому времени Уна и Уизл уже заняли место на четвертом этаже, а Ясмин с Иезекией расположились на седьмом. К счастью, мне не пришлось снова дежурить с Ясмин. Мой портрет просто ошеломил ее - возможно потому, что он показал ей, насколько она прекрасна. Я нарисовал, как она сидит, задумчиво подперев кулаком подбородок, так, что костяные гребни на руке казались неотъемлемой частью картины. Она не принимала подобной позы ни вчера, когда мы были вместе, ни, вероятно, когда-либо в своей жизни; однако, я сам поразился, насколько точно мне удалось запечатлеть ее такой, какая она есть. Закончив портрет, я несколько долгих минут не мог выпустить его из рук. Мне хотелось оставить его, как напоминание о том, что я совершил... или, может быть, швырнуть в лицо критикам, называющим мои работы пустышками.
Но заказ есть заказ, а Бритлин Кэвендиш никогда не обманывает своих клиентов. Робко и осторожно я показал портрет Ясмин. Она не проронила ни слова, лишь долго-долго смотрела на него.
После этого мы какое-то время старались избегать друг друга, чувствуя страшную неловкость. Я решил попросить Иезекию подежурить завтра вместе с Ясмин; докучая своими дурацкими вопросами, он мог немного отвлечь ее от всех эмоций минувшего дня.
Пока остальные члены команды вели наблюдение, мы с братом Кирипао остались не у дел. За два дня, проведенных в здании, мне по горло хватило скрипа ступеней и запаха плесени, поэтому я решил спуститься на первый этаж, прикидывая, насколько рискованно будет отлучиться и подышать тем, что в Сигиле зовут свежим воздухом. Видимо, брат Кирипао, подумал о том же самом, так как решил ко мне присоединиться и теперь стоял рядом, смотря куда-то сквозь разбитое окно.
О приближении гиганта мы услыхали за несколько минут до того, как показался сам труп - звук изнывавших под его тяжестью и громыхавших по булыжной мостовой телег смешивался с надрывными стонами тех, кто тянул непосильный груз. Вскоре из-за угла выползла первая телега, на которой покоились голова и плечи гиганта. Его кожа отливала зеленовато-желтым, а копна волос, имевшая некогда зеленый оттенок, мела дорожную пыль - этот гигант был родом из джунглей, если я правильно помнил Путеводитель Крипатча по мультивселенной. Нельзя сказать, что в Сигиле проживает много гигантов, однако кое-кто из них порой появляется в городе и, без сомнения, выделяется в обычной толпе. При этом гиганты из джунглей известны в своем роду, как самые цивилизованные, сообразительные и достаточно сдержанные, чтобы не встревать в неприятности.
Похоже, что проезжавший мимо нас гигант не проявил себя таковым. В его горле зияла глубокая резаная рана, кровь из которой сочилась на мостовую... ее было столько, что хватало целой своре собак, которая бежала рядом, слизывая лужицы на дороге. Поначалу я решил, что он был убит одним из своих собратьев - кому еще хватит роста, чтобы вскрыть глотку гиганту? Но тут ветер с улицы донес до меня невыносимой силы смрад дешевого виски.
Им была пропитана вся шевелюра гиганта, им была залита его борода и поношенная одежда... было видно, как липкая пленка виски покрывает его кожу. Гигант, наверное, в нем искупался или вылил себе на голову дюжину бутылок. Сразу подумалось: может, он что-нибудь праздновал, например, свадьбу или какой-то религиозный праздник? Я представил себе, как гигант напивается, потребляя виски как внутренне, так и наружно, выползает на улицу и отрубается в переулке между домами. Любой бандит, который его нашел, мог расписать ему горло, прежде чем обчистить карманы - кто же захочет, чтобы пьяный гигант очнулся в тот момент, когда у него потрошат кошелек?
Снова подул ветерок. Дешевое виски: этот запах был мне знаком, наравне с запахами самых изысканных вин. Но была в нем какая-то легкая примесь...
