Происходящее неприятным образом напомнило мне одну историю. Однажды в Глазове мне предлагали купить "хонду", шоссейник, удивительно дёшево. Я тогда был при деньгах и чуть не согласился (уж больно хороша была машина), да меня отговорил Денисыч. "С ума сошёл? - осведомился он, услыхав про моё намерение. - Знаю я эту "хонду". На ней же семь крестов!" В принципе разбиться на мотоцикле - раз плюнуть. Но байк, на котором гробанулись семеро хозяев, это, знаете ли, уже не смешно. Желание приобрести смертоносный агрегат у меня сразу пропало. А года три года спустя другой мой приятель спрашивал совета у меня, мол, не купить ли ему "хонду" из Ижевска? Славный мотоцикл, и недорого. "Это какую? - спросил я тогда. - С семью крестами?" - "Почему с семью? - удивился тот. - С восемью…"
Было страшно. И жутко. И почему-то весело. Мой танковый шлем хлопал ушами на ветру, сердце колотилось в груди, голова, несмотря на опьянение, была до жути ясная. Хотелось смеяться. Милиционеры потерялись где-то сзади.
Кабан покрутил настройку радиоприёмника (в мотоцикле был радиоприёмник, я уже упоминал? нет? тогда упоминаю) и нащупал какую-то радиостанцию. Из встроенных динамиков зазвучала музыка:
My little girl
Drive anywhere
Do what you want
I don’t care
Tonight…
He удивлюсь, если загадочный приёмник тоже подстроился под Кабана и сам нашёл подходящую музыку - Серёга любит "Депеш Мод". Да и песня была в тему, ничего такая, быстрая… Я бы, правда, выбрал что-нибудь попроще, более родное, наше, да и "Маленькая девушка" там была несколько некстати, но на худой конец сгодилось и это. Кабанчик вёл машину артистически, низко наклоняя байк на поворотах и пижонски выставляя колено к земле. Виражи были такие крутые, что дымились покрышки, а на асфальте оставались чёрные полосы следов.
Sweet little girl
I prefer
You behind the wheel
And me the passenger
Drive…
Водители попутных машин не успевали понять, что происходит, когда мы, в грохоте и треске, проносились мимо, оставив позади только сизое облако дыма и отголоски завываний Дэвида Гэхана. Что же касается встречных, то они, по-моему, нас вообще не успевали заметить. Я уже и сам с трудом соображал, и когда впереди показался очередной (судя по всему, заранее предупреждённый) пост гаишников, а Серёга для рисовки малость сбросил скорость, я швырнул им на обочину пустую бутылку и с укоризной погрозил пальцем. Хотел кулаком, но в последний момент постеснялся.
Остановиться мы, естественно, и не подумали.
Километр за километром ложились под колёса. По счастью, Серёга довольно хорошо знал дорогу. Мы ни разу не заблудились, да и многочисленные указатели помогли. Я уже потерял счёт километрам и постам ДПС. А менты, надо сказать, переполошились не на шутку. В нас только что не стреляли. Всё-таки мотоцикл - это не автомобиль. Не раз я думал, что если скрываться от кого-нибудь в городе, то лучше мотоцикла ничего не найти. Классного мотоциклиста в условиях города задержать практически невозможно. Три или четыре машины пробовали ринуться в погоню, - видно, ждали в засаде, - но безнадёжно отстали. Дорогу кое-где перекрыли. Три раза Кабан проскакивал по обочине, один раз - по соседнему просёлку; мне оставалось только изумляться его лихости. На одном посту серые фуражки ухитрились краном выдвинуть на проезжую часть три здоровенных бетонных блока и теперь злорадно поджидали нас, уже приготовив дубинки, наручники, смирительные рубашки и огнетушители (там были ещё пожарная машина, правда, почему-то с раздвижной лестницей, и "скорая"), Кабан лишь крикнул, обернувшись; "Ноги подними!", и мотоцикл, не снижая скорости, влетел в оставшуюся полуметровую щель меж двух блоков - только глушители царапнули бетон. Милиционеры, совершенно обалдевшие, разинув рты остались глазеть нам вослед.
