Цикл "Механика". Книга первая, часть первая: "Рисунки на облаках"
Андрей Березняк
Механика
книга первая
Чернильные стрелы
Часть первая. Рисунки на облаках.
То, что мы попали, мне стало ясно ровно в тот момент, как только глаза вновь обрели способность фокусироваться на отдельных предметах. Рядом тер ошалевшие зенки Коленька, но он явных перемен в окружающей действительности пока не замечал.
А они были. Да еще какие.
Спутать парк возле Лужников с самым настоящим лесом было трудно. Я и не путал.
В голове шумело, в бок давила какая-то коряга. Я попытался сесть и на несколько секунд замер – от резкого движения чуть не вырвало. Во второй раз, медленно и печально, получилось лучше. Теперь я смотрел на этот мир почти в вертикальном положении. Можно и познакомиться.
Ну, здравствуй, мир. Скорее всего, незнакомый.
Миру я был неинтересен. Наверное, это было и к лучшему.
Коленька вроде как приходил в себя, во всяком случае, он встал на четвереньки и мутным взглядом обозревал окрестности. Я же постарался припомнить, что вообще произошло.
Вот мы приезжаем в Москву, "Сапсан", все дела, манерные и на понтах. Чуть нетрезвые. Но шиковать надо умеючи, зная, когда остановиться, поэтому наша скромная компания в пять "щщей" не стала обращаться к услугам привокзальных таксистов, которые давно потеряли чувство меры и совесть. До "Спортивной" поехали на метро. Удивительное дело: все деньги мира в Москве, а подземка грязная. Да и пес с ней.
Что дальше… Вышли, прошли под мостом Третьего Транспортного. До матча времени было еще много, поэтому хотя полиции и было в достатке, но коридоры из ментозавров пока не строили. Оставалось-то: дойти до касс, взять билеты в один из центральных секторов и спокойно смотаться до вечера в центр. Повзрослели, за ворота уже не ходим. И басы в столицу не пробиваем (на "собаках" – электричках – я и в юности не пробовал), на футбол скоростным поездом добираемся. Стареем.
Так… В центр, там найти кабак поприличнее, но без гламура, и зависнуть в нем, умеренно выпивая за красивый футбол.
За победу перед матчем не пьем. Принципиально.
А то квасили как-то с кониками в Питере перед игрой с ними, они на своем обычном пафосе каждый тост поднимали за "нашу победу". Ну и влетели нам 1:6. Потом после матча даже неудобно было, когда ждали их возле стадиона. Ну, вот выйдут коники наши, увидят нас, а что мы им скажем – "извините"? Хотя радостно было, конечно.
Так… Шли к кассам, прошли под ТТК, взяли левее, к кассам. И вот тут оно и бахнуло.
Точно, первая мысль была – теракт. Взорвали что-то бородатенькие опять и, надо ж какая ерунда – вместе с нами. Потом, правда, мелькнуло, что многовато чести пятерым нам на отдельную бомбу. Но хлопок точно был – по ушам дало знатно. Дальнейшие же ощущения описать сложно.
Вот что значит: "меня словно вывернуло наизнанку"? Вас когда-нибудь на самом деле так выворачивало? Так, чтобы потом вернуло в исходное состояние, эпидермисом наружу, и при этом жизнедеятельность организма продолжилась? Нет? Ну, так как тогда можно приводить такие аналогии?
Или "разобрало на атомы и собрало снова".
Про себя могу сказать точно одно: после "взрыва" стало очень-очень хреново. Так, словно трое суток питался одной только водкой сомнительного качества – такой опыт в юности был, поэтому знаю, о чем говорю. И осознание себя на новом месте происходило примерно так же, как после того запоя.
Новое место было лесистым, тихим и безлюдным. Всех людей – только я и Романов. Наших друзей-товарищей не наблюдалось.
Коленька тяжело сел и как-то недобро посмотрел на меня.
– Ты чего? – стушевался я.
Коленька какое-то время напряженно молчал, потом сипло выдавил:
– Мурз, это что за хрень?