- Предупреди всех, чтобы были наготове, - сказал я брату Кирипао, - мне нужно кое-что выяснить.
Скинув куртку, взъерошив волосы и вытащив рубашку, чтобы принять более подобающий для улиц Улья вид, я пьяной, спотыкающейся походкой выбрался за дверь и направился навстречу проезжающему гиганту.
- Чтоб я сдох, вот это громила! - крикнул я ближайшему Сборщику.
- Да, тяжелый приятель, эт-точно, - ответила женщина. Обливаясь потом, она толкала свою телегу, но выглядела при этом довольно счастливой. - Люблю таких. Упокоенные раскошеливаются за каждый фунт мертвечины.
- Так ты теперь богата, вонючая крыса! - Мы оба расхохотались. Я сделал вид, что закашлялся от смеха и, пошатываясь, оперся о труп. Немного покорчившись в кашле, я выбрал момент и незаметно принюхался к коже гиганта. Хорошенько вдохнув, я отшатнулся на несколько шагов.
- Где это вы нашли такого здорового? - спросил я Сборщицу.
- В переулке валялся, - сказала она, - где же еще? Нажрался - его и расписали. Обычное дело.
Кто-то явно пытался заставить нас поверить в эту легенду, кто-то, кто не принял в расчет Сенсата и его чувствительный нюх. За разящим от гиганта смрадом дешевого виски я различил едва уловимый запах флегистола. Поговаривают, что эту страшно горючую маслянистую жидкость добывают серые дварфы в глубинах пещер Карцери. В Районе Госпожи знать любит жечь флегистол для подогрева воды в купальнях, они утверждают, что горит он чище, чем любой уголь, да и жар от него намного сильнее.
- Ну и здоровый, - сказал я снова и от души врезал гиганту в бок. В брюхе у трупа что-то заплескалось.
У меня не осталось сомнений. Наши "пламенные" друзья каким-то образом убили гиганта и через перерезанное горло заполнили под завязку легковоспламеняющимся маслом. А затем вымочили его в нескольких галлонах виски, чтобы скрыть запах флегистола. Так труп превратился в восемнадцатифутовую бомбу, оставленную в переулке для ничего не подозревающих Сборщиков, которые должны были доставить ее прямиком в Мортуарий.
Но как поджигатели собираются подорвать бомбу? Одной горящей стрелы будет более чем достаточно. Попасть в гиганта, пусть даже издалека, не составит никакого труда. Причем попасть в любое место - пары виски сами по себе достаточно горючи, но флегистол поистине взрывоопасен. Для большего эффекта враги должны подождать, когда тело почти скроется в Мортуарии, чтобы сделать свой выстрел.
По-прежнему притворяясь пьяным, я махнул на прощание Сборщикам и как можно скорее заковылял в наше укрытие. Брат Кирипао ждал меня внутри.
- Труп - это бомба, - тихо произнес я, накидывая на себя куртку.
- Большая? - спросил он.
- Больше тонны флегистола.
Брат Кирипао бросил взгляд на гиганта, которого уже сняли с телег и медленно затаскивали по ступеням к входу в Мортуарий.
- Нам нужно покинуть здание, - произнес он, - такого взрыва оно не выдержит.
- Тогда отправляйся к заднему входу, - бросил я ему, - и посмотри, кто будет бежать оттуда. Я предупрежу остальных.
Брат Кирипао кивнул и тут же исчез из вида. Только через три секунды я понял, что он даже не знает, за кем именно надо смотреть - ведь не всем из нас было известно о гит'янки и гитзерае. Я должен был занять его место, позволив брату Кирипао вывести всех из здания; но в душе мне уже хотелось лично спасти Ясмин.
Я помчался по ступеням, на ходу одевая куртку. Лестница трещала и тряслась у меня под ногами, но я не обращал внимания, летя вверх во весь дух.
- Что случилось? Я видела тебя на улице, - окликнула меня Уна, выглядывая из-за лестничных перил четвертого этажа.
