В конце концов поток частиц рассеялся, и Афина подняла манипулятор к пульту управления креслом. При смене одного антигравитационного поля другим кресло дернулось, заставив Афину невольно поморщиться от нового приступа боли в искалеченных ногах.
Перед аркой, ведущей в библиотеку, Афина кивнула Черным Часовым, охранявшим тяжелую бронированную дверь. А под самой аркой уловила негромкое жужжание машинных духов, заключенных в своды и следивших, чтобы в библиотеку тайком не пронесли ничего запрещенного.
В этой секции библиотеки почти все пространство занимали стеллажи высотой в сотни метров, лучами расходящееся от центрального зала. Скрипучие полки были забиты интерпретирующими текстами, календарями сновидений, журналами регистрации снов и множеством книг по общим вопросам астропатии. Здесь были собраны все видения, посылаемые и получаемые в Городе Зрения, полный свод переговоров, проходивших между Террой и остальной Галактикой.
Десятки сутулых астропатов, похожих на зеленоватые привидения, парили между стеллажами, листая толкователи видений, а телепаты высокого ранга добавляли в постоянно увеличивающиеся тома недавно одобренные символы. Любое изменение должно было быть одобрено смотрителем бесценного хранилища Артемейдонсом Юном. Старый располневший телепат шаркал вдоль стеллажей в сопровождении целой грозди люмосфер и толпы помощников.
Афина кружила по залу, пока не ощутила присутствие Сарашины в отделе, посвященном фундаментальному символизму видений. Она направилась к своей бывшей наставнице, и та подняла голову, реагируя на приближение. Несмотря на отсутствие традиционного зрения, астропаты благодаря своему дару воспринимали окружающий мир не менее четко, чем зрячие люди.
- Афина, - окликнула ее Сарашина с искренней улыбкой. - Как ты себя чувствуешь?
- Больной и усталой, - ответила Афина. - А как еще может себя чувствовать астропат?
Сарашина понимающе кивнула. Афина, уловив краткий отблеск сочувствия, подавила свой гнев, вспыхивающий, когда она ощущала в окружающих жалость к ней.
- Ты пришла поговорить о Кае Зулане? - спросила Сарашина, словно не замечая резкого тона Афины.
- Нет, хотя одному Трону известно, как сильно он пострадал.
- Не подлежит восстановлению?
- Трудно сказать наверняка, - ответила Афина. - Им овладела сильнейшая аверсия, и его психика больна, но, я думаю, мне удастся его вытащить.
- Ладно, если ты пришла поговорить не о Зулане, что еще тебя беспокоит?
- У меня было видение, касающееся Десятого легиона, - сказала Афина. - Сразу после встречи с Зуланом.
Сарашина жестом пригласила ее в дальний уголок зала, где вдоль закругленной внешней стены башни были поставлены столы и информационные машины. Она ощутила замешательство Афины и потому выбрала свободный стол подальше от астропатов, изучавших книги и манускрипты, созданные специально для слеповидящих.
Афина направила свое кресло за Сарашиной и разложила на столе свои записи.
- А ты занесла это видение в Проводник? - спросила Сарашина.
- Еще нет, сначала я решила посоветоваться с тобой.
- Хорошо, но после нашего разговора сразу же занеси его в журнал. Тебе известна цель экспедиционной флотилии Десятого легиона?
- Конечно, - сказала Афина. - И как раз это пугает меня сильнее всего, потому что мне кажется, что это не настоящее послание.
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу сказать, что это, вероятно, не видение будущего. Мне кажется, что все это происходит прямо сейчас.
- Расскажи, что ты видела, - предложила Сарашина. - И ничего не пропускай.
- Я была в выжженной солнцем пустыне и увидела, как из песка поднимается обсидиановая статуя мускулистого воина в броне из черненого металла. Воин был прикован к скале. Его кисти были покрыты серебром, и на левой руке сидел сокол с янтарными глазами, перьями цвета морской волны и загнутым клювом.