Без малого суточный перегон наш мотоцикл одолел за пять часов. Я даже начал чуть подрёмывать, но, впрочем, быстро просыпался: езда на мотоцикле - хлопотное дело, требующее участия не только рулевого, но и пассажира, и хоть центр тяжести у "харлея" расположен низко, всё равно приходится работать корпусом на поворотах. Упаси бог заснуть. Серёга помаленьку протрезвел и лихачил уже не так оголтело, как раньше. Родные дороги всё сильней напоминали о себе - асфальт всё чаще пестрел старыми выбоинами, разметка то и дело прерывалась, придорожные указатели синели всё привычнее. Мы помаленьку приближались к Перми.
Неладное я заметил не сразу, хотя ещё когда мы проезжали Дюртюли, я вдруг почувствовал, что сидеть мне стало как-то… ну, неудобно, что ли. Некомфортно. Сначала я списал всё это на усталость и похмелье, но потом подумал, что, когда спинка сиденья всё сильнее прижимает меня к Серёгиной спине, а мой колени поднимаются всё выше и вот-вот коснутся ушей, то ни усталость, ни спиртное уже ни при чём. И когда мы проезжали пригороды Перми, последние мои сомнения исчезли окончательно.
Мотоцикл уменьшался.
Нет, на темп движения это никак не повлияло - скорость оставалось прежней, колёса крутились так же быстро, но когда я бросил взгляд на них, от былых шестнадцати дюймов осталось от силы десять-двенадцать. Ситуация становилась критической. Кабанчик, видимо, тоже что-то заподозрил, но, когда я пытался кричать ему на ухо о своём открытии, отмахивался от меня, как от комара, и мрачно давил на газ. Ладно, хоть приёмник выключил…
Моя вина. Серёга, это всё-таки Серёга, - что с него взять? - байкер. А вот мне стоило подумать об этом раньше. В природе, как известно, ничего никуда не девается и ничего не возникает ниоткуда. Чем бы ни был странный агрегат, который мы оседлали, он должен на чём-то работать, где-то брать энергию. На заправку мы не заезжали, а того запаса топлива, которое плескалось при отъезде в бензобаке, не хватило бы и до Стерлитамака: сами понимаете - "харлей", это ведь даже не "Урал", это почти автомобиль, только на двух колёсах, и несчастными пятью литрами тут не обойдёшься… В общем, наш байк пожирал себя со скоростью, прямо пропорциональной уменьшению размеров. Потом я много думал об этом. Если бы Кабанчик напрямую перегонял материю в энергию, это было бы ещё полбеды - мы доехали бы до Перми и не чихнули, но разве ж он до этого додумается? В его понимании топливом мог быть только бензин. Поэтому он просто желал, чтобы бак был полон. Выходило, что наш мотоцикл сам, с огромными затратами энергии творил из себя бензин, а уж его - сжигал, как положено нормальному мотоциклу. Когда мы миновали элеватор, наш "харлей" размерами уже напоминал декоративный мотороллер с колёсами чуть больше банки от селёдки. Бензобак заметно выдался вперёд, нарисованная на нём кабанья морда нависала над дорогой и тянула книзу. Сотрудники ГИБДД на двух последних постах на подъездах к городу даже не обратили на нас особого внимания, видно, уже получили сообщение о крупном мотоцикле и не хотели отвлекаться на мелкую дичь. Ещё немного - и усидеть на карликовом байке вдвоём стало совершенно невозможно, началась чистейшая эквилибристика. Кабанчик задёргал рулём, зашаркал подошвами, мы запетляли, чуть-чуть не дотянули до конечной остановки "шестого" трамвая, свернули на обочину, в дикий и запущенный газон, и повалились под кусты цветущего шиповника, куда-то в пыль и лопухи.