- В гиганте полно флегистола, - выдохнул я, тяжело дыша. - Если он взорвется, наш дом тоже взлетит на воздух.
- Проклятье, ты прав, - кивнула она. - Я видела, как взрывается флегистол. Его любят серые дварфы - заливают в бутылки, втыкают запал и забрасывают тех, кто им не по нраву. Хороший способ сжигать целые села.
- Уходите отсюда вместе с Уизлом, - сказал я ей. - А я позабочусь об остальных.
- Крикни им, они услышат.
- Враги тоже, - ответил я. - Лучше не будем себя выдавать. - И, не дожидаясь ответа, я рванул дальше.
Когда я прибежал наверх, кровь стучала у меня в ушах. Иезекия услыхал грохот ступеней и выглянул посмотреть, кто идет.
- Нам надо... - просипел я, - нам надо... бежать. Бомба.
- Что еще за бомба? - спросил он, как всегда беззаботно.
Безмозглые праймы! Для них вершина военной мысли - заточить лезвие меча с обеих сторон.
- Так что там насчет бомбы? - поинтересовалась Ясмин, выйдя из своей комнаты наблюдения.
- Гигант... - сказал я ей, - флегистол... мы должны...
- Хорошо, погоди.
Она скрылась за дверью, а я прислонился к перилам и попытался восстановить дыхание. Иезекия тронул меня за плечо:
- Пойду, соберу наши вещи, - сказал он и убежал с громким топотом, от которого затряслась лестница. Я присел на ступени, чувствуя, как бьется сердце. Поскольку я и так уже выдохся, возможно, мне стоило сразу бежать обратно; остальные были в лучшей форме и могли догнать меня по пути. Но гордость не позволила мне этого сделать. Я хотел дождаться Ясмин.
И Иезекии, само собой.
Ясмин выскочила из комнаты с рюкзаком на плече, держа в руке свернутый в трубочку портрет.
- Сворачивай аккуратнее, это же рисунок углем, - сказал я. - Он легко размазывается.
- Да иди ты, - бросила она, но тень улыбки все же коснулась ее лица. - Гиганта уже наполовину затащили в ворота. Самое время, чтобы взорвать...
В окно ударила ослепительная вспышка света, спустя миг последовал оглушительный грохот. Дом ощутимо накренило назад, целые куски крыши снесло прочь, словно ветром; и в следующее мгновение взрывная волна с невиданной силой обрушилась на здание, сминая фасад в бушующем море пламени. Поток горячего воздуха опрокинул Ясмин и швырнул ее на меня. Она упала ко мне на колени; лестница, на ступеньке которой я сидел, жалобно затрещала и с пронзительным визгом выдираемых ржавых гвоздей оторвалась от деревянных опор. Мы полетели вниз.
4. Трое пыльных убийц
Семь этажей, по два пролета на каждый - остановить падение было невозможно. Бах - наша лестница ударилась о пролет, что был снизу, оторвав его от опор, и они вместе полетели дальше, на следующий этаж, где все повторилось. Один этаж за другим, столкновение за столкновением - здание складывалось как карточный домик. Бах, бах, бах - горящие доски падали вокруг нас, разбрызгивая языки пламени. На каждом из этажей падение замедлялось на какую-то долю секунды, пока следующий лестничный пролет не сдавался под обрушившейся на него тяжестью, осыпая нас дождем штукатурки. И снова падение, снова удары, снова потоки штукатурки и мусора, сыплющегося на мою голову и спину Ясмин.
Всякий раз, когда мы ударялись об очередной пролет, Ясмин болезненно охала. Она упала на меня так, что при каждом столкновении мои колени втыкались ей прямо в солнечное сплетение. На полпути вниз ее тело обмякло - видимо, я вышиб из нее весь дух. Я отчаянно вцепился в Ясмин, стараясь ее не выпустить - безумная скачка на разваливающейся лестнице чревата кучей шишек и синяков, но если нас выкинет внутрь горящего здания, мы точно будем записаны в Книгу Мертвых.