- Со статуей все ясно, - заметила Сарашина. - Это Прометей.
Афина кивнула. Образ титана из древних мифов, олицетворяющего веру в человечество вопреки божественному повелению, был распространенным среди астропатов символом, указывающим на примарха Десятого легиона. И серебряные руки статуи служили точным указанием на личность.
- Да, Феррус Манус, - сказала Афина. - Примарх Железных Рук.
- И что же произошло в этом видении?
- Солнце закрыла огромная тень, я подняла голову и увидела, как солнечный свет исчезает, а мир вокруг оказался засыпан черным зернистым песком. Это новый символ, но в последнее время я часто его видела.
- Исстваан-пять, - подсказала Сарашина.
Афина вновь кивнула.
- Как только солнце померкло, статуя Прометея натянула прикрепленные к скале цепи. Металлические звенья стали лопаться, и тогда сокол взмыл в небо, а в руке гиганта появилось сверкающее копье. Воин устремился вперед и метнул копье в самый центр черного солнца, наконечник высек фонтан искр и пронзил ядро.
- Хорошее предзнаменование для флотилии лорда Дорна, - заметила Сарашина.
- Я еще не закончила, - сказала Афина.
Прежде чем продолжать, она глубоко вздохнула.
- Хотя воин и пронзил темное солнце копьем, я видела, что он все еще прикован к скале. И я сознавала, что гигант ударил преждевременно, не имея полной силы, чтобы поразить врага. Затем статуя вновь погрузилась в песок, а сокол спустился к скале, проглотил остатки обсидиана и с торжествующим криком взмыл в небо.
- Это все? - спросила Сарашина.
- Да, это все, - подтвердила Афина и постучала пальцами по листкам с записями. - Я сверилась со своей онейрокритикой, и толкование меня сильно беспокоит.
Сарашина протянула руки вперед, и ее пальцы запорхали по выпуклым словам и буквам.
- Феррус Манус всегда был слишком нетерпелив, - сказала она. - Он рвется к Исстваану-пять впереди всех своих братьев, стремясь уничтожить мятежников, и большая часть сил отстает.
- Да, но меня беспокоит сокол с янтарными глазами, - призналась Афина.
- Сокол, несомненно, играет важнейшую роль, - согласилась Сарашина. - Его причастность не может не беспокоить. Те силы, что Феррус Манус оставил позади, будут истреблены. Какую еще интерпретацию ты применяла к соколу?
- В большинстве цивилизаций это символ войны и победы.
- Само по себе такое толкование нельзя считать зловещим. Какие же у тебя есть еще основания для тревоги?
- Вот это, - сказала Афина. При помощи руки-манипулятора она открыла старинную онейрокритику и развернула ее к Сарашине. Как только пальцы Сарашины скользнули по страницам и слова проникли в сознание, ее безмятежное лицо помрачнело.
- Это старинное поверье… - начала Сарашина.
- Я знаю. Многие древние боги, которым поклонялись вымершие народы, считали сокола олицетворением воинской доблести, что только подтверждает очевидный символизм. Но я вспомнила о тексте, который был на рисунке, высеченном у подножия мраморной скульптуры, которую работники Консерватория нашли в развалинах того улья, что обрушился в Нордафрике всего год назад.
- Кайрос, - дрогнувшим голосом произнесла Сарашина. - Я ощутила его падение. Шесть миллионов жизней были погребены в песках. Ужасно.
В тот момент, когда улей Кайрос погрузился в пустыню, Афина была на "Лемурии", орбитальной станции над Террой, но эфирное сотрясение, сопровождавшее его гибель, обрушилось на нее волной боли и ужаса. Аура Сарашины дрогнула от печальных воспоминаний.
- После разрушения улья к западу от него открылся целый комплекс захоронений, и там среди могильных орнаментов часто встречалось изображение сокола. Говорят, что обитатели Гипта считали сокола символом победы, хотя они имели в виду борьбу между фундаментальными силами, особенно борьбу духовную, противопоставляя ее борьбе физической.