– Что ты имеешь в виду конкретно?
– Ну… – он нервно взмахнул рукой, – вот это все. Где это мы? Чего это было-то?
– Коль, я не в курсах. Сама в шоке, как говорится. Мы где-то в лесу.
Вот с этим спорить было сложно.
– Оки, принято. Тогда следующий вопрос: каким драным способом мы тут оказались?
– Романов, я тебе что – Гугль? Да без понятия. Последнее что помню – к Луже шли. Потом что-то хлопнуло, и вот мы тут блюем.
– Я не блевал, – уточнил Коленька.
– Без разницы. Я тоже, но очень хотел.
Романов кивнул, соглашаясь: да, мол, и сам был очень не против вернуть завтрак "сапсан-стайл".
– Теперь вот тут. Зуб даю, что мы с тобой, Коленька, попадуны в самый настоящий другой мир.
Этот факт Романов обдумывал довольно долго. Он разглядывал меня, словно видел в первый раз, присматривался к деревьям, которые выглядели вполне обыденно для нас: вот банальные елки, сам Коленька сидел между двумя корявыми корнями сосны – на коре белесые потеки смолы, заканчивающиеся янтарными капельками. Как говорится, ничего не выдавало в Штирлице советского разведчика. Именно это и собирался озвучить мой приятель, но прежде чем он успел издать членораздельный звук, я воздел свой перст к небесам. То есть с по-идиотски торжественным лицом ткнул грязным пальцем в небо.
Там, в тускловатом предзакатном свете отчетливо виднелась Луна.
Хотя нет, Луна – это имя собственное. Здесь же была просто луна, в смысле – естественный спутник планеты. Потому как на то, что каждую ночь привыкли видеть жители Земли, это зеленоватое небесное тело не было похоже даже близко. Огромный, каким не бывает и низкая Луна, что порой висит над горизонтом, диск виднелся сквозь толщу воздуха.
Одного взгляда на эту красоту хватало, чтобы понять – мы явно не на третьей от Солнца планете.
– Приехали, – потрясенно сказал Коленька.
– Попали, – уточнил я.
Романов хмыкнул.
Уже через три часа от его шока не осталось и следа. Коленька был весел, деловит и пытался настроить на тот же лад и меня.
– Мурз, не трухай раньше времени. Нам с тобой такой шанс выпал! Новый мир! И мы как… как… О! Как этот, у Бушкова… Сварог!
Я подкидывал ветки в костер и в первый раз за все время нашего с Романовым знакомства был рад, что он курит. Как только солнце зашло, ощутимо захолодало, поэтому почти полная китайская зажигалка моего спортивного приятеля была очень кстати. Он на самом деле очень следил за своей фигурой и чуть ли не каждый вечер посещал не самый дешевый фитнес-клуб у Тучкова моста, но бросать дымить как паровоз никогда даже не пробовал. И первое, что делал, садясь в машину после тренировки, – закуривал сигарету. Но сейчас, глядя на языки пламени, греясь в их отсветах, можно было только благодарить Николая за эту привычку, потому как добывать огонь трением или силой мысли никто из нас не умел.
– А почему не как Робинзон? – прервал я позитивные рассуждения Коленьки.
Тот сбился с ритма эйфории.
– Какой Робинзон? Причем тут Робинзон?
– Ну как… С чего ты вообще решил, что тут кроме нас есть люди? Что если мы с тобой здесь одни, как Адам и Ева?
Романов поперхнулся сигаретным дымом, я с опозданием осознал произнесенное мной же.
– О, даже хуже, даже Авеля с Каином родить не сможем, чтобы они друг друга на бытовой почве порезали, если ты, конечно, не переодетая дама.
– Мурашов, мы с тобой в бане сто раз вместе были!
– Именно, поэтому если ты и переодетая дама, то уже после операции, что исключает вопрос деторождения.