Наконец, падение прекратилось, и мы распластались на вершине бесформенной груды лестничных пролетов. Однако, мы по-прежнему оставались на уровне второго этажа, а здание грозило обрушиться в любую секунду. Поэтому я подхватил Ясмин и бросился к фронтальной стене, в которой зияла большая дыра - несколько трухлявых досок выбило взрывом. Доски усеяли пол обломками, они были слишком гнилые, чтобы загореться даже от флегистола. Но по краям дыра все-таки занялась, и пламя уже разгоралось, жадно глотая свежий воздух с улицы. Меня это не остановило. Я прижал Ясмин к груди и прыгнул прямо в пролом.
До земли было всего десять футов - падение болезненное, но едва ли смертельное, если, конечно, правильно приземлиться. Уже в воздухе я подумал, что с взрослой женщиной на руках правильно приземлиться мне не удастся. Все что я мог сделать, это оградить ее голову от удара о мостовую... но вдруг оказалось, что мы упали на что-то более мягкое, чем я ожидал. Мягче, чем горящее дерево, и мягче, чем булыжная мостовая.
Это была рука, левая рука гиганта, точнее, его кисть, оторванная взрывом. Мы приземлились, уютно свернувшись в мертвой ладони, как голубки в гнездышке. Зеленовато-желтая кожа гиганта стала обугленно-черной, и запах виски смешивался с запахом хорошо прожаренного мяса.
Повсюду были разбросаны дымящиеся останки; одни принадлежали гиганту, другие - Сборщикам, тащившим его в Мортуарий. Удивительно, но мой желудок отреагировал на это зрелище более сдержанно, чем на аналогичное в Городском Суде. Этому, видимо, способствовало то, что за исключением руки, другие части тел опознать было невозможно.
Ясмин шумно вздохнула и откатилась к обгорелому пальцу гиганта. Каким-то образом ей удалось сохранить мой рисунок, правда, теперь он был сильно измят. Бросив взгляд на портрет, она машинально попыталась его разгладить.
- Не переживай, - сказал я. - Ты в порядке?
- Жива - по милости Энтропии, - простонала она. - А как остальные?
Я обернулся в сторону нашего дома. Тот как будто ждал этого момента, чтобы тут же сложиться в аккуратную дымящуюся груду дерева. Соседние здания тоже пострадали от взрыва. Кренясь друг к другу и словно пытаясь заполнить брешь, оставшуюся после гибели их собрата, они один за другим последовали его примеру, присоединившись к тлеющим обломкам.
Все это заняло не более пяти секунд.
- Бритлин... - прошептала Ясмин.
- Уна и Уизл должны были успеть, - вымолвил я, не отрывая взгляда от останков домов. - Но бедный Иезекия, он ведь остался на седьмом...
- Эй, - послышался голос Иезекии позади нас. - Что вы там делаете в этой руке?
С гримасой на лице я обернулся к нему.
- Ты телепортировался оттуда?
- Ну да. Если бы вы чуть-чуть подождали, я бы и вас захватил.
- Мы не ищем простых путей, - выдавил я. - Мы предпочли спуститься более захватывающим способом.
- Эх вы, Сенсаты! - рассмеялся он и по-дружески хлопнул меня по плечу. - Идем, я отведу вас к остальным.
Ясмин попыталась достать его ножом в спину, но я ее вовремя остановил.
* * *
Уна и Уизл нашли убежище позади одной из самых крепких построек близ Мортуария, мраморного святилища, внутри которого находился Монумент Веков. Фактол Скалл воздвиг этот монумент, дабы с его помощью содрать еще немного золота с тупых богачей, позволяя им платить за привилегию высечь свои имена на огромном каменном обелиске, который был призван "сохранить их славу на все времена". Заглянув в арку святилища, я увидел, что от взрыва обелиск повалился и лежит на земле, расколовшись на три части.
- Мои соболезнования, - посочувствовал я Уизлу.
- Почему? - удивленно моргнул гном. - Воистину, сегодняшний день обернулся праздником для всех Упокоенных - ведь столько душ обрело Последний Покой.