Мотор заглох. Серёга высвободил ногу из-под мотоцикла, снял шлем, оглушительно чихнул, размазал пыль под носом рукавом кожаной куртки и грустно посмотрел на бренные останки нашего "харлея".
- Приехали, - со вздохом констатировал он совершенно трезвым голосом. - А какой был мотоцикл! Мечта. Как думаешь, отчего это с ним?..
- Откуда мне знать? - буркнул я, поднимаясь и отряхивая пыль.
Раскалившийся алюминий цилиндров тихонько потрескивал. Мы уселись на траву. Я стянул с башки осточертевший танковый шлемак, пригладил вспотевшие волосы и теперь, прищурясь, разглядывал садящееся солнце. Серёга закурил. Свидетелей нашего позорного "Another one bites the Dust" оказалось немного, да и те уже ушли или уехали. До Серёгиного дома оставалось три или четыре трамвайные остановки - минут тридцать ходьбы. Можно было отдохнуть. Пятичасовое ралли вымотало нас до предела, и когда, с воем сирен и фиолетовым сверканием мигалок, мимо пролетела кавалькада милицейских автокаров, мы даже не пошевелились. Впрочем, и те не взглянули на сидящих на обочине двух дураков. Наверное, они до сей поры теряются от этого бесследного исчезновения загадочных башкирских лихачей. Мотоцикл за это время вроде как ещё уменьшился и стал совершенно незаметен среди лопухов и высокой травы.
- Включи хоть радио, что ли, - попросил я.
Серёга протянул руку за спину, нащупал там приёмник и щёлкнул выключателем. Полились тягучие звуки "Wild Roses" . Песня уже заканчивалась, вот отшептала свой куплет тонкоголосая Кайли, после чего вступил Ник Кейв:
On the last day I took her where, the wild roses grow.
And she lay on the bank, the wind light as a thief.
And I kissed her goodbye, said, "All beauty must die".
And lent down, and planted a rose between her teeth…
Песня как нельзя лучше соответствовала моменту. Я покосился на цветущий шиповник, почесал исцарапанные руки, с завистью покосился на кабанскую косуху и вздохнул:
- Пошли домой.
- Ко мне? - встрепенулся Серёга.
- Ну не ко мне же…
Кряхтя и охая, мы разогнули ноги, подняли наш минибайк и покатили его вдоль трамвайных путей.
- Знаешь, чем "харлей" лучше девушки? - вдруг спросил меня Серёга.
- Нет, - ворчливо отозвался я.
- Он никогда не скажет тебе: "Дорогой, знаешь, у нас будет маленький, "харлейчик"!"
Мы шли по улице и хохотали самым неприличным образом.
Дни шли своим чередом. Прошла, наверно, целая неделя со времени нашего безумного мотопробега, Серёга занял денег, съездил до Башкортостана, вызволил из автомастерской реанимированный "Урал" и безо всяких эксцессов доехал на нём до Перми, где возвратил приятелю. На вопрос, как дорога, Кабанчик проворчал что-то невразумительное, стащил ботинки, не переодеваясь повалился на кровать и отвернулся к стене. Я всё понял без слов. Тому, кто посидел за рулём такого чуда, как наш волшебный байк, любая поездка на "Урале" или ещё на чём-нибудь подобном причиняет почти физическую боль. Тот, кто летал, не сможет ползать. Я не стал его тревожить - без того забот хватало.
Ближе к следующим выходным в наш институт вдруг завалился Баев, приволок большой балык копчёной стерляди, такую же большую банку тёмного отборного лесного мёда и ящик водки. Он приехал в Пермь по делам, на собственной машине, а я, как оказалось, оставил ему во время достопамятного кутежа свой адрес. Впрочем, все от этого только выиграли - институту вновь в который раз задерживали зарплату, и мы сидели без еды. Выпить всё зараз нам так и так не удалось бы, я позвонил Денисычу и Кабану, и пару дней мы медленно и очень пристойно кутили в обществе друзей и избранных сотрудников, размышляя о природе, о поэзии, о мотоциклах и о бренности всего сущего. Мы с Кабаном старались говорить поменьше, опасаясь ненароком обмолвиться - мало ли, как оно там в Башкирии отзовётся… Фил был посвящён в подробности нашего путешествия, но тоже молчал.