– Мурз, череп вскрою…
– … и останешься один на белом свете. Ладно, допустим, мы тут не одни. Где гарантии, что остальные тут – люди, а не ящерики какие-нибудь? В братьев Марио я, знаешь ли, в детстве наигрался, на "дэнди". Живьем не тянет их подвиг повторять. Вот еще вариант: тут живут люди. Вроде как идеально для нас. Ты в курсе их уровня развития? Ладно, если они к звездам летают, тут у нас есть шанс нарваться на вполне цивилизованный по нашим меркам прием – на опыты нас сдадут, в смысле, изучать будут. Скорее всего, даже не больно. А если тут махровый феодализм и религиозное мракобесие? Сожгут. А если вообще первобытные люди в шкурах бегают? Сожрут.
Колю моя речь несколько ошарашила, поэтому ответил он не сразу. Но было очевидно, что радужная картина в голове у этого неожиданного поклонника фэнтези уже сложилась, поэтому голос разума (то есть мой) он смело отринул.
– Мурз, не гони. Тут, скорее всего, мир магии. И меча! Нам уготован путь героев. Сначала будет трудно, возможно даже будем страдать. Но потом изучим всякие заклятья, станем круче всех и натянем этот мир по самые помидоры. Не трухай, держись меня.
То есть Романов с чего-то уже видел себя крутым волшебником, разящим всех вокруг клинком и словом. Уверен, что мне отводилась роль верного помощника, а заодно и восхищенного летописца.
Во всей нашей компании Коленька считался неформальным лидером. Так получилось как-то само собой, он чуть ли не сам назначил себе эту роль, но никто и не сопротивлялся. Мы не были близкими друзьями – так, несколько человек, связанных некоторыми общими интересами. Помогали по мелочам по мере сил и возможностей, иногда отмечали вместе какие-то праздники, но почти никогда не собирались с женами и детьми, у кого они были. То есть в круг друзей семьи никто из нас друг для друга не входил. Компания приятелей.
Фактически нас держал вместе футбол: вместе играли раз в неделю вечером, вместе иногда катались на "выезда". Романов обычно и подбивал нас всех, планируя маршруты, гостиницы и машины. Если очередной выезд, который Коленьке хотелось "пробить", был кому-то в тягость по временным финансовым причинам, тот, очень неплохо зарабатывавший торговлей стройматериалами, нередко одалживал на неопределенный срок стоимость авиаперелета. Возвращали ему всякий раз, хотя он каждый же раз предупреждал, что ему не горит, отдать можно и потом – к пенсии.
Во все переделки мы попадали в основном тоже благодаря Романову. Именно из-за него нам пришлось побегать в Марселе от разъяренных арабов, которым Коленька – ночью, на задворках порта! – кричал бессмертную фразу Кисы Воробьянинова. Пять белых идиотов, да еще и после футбола, во время которого на трибунах было очень даже жарко, показались этим детям Магриба конвенциональной целью, и пришлось вспоминать школьные годы, а конкретно – кроссы на длинные дистанции на уроках физкультуры. А также прыжки в высоту, когда попался какой-то забор.
Из-за Романова же нам пришлось ночевать на пляже города Ниццы, потому как ему взъерепенилось вспомнить "романтику студенческих лет". У нас не получилось планировавшегося им автостопа, так что пришлось скидываться на такси от Риги, куда мы доехали в душном автобусе, до Берлина, откуда был ближайший рейс до Лазурного побережья, на который мы хоть как-то успевали, чтобы попасть на матч. Отель наш предводитель тоже не заказал, уверив, что на месте мы "как в юности" найдем себе чудесный гестхаус с маленьким номерами в мансарде, чудесным видом на Средиземное море и завтраком, приготовленным заботливой хозяйкой – француженкой бальзаковского возраста. Не знаю, в моей юности французские гестхаусы не водились, там все чаще попадались убитые номера в пансионате "Восток-6", становившиеся еще менее пригодными к проживанию после наших там гуляний. Естественно, что и Ницца, и Монако, и Канны оказались просто оккупированными русскими и англичанами, приехавшими на футбол. И это помимо обычных отпускников, заполоняющих курорт в высокий сезон.