- И как же это согласуется с твоим видением? - спросила Сарашина.
- Сейчас объясню. - Афина подтолкнула к ней еще один лист бумаги. - Здесь текст свитка, который я скопировала два года назад со старого сердечника памяти, найденного в развалинах Новой Александрии. Это небольшой текст, всего лишь пантеон древних богов, но одно имя меня поразило. Особенно если учесть янтарные глаза сокола и цвет его оперения…
- Гор, - произнесла Сарашина, остановив палец на середине листа.
- Не может ли сокол с янтарными глазами символизировать Воителя Хоруса и его мятежников?
- Занеси все это в Проводник, - сказала Сарашина. - Немедленно!
- Прошу вас, - заговорил Палладий. - Не причиняйте зла этим людям, они и так уже немало вынесли.
Гхота шагнул в храм, его тяжелые, подбитые гвоздями ботинки загрохотали, словно выстрелы, стекло и камни хрустнули под крепкими подошвами. Окинув взглядом толпу перепуганных людей, он остановился на Роксанне и ухмыльнулся так, что Палладий заметил его стальные клыки, треугольные, как акульи зубы.
Гхота показал на Роксанну.
- До остальных мне дела нет, - сказал он. - Нужна только она.
Его невероятно низкий голос как будто с трудом пробивался из глубокого ущелья. Слова выкатывались подобно камням, и казалось даже странным, что они не отзываются эхом в высоких стенах храма.
- Послушай, я знаю, что пролилась кровь, но ваши люди напали на Роксанну, - сказал Палладий. - Она имела полное право защищаться.
Гхота склонил голову набок, словно впервые слышал подобный довод. Слова Палладия рассмешили его, и он расхохотался. По крайней мере, Палладий решил, что грохот горной лавины, вырвавшейся из его груди, был смехом.
- Она нарушила границу, - прорычал Гхота. - Надо было заплатить пошлину, но она решила, будто ее это не касается. Мои люди действовали по закону Бабу. Она нарушила закон и теперь должна заплатить. Все просто. Или она пойдет со мной, или я перебью всех, кто здесь находится.
Палладий постарался справиться с гнетущей тревогой. Стоит только одному человеку поддаться панике, и здесь начнется настоящая бойня. Майя прикрыла собой детишек. Эстабен закрыл глаза, сложил ладони перед грудью и что-то неслышно бормотал. Роксанна сидела, опустив голову, и Палладий ощутил ее страх, словно удар.
Как легко забыть, как она отличается от остальных…
Он шагнул навстречу Гхоте, но тот поднял руку и покачал головой.
- Оставайся там, где стоишь, - сказал Гхота. - Я вижу, что ты пытаешься найти способ выпутаться из этой ситуации. Но это бесполезно. И еще ты думаешь, что эта ведьма сможет повторить свой фокус, как с теми людьми. Да, она могла убить пару человек, но со мной это не пройдет. А если она попытается, я постараюсь, чтобы она не умирала несколько недель. Я точно знаю, сколько всего может выдержать человеческое тело, и обещаю, она будет мучиться. Долго и жестоко. Ты меня знаешь, я отвечаю за свои слова.
- Да, Гхота, - пробормотал Палладий. - Я тебя хорошо знаю и верю каждому слову.
- Тогда давай ее сюда, и мы уйдем.
Палладий вздохнул.
- Я не могу этого сделать.
- Тебе известно, кто она?
- Да, известно.
- Глупо, - бросил Гхота.
Пистолет так быстро возник у него в руке, что Палладий не верил своим глазам до тех пор, пока не прогремел оглушительный выстрел. Люди закричали. А когда они увидели, что сделал выстрел с Эстабеном, крик превратился в вой.
Снаряд разорвал человека. Буквально разорвал в клочья.
Верхняя часть тела от удара пролетела через зал и ударилась в грудь Безучастного Ангела. Клочья раздробленной плоти повисли с рук статуи, а безликую голову забрызгали мозги и осколки черепа.