Вопрос неожиданно поднял сам Баев.
- А знаете, парни, - вдруг сказал он, зажевав очередную рюмку водки тоненьким прозрачным ломтем балыка, - я вот одного взять в толк не могу. Вы тот остров помните?
- Какой остров?
- Да остров же! Посереди реки. Ну, помнишь, ты ещё меня туда потащил среди ночи ракушек смотреть?
Баев смотрел мне в глаза. Я покивал:
- Помню. А что?
- Ездил я туда. Уже потом, на прошлой неделе.
- И что там?
- Ничего там. Нет его.
- То есть как это нет? - опешил я. - Вода прибыла?
- Да нет, не прибыла. Обычная вода, даже немного спала. Последние ж две недели жарко было, страсть, вот Белая и обмелела. Скалы, ивы - всё на месте. А островка того нет, будто его и вовсе не было. Я даже сперва подумал, что мы не на то место попали. Потом, смотрю - костёр, бутылки… То самое, факт. А островка нет.
- Может, его увезли? - предположил я. - Подогнали экскаватор (там же мелко) и сгрузили всё на щебень…
- Да не похоже. Колея бы осталась. Не знаете, чего там?
Мы помотали головами. Кабанчик мрачно разлил остатки водки. Баев пить отказался и вскоре ушёл спать на мою кровать, а мы остались.
- Я там был, - сказал Кабан, дождавшись его ухода. - Потом, когда за мотоциклом ездил. Думал, вдруг получится второй "харлей" наколдовать… И ничего не нашёл. Тоже подумал, что вода прибыла. Все камни на берегу перебрал, две бутылки водки выпил… Без толку.
Он махнул рукой, залпом опрокинул свой стакан и потянулся за закуской.
- Слушай, - вдруг обернулся ко мне Денисов.
- Да?
- А ты сам-то что об этом думаешь?
Я пожал плечами:
- Ничего не думаю. Не знаю. Если рассуждать логично, мы нашли какую-то штуковину, какую-то субстанцию, которая способна принимать любую форму, управляемую э-э… ну, скажем, силой мысли. Биотоками или ещё чем-то подобным. Здесь на молекулярном уровне изменения, а может, даже на атомарном. Я понятия не имею, что это и откуда оно там. - Я выпил рюмку и поёжился. - Знаешь, Фил, - признался я, - честно говоря, сейчас мне даже немного страшно об этом говорить. Тогда как-то по фиг было, а сейчас вспомню - и не по себе становится.
- Почему же её раньше никто не нашёл?
- Находили, наверное. Только когда я попробовал тот булыган во что-то превратить, у меня ничего не получилось. Да и у Серёги тоже не сразу вышло, а лишь когда он хорошенько надрался, всё завертелось… Там ещё что-нибудь осталось?
- Есть ещё…
- Разливай.
- Эх, жаль меня с вами не было! - посетовал Фил. - Ну хорошо. Допустим, ты прав. А островок-то куда подевался?
- Да понятия не имею.
Задребезжал дверной звонок. Мы переглянулись, потом одновременно посмотрели на часы. Стрелки помаленьку подбирались к часу ночи.
- Кого там принесло? - спросил я как бы про себя, вставая с кресла. - Вроде наши уже дома…
Звонок повторился. Я встал и поплёлся к двери.
- Кто?
- Открывайте, - раздался уверенный голос. - Милиция.
Я похолодел, однако открывать пока не торопился. Мало ли кто чего скажет…
- Какая ещё милиция? - Я сделал знак Кабанчику и Филу, чтобы подошли поближе. - Здесь институт.
- Милицейская милиция, - добродушно отозвались с той стороны. - Давайте открывайте. Дело есть.