Дело, как я уже сказал, закончилось ночевкой на галечном пляже. Дежурных-дозорных мы по неопытности не выставляли, поэтому утром недосчитались четыре кошелька и два паспорта.
Многолетняя привычка Романова быть лидером въелась в его мозг намертво. Порой это раздражало, но все как-то сглаживалось его веселым нравом и способностью находить выход практически из любых ситуаций и главное – умением принимать решение. Сейчас же я видел, что Коля не видит всей серьезности проблемы. Он часто терял связь с реальностью, но одно дело – попасть по глупости на дополнительные расходы, и совсем другая ситуация сложилась у нас сейчас. Мы черт его знает где, без еды, воды и теплой одежды. Как вернуться домой – никто не знает. Как выбраться из леса – неизвестно. И это помимо того, что я ему уже наговорил в своем скепсисе. Романов принимал происходящее как обычно: приключение. Я же видел, что он совсем не понимает: ставки тут совершенно иные.
Окажись мы вдруг в центре Могадишо в самый разгар какой-нибудь перестрелки, Коленька в момент бы сообразил, что дело дрянь, и надо выкарабкиваться. И ведь вполне мог бы найти выход. А вот ощущение ночи у костра в турпоходе чувство опасности и адекватное восприятие реальности в нем не пробудило.
– Ты меч-то хоть раз в жизни видел? А? Кроме как на компьютере фехтовал? А злому колдунству у бабы Глаши учился? Привороты-проклятия на семи черных кошках?
Но Романова так просто было не пронять.
– Олежка, все будет оки, не переживай. Сигарет еще пачка, деньги есть. Не пропадем.
Я устало откинулся на траву. Наши деньги тут, думаю, сгодятся только на растопку, пятнадцать сигарет еще пару суток могли радовать моего приятеля, но не меня, никогда не курившего. Еще до заката я настоял на полноценном аудите имеющихся у нас вещей. Зачем-то внес список в заметки в айфоне: у каждого из нас по футболке цвета "электрик" из микрофибры. Одинаковых, только у меня над номером "12" было напечатано "мурз", а у Коленьки – "романоff". На каждом джинсы, носки, трусы. У Романова плавки, у меня боксеры. У меня кроссовки, у него легкие мокасины – по лесу не разбегаться. Одна зажигалка и початая пачка сигарет. Два айфона, два айпада. У каждого небольшая сумка через плечо. По смене белья. Паспорта, кошельки. У меня в нем права, документы на машину, две кредитки и семь тысяч рублей ровно. Романов предсказуемо оказался богаче: кредиток было шесть, а денег почти тридцать тысяч. Ключи от дома у меня. Зубные щетки и два тюбика пасты. Две пачки "дирола" и упаковка презервативов у Коли.
Все.
Между тем желудок все более ощутимо подсасывало, и я уныло жевал тот самый "дирол", пытаясь обмануть чувство голода. Романов же, казалось, и не замечал его, он вскочил и начал ходить вокруг костра, строя планы покорения незнакомого мира.
– Слушай, Мурз, а ты сразу понял, что мы в другом мире?
Я угрюмо кивнул, но поняв, что в темноте приятель моих жестов не видит, сказал "угу".
– По луне? Это ты молодец, наблюдательный. Это нам пригодится. Ты вообще у нас рассудительный. Так что будешь меня притормаживать, если что, – милостиво соизволил Романов.
– Я уже пытаюсь, – буркнул я. – У тебя вот планы обширные, а меня завтра жена дома ждет. И работа.
При упоминании о супруге Коленька остановился и притих. Об этой стороне нашего приключения он как-то не подумал. Все же на то, чтобы вернуться, мой товарищ по попадалову явно рассчитывал, а вот что будет делать его Катерина – роскошная брюнетка двадцати пяти лет – в отсутствие мужа… Экстраполируя собственное поведение и верность на свою вторую половинку, ничего хорошего Романов не ожидал. Да и с бизнесом тоже вопрос: не каждая купи-продай контора выдержит, когда ее хозяин, он же генеральный директор, вдруг возьмет и исчезнет.