Майя пронзительно взвизгнула, Роксанна бросилась на пол. Скорбящие плакальщики сжались на скамьях, ожидая, что через мгновение последуют за своими умершими родственниками. Дети заплакали, и матери даже не пытались их успокоить. Роксанна подняла голову, посмотрела на Палладия и взялась за край капюшона, но он покачал головой.
Гхота шевельнул запястьем, и Палладий обнаружил, что смотрит в огромное дуло оружия. Из ствола еще поднимались струйки дыма, распространяя химический запах высококачественного пороха. В тусклом освещении храма блеснул отчеканенный на кожухе орел.
- Ты следующий, - сказал Гхота. - Ты умрешь, а девчонку мы все равно заберем.
Палладий внезапно ощутил, как ногам стало холодно, словно из открытого погреба повеяло арктической стужей. Потом поднялись дыбом все волоски на коже, и он вздрогнул. Говорят, такой озноб человек чувствует, когда кто-то проходит по его могиле… На лбу выступили капли пота, и хотя Палладий точно знал, что в храме тепло, его било мелкой дрожью, как бывало по ночам под открытым небом на плато Нахиджеван.
Крики испуганных людей отодвинулись на задний план, зато четче стали хрип и свист тяжелого и влажного дыхания. Мир вокруг лишился своих красок, и даже цветные татуировки Гхоты выглядели тускло. Морозный воздух заполнил зал, загадочные вихри ледяного дыхания окутывали каждое живое существо и поглаживали отвратительно холодными пальцами.
Палладий увидел, как один из спутников Гхоты напряженно выпрямился и схватился за грудь, будто его сердце сжала чья-то невидимая рука. Лицо бандита стало серым, как старый снег, он рухнул на скамью и разинул рот, хватая воздух, а застывшее лицо превратилось в маску боли и ужаса.
Еще один бандит упал как подкошенный, хотя всего мгновение назад у него не было никаких признаков недомогания. Его лицо тоже исказил ужас, но на теле не было видно никаких повреждений. Гхота злобно зарычал и нацелил пистолет на Роксанну, но не успел он спустить курок, как раздался вопль еще одного бандита. В его крике прозвучал первобытный и откровенный страх, заставивший оглянуться даже такое чудовище, как Гхота.
В мир снова хлынули краски, и Палладий бросился в сторону за мгновение до оглушительного грохота выстрела. Он не видел, на кого нацелено оружие, но услышал, как что-то загудело от удара. В дальнем конце зала опять раздались отчаянные и перепуганные голоса. Палладий пополз по полу между скамейками. Он знал, что там происходит нечто ужасное, но понятия не имел, что именно.
Дыхание вылетало у него изо рта белыми клубами, а на спинке деревянной скамьи Палладий увидел иней. Он вздрогнул, когда Гхота снова выстрелил, а потом испустил яростный вопль, приводящий в ужас своей мощью. Звук пронзил тело Палладия до позвоночника, оставив его лежать без сил и без движения.
Ни один смертный воин был не в состоянии испустить этот боевой клич.
Палладий распростерся на полу и обхватил голову руками, пытаясь заглушить вопли. Он прижался лицом к холодным камням пола, чувствуя, как леденящий холод проникает и его легкие при каждом судорожном вдохе. Крики не прекращались. Вопли ужаса и боли перемежались громовыми раскатами ярости.
Палладий не шевелился, пока не почувствовал, что ему на затылок капает холодная вода. Подняв голову, он понял, что это тает иней, покрывавший спинку скамьи. Ледяной холод рассеялся так же внезапно, как и возник. Чья-то рука тронула его за плечо, и Палладий в испуге вскрикнул и замахал руками.
- Палладий, это я, - раздался голос Роксанны. - Все кончено, его уже нет.
Палладий попытался переварить информацию, но она казалась слишком неправдоподобной.
- Нет? - наконец спросил он. - Как? Отчего?
- Я не знаю, - ответила Роксанна, выглядывая поверх спинки скамьи.