За крепость бронедвери я ручался. Но спорить и перечить милиции (если только это действительно была милиция) что-то не особенно хотелось. Мало ли что, может, им позвонить срочно надо, а в окрестных автоматах гопота все трубки оборвала.
- А у нас ключей нет, - нашёлся Кабанчик. - Мы здесь только сторожим. Завтра приходите.
- Открывай, Кабанов, не дури. - Добродушие из голоса медленно, но верно улетучивалось, нотки обретали звон металла. - Не узнал, что ли? Я это. Там Денисыч с вами или нет?
Фил отстранил меня и шагнул вперёд.
- Сан Саныч, ты, что ли? - позвал он.
- Я. Скажи этим дуракам, чтоб открыли. Холодно же, мать их…
Я отбросил засов. На пороге, слабо освещённый маленькой привратной лампочкой, стоял Сан Саныч собственной персоной. Майор спецгруппы "Тэта" по борьбе с внеземными вторженцами был без формы, хоть и в привычном камуфляже. В руке у него была синяя капроновая авоська, распираемая какими-то колбасами, сырами, хлебом и латунным проблеском консервных банок. Майор был один. Судя по всему, визит был неофициальный.
Сан Саныч шагнул через порог, протягивая руку:
- Ну, здравствуйте. Как вы тут?
- Нормально. - Фил с почтением пожал широкую протянутую длань. - Здорово, майор.
Тот усмехнулся:
- Был майор, да весь вышел. Подполковник.
- О! - вразнобой заголосили мы. - Железно! Круто! Поздравляем!
- Ага. Так что повысили меня. А всё через вас, через бабушек тех.
- Так ты чего, отец, - развязно поинтересовался у него Кабан, - никак звезду обмыть пришёл?
- Звезду мы на работе уже обмыли и высушили, - отрезал он. - Я по делу к вам. Пройду?
Я, нерешительно помедлив, отступил.
- Ну проходи… те.
- Это чья там тачка такая на входе?
- "Бэха"-то? - Я выглянул наружу. - Да дядьки одного, с Башкирии. Заехал в гости. А что? Припарковал не там? Так здесь как будто не запрещена стоянка…
- Нет, со стоянкой всё в порядке. - Сан Саныч уже проследовал в холл и теперь расставлял на столе принесённую снедь. - Что я, гаишник, что ли, за парковками следить? За кого ты меня принимаешь?
В холле царила атмосфера тяжёлого бомжатника, мне даже как-то неудобно стало. Всё-таки не кто-нибудь пришёл, а подполковник ФСБ, особый агент, почти Фокс Малдер, инопланетян по долгу службы ловит, а тут - колбасные обрезки, фантики, пустые бутылки, консервные банки, балык на газетке… Газетка сама тоже какая-то подозрительная - "Сокол Жириновского"…
Фил приподнял бутылку:
- Водку будете?
- Потом. - Сан Саныч уселся на заскрипевший стул. - Всё потом. Сначала вы мне лучше про ваш башкирский поход расскажите.
Мы переглянулись.
- Э-э… какой ещё поход? - тупо спросил я.
- Не притворяйся дурачком. Тот самый, ваш поход. На мотоцикле.
Я молчал. Кабанчик тоже как-то разом онемел. Сан Саныч выждал две минуты, потом полез за пазуху, вынул оттуда пачку сложенных вчетверо листов бумаги, отпечатанных на принтере, плюнул на палец и перевернул первую страницу.
- Значит, так, - сказал он. - В июле вы на Белую отправились. На "Урале". Так?
- Ну, так, - нехотя признал я.
- Правый цилиндр у вас полетел? В Стерлитамаке в мастерскую за ремонтом вы обращались?
- Ну, мы.
- Обратно, когда на "харлее" драпали, - тоже ваша работа?
- Ну, наша. Только мы не на "харлее"…
- Какой "харлей"? - поддакнул Кабанчик. - Не было "харлея".