– Нормально все будет, – уже не так уверено сказал Николай, но было видно, что он занервничал.
Я подумал о своей Насте, которая сейчас, наверное, уже с ума сходит. Детей у нас пока не было, но жили мы, как говорится, в любви и согласии. Никакие перспективы по завоеванию почета и славы в чужом мире не стоили ее слез и нервов.
– Давай спать, – устало предложил я.
Романов ничего не ответил, но сел напротив и уставился на догорающие ветви. Я потянулся за новой порцией дров, но не достал, поэтому пришлось приподняться. Неуклюже, чуть ли не на четвереньках, перекатился к месту, куда еще при свете солнца свалил наломанный валежник. И тут ситуация в нашем импровизированном лагере круто переменилась.
Хотя я никогда не служил в армии, ограничившись сборами на военной кафедре университета, не сидел в засадах, прислушиваясь к шорохам в темноте, но услышать в ночном девственном лесу топот копыт целого десятка лошадей, несущих всадников, вроде как должен был. Удивительно, но появление всей этой своры оказалось для меня неприятной неожиданностью. Для Романова тоже.
Они возникли из темноты из-за Колиной спины, и враз стало шумно. Чья-то лошадь – самая натуральная, не гигантская ящерица, не ездовой тигр – всхрапнула, люди загомонили на незнакомом языке. Коленька обернулся и начал вставать.
Не было никакого свиста рассекаемого воздуха.
Просто глухой удар.
И голова Романова медленно, как на рапидной съемке, свалилась с шеи и упала в костер.
В ночь взметнулись искры.
Кто-то повелительно крикнул, и один из всадников что-то бросил в огонь. Пламя вмиг раздулось, осветив все вокруг. Я увидел тело своего приятеля и ровный срез чуть выше плеч, из которого текла кровь. Много крови. Мне казалось, что его руки еще дергаются. "Часы, – подумалось вдруг, – я не учел свои и Коленькины часы, когда писал, что у нас есть".
У него были какие-то дорогущие швейцарские ходики в золотом корпусе, у меня "банальный" "тиссо".
Яркий свет выхватил и лица убийц. Обычные люди, чешуи или вертикальных зрачков не видно. С мечами. Вот тебе и мир, мать его, меча. И, может быть, и магии. Сбылась мечта Романова, только ему уже параллельно до всех параллельных миров.
Раздувшийся костер полыхал, освещая пространство вокруг метров на тридцать. И одного незадачливого попаданца, замершего у кучи хвороста. То, что я отполз за дровами, спасло меня от моментальной смерти – эти уроды просто не видели, что нас двое. Теперь же я был как на ладони.
Главного не узнать было невозможно – одет явно богаче остальных. Он посмотрел на меня. Наши взгляды встретились, и безразлично-брезгливое выражение его морды отпечаталось в моей памяти.
В принципе, он был даже красив – девкам такие нравятся. Треугольное лицо с четкими, но не резкими скулами, прямой нос и тонкие губы, обрамленные аккуратной эспаньолкой. Выразительные глаза, цвет которых я в отсветах пламени не разглядел, смотрели на меня равнодушно. В этих глазах был ответ на вопрос: жить мне или умереть.
Он что-то крикнул, указав на меня рукой в тонкой перчатке. Остальные девять тронули коней в мою сторону.
"Назгулы хреновы", – подумал я и рванул прочь из круга света. Словно сжалившись надо мной, костер вдруг сжался сначала до размера яркой свечи, а потом неожиданно погас, оставив только красные угли, среди которых выделялось что-то круглое. Через секунду я понял, что именно лежало среди прогоревших веток, и осознание этого полоснуло по нервам убойной дозой адреналина.
Я побежал.
Позади послышалась явная ругань, хотя я и не понимал слов. Куда хуже был стук копыт.