- Ты это сделала? - спросил Палладий, как только к нему вернулась способность соображать.
Он рискнул приподняться и выглянуть из-за скамьи.
- Нет, - сказала Роксанна. - Клянусь, это не я. Посмотри сам. Я бы не смогла такого натворить.
Роксанна не обманывала его. Гхота исчез, оставив после себя запах страха и пороха.
У входа в храм лежали семь тел; семь жестоких и опасных мужчин. Ни один из них не двигался, а конечности у каждого были вывернуты под самыми невероятными углами. Как будто бесхитростный гигант брал их по очереди и выкручивал, пока игрушка не поломается. Палладий на своем веку повидал немало трупов, и он понял, что в этих телах переломаны все кости до единой.
- Во имя Терры, что здесь произошло?! - вскричал Палладий, выходя в центр зала. - Кто убил этих людей?
- Будь я проклята, если знаю, - сказала Роксанна. - Но не могу сказать, чтобы не испытывала к нему благодарности, кто бы это ни был.
- Я в этом не сомневаюсь, - согласился Палладий.
Над скамьями стали подниматься головы. При виде Палладия, стоявшего в центре зала над останками семи бандитов, страх у людей стал сменяться любопытством. Палладий заметил появившееся в их глазах благоговение и развел руками, отрицая свое участие.
- Это не я, - сказал он. - Я не понимаю, что прои…
Слова замерли у него на губах, когда взгляд переместился вдоль прохода в конец зала, к статуе Безучастного Ангела. С рук ангела гротескными гирляндами свисали останки Эстабена, и Майя безутешно оплакивала свою очередную утрату.
На долю секунды ему показалось, что вокруг статуи возникло неяркое сияние. Палладий ощутил томительное присутствие смерти и не удивился, заметив в глубине пронизанного прожилками камня багровый оскаленный череп. Видение исчезло так быстро, что Палладий уже не знал, было ли оно на самом деле.
- Значит, ты все же снизошел ко мне, - едва слышно прошептал он.
В следующее мгновение к нему подошла Роксанна.
- Что ты сказал?
- Ничего, - ответил Палладий, отворачиваясь от статуи.
- Я хотела поблагодарить тебя, - сказала Роксанна.
- За что?
- За то, что не позволил им меня увести.
- Ты ведь одна из нас, - ответил он. - И я не мог отдать им тебя, как не мог бы отдать никого другого.
Он заметил в ее глазах разочарование и тотчас пожалел о необдуманных словах, но забирать их назад было поздно.
- Так что же здесь было? - спросила Роксанна.
- Здесь была смерть, - сказал Палладий, с трудом удержавшись, чтобы не оглянуться на Безучастного Ангела. Затем он заговорил громче, чтобы его услышали все собравшиеся в храме: - Злые люди пришли к нам, и они заплатили за свои жестокие намерения. Смерть пользуется любой возможностью забрать человека в свои мрачные владения, и дорога зла - кратчайший путь туда. Смотрите, куда приводит эта дорога.
Голоса оживились, собравшиеся в храме люди начали обниматься. Тень смерти их миновала, и воссиявший свет еще никогда не казался таким ярким. Краски окружающего мира засверкали с новой силой, и сердца переполнились ликованием. Люди смотрели на него, как на источник новообретенной радости, и ему хотелось сказать всем, что эти бандиты погибли не от его рук и что он сам не меньше всех прочих удивлен, что остался в живых.
Но один взгляд на восторженные лица убедил его, что их веру не смогут поколебать никакие слова.
Роксанна махнула рукой в сторону тел.
- Что же нам с ними делать?
- То же, что и со всеми остальными, - ответил он. - Сжечь.
- Гхота с этим просто так не смирится, - заметила Роксанна. - Нам придется покинуть это место. Он вернется и сровняет храм с землей.
- Нет, - возразил Палладий, поднимая странную винтовку, принадлежавшую одному из бандитов. - Это храм смерти, и если этот мерзавец вернется, ему придется на своей шкуре испытать, что это